Сборник рассказов. Избранное

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Сборник рассказов. Избранное
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

© Анастасия Фёдорова, 2017

ISBN 978-5-4483-7198-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

[битая ссылка] http://algizsoul.ru/

Петля времени. Неугасающая надежда

Миниатюра

Я поднялась с пола и огляделась. Кругом белые, чистые стены, стерильный воздух. Всегда забываю, где я, когда перемещаюсь во времени. Чтобы понять какой сейчас год и день мне требуется несколько секунд. Хорошо, что я точно знаю место, куда попаду.

– Мама! Мама, пришла! – белокурая, бледная девочка, улыбалась лежа в постели.

У нее ишемическая болезнь сердца. Наследственная патология, как у моей бабушки. Но бабушка успела родить мою мать, а после умерла, ей было 20 лет. Я ее никогда не видела. Дочка очень похожа на ее фотографии, особенно когда улыбается.

– Да, я здесь, ну как ты себя чувствуешь? – Я потрогала ее лоб губами и погладила по голове.

– Когда ты рядом, мне лучше. – Заявила малышка, – не уходи, пожалуйста!

– Конечно, я сегодня никуда не уйду!

– Тогда я точно поправлюсь! – ответила девочка уже более бодрым голосом. – Я хочу спать. Посидишь со мной?

– Конечно! – я вновь погладила ее по голове.

Недавно она испытала сильный стресс. Мы толком и не знаем, что произошло, она не смогла рассказать, много плакала, а после, сказала, что забыла. Развилась артериальная гипертензия. В 5-летнем возрасте помочь не смогли даже в Германии. Сегодня ее снова не станет. Сейчас она заснет и больше не проснется. Остановится сердце. А я, чтобы увидеться вновь, буду изо дня в день совершать путешествие во времени, в ее последний день. Сегодня сотый по счету. Я все надеюсь, что именно сегодня она останется жива. Я с замиранием смотрю на линию сердечного пульса на мониторе. Удары все реже, реже. Линия выпрямляется и пищит. Я обычно выбегаю в коридор и кричу: «Врача»! Медсестры бегут с дефибриллятором, делают уже ненужные процедуры. А я наблюдаю через окно, потому что внутрь не пускают. После врач говорит мне одни и те же слова. Вот и сейчас. «Пик-Пик-Пик – —Пик – –Пик – –Пик». Я напряглась.

– Мама! – девочка открыла глаза. Я подскочила как ужаленная, не веря своим глазам. – Мама я хочу есть!

Я обняла ее и заплакала, неужели не сегодня!

Дочь отпихнула меня и снова повторила.

– Мама, я хочу есть!

Медсестра, проходя мимо, заглянула к нам через окно и поставила галочку, в блокноте. Она как-то загадочно посмотрела на меня. И тут я поняла, что мои путешествия во времени закончились.

Фёдорова Анастасия, январь 2016г.

А однажды наступил 1920 год
Фантастика

Жанр: фантастика

Аннотация: Переменчивые видения. Смена поколений в голове девушки, проснувшейся однажды утром. И она уже сама не своя, и мир не тот, и люди не те.


Просыпаюсь однажды утром, читаю заголовок газеты за 1920 год на журнальном столике: «Последние новости». Прислуга в дверь стучит, интересуется, желает ли госпожа чаю с баранками? Поворачиваюсь к зеркалу и застываю, потому что вижу совсем другое лицо, другое тело, которое и двигается по-другому. Вокруг кровать с балдахином, платья, шляпки. И в этот самый момент понимаю, что вся жизнь, весь Интернет, друзья, размышления, чтение книг, велосипеды, рок-музыка – просто приснились. Ничего этого нет и никогда не было. Это все – просто фантазия в голове, сон длинною в жизнь.

Одеваюсь как в тумане, завтракаю, выхожу на улицу. Служанка подает зонтик от солнца. А там лошади с каретами, мостовая, в голове звучит знакомый мотив песни Falling sky. Прогуливаюсь в тишине, нарушаемой лишь всхрапом лошади и доносящимися голосами. Заново привыкаю ко всему, где жила только вчера или век назад. И вдруг кто-то стучит по плечу:

– У вас USB проводка нет лишнего? Свой потерял, не могу с GoPro видосы на ютуб залить.

