Любовь без розовых соплей

Пролог

– Почему идиотизм? – за толстыми линзами очков глаза приятельницы становятся совершенно круглыми, как у разбуженной не вовремя совы. – Ощущение влюбленности – это… это…

– Это работа гормонов. Разбушевавшийся инстинкт размножения. И когда говорят “химия любви”, имеют в виду именно это, – пожимаю я плечами. – И если честно, мне непонятно, как могут взрослые адекватные люди верить во все эти бабочки в животе? Мы что, единороги, что кушают радугу и…

– Да как ты… Ты звучишь как…

– Как мужчина? Ага. Потому что как раз они, мужчины, над нашими девичьими охами и вздохами глумятся только так, – я выдыхаю тонкую струйку дыма в открытую форточку на кухне. – Поверь мне, девушке, работающей в исключительно мужском коллективе. Уж я наслушалась и баек, и анекдотов… – я делаю пальцами знак кавычек в воздухе, – из жизни. Мужики не влюбляются. Они хотят, у них встает, они вожделеют, а заодно оценивают кучу параметров. Еще вот дружить они умеют с теми, на кого не встает, а романтические бредни – удел исключительно глупеньких “фиялок”, зачитывающихся любовными романами.

– Говоришь, не просто как мужик, а как… полный козел при этом. И работаешь с такими же. Тебе сахар в кофе класть? – Горячая чашка с шапкой пенки аккуратно придвигается к моему краю столика.

– Не. Я кофе пью без сахара, чтобы его натуральный вкус не портить. – Я возмущена такой оценкой моих коллег, классных ребят, но решаю уже не кидаться на их защиту. Мне и этого разговора за глаза достаточно, чтобы подпортить настроение. – Ты замуж по любви выходила? По великой? Единственной и неповторимой?

– Разумеется! – возмущается подружка и по совместительству добровольный психолог, непонятно с чего решившая, что мне нужна ее помощь.

– И где твой любимый муж? – дергаю вопросительно бровью.

– Ну… не сложилось. Так бывает. Но это не значит, что…

– А бабочек ты перед этим как, ловила? Конфетно-букетные восторги коллекционировала? – Я делаю глоток и зажмуриваюсь от удовольствия. Кофе Наташа варит божественный. Вот где бабочки порхают и сердце аж в горле бахает.

– У нас все было замечательно и романтично. Все как у людей – и свидания, и подарки, и предложение на коленях, вообще… Нормально все было. Но мы же сейчас не об этом!

– Именно об этом. Слушай, ну вот ты считаешь себя продвинутым психологом, о карме рассуждаешь, берешься курсы вести, с людьми работать, а свою-то жизнь ты обустроила? Ты прости, я сейчас прозвучу жестоко, возможно, но, чем разочаровываться, лучше не очаровываться – ни людьми, ни ситуациями, ни, тем более, отношениями. И я готова обратиться к семейному психологу, по которому видно, что как раз с семьей у него все в полном порядке. А у тебя: мама в разводе с отцом, ты в разводе с мужем, дочка твоя, выскочив замуж в восемнадцать по великой любви, уже родила двоих от ровесника, который не зарабатывает ни хрена и, как ты сама говорила, похоже, начал погуливать. В чем прикол? Чему ты учишь в семейных отношениях? Терпению? Взаимопониманию? Умению находить компромиссы? Трезвому взгляду на ситуацию? Ответственности за собственных детей, в конце концов? А где все это тогда в твоей семье?

– Вот сейчас было обидно, – она отворачивается и с преувеличенным вниманием разглядывает календарь на стене.

Я снова делаю глоток кофе и пожимаю плечами.

– Натусь, прости, ты хотела вывести меня на откровенный разговор о семейных ценностях и моем отношении к любви. И он есть у тебя – я говорю откровенно, потому что надеюсь, что ты оценишь мою честность. Я не очарована тобою. Не потому что ты плохая, ты классная баба, рили. И я многому у тебя учусь. Но, блин! Сними ты уже свои розовые очки. Я на десяток лет младше тебя, а мне кажется, что нас поменяли местами. И потом, я ж не говорю обо всех. Я говорю только о себе. Мне не восемнадцать, в конце-концов, и у меня были мужики, разные. Не то чтобы прям много-много, но были. И то самое воспеваемое тобой состояние влюбленности я тоже пережила. Однажды. Но мне не понравилось. Потому что вот эти вот розовые сопли, прости за грубость, только мешают. Замутняют трезвый взгляд на человека, превращая все его недостатки либо в достоинства, либо в неважные мелочи. А потом проходит пару месяцев ежедневного сосуществования на одной территории – хорошо, если отдельной, а не вместе с его или твоими родителями – конфетно-букетный период заканчивается, и хоп – получаешь на выходе вместо крутого брутала, обещавшего носить тебя на руках, стремного пацанчика, ноющего, что борщ не так хорош, как у его мамули. Не, нафиг такое счастье?

