Loe raamatut: «Правдивая история короля Якова», lehekülg 5
Офицер молча смотрел на неё. Хорошо, значит получается. Ещё пара простых фраз.
– На улице совсем темно, должно быть, вы тоже устали.
Стражник осторожно кивнул. Теперь он готов. Это было нетрудно. Но всё же она не выпускала его взгляд. Теперь пару вопросов. Он с ней согласится – и дело сделано.
– Вы же уже всё выяснили, что хотели?
– Да, – он удовлетворенно кивнул.
Дарина заметила, как зашевелились артисты. С лица стоявшего прямо за офицером немолодого мужчины, игравшего сегодня императора, сошло напряжение. Другие тоже, видно, почувствовали, что свободны: кто-то громко вздохнул, кто-то стал топтаться на месте.
Но расслабляться было рано. Стражник должен сам всё сказать, иначе он опомнится и вернётся. Дарина опять поймала его взгляд:
– Что ж, значит вы уходите?
– Да, – офицер повернулся к моментально застывшим артистам. – Я доложу начальству, что всё проверил, что к вам нет никаких претензий. Как и к вашим пьесам. Можете продолжать выступать. Больше вас никто не потревожит. Приятного вечера. И вам, сударыня.
И поклонившись Дарине, он направился к выходу. За ним поспешил второй стражник. Проходя мимо девушки, он сунул ей в руки небольшую книжицу.
Стражники скрылись, поглощённые темнотой улицы, а Дарина осталась наедине с труппой во мраке зала. Последние свечи догорали.
Она видела перед собой пять застывших фигур. Пять пар глаз смотрели на неё, не отрываясь. Глядя на них, она даже испугалась, что не до конца освободила их от отцовского Слова – они выглядели совершенно как статуи.
Дарина уже готова была тронуть ближайшего к ней «императора», как он вдруг зашевелился и заговорил:
– Стражники ушли?
– Да, да, – облегченно выдохнула Дарина. – они больше вас не побеспокоят. Ведь это было какое-то недоразумение? Как хорошо, что всё выяснилось.
– М-да, недоразумение, – промямлил «император», глядя на неё с испугом.
– Я так и поняла. Я просто случайно. Задержалась после спектакля. И услышала. То есть увидела, – с каждым словом она чувствовала себя всё менее уверенно.
По узкому проходу к ней пробрался предмет её обожания, и она сама превратилась в немую статую.
– Можно? – сказал он еле слышно. – Это моё.
И взял из её рук книжку – Дарина и не заметила, что держит её. Он смотрел на неё. Он говорил с ней. Бог спустился с небес и обратил на неё внимание.
Она вдруг ощутила ужасную неловкость.
– Поздно. Извините. Мне пора домой.
Тут ожил «император»:
– Да, действительно поздно. Вы далеко живёте? Вам же нельзя одной.
Дарина испуганно замахала руками:
– Нет, нет, что вы! Я дойду. Я привыкла. И мне совсем не далеко.
– Не отказывайтесь, пожалуйста, – мягко, но настойчиво сказал «император». – Северин вас проводит.
Молодой артист, игравший сегодня предателя, прошёл к двери:
– Я не буду навязчивым, не волнуйтесь. Я просто провожу вас. Только чтобы убедиться, что вы благополучно добрались до дома.
Отказаться было невозможно, и Дарина послушно вышла следом за ним на улицу.
Рядом с молодым человеком она чувствовала ещё большую неловкость. Она никогда прежде не общалась с мужчиной. Вот так – просто, сама, не Отражением. И сейчас тряслась, сама не зная отчего.
Наверное, надо было что-то говорить, но все до единой мысли словно выдуло из её головы, и там сейчас был такой сквозняк, что ни за одну мысль не удавалось зацепиться.
Однако джентльмен, как и обещал, не было навязчивым. Он держался чуть в стороне, не лез с разговорами. И, как только она сказала, что дальше её провожать не нужно, безропотно исчез в темноте.
Но лишь её кавалер удалился, Дарина вспомнила, что у неё может возникнуть серьёзная проблема – она только сейчас сообразила, что отец мог заметить её отсутствие. Стоит ему зайти к ней, и он сразу поймёт, что перед ним Отражение, и догадается, что Дарины нет в замке. Правда, вечером он редко навещал её – он был уверен, что она не покидает замок, а где и как долго по ночам шляется Отражение, его, естественно, не интересовало. И всё же стоило поспешить.