Смотрю на него как на сумасшедшего, какой ЮСБ? Ютуб? А слова до боли знакомы и вертятся в голове, пытаясь соединиться в целостную картину. Парень пожимает плечами и растворяется в толпе незнакомых мне людей.

Вечером от насыщенных событий поднимается температура, слуги посылают за лекарем. Растирание спиртом, горячий чай с малиной.

А наутро голуби стучатся в подоконник, требуя свежих пророщенных зерен. Собирается дождь. Компьютер, пискнув, загружается.

– Я вас категорически приветствую, – знакомым голосом отчеканивает лицо с экрана.

«Привет», «А вы это чините?», «А у нас сегодня +30», – посыпались сообщения на смартфон.

Улыбаюсь, понимая, что так до конца и не понять, где сон, а где явь. Смартфон… какое старое слово, наверное, из 2016 г. Утренняя порция белкового коктейля выкатывается на кухонный стол из окошка для получения продуктов. Стол медленно растворяется в плотном пространстве. И, проводя сквозь него рукой, понимаю, что меня больше здесь нет. Ты, т.е. я, а есть ли это я? Я-я-я-я… незнакомые звуки сливаются в какофонию и уносятся в открытый космос. Приветливая чернота единения накрыла меня покрывалом. Сбрасывая ненужные оковы тела, расширяюсь, заполняя собой вселенную; а затем сворачиваюсь во вспыхнувшую точку. Ощущаю полное единение с собой, космосом, всеми существами, живущими и жившими в масштабах вселенной, потому что они – это я. Я – то, что есть в каждом из вас. Сознание. Осознание себя. Любовь.

А в этот момент шаман хлопает меня, или то, что когда-то было моим телом, мной, по плечу, улыбается, выводя меня из транса; подкидывает дров в костер, вспыхивающий искорками. Выпускает очередную порцию дыма изо рта, загадочно поглядывая на меня и указывая рукой на звезды. Гармония.

Фёдорова Анастасия, сентябрь 2016 г.

Письмо №2527895—0


Жанр: фантастика

Аннотация: История о девушке, последней выжившей на Земле после катастрофы.


Это мое последнее письмо…

Возможно, кто-то найдет его среди вселенского мусора на этой забытой планете. Конечно, я бы хотела, чтобы его услышали мои близкие. Люди, с которыми мы связаны вещами, такими, как совместные мечты, ветер, который треплет листву на деревьях, небо над головой, с плотными облаками, плещущиеся рыбки в озере. Но нет. Я не имею права даже мечтать об этом, потому что больше здесь никого нет, и уже давно.

В результате техногенной катастрофы я получила то, чего хотела больше всего на свете – БЕССМЕРТИЕ. Но так, как я мечтала. Я увидела конец человеческой цивилизации. Конец света, о котором было принято грезить, слагать легенды, превозносить его в литературной и медиа-среде. Посмотрела бы я на всех вас сейчас, окажись вы рядом со мной. Впрочем, я думаю, нам было бы весело.

Сделал ли меня счастливой полученный дар бессмертия? Первое время, да. Но потом… Видимо, это было одним из условий игры, которую я начала со Вселенной. За все нужно платить. И за бессмертие тоже. Одиночество – моя расплата. Я осталась одна. Все погибли, все живые существа. Вначале я надеялась, искала следы; вдруг кто-то остался еще такой же выживший, как я? Нет. Ни-ко-го.

Сейчас я сижу в бункере. Снаружи идет дождь, черный, как всегда. С поверхности планеты поднимается черная пыль, на небе черные тучи. Смотреть там не на что. Многие дни, годы, я думала, собирала информацию, анализировала, размышляла о вечном. О том, что же будет дальше, но конечной мысли у меня пока нет.

