Край. На фоне неба

© Андрей Драгунов, 2017

ISBN 978-5-4485-2131-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Край на фоне неба

«А времени нет и, возможно, не будет …»

 
А времени нет и, возможно, не будет —
поскольку короткие дни в феврале.
Никто не простит… и никто не осудит —
сиди себе – грейся в квартире-норе…
храни до скончания века бумажку
о том, что ты вправе – здесь – попросту жить…
Стирай в выходные трусы и рубашки,
и пробуй для всех, как бы, просто – не быть…
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
……………………………………………………………………….
Считай поминутно оставшийся возраст,
разжуй обеззубленным ртом многоточья…
тем более – это не сложно – так просто.
Ты жив до скончания века – бессрочно…
разглядывай сумрак, луну через тучи,
сквозь штору, которая не шелохнётся…
до времени… может быть – выбор не лучший,
но в пятнах чернильных – потом – всё зачтётся.
 

февраль 21. 2017 год

Памятка Ангелу

 
Никто тебе не разрешит летать —
без разрешения, без справки о здоровье…
Комиссия, что будет принимать
экзамены, сольёт с мочой и кровью
твои анализы – куда-нибудь в клозет —
кому ты нужен – тень глухой молитвы!..
Купи себе хороший пистолет,
чтоб, если что – спокойно застрелиться…
и стать забвением. Иконой на стене —
не жмурься – от свечей не яркий отблеск…
сожги свою печаль на их огне…
и галочку поставь… за лишний подвиг.
 

февраль 21. 2017 год

«Старый дом красного кирпича на улице Прибалтийской…»

 
Старый дом красного кирпича на улице Прибалтийской.
Время над ним не властно… Погода. Люди.
Никого к себе – постороннего – не подпускает близко —
боится – как бы чего не вышло, когда разбудят
прошлое время, то есть всё то, что было,
что в его кирпичах засохло, как чёт и нечет…
или, как в бане забытое кем-то мыло…
что, не смотря на возраст, о чём-то шепчет…
Иди, помойся! Вода не смывает копоть.
Стены, как кожа, хранят всё, что им досталось…
Только строитель – после – кусает локоть,
сокрушаясь по поводу крыши… Такая малость!..
 

февраль 22. 2017 год

«Вещи есть люди их сочинившие. Вещь …»

 
Вещи есть люди их сочинившие. Вещь —
это только повод не умереть до срока,
то есть, не быть забытым… не камнем лечь
в тёплую воду – в ванну, где не глубоко…
Сумма предметов, что окружают нас —
только попытка времени – сохраниться,
то есть, как можно дольше радовать глаз…
или, в конце концов, только просто сниться,
не раздражая зрение и зрачок —
не возбуждая ярким своим свечением…
Дверь закрывается медленно… и молчок
о всём случившемся – дальше – без продолжения,
без каких-то подробностей – для зрения и языка,
для соглядатаев, что, как всегда – на вырост
в этой местности, созданной для дурака,
который, если не в бой, то с вещами – на вынос…
и куда-то подальше, чтоб больше не видеть, не знать —
вещь – это только – не утонуть в сортире —
старом, изгаженном… Где же теперь, твою мать!.. —
все эти сказки о лучшем загробном мире,
где эти вещи – всего лишь предмет для молвы —
скажешь – услышат, не скажешь – забудут досрочно…
Слушай, хозяин, про вкус слишком сладкой халвы…
не удивляйся, однако, что возраст просрочен.
 

февраль 22. 2017 год

«Полоска неба только утром …»

 
Полоска неба только утром —
светла, прозрачна… не тревожна,
когда потом ежеминутно
она твердит о смерти – сложно…
……………………………………………………
……………………………………………………
……………………………………………………
…………………………………………………….
поскольку – ни луча, ни света —
потом, весь день, до потемненья —
естественного… и ответа —
на давешнее выступленье —
по радио, что кто-то умер
и с почестями похоронен…
а в телефоне длинный зуммер
твердит, что пятница сегодня —
пора готовиться к шабату —
попить, поесть и… усомниться,
что были в чём-то виноваты —
все те, кого ты помнишь лица…
и их слова про понедельник,
что тяжек будет труд напрасный…
полоска неба в воскресенье
обрадует свеченьем красным.
 

февраль 23. 2017 год

«Странное место, но, почему-то, здесь хочется жить…»

 
Странное место, но, почему-то, здесь хочется жить.
Переходить дорогу в неположенном месте и по ночам – не выть —
спать, плотно спрятав голову под подушку
и не бояться, что под утро кто-нибудь тебя задушит
или пристрелит, как бешеную собаку…
Странное место, но хочется жить здесь, однако!
Ковыряться в носу или в ухе безымянным пальцем —
потом, в итоге, сомневаться – а что же дальше…
будет ли утром завтрак и чёрный кофе —
и сколько с тебя за это, в итоге, спросят…
Место, которого больше на земле – не сыщешь…
где тебя по имени – теперь – знает каждый нищий.
 