Подходя к замку, Дарина подумала и о том, что будет, если отец узнает, что она применила ворожбу. Арн был против её колдовских опытов. Он создал все условия для того, чтобы ей не было необходимости ворожить. И всё же она не могла удержаться! Правда, ворожила она по мелочи, для развлечения.
Но сегодня она впервые применила свои умения вне дома, и это её очень беспокоило. Тем более, то, что она сделала, наверное, было противозаконно: никто в городе не имел права самолично снять Слово Арна.
Поэтому в замок Дарина зашла затаив дыхание. Что её там ждало?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой коварный автор хочет внушить читателям, что даже положительные герои способны на гадкие поступки.
Когда Северин вернулся к повозке, было уже совсем темно. Пустырь словно завесили огромным чёрным занавесом, лишь в глубине призывно мерцал большой костёр. К мирному ночному пейзажу должны были прилагаться и соответствующие звуки: стрекотание кузнечиков, шелест листвы, тихий пересвист птиц – и всё это наверняка присутствовало, но заглушалось громким голосом Пармена.
Заметно было, что он уже давно ходит вокруг костра, ругаясь на чём свет стоит – голос его слегка охрип, а дыхание прерывалось, но он ещё не выплеснул наружу всё своё негодование – Северин издалека услышал его крики (тот уже забыл, что недавно просил остальных вести себя потише) и понял причину всего.
Подойдя, он увидел, что не ошибся: в костре догорала обложка злосчастной книги, а Иларий сидел в стороне на траве, и губа у него подозрительно вспухла. Пармен был скор на расправу, поэтому Северин ничуть не удивился.
Каролина, видно, недавно сняла с костра котелок с кашей и теперь доставала из большой корзины их немудрёную посуду, и, казалось, полностью была поглощена своим занятием. Урош сидел возле Илария, пытаясь приложить к его губе смоченную холодной водой тряпку, но Иларий отворачивался, словно непослушный ребёнок.
– Да сиди ты смирно! – не выдержал наконец Урош. – С ума с вами сойдёшь! Завтра спектакль. Вот у нас герой будет! С побитой-то физиономией. Пармен, но ты бы хоть о спектакле подумал!
– О каком спектакле! – загремел вновь Пармен, который прервался на минуту, чтобы перевести дыхание. – Он завтра же уедет отсюда! Завтра же! Пока всех нас не посадили из-за него! Не нужны мне такие помощники! Взял его, думал, научится, хоть какая-то польза от него будет. А он, паршивец, чуть всех не погубил! Чудом спаслись! Чудом! Ведь говорили же тебе, ведь предупреждали умные люди! Нет! Надо по-своему всё сделать. Завтра же поедет обратно! Хватит!
Тут он заметил вышедшего из темноты Северина.
– Ну что, проводил? – резко, не успев еще остыть, крикнул Пармен.
– Нет, бросил на полдороге, – улыбнулся тот, усаживаясь к костру. – Конечно, проводил. – Он сделал паузу. – И проследил.
– Ага. Молодец! И что?
– Всё очень интересно, – таинственным тоном сообщил Северин.
– Вовремя пришёл, – сказала Каролина. – Садимся есть. И как раз всё обсудим. Пармен, сядь уже! Выпустил пар? Нет? Ну, врежь ему ещё раз. А ты не смотри на меня так! Был бы ты моим сыном, я бы тебя вообще убила.
Пармен обежал ещё кружок вокруг костра – ему никак не удавалось успокоиться – и всё же сел. Рядом с ним сел Урош.
Иларий остался с обиженным видом, где сидел. Но миску с дымящейся кашей, которую принёс ему Урош, взял.
– Ну? – уставился Пармен на Северина, едва взяв ложку.
– Вот что, – твердо сказала Каролина, – сначала еда.
Некоторое время все молча ели.
– В общем, зовут её Дарина, – начал Северин, немного насытившись. – А живёт она…
Он обвёл всех многозначительным взглядом.
– Не томи! – не выдержал Урош.
– В замке Арна.
– Что?! – все тут же забыли про ужин.
– Ты уверен? – осторожно спросила Каролина.
Северин кивнул:
– Я проводил её почти до самого замка. Тут она сказала, что, мол, спасибо, дальше я сама. Я удивился. Куда, думаю, она пойдет? Там и домов-то жилых поблизости нет. Но спрашивать, конечно, не стал. Попрощались. Она пошла, а я тихонько за ней. Подошла к замку, а дверей-то там никаких нет. Я смотрю, что дальше будет. А она просто взяла и прошла сквозь стену.
– Она его дочь! – потрясённо сказал Пармен.