Я живу в уцелевшем убежище. Путешествуя и исследуя территорию после катастрофы, я нашла несколько укрытий, похожих друг на друга, иногда я живу в каждом из них по очереди, некоторые так и остались не открыты. Когда мне бывает что-то необходимо для существования, я просто беру это из другого бункера, либо остаюсь в нем. Хотя в комфорте я уже не нуждаюсь. Я практически ничего не ем. Не потому, что нечего есть, иногда я нахожу какие-то консервы. Открываю, пробую, выбрасываю. Сейчас мое тело работает как генератор энергии. Для существования хватает. Что для меня важно, так это обувь и костюмы спец. назначения для защиты моей кожи. В кислороде я тоже не нуждаюсь. Такое я теперь универсальное существо для сбора сведений, информации; чертова копилка знаний человеческой эпохи и, конечно, собственных мыслей.

Ночи обычно я провожу внутри. Да, по сути, какая разница. И днем, и ночью темно. Правда, ночью температура снаружи опускается до —40. У меня нет градусника, я предполагаю это по ощущениям. Иногда я отключаюсь, выпадаю из реальности на некоторое количество дней. Несколько раз это происходило вне убежища. Утром, придя в себя, я обнаружила, что моя кожа покрылась ледяной коркой. Я примерзла к земле. Было немного неприятно. Приходило ли мне в голову убить себя, чтобы прекратить этот черный кошмар и не мучиться? Да! Да! Да! Много раз! На кой черт мне это бессмертие, когда я одна? Когда не с кем поделиться мыслями и разделить этот мир? Да хоть чертова улитка, птица! Не-е-е-е-е-е-е-ет.

В результате проведенных здесь лет я достигла многого. Эти полученные знания и опыт останутся со мной навсегда и помогут мне в последующих моих проявлениях, если это будет возможно. Игры с сознанием, осознанные галлюцинации и выход во вне… в космос? Может быть. Я не уверена. Никакой формы жизни, энергии ни здесь, ни там я не нашла. Я уже не задаюсь вопросом «зачем все это, сколько мне здесь еще находиться?»; я просто продолжаю делать то, что могу делать здесь, в настоящих условиях. Извлекаю максимум из всего.

Музыка… Музыка… картины, что это? Я забыла. Нет, конечно, не забыла. Этого здесь нет. Звуки и свет поглощаются. Все вокруг черное. Это мой самый яркий кошмар, который я бы могла себе представить, но я научилась воспроизводить музыку, краски внутри себя, в своем сознании. В такие моменты я сознательно отключаюсь и, если бы кто-то хотел меня убить во время сей медитативно-синергетивной практики, он бы легко это сделал; но как я и говорила: здесь никого нет – раз, я бессмертна – два.

 

Что вообще произошло? Я не помню. Сложно сказать. Конечно, человечество развивалось, как это обычно бывает. Гонка вооружения, череда катастроф, взрывы, войны, дележ территории и прочее. А затем я очнулась в плотном шаре черного газа. Похоже, я провалялась в нем несколько дней без сознания, не помню, что произошло. Когда я пришла в себя, все уже было черным, серым, бесцветным.

Я не сразу поняла, что теперь я бессмертна. Вначале искала еду, воду, тепло по ночам, но, поголодав несколько дней и не умерев, я поняла – все. Что я почувствовала? Ни-че-го. Словно злой джинн выполнил мое желание. В убежище есть что-то вроде саркофага, в котором можно погрузиться в анабиоз. Я думала. Изучала и сейчас, я приняла решение. Я лягу в него и усну. Я устала познавать этот мертвый мир. Кажется, эта чернота проникла в меня. Я не буду устанавливать таймер пробуждения. Возможно, если не сгнию, пролежу в нем ни одну тысячу лет, пока меня не откопает новая цивилизация, и я увижу ее следующий закат.

Я установила на всех бункерах, которые смогла найти, передатчики, они будут посылать в космос сигнал SOS. Посмотрим, что из этого получится. Все свои письма я перевела в удобный для восприятия формат. Их копии находятся во всех бункерах. Возможно, они кому-то пригодятся, или мне, если вдруг я потеряю память после пробуждения. А нет, так канут в небытие, но мне все же этого бы не хотелось; поэтому буду надеяться.

Как я уже это говорила, мой бункер ежедневно, беспрерывно сигнализировал SOS, но прошло уже много лет, и ответного сигнала не поступало. Возможно, он долетит через миллион лет до другой планеты, и мне вышлют помощь. Но нет, всего лишь фантазии.

Пора.