– То есть ты хочешь сказать, что ты могла бы построить семью с мужчиной, все недостатки которого будешь ясно представлять? Прям вот все до единого? И что, даже любить его не обязательно?

Фейспалм. Я хлопаю ладонью по лбу от невозможности объяснить что-то тому, кто считает себя умнее и опытнее тебя. Подруга неисправима в стремлении окрасить отношения с мужчиной в розово-золотистые цвета. И порхать бабочкой до первой ссоры.

– Натуся, я не говорю о том, что голый секс может служить прочной основой для отношений. Но если у тебя с мужиком совпадают ваши санитарно-гигиенические нормы… – я кручу в воздухе руками, пытаясь подобрать верное слово, – жизни, и если при этом вы удовлетворяете друг друга в сексе, то вы проживете долго и счастливо. И для этого не нужны никакие дурацкие слова на букву “Л”, никакие бабочки и никакие сю-сю-му-му. Заметь, я при этом не упоминаю еще одно дурацкое слово – на букву “Б”.

Приятельница в очередной раз выпучивает глаза.

– Я про брак. Короче, ни в любовь, ни в институт брака я не верю. И тебе не советую. Зато я верю в разумный подход к выбору партнера и множественный оргазм. Кстати, отличный тост. Я б под такой даже выпила. Тащи свой коньяк.

И пора закруглять этот разговор.

Иначе… иначе я сама поверю, что во время той ночи, которую я не должна была допустить, в моем животе все же порхали гребаные бабочки.

Глава 1

– Как, говоришь, твоя фамилия? Милишь, Мулешь?..

– Малышева. Ольга Малышева.

– Не, не выговорю. Будешь Джинджер.

В переводе ближе всего – Рыжик, Рыжуля. В принципе, ничего странного или страшного. К такому прозвищу я привычна и в русском варианте.

– Каждое утро начинаешь со сводки по нефтерайону*, да. Отгружены, у причала, на рейде, на подходе. Полный список, да. Уточнять цифры накоплений не только на нефтебазе, но и у всех грузоотправителей, да. У агентов постарайся выяснить, кто сюрвейер**, да. В восемь по Москве сводка должна быть отправлена всем клиентам, да. Да?

Я лишь киваю головой, вылавливая в речи нового босса знакомые слова: рейд, подход судна, грузоотправитель… Повезло мне, что перед этой работой я успела пополнить свой активный вокабуляр морской лексикой. Потому что без таких специфичных терминов я бы этого угрюмого типа не поняла от слова вообще.

– После сводки занимаешься всеми полученными накануне отчетами от инспекторов из наших филиалов, да. Шаблоны отчетов для головного офиса я тебе кинул на почту, там для каждого филиала свои, в зависимости от нефтепродукта, да. Лицензия есть?

Я даже не сразу понимаю, что это уже обращенный ко мне вопрос.

– Эм, лицензия? А, поняла, водительские права. Нет, к сожалению. Водить умею, а прав нет.

– Получай в ближайшее время. Если до конца испытательного срока не организуешь, я тебя не утвержу в этой позиции, да.

Мой новый босс – хмурый, лохматый британец. Весьма колоритный, надо сказать, типок. Выгоревшие на солнце, вьющиеся, слегка спутанные волосы длиной почти до лопаток забраны в небрежный хвост, длинные усы, переходящие в бородку, золотая серьга в левом ухе, массивная цепь с огромным медальоном – якорь, сердце и крест – виднеются на широкой волосатой груди. Джинсы рваные, ботинки с металлическим носком заляпаны какими-то темными пятнами – и мне их прекрасно видно, потому что обутые в них ноги лежат прямо на шефском столе, сантиметрах в тридцати от моей руки. Фланелевая рубаха неожиданно нежного розово-сиреневого цвета с закатанными рукавами, из-под которых видны другие «рукава» – драконы, розы и еще какая-то непонятная мне символика. Стивен Блэтчфорд, операционный менеджер, бывший английский моряк, нынче второй человек в совместной российско-английской сюрвейерской компании, правая рука директора, на первый взгляд выглядит как то ли бомж, то ли цыган, то ли пират, то ли бывший байкер.