февраль 23. 2017 год

Январь 1880 года

 
Первого января одна тысяча восемьсот восьмидесятого
Анна Григорьевна слегла с тяжёлой простудой.
Фёдор Михайлович семенил по комнате и бормотал что-то невнятное
и, как всегда, надеялся только на чудо…
Микстуры, выписанные доктором – не помогают.
Анна Григорьевна дышит, как при обыске Митя,
или сам Фёдор Михайлович, который ещё не знает,
что жизни осталось одиннадцать месяцев… и луна в зените
его вдохновляет капельками чернильными —
звёзд на небе… На земле – чёрная долговая яма…
а Анне Григорьевне хочется пирожное ванильное…
не болезнь, а какая-то новогодняя драма…
и сиротливые мальчики бегают куражатся под окнами —
как бы чего не вышло с их-то энергией,
с их способностью делать жизни короткими —
в любой день недели, кажется… и в воскресение.
В тишине страдания, один на один с неприятностями —
только и остаётся, что сочинять бессмертие —
под микстуры от кашля, под пакетики со всякими гадостями —
для больной Анны Григорьевны… странные действия —
доктора – как пальцем сухим по стеклу оконному —
тянешь полоску со скрипом – до нервной колики,
до конечной точки, тебе одному знакомую,
где только память, а не кружки… треугольники…
бабочки… Между створок спрятавшееся будущее —
смотришь и видишь – как вытекает прошлое —
в твоё настоящее, где в ожидании лучшего,
всё-таки знаешь – ни чего не будет хорошего…
ничего не будет! Сморщинишься, как мочёное яблоко,
рядом с Анной Григорьевной, что доподлинно всё зафиксирует,
застенографирует… съесть его надо бы —
это яблоко, но как-то мимо всё… мимо.
В январе, когда впереди – только год – не более —
хочется выспаться, спрятаться, стать недосягаемым
для чьего-то внимания, для чьей-то злой воли,
даже для родственников, что раздражают своим роптанием
по любому поводу… Всего только год до вечности!.. —
это как рукой дотянуться вечером до книжной полки,
взять томик Пушкина… вытянуть пару звёзд из млечности…
и сосчитать все иголки у новогодней ёлки
и стеклянные шарики с ангелами нарисованными…
деньги в бумажнике – хватит ли дожить до получки…
Анна Григорьевна из-под одеяла голову высовывает —
Фёдор Михайлович, миленький, хочется очень супчика…
а ему ещё убивать Карамазова старшего,
разбираться с долгами собственными перед издательством…
а его постоянно кто-нибудь про здоровье спрашивает —
Как живётся, Фёдор Михайлович… но всегда с подвохом и
издевательством.
…и январь не способствует хорошему настроению.
В доме пахнет ладаном, какими-то травами, лекарствами…
история – и на бумаге, и в жизни – требует продолжения…
не обещая, при этом, правда – небесное царствие.
 

февраль 27. 2017 год

«Дотянуться до форточки и открыть…»

Евгению Примакову, с любовью

 
Дотянуться до форточки и открыть.
Стать опять свободным, увидеть воду,
что совсем растаяла за выходные. Плыть
через залив на остров… или куда угодно —
куда соглашается лодка, пока светло,
ибо в ночное время – ни дна, ни неба —
не различимо мёртвое полотно —
куда б ни глядел ты и, где бы ты не был…
целую жизнь до этого – целый век,
как говорят, когда наступает старость,
так как только тогда и радуется человек,
что ему немного уже горевать осталось…
Дотянуться до вечности, тронуть её рукой…
или – только облако – потрогать – лишиться пальцев —
прикосновением и… обрести покой,
поскольку больше не нужно быть постояльцем —
в этой местности… и спрашивать каждый раз —
Где здесь выход – страждущему – на волю,
кто завершает начатый мной рассказ?..
Не тот ли, кто теперь только сам с собою
и разговаривает… Форточка… не дрожит стекло.
Время – не то что замерло – ждёт погоду,
как предпоследнюю радость, которую унесло —
вместо тебя – в назначенную свободу.
 

февраль 28. 2017 год

«Из трёх товарищей уже ни одного…»

 
Из трёх товарищей уже ни одного…
Теперь не спросишь – кто из них был первым
в недлинном списке… Длинное пальто
хлестает по ногам… серпом по нервам,
воспоминаниям… Не вымоленный грех,
как фотография – на дне пальто, в подкладе —
в морщинах ткани, что живее всех —
не вытерта, не скомкана, как память —
переживанием о том, что никого,
кроме тебя, кто мог бы что-то вспомнить
и рассказать, как фото из пальто,
о времени и о себе – сегодня,
хотя бы вкратце – удовлетворить
чужое любопытство и… зевоту
соседского кота, что будет жить
и дальше здесь, где вечные заботы —
о будничном… и кроме – никого.
Кот ловит тени съехавших соседей.
Я наполняю миску для него
какой-нибудь едой… Так всю неделю.
 