[Скрежет, треск, громыхание].

Снаружи раздались удары. Заскрежетали чьи-то когти по двери, послышался хрип. Дверь бункера отлетела в сторону. Неизвестные существа, словно давно уже знали, как это делается, сняли блок с саркофага. Туман. Сложно понять, что это или кто это. Я берусь за протянутую мне руку или конечность. Яркая вспышка ослепительного света…

Я не знала, что режим таймера «без пробуждения» запускает автоматическое уничтожение через 10, 9, 8, 7, 6, 5, 4, 3, 2, 1…

Саркофаг разлетелся на множество мельчайших частиц. Яркая вспышка осветила беспросветный черный мир… Единственная вспышка за последние сотни лет…

Проект «Планета Земля» был закрыт и засекречен. Больше подобный эксперимент не повторялся никогда.

Фёдорова Анастасия. 2015—2016 гг.

Механика сострадания


Жанр: фантастика

Аннотация: История А-316 (девушки-робота) и ее создателя, решившего с помощью неписаных законов расширить человеческие возможности познания этого мира. К несчастью, он сам стал жертвой эксперимента, о последствиях которого не мог и предполагать.

Пролог

Лампочка мигнула, заскрежетала, выхватывая из темноты два силуэта в объятиях друг друга.

Вспышка.

Мужчина с аспидно-синими губами, обнимающий механического монстра с женским лицом.

Вспышка.

Стеклом на стенах застыли бурые капли.

Вспышка.

Монстр щерится отражением в глазах наблюдателя.

Рычание? Послышалось. В когнитивном диссонансе, разрывающем грань понимания случившегося, царили страх и умиротворение. Липкий ужас поднимался по позвоночнику случайного свидетеля. Лихорадочно в очередной раз он набирал номер на телефоне в месте, где обрывалась связь с цивилизацией. «Абонент временно недоступен», – механическим голосом повторял смартфон. Откуда-то издалека, как в тумане, доносилось до его слуха: «Выводим, выводим, высылаем группу спец. назначения. Он нужен нам живым».

Из-за угла выпорхнула голограмма девушки. Грациозность и легкость движений восхищала и притягивала взгляд. И он на мгновение забыл, зачем пробегал пальцем по экрану смартфона. Из динамиков запоздало грянула музыка.

Глава 1

В просторном светлом зале для конференций журналисты лениво задавали стандартные вопросы светочам науки. Новые презентации, видеоролики, диаграммы, модели, схемы шли нескончаемой чередой. Мужчина в черном костюме легко вбежал на кафедру, остановился и поправил бабочку на шее. Известный в узких кругах ученый, подающий большие надежды, откашлявшись, восторженно окинул взглядом собравшихся зрителей. Его пальцы сжали кафедру; улыбаясь, наполнил грудь воздухом и…

Молодой человек рассказывал о своем грядущем эксперименте, проекте, о новых возможностях, которые открывались перед искушенным требовательным исследователем. Речь шла об идее создать совершенный объект – гиноид, обладающий аутентичным взглядом на мир. Объект, способный самостоятельно отличить добро от зла, лесть от искренней похвалы, правду от лжи. Способный восхищаться и сострадать.

На мониторе замелькали диаграммы, схемы, появилась виртуальная модель гиноида – симпатичная, пропорционально сложенная девушка. Журналисты оживились, достали диктофоны, блокноты, ноутбуки и приготовились записывать.

– Вопросы, уважаемые. Теперь вы можете задавать вопросы, – сделав глоток воды и поправив очки, обратился к аудитории Салем.

– Журнал «New». Альберт. Какой национальности будет ваш гиноид?

– В данном случае вопрос национальности не имеет значения, но для удобства я создал белую европейскую девушку.

– Сайт «Новости, культура, спорт». Илья. Она будет испытывать чувство холода, будет реагировать на жару, дождь?

– Безусловно. Зимой она обязательно наденет теплую одежду, не беспокойтесь. Она не будет разгуливать в —30 в летнем платье.

Зал дружно рассмеялся.

– Ну же, еще вопросы!

– Журнал «Новые технологии», Алекса. Что касается ее интимной жизни?