– Пропуска на район, на нефтебазу, на загрансуда на тебе, связь с городским офисом и лабораторией тоже, да. С головным даже не вздумай сама разговаривать, все только через меня. Там такие говнюки сидят, одну цифру после запятой перепутаешь, потом мне лопатой разгребать придется. Вопросы задавать мне не стесняйся, облажалась – признайся, вздрючу, но прикрою. Будешь юлить и врать – нахрен пойдешь, да. Да? Все понятно?

– Э-э-э, несколько слов не поняла, но в целом идею уловила.

– Ну, считай, собеседование прошла и можешь приступать к рабо… Твою мать, придурок! Чертов козлина! Гребаный гандонище!

Стив срывается с кресла и кидается к стоящей за моей спиной рации – вот уж пережиток прошлого. Но, как мне успели объяснить, на нефтерайоне запрещено использование мобильной связи, а вот на рации этот запрет не распространяется.

– Док-два Хиппи, прием. Хиппи, чертов ублюдок, отвечай!

– Здесь Хиппи, Док-два.

– Сколько контейнеров для проб ты взял?

– Как всегда, Стив.

– Как всегда? Балбеса кусок, ты на мазутчик*** пошел, а взял десять штук, как для сырой нефти!

– Уй, черт… Сейчас вернусь.

– Иди работай, членоголовый, тебе новенькая все сейчас притащит.

Новенькая, как понимаю, это я. И что-то тащить по причалу в замшевых туфельках на каблучке придется тоже мне.

Ну… зато пахнет детством. Моя новая работа пахнет… детством.

Мне, дочери капитана дальнего плавания, запах нефти напоминает о самых счастливых днях той беззаботной поры – папа пришел с рейса, мы с мамой у трапа, такие нарядные, в предвкушении встречи после многомесячной разлуки, морской бриз, в котором смешиваются запах соленой воды и паров нефти, горящие радостью глаза отца… Дополнительные, не учтенные в трудовом календаре праздники семьи моряка – он дома!

Наш офис на нефтерайоне стоит отдельно от основного здания. И это отнюдь не офисное строение. Скорее два вагончика-бытовки, обложенные кирпичом. Маленький такой домик, приютившийся почти на самом краю пирса. Крохотная кухонька, на которой с трудом могут развернуться двое, такая же крохотная спаленка с двухъярусной кроватью для тех, кто работает в ночь, небольшой тамбур, выполняющий заодно роль кладовой, и, собственно, офис – помещение с тремя столами и офисной техникой. Небогато вроде бы, но тепло, сухо, компания кормит за свой счет и доставляет к месту работы. И зарплата неплохая, и даже очень. А еще море. Море, которое ты видишь, оторвав взгляд от экрана рабочего компьютера. И плевать, что шеф матерится через слово и орет по поводу и без. То ли потому, что матерится он не на моем родном языке, то ли потому, что, несмотря на общий хмурый вид, он действительно яростно защищает всех тех, кого взял в свою команду – перед первым рабочим днем я постаралась выяснить максимум возможного о людях, с которыми мне придется работать.

С этим мы точно сработаемся.

Взгляд у него… правильный взгляд. Не тот, который восторженные девицы называют “голодным мужским” и который жаждут ощущать на себе – фу-у-у, я вас умоляю, только не на работе! – а взгляд на равного, на партнера, на того, с кем ты трешься бок о бок каждый день, с кем нет ни сил, ни желания, ни необходимости казаться кем-то другим, а достаточно быть просто самой собой. Такой, какая ты есть без макияжа и в любом настроении.

Найти работу в нашем небольшом городке не так уж и просто, вакансию с английским языком, при этом не в школе – еще сложнее, а уж устроиться в компанию, где трудятся иностранцы, да не один, а сразу четверо – и вовсе предел мечтаний. И вовсе не для того, чтобы влюбить в себя заморского принца и укатить с ним в безоблачную жизнь. Об этом пусть мечтают молоденькие глупышки. Я так долго и упорно искала нечто подобное исключительно ради того, чтобы знание языка, владение которым твои преподаватели оценили высшим баллом, стало реальным. Ибо без настоящей языковой практики ты максимум можешь разучивать стишки и петь глупые песенки с первоклашками в средней школе, и не более того.

Поэтому простите меня, мои любимые туфельки. Похоже, сегодня вам придется несладко.

– Эй, Джинджер! Без каски не смей переться на причал! Оштрафуют за нарушение техники безопасности!

В общем, красавица, да и только.

Я, что называется, зуб даю, новый шеф мысленно угорает, глядя на то, как его новая сотрудница – то есть я – одетая в строгую офисную юбку, шелковую белую блузку, лодочки на невысокой – слава богу – шпилечке, с каской на башке и с необъятными упаковками пустых пластиковых контейнеров для проб мазута тащится по длиннющему причалу.