февраль 28. 2017 год

За неделю до похорон

 
Стягиваю рубашку с больного тела…
кое-где присохла, раны ссыпаются на пол…
Собираю веником медленно и неумело…
жизни осталось мало, как кот наплакал.
Ты уходишь медленно, мучаясь ежедневно —
только своей беспомощностью – не болезнью…
и мечтаешь уехать куда-нибудь – непременно,
чтобы не видеть того, кто будет последним…
В понедельник кажется, что не всё окончательно плохо…
даже манная каша утром – не худший завтрак…
с соболезнованиями только – постоянно морока…
и одиночество подкатывает внезапно,
как пивная бочка на площадь от градоначальника —
хочется выпить, но вычтут потом – с три короба…
и плюёшь – от злости – в самое дно умывальника —
всё равно, что в колодец, куда отправился по воду…
Каждый день – точно выкидыш… травишь себя таблетками,
окунаешься в ванну, чтобы не пахнуть падалью…
пробуешь самостоятельно управляться с салфетками,
вытирая кашу, что мимо рта нападала…
трясущейся правой – левая – с сигаретою,
иногда со стаканом – чего-нибудь очень дешёвого —
на что осталось от уплаты за комнату с видом на реку…
всё остальное, как раньше – слова только новые —
о происходящем… Немыслимое сочетание —
целой недели жизни с никчёмной памятью…
ты глядишь в окно на лампочки – на ветру – трепыхание —
Вот она, моя бабочка… ты говоришь – знаю ведь.
 

февраль 28. 2017 год

Попытка памяти

 
Пахнет молоком, мясом, прокисшим вином и хлебом…
Уксус не выветривается из комнаты на берегу океана.
Ты вглядываешься в будущее свозь рассечённое небо
и повторяешь – Как странно… как странно… Как – странно!
и твоя не рождённая дочь – в воспоминании,
и повесившийся художник – осенним дождиком —
постоянно отвлекают твоё внимание
от случившегося… Сегодня же —
говоришь ты – уедем… и собираешь рукописи,
от отца оставшиеся – торопишься
побыстрее съехать и быть неузнанной…
так как знаешь, что больше сюда – не воротишься…
не потрогаешь больше хромое облако —
через пень-колоду – в чужих небесах скитается —
поперёк дороги – медленно, боком… и
то ли по глупости, то ли сознательно не возвращается…
и не строит планы на будущее с продолжением…
Девочка маленькая бегает по тёмной кромке
океана, пытаясь предугадать движение
набежавшей волны… Как странно!.. – звучит так звонко.
 

март 1. 2017 год

«Ниже, – говоришь ты, – ниже, ниже…»

 
«Ниже, – говоришь ты, – ниже, ниже…
Ближе сядь к холодному огню,
к уголькам седеющим, что дышат —
точно так же, как я говорю…
Медленно – так, чтобы было слышно
каждый вздох умолкшего огня…
Слышишь, не скребутся, даже, мыши,
чтобы ты услышать мог меня…
что-нибудь ответить, если сможешь,
через шёпот угольный – сказать —
что тебя по-прежнему тревожит…
или, вновь, как раньше промолчать,
согреваясь угольным эрзацем —
топливом – из прошлого уже…
Будь – опять – каким-нибудь мерзавцем
с камушком, ограненным, в душе.
Слушай – как шипят ночные угли —
слишком тихо. чтобы распознать,
что там утром – будет и… не будет.
В чьих руках ты будешь доживать».
 

март 1. 2017 год

«Я только одежда для мыслей Твоих и слов …»

 
Я только одежда для мыслей Твоих и слов —
и ни слова больше! Я только Твоя одежда —
слишком потёртая об камни Твоих углов,
но почти ещё целая – маленькая, но надежда,
что не этим всё кончится… и я не останусь гол —
не замёрзну от холода и не сгорю от зноя…
и мне не понадобится какой-нибудь, там, укол,
чтобы согреться длинной, как жизнь, иглою
и каким-то лекарством, что без рецепта врач —
вколет, не думая, вспоров на руке рубашку,
будто бы пашню весной прилетевший грач,
которую трактор немного попозже вспашет…
и вспенится хлебом… Я – только Твои слова…
Никчёмная куртка – одежда – в холодную пору —
видимо бабушка – точно – была права —
с детства дурак – никогда не поднимешься в гору.
Буду растаскивать медленно Твой алфавит
и разговаривать буду Твоими словами —
ведь окружающим похеру – кто говорит…
книги читают по школьной программе – на память…
Мне же – до пуговиц – шляться в холодном пальто,
рекомендуя к прочтению лучшие книги…
Кто я, по-твоему?.. – в общем, наверно – никто!.. —
так – переводчик субтитров в просроченном фильме.
 

март 1. 2017 год