– Ха-ха-ха, о, нет. Я создаю робота не для секс-услуг. Этот вопрос вы можете задать моему японскому коллеге.

– Но вы заявили, что она – гиноид, а не бесполое существо, значит, что-то она должна будет делать с точки зрения полового признака?

– Какая Вы неуемная. Да, она будет олицетворять женское начало в моей лаборатории, будет эмоционально воспринимать мир с точки зрения именно женщины, а не мужчины. Следующий!

– Каким образом вы собираетесь заставить робота оценить все самостоятельно?

– Я буду применять разные способы и методики, тесты. Сейчас, к сожалению, я не могу более подробно рассказать вам обо всем. Вы же меня понимаете, это моя тайна, – ученый загадочно улыбнулся.

– А что касается теста Тьюринга? Он будет применен?

– В данном случае в тесте Тьюринга, как в доказательстве того, что мы имеем дело с человеком, а не разумным роботом, нет. Я ставлю целью доказать, что именно робот, отличающийся от нас, способен адекватно оценить предлагаемую ситуацию и сделать требуемый вывод.

– Какой же?

– Об этом вы узнаете из моей работы.

Еще несколько несущественных вопросов были заданы, и время выступления ученого подошло к концу. По окончании Салем остался разочарован.

«Ну ничего, – говорил он себе, – дождусь первых результатов эксперимента».

***

Одинокая утка описала над озером круг, мечась в поисках своего гнезда, но, не найдя его в который раз, опустилась на водную гладь. Капризный ветер, забавляясь, то перебирал невидимыми пальцами осоку по берегам, то беспокоил подвижное зеркало, безуспешно ища в нем свое отражение. Пронзительную синеву неба затянули мрачные тяжелые тучи. Поверхность озера зарябила. Утка, почуяв беду, укрылась на берегу в камышах. Подул сильный ветер. Заволновалась осота, задергались листья ивы, задрожало озеро. Любопытные глаза всматривались из толщи воды в исчезающие за тучами солнечные лучи. Рот подводного обитателя широко раскрылся, желая проглотить их, словно это может их спасти. Вдруг перед его носом неожиданно мелькнуло извивающееся лакомое тельце. Инстинкты охотника сработали молниеносно. Тело бросилось вперед, и скользкий горе-охотник затрепетал всем телом в цепких пальцах рыбака.

– Нам пора! Хватит развлекаться, – раздался голос из-за спины.

– Подписали накладную?

– Да, документы в порядке. Поехали.

Сом, извиваясь, выскользнул из ослабших, отвлеченных рук и беспрепятственно плюхнулся в свою стихию.

Коробки с материалом, необходимым для проведения эксперимента, загружены в лабораторию. Последовал опоздавший окрик: «Увидимся через полгода!». Улыбка исследователя мелькнула и скрылась за закрывающейся дверью. Салем удовлетворенно потер руки и быстрым шагом направился в лабораторию.

Глава 2

С момента начала эксперимента прошло два года. Первая модель была подготовлена и с минуты на минуту ожидала тестового запуска. Салем нажал кнопку на золотистой шее девушки. Колкие мурашки легко куснули за пальцы, перекинулись на кисти, с азартом устремились вверх по руке и, слившись с собратьями, взмывшими на встречу друг другу, достигли губ; вспыхнули в платиново-серых глазах из-под темной волны волос.

– Здравствуй, А-316. Я Салем. Ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?

– А-316 готова, активация прошла успешно. Я вижу и слышу тебя, – мелодичные вибрации достигли его слуха. – Какие будут пожелания, Салем?

Гладкий бархат ее кожи холодил пальцы, аромат нового пластика забрался в ноздри и щекотал изнутри острой кисточкой; шелковые волосы обвили руку. Притянув ее к себе, ученый с нетерпением прощупал взглядом немигающие глаза.

– Надо бы добавить эмоций, – вздохнул он, оторвавшись от новой модели. – Что ж, сейчас я включу музыку, покажи мне, как ты ее чувствуешь. Как ты воспринимаешь ее. Ты поняла меня?

– Да, Салем, – ответила гиноид, и, повернувшись к нему спиной, изящно прошла на середину комнаты испытаний.

– Совершенство, – улыбнулся он.