Первые пару десятков метров я просто злюсь, потом проклинаю и Стива, и себя за то, что не догадалась надеть сегодня хотя бы брюки, потом начинаю осознавать несущийся мне вслед свист матросов с ошвартованного на дизельном причале суденышка. А потом… да просто сама начинаю хихикать над собой. Потому что плюс ко всему по каске громко шлепает первая крупная капля дождя. Еще через три минуты я понимаю, что одним свистом дело может не обойтись. Насквозь мокрая от припустившего дождя блуза становится практически прозрачной, не оставляя места воображению, а тонкая ткань намокшей юбки плотно облепляет ноги, мешая идти.

Чудненько. А до мазутчика еще метров пятьсот, не меньше.

И вдруг сзади меня плотно обхватывают крепкие мужские руки.

* нефтерайон – морской терминал, на котором производят грузовые операции по погрузке/выгрузке нефти и нефтепродуктов

** сюрвей – независимая инспекция количества и качества отгруженного продукта, эту услугу обычно заказывает грузополучатель. Сюрвейер – специалист по этому виду услуг.

*** мазутчик – танкер, на котором перевозят такой нефтепродукт как мазут.

Глава 2

Я спотыкаюсь от неожиданности и выпускаю одну из упаковок с контейнерами, которые весело рассыпаются по бетонным плитам причала.

– Прости, не хотел тебя напугать. Придержи-ка, а то сползет.

Я поворачиваюсь в каком-то плотном коконе, запоздало осознавая, что мне на плечи накинули тяжелую форменную куртку. А тем временем напугавший меня наклоняется и собирает высыпавшиеся из упаковочного полиэтилена контейнеры.

– Ты меня испугал до чертиков, – выпаливаю я, как только парень поднимается. И зависаю на мгновение.

Говорят, глаза человека – окна в его душу. И глядящая сейчас на меня душа похожа на грозовое небо: темно-серые, с тонкими всполохами рыжеватых молний. Никогда таких не видела. Красиво и почему-то немного страшно. Аж мурашки по рукам пробежали. И это не от холода.

– Прости еще раз. Просто ты вымокла вся. Простынешь ведь.

– Надеюсь, что не простыну. Если что, напьюсь дома чаю с брусникой, в морозилке еще есть немного. Но промокла реально до нитки. Чисто русалка.

– Или сирена. Ты поешь?

– Как павлин, – нервно хихикаю я.

– Ну и ладно. Зато наверняка человек хороший. И уж точно честный, – улыбается уголком губ парень. – Меня зовут Данил.

– Оля, – протягиваю ему руку для пожатия, и куртка тут же начинает ползти, прихватывая за собой ткань тонкой блузки. От излишнего натяжения пуговица на груди не выдерживает и выскальзывает из петли. Упс. Хорошо, что бюстик на мне новенький, даже если я и смущена, то хотя бы за белье не стыдно. Поспешно выхватываю свою холодную ладонь из его теплой руки и выпаливаю очевидный вопрос, параллельно запахивая на груди одолженную куртку: – Работаешь на нефтерайоне?

– В “СаусОйле”. Кхм… экспедитором. На судно иду подписывать документы. Нам в одну сторону, пойдем, а то время поджимает, – и он, подхватив вторую упаковку этих чертовых пластмассовых баночек, направляется в сторону нужного мне танкера.

Он идет вроде рядом, но немного впереди. На полкорпуса. И мне прекрасно видны широкие плечи, обтянутые простой светлой футболкой, и отлично прорисованные мышцы спины, которые облепливает быстро намокающая ткань, и крепкая задница в темных ливайсах. И да, куда же без каски и ботинок с металлическими носами.

– Ты же промокнешь. Как ты без куртки?

– Ерунда, не переживай за меня. Сейчас меня греки напоят своим зверским кофейком, а я еще внаглую попрошу плеснуть туда Метаксы. Я кэпа давно знаю, не первый год сюда заходит, – он задирает голову и подставляет лицо дождю. И я снова зависаю. Прямой нос, щетина на слегка впалых щеках, и стекающие по ним дождевые капли хочется… слизнуть. Поймав себя на этой неприличной мысли, я спохватываюсь и зачем-то говорю:

– А я сегодня первый день.

– Оно и видно. В “ФастПойнте”, – даже не спрашивает, а утверждает он.

– А ты как догадался? – искренне удивляюсь я.

– Ты тащишь контейнеры для проб явно на мазутчик, потому что для сырой нефти так много не надо. Мазутчик у причала стоит всего один. И по нашей утренней сводке сюрвейер на нем “ФастПойнт”. Бинго.