– У Арна есть дочь? – спросил Урош.
– Да, но говорили, что она никогда не выходит из замка. Во всяком случае, никто не видел, чтобы она выходила.
– Но как она оказалась в театре? – придвинулась ближе Каролина.
– Ну вы даёте! – Северин грохнул свою миску на землю. – Она же была на спектакле! Неужели никто не заметил?
– Я, кажется, видел её, – неуверенно сказал Урош. – Она сидела в первом ряду, так?
– Народу было много, – словно оправдываясь, сказал Пармен. – И темно было. Я как-то особо не различаю обычно зрителей.
– А ты, герой-любовник, тоже её не заметил? – Северин повернулся к Иларию, который подполз поближе к костру и, открыв рот, слушал. – Она же подарила тебе вот такой букетище с какими-то невероятными цветами!
Иларий озадаченно пожал плечами:
– Многие дарили.
– Да вы вообще что-нибудь видите вокруг себя?! Такую девушку не заметить!
– Раз она его дочь, то понятно, почему она так легко сняла с нас Слово Арна, – задумчиво проговорил Пармен, – но зачем? Почему она нам помогла?
Северин усмехнулся:
– Я могу предположить только одну причину, – он выразительно замолчал.
– Ну?! – закричал на него Пармен.
– Да вот она, причина, сидит рядом с вами с побитым лицом!
– Я?! – Иларий застыл.
– Что? – Пармен посмотрел на сына, потом перевёл ошарашенный взгляд на Северина. – Ты думаешь, что она тоже в него влюбилась?
– А что вас удивляет? Пусть она и дочь ворожея, но всё же она девушка. На вид ей лет семнадцать. Вы видели, как она на него смотрела? Не на спектакле – там вы ничего не видите, – а когда он книжку эту проклятую у неё забирал. Неужели никто не заметил?
– Да, верно, – согласился Урош.
И Каролина подтвердила:
– И я заметила.
– Да, точно, – Пармен уже напряжённо думал. – Так мы, наверное, можем это использовать.
– Как? – спросила Каролина.
– Боги! – застонал Пармен. – Ну почему она влюбилась не в Северина, а в этого дурака? Тогда бы он мог с её помощью проникнуть в замок. Трава – у нас же осталась Трава!
– Да, ты прав, я мог бы, – подтвердил Северин.
– Я тоже могу! – решился подать голос Иларий. – Папа, я всё сделаю.
– Это мы уже поняли. Какой ты у нас молодец. Помолчи, или я опять не сдержусь!
Но Иларий не сдался. Он отодвинулся от отца подальше и продолжил:
– Это же единственный шанс! Он же теперь год не вылезет из своего логова. А через неё можно туда пробраться. Если дать ему Траву, он потеряет всю силу – и убить его будет проще простого.
– Всё у тебя просто, – буркнул Урош. Ему не нравилась эта затея.
– Ну, тогда сам иди! – окрысился на него Иларий. – Может, она согласится пойти на свидание с тобой вместо меня. Уверен, она не заметит разницы.
– Мало получил сегодня? – взъярился опять Пармен, замахиваясь.
Но его остановила Каролина:
– Иларий прав. Если и затевать это дело, то только с ним. Неужели сами не видите?
Пармен схватился за голову.
– Я всё сделаю, – тихо сказал Иларий. – У меня получится.
– Пармен, это всё очень сложно и это большой риск, – взволнованно вставил Урош.
– Я еще ничего не решил.
– Я предлагаю вот что, – вмешался Северин. – Сейчас уже поздно, все устали. Да и день был не самый лёгкий. Не до чего толкового мы сегодня не додумаемся. Завтра она наверняка придёт на спектакль…
– Ты откуда знаешь? – перебила его Каролина. – Может, она и не выйдет больше из своего замка?
– Если не выйдет, тогда и обсуждать нечего. А если придёт, то надо продолжить с ней знакомство. Этого ведь никто не отрицает? – Он обвёл всех взглядом, все были согласны. – Иларий закрутит с ней роман, а мы тем временем придумаем, как быть дальше.
– Разумно, – кивнул Пармен. – Молодец, Северин. Мне бы такого сына! Давайте-ка, и правда, заканчивать ужин и отдыхать. И мне многое надо обдумать.
– А ты не боишься, что стражники всё же вернутся? – спросила его Каролина, начиная собирать посуду.
– Боюсь, – признался Пармен, – но надеюсь, что этого не случится. И не уезжать же сейчас, в самом деле. Этого мы себе никогда не простим! Такая возможность! Так что завтра играем «Ромула и Юлию», как и собирались. В конце концов, лишние деньги тоже не помешают.