Синевато-черные волны расплескались по белому мрамору плечей. Поясок, несколько кожаных полосок, короткие сапоги и перчатки. Искра вспыхнула во взгляде молодого человека. Нарастающая музыка вплеталась в плавные покачивания бедер. Белоснежная пена, почуяв свободу, бросилась навстречу стально-синему небу. Заволновалась морская гладь, завидуя ее легкости. Волны бились о берег, обнажая бледную золотистость островков. Вихрь закружился по побережью, взмывал, падал, снова взмывал, затягивая время, искажая пространство, перемалывая и выбрасывая наружу птиц, имевших наглость попасть в его власть. Графитово-черные волны накатывали и разбивались вместе с ними. Мощные удары сердца Салема гнали по венам багровую реку, сжимающую тело плотными горячими кольцами. Запах разогретого пластика ворвался в ноздри, возводя тонкую грань между реальностью и его фантазией, охлаждая пылкость возбуждения.

С последними нотами А-316 замерла. Правая нога каменной колонной упиралась в пол, бедра потянулись, увлекая за собой одну руку, а другая, борясь с искушением присоединиться к сестре-близнецу, устремилась ввысь к туману облаков, чтобы зачерпнуть ладонью шелковую горсть и плеснуть на тело. С касанием шеи гиноида сияние ускользнуло из прозрачных глаз, и изящная статуя украсила серость комнаты испытаний.

Салем выключил свет и в молчаливом восторге вышел из комнаты. Уже было достаточно поздно. Пребывая в отличном расположении духа, он никак не мог заснуть. «Получилось! – восторженно ворочался он в постели, – получилось! – повторял он себе». Он забылся на мгновенье, погружаясь в густую молочно-белую реку дремы и грез, но тут же встрепенулся.


Что-то толкнуло его в бок. Салем открыл глаза. В комнате кто-то был. Но как? Он здесь абсолютно один. Тень в кресле напротив зашевелилась. Салем пошарил рукой, но очки на тумбочке не нашел. Приступ небольшой паники охватил его.

– Она похожа на меня, – звук знакомого до боли голоса резанул пространство и задрожал. Рука, нащупавшая очки, остановилась.

– Жанна? Но как? Ты же…

Салем лихорадочно прокручивал в голове события последних лет. Безжизненная, холодная рука жены, посиневшие губы, гудки в телефонной трубке. Машина скорой помощи. Помутнение в сознании. Месяцы в психиатрической клинике. Тогда его оправдали, списав все на несчастный случай. Но как? Сейчас? Здесь? Жанна?

Тень подалась вперед, и в слабом рассеянном свете ночника он разглядел знакомые очертания лица.

– Жанна, – вновь повторил он и потянулся к ней рукой.

 

Женщина в кресле как две капли воды походила на гиноида: волосы цвета черного янтаря, разрез глаз, гордо посаженная голова, изгибы тела в облегающем платье.

Она улыбнулась.

– Ты, – начала она и вдруг поднесла пальцы к вискам. – Ты, – более хрипло повторила она и упала без чувств на кресло.


Он подскочил весь в поту. Отдышавшись, нашел очки на тумбочке. Бросил взгляд на опустевшее кресло. Никого. Салем отхлебнул из бутылки виски, стоявший на столике, потер руками глаза и откинулся на подушку. Больше этой ночью ему ничего не снилось.


«Я научу тебя – думал он, научу». С началом нового дня продолжился глобальный эксперимент.

– Здравствуй, А-316, как твое настроение сегодня? – улыбнулся Салем.

Гиноид повернулась к нему и несколько раз моргнула. Уголки циннвальдитово-розовых губ разбежались в стороны в ответной улыбке, зеркалируя эмоции изучаемого объекта. Девушка поправила волосы и ответила:

– Здравствуй, Салем. Я прекрасно себя чувствую и готова к дальнейшим экспериментам.

Он остановился.

– Экспериментам? Мы всего лишь исследуем и изучаем. Прошу, проходи, располагайся удобней.