Я киваю. Действительно, все логично. Для того, кто во всем этом варится давно.

– И потом, только засранец Стив, дай бог ему здоровья, отправит в такую погоду девушку на причал с пустыми контейнерами для проб.

– Ты его тоже знаешь? Хотя ты тут наверняка всех знаешь. И почему засранец? Мне он показался нормальным.

Серьезно, я не вру. Мне мой босс показался не только нормальным, а еще искренним и честным. И даже грубость его меня не смущает. Лично я предпочту грубоватого, но честного засранца, чем вежливого, но подлого негодяя.

Парень пожимает плечами.

– Он-то нормальный. Когда его узнаешь получше. Но первые пару недель будет тебя испытывать на прочность. Он всех испытывает. Но мне казалось, что с девушками мог бы быть и помягче. Мы пришли, кстати.

Он подходит к трапу ошвартованного судна и, приложив два пальца ко рту, громко свистит, а выглянувшему матросу повелительно кричит на английском:

– Эй, чувак, позови сюрвейера, пусть пустые пробники заберет.

– Оки-доки, шеф, – отвечает матрос и скрывается из вида.

А я снова тайком рассматриваю случайного попутчика, который вот так вот взял и снял с себя теплую куртку, чтобы укрыть ею от непогоды совершенно незнакомого человека. Ладно. Не просто человека, а симпатичную девушку – я не то чтобы нескромная, потому красавицей себя и не называю, но уж симпатичная и фигуристая это точно. Но все равно. Мог ведь просто пройти мимо. Или помочь, но куртку не отдавать. Сам-то теперь стоит под дождем в одной футболке. Стоит и немного устало улыбается.

– Извини, сегодня из меня так себе собеседник.

– Да мы и не на светском рауте, – отвечаю я, а самой почему-то очень хочется, чтобы пресловутого Хиппи, в помощь которому меня отрядили, не нашли как можно дольше. Потому что мне уютно рядом с этим парнем. Даже под дождем. И даже просто молчать.

Хм, странно. Внезапно.

– Хай, Дэн! Стив вроде говорил, что отправил ко мне новенькую, – раздается жизнерадостный голос с верхней площадки трапа.

– Привет, Хиппи. Он и отправил. Изверг. Под дождем, с сорока контейнерами. Спускайся, забирай, у нее по-любому нет пропуска на загрансуда. А мне некогда тащить их к тебе, у меня тридцать коносаментов* на подписание.

– Ага, иду. – Упомянутый Хиппи – блин, им реально всем выдают одинаковые ботинки и каски? – грохочет по металлическому трапу.

Похоже, парень-океан сейчас уйдет, а я побреду обратно под дождем. И буду до конца рабочего дня сидеть в мокром. Эх.

– Я…

– Мне… – произносим мы одновременно.

– Давай ты первая, – поворачивается ко мне Данил.

– Спасибо за куртку. Может, заберешь все-таки?

– Не стоит. Тебе еще в ваш Док-два надо вернуться. Я потом как-нибудь загляну и заберу.

– Буду ждать, – ляпаю я и прикусываю язык.

Черт! Ну на хрена ты это сказала, Леля? Совсем, конечно, не палевно.

– В смысле, заглядывай, конечно. Надеюсь, ты успеешь, пока я на испытательном сроке.

– Думаю, ты его пройдешь, – он трет глаза пальцами левой руки, и я снова отмечаю, что вид у него уставший. Как у человека, что не спал всю ночь. А потом работал целый день. – У Стива нюх на хороших людей. И в свою команду он набирает только таких.

– Ну, хороших людей много, а работать лучше все же с профессионалами, – возражаю я.

– У Стива другая философия. Он говорит, что ему проще сделать из хорошего человека отличного профессионала, чем работать в команде с подлецом даже самой высокой квалификации.

Вот как? Наверное, что-то есть в этой философии.

– Привет, Джинджер, я Хиппи, – радостно восклицает мой коллега и забирает из рук первую упаковку. – Дэн, спасибо, что помог нашей Рыжуле.

– Вообще-то меня зовут Ольга, – поправляю я его.

– Не-а, привыкай к тому, что тебя все будут звать Джинджер.

– Тогда уж лучше Рыжуля, – говорит Данил и вдруг протягивает руку и заправляет мою мокрую прядь за ухо.

Именно в этот момент я замечаю на безымянном пальце его правой руки обручальное кольцо.

* коносамент – основной документ при транспортировке груза морским транспортом. Говоря простыми словами, это расписка капитана судна о том, что он принял на борт груз и несет за него ответственность до момент выгрузки.