Девушка села в кресло, закинув ногу на ногу, и приготовилась к началу просмотра видеоролика. С экрана монитора на А-316 улыбаясь смотрели незнакомые люди. Пытаясь подражать им, она сымитировала улыбку, при этом выражение глаз, изгиб бровей девушки немного изменились. Следующий ролик показывал более нежные эмоции, черные брови поползли вверх. Подавшись чуть вперед, она наблюдала за страстью, вспыхнувшей между двумя людьми.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – спросил ученый.

– Да, счастье, улыбки, смех, любовь. Все это прекрасно. Я хочу жить в этом мире, – ответила гиноид, восторженно глядя перед собой.

– Прекрасно, продолжаем, – поправил очки Салем.

Кадр со счастливыми людьми неожиданно пропал, оглянувшись на ученого, который одобрительно кивнул головой, А-316 вернулась взглядом к монитору и замерла. Окровавленный мальчик полз, дрожа всем телом и громко зовя на помощь. Пулеметные очереди то справа, то слева долетали до слуха девушки. Каждый раз она вздрагивала, но, словно не понимая, чего от нее хотят, продолжала лишь смотреть на экран. Следующий кадр показывал странный праздник крови, и стаи с барахтающимися дельфинами, а также людьми, которые только что улыбались и любили друг друга. Выпущенные наружу темно-алые, лиловые внутренности, содранная шкура. Нет, эти кадры не вызвали на лице девушки ничего. Ни тени, ни сострадания, ни сочувствия. Лишь удивление? Хотя может ли машина удивляться?

– А-316.

– Да, Салем, – спокойно ответила гиноид.

– Что ты чувствуешь? Что ты ощущаешь при виде полученной информации.

– Я прошу больше не показывать мне данные видеофрагменты. Они нарушают выстроенный мною образ мира счастья и любви, в котором я хочу жить.

– Но эти образы имеют место быть. Они неотделимы от жизни.

– У вас, людей, они, возможно, имеют место быть.

Ученый недовольно покачал головой, сменив ролик. Капли дождя забарабанили по листьям папоротника, ветер трепал мокрые гривы златогривых лошадей, мчащихся навстречу закату, детеныши хищников рычали кусаясь, возясь в своей странной игре. Распускались ночные фиалки, звери собирались к водопою после тяжелого жаркого дня. Улыбка тронула бархатные губы. Естественные природные условия; симфония струн души заиграла на ее лице. Она одобрительно кивала головой. Ученый выключил монитор.

– А-316, ты слышишь меня?

– Да, Салем.

– Что ты хочешь? О чем ты сейчас думаешь?

– Я хочу видеть в этом мире красоту, стабильность, порядок. Я знаю, что многие видят несчастья, боль. Но вы, люди, сами вносите их в свою жизнь, Салем. Вы как слепые котята, копошитесь, царапаете друг друга, кусаетесь, рвете в клочья шерсть, уши. Каждый старается пролезть дальше и выше, чтобы вылезти из коробки, в которую вас, как вы думаете, положил создатель. В мире нет сострадания, Салем. Если животное ослабело, его убивают, либо оно уходит умирать само, никто не будет о нем заботится. Сострадание и жалость придумали вы, люди, чтобы возвысится в собственных глазах и успокоить свою совесть перед другими особями вашего вида. Забота имеет место быть в этом мире, сочувствие аналогично присутствует, но только лишь затем, чтобы облегчить страдания раз и навсегда путем ликвидации испорченного объекта, а не для того, чтобы горевать вместе день изо дня. Вы извратили всю сущность мира и пытаетесь добиться того, чтобы все жили по вашим законам. Когда вам протягивают руку помощи, вместо того, чтобы принять ее и выбраться из пропасти, вы удивляетесь, почему объект беспомощно не горюет вместе с вами.

Салем потер лоб. Как гиноид может принимать такие решения? Возможно, он ошибся в ее программировании?

– Вы требуете от объекта, который не приспособлен для данного действия, невозможного, – продолжала она, – попробуйте заставить рыбу летать, а цветок ходить. От каждого объекта возможно требовать только то, для чего он был создан в цепочке эволюции. Ты хочешь сострадания, игнорируя полностью причину его появления и последствия.

– Я лишь хочу доказать, что оно возможно и является звеном в системе эволюции, А-316, и ты мне в этом поможешь.

– Если бы люди обладали другими органами чувств для познания, то, возможно, ты бы имел понятие о совершенно других вещах, которые тебе сейчас недоступны.

– Помолчи, пожалуйста, – Салем вскипел.

Как гиноид, сроком жизни всего мгновение по сравнению с продолжительностью его жизни, может учить его?

– Что ж, будем продолжать, – произнес он уже спокойнее, – на сегодня достаточно. Пойдем, А-316.

Девушка встала и проследовала за ним к выходу из лаборатории.

Дни сменялись неделями. Тесты, задачи, запахи, музыка. Звуки смеха, рыданий, ярости, отчаянья, пылких признаний, ласковые и нежные слова. Палитра цветов, дождь, радуга, солнце, звезды, лунные дорожки на озере. Гиноид положительно реагировала на красоту, восторгалась чудесами природы, откликалась на созидательные эмоции, но полностью отсутствовала какая-либо реакция на боль, страдания, смерть. Скорее она относилась к ним скептически, как к бесполезной трате времени. Как к чему-то ни на что не похожему. В своем проекте Салем хотел обучить робота не только восхищаться красотой, но и сочувствовать, сострадать тяготам лишения, боли и невзгодам, постигающим живых существ, побудить в ней желание помочь им. Но ничего толком не выходило. Реакция на положительное имела место быть; на отрицательное – не существовала. Ученый опустил свой лоб на замок из пальцев. «Неужели в аутентичном мире нет сочувствия? – задавался он вопросом, в который раз вспоминая их диалог. – Неужели это так естественно, отсутствие взаимопомощи, отсутствие желания помочь, лишь добить умирающего?».

– Я словно бы забыл поставить эмоциональное зеркало, и сигнал идет в одну сторону. Не может же она? Как Жанна – вдруг вспыхнуло имя жены, – нет, это фантазии, – отмахнулся он.

– А-316, что ты есть?

– Я гиноид, имя А-316.

– Чего ты хочешь? У тебя есть свои желания?

– Я хочу видеть в этом мире красоту, стабильность, порядок, – повторила гиноид. – Ранее я уже говорила об этом.

– Но как ты можешь игнорировать составляющие этого мира? Как можно игнорировать смерть, разрушение?

– Это ни на что не похоже, – ответила она, – не похоже.

– Но ты не можешь отрицать того, что является частью нашей жизни, – вновь гнул свою линию Салем.

– Это является частью вашей жизни, но не моей. Люди слишком погрязли в удовлетворении своих амбиций. Вы отказываетесь от созидания, стремясь разрушить все в угоду тщеславия и желания власти. Вы боитесь. Мне же неведом страх. Разве тебе не приятно впитывать капли теплого дождя всей поверхностью своей кожи, лежа в ароматной свежей траве? Подставлять лицо согревающему солнцу, любоваться радугой, слышать щебетание птиц, находясь в объятиях другого человека?

Салем глянул на нее исподлобья и тут же подумал, что глупо обижаться на робота. Да что она знает о его жизни.

– Но что ты предпримешь, если я, например, буду умирать?

– Ты смертен, Салем, ничего. Я не в силах продлить срок твоего существования.

Салем вскочил, подбежал к роботу и отключил гиноида. Разговоры с ней были краткими и всегда сводились к одному и тому же. Только красота и только порядок. Нет жестокости, а, следовательно, нет жалости. Этого для гиноида словно не существовало. Все это человеческие пороки, разрушающие стабильность настоящего мира.

Уставший, выбившись из сил, он с трудом дошел до кровати. Утомление давало о себе знать. Сон не шел, напряженный мозг требовал разрядки. Пара таблеток снотворного и через пять минут глаза сомкнулись, погружая Салема в новый мираж.


Она приблизилась близко-близко, обдавая дыханием его лицо, от которого он и проснулся.

– Жанна, – уже не удивился он. – Ты.

Перламутрово-серые глаза при свете ночника с интересом заглядывали в его глаза, отходящие ото сна. Она наклонилась ближе. Между их губами оставалась пара миллиметров, и он уже чувствовал исходящее от них тепло. Салем потянулся с привычной легкостью, требуя прикосновения. Но она отстранилась, легко, как дуновение ветра.