После этих слов он оглядел всех, хотя заметно было, что мысли его где-то далеко. Наверное, он уже обдумывал новую возможность, представившуюся им столь неожиданно. Он медленно прошагал куда-то вглубь пустыря, и никто не поинтересовался куда. Все знали эту его особенность уходить время от времени от всех.
Северин и Каролина отправились спать, а Урош притащил из повозки небольшую баночку с чем-то, едко пахнущим, и подсел к Иларию, который рассеянно шевелил палкой угли догорающего костра:
– Снимай рубашку.
– Не надо, – буркнул тот.
– Снимай, говорю. Знаешь ведь, что не отстану.
Иларий нехотя подчинился.
Урош поцокал, глядя на яркие рубцы на его плечах – следы от вожжей, и, вздохнув, принялся осторожно смазывать их своей мазью.
– Вот когда ты научишься головой думать! Ведь сам же вечно напрашиваешься! А мне потом возись с тобой.
– Ну давай ты теперь скажи, какой я никчёмный. А то кто-нибудь ещё сомневается. Ай! Ты что, специально делаешь мне больно?
– Не вертись.
– Скажи, ты тоже считаешь, что у меня ничего не получится?
– Сиди смирно.
– Ну, скажи! Ты ведь, как и все, думаешь, что я не справлюсь, если мне это поручат? Да? Ты же будешь говорить об этом с отцом и наверняка скажешь ему, чтобы он не посылал меня. Ведь так? Ответь честно. Урош!
– Замучил ты меня, неугомонный ребёнок. Не вертись, мешаешь.
– Не отстану, пока не ответишь.
– Да! Я буду отговаривать твоего отца от этой затеи. Но вряд ли он меня послушает.
– Я так и знал.
– Не дуйся. Дело не в тебе. Я был бы против и в том случае, если бы Пармен поручил это Северину.
– Почему?
– Да потому что это безнадёжное дело, во-первых.
– У тебя все безнадёжное. Вечно ты боишься. У нас же есть Трава.
– Которая уже однажды не сработала. Ты забыл, что из-за этого погиб человек?
– Может, он что-то сделал не так?
– Не может! Это был высочайший профессионал. В десятки раз опытнее вас с Северином вместе взятых. Дело не в нём. А в том, что Арн – самый сильный ворожей из всех ныне существующих и одолеть его невозможно.
– Да, я знаю. И Трава – это единственная возможность. Поэтому надо попытаться.
– Иларий, ты говоришь чушь. И сам этого не осознаёшь, так что я…
– А во-вторых?
– Что во-вторых?
– Ты сказал «во-первых, это безнадёжное дело». А во-вторых?
– Во-вторых…
В круге тусклого света от почти потухшего костра вдруг появилась тёмная фигура. Пармен бросил в костёр несколько веток и принялся раздувать огонь.
Урош умолк. Иларий моментально замкнулся. Он вдруг почувствовал, что костёр совсем не греет, и, накинув на плечи рубашку, молча, не поднимая глаз, пошёл к повозке.
Пармен проводил его рассеянным взглядом.
–Ты же не собираешься посылать его в пасть Арна? – спросил Урош.
– Вопрос не в этом, – вздохнув, ответил Пармен. – Вопрос в том, есть ли у меня выбор.
– Он же твой сын. И он совсем ещё ребёнок.
– Он уже не ребёнок, Урош, – Пармен, не отрываясь, смотрел на разгоравшееся потихоньку пламя. – И каждый человек чей-то сын.
–Ты меня пугаешь. Иларий не каждый. По крайней мере, для меня.
– Урош, мы четырнадцать лет жили вдали от родины, и вот уже три года мотаемся по стране, живём, как бродяги, рискуем каждый день. Да, многие понимают скрытый смысл наших пьес, но это капля в море! Чтобы что-то изменить, одних спектаклей не хватит. А что ещё мы можем сделать, когда ОН так силён. Ведь это же для нас…
– …единственный шанс. Знаю. Всё знаю. Скажи, Пармен, ты не обращал внимания, что люди в Древии уже очень редко вспоминают Короля? Они привыкли к своей нынешней жизни, и я не уверен, что многие захотят что-то в ней поменять. Для них жизнь при Арне почти не отличается от жизни при Короле. Простых людей мало занимает политика, они хотят просто жить – спокойно, сыто, радостно. Ради чего мы всё делаем? Только ради его величия?
Пармен хмуро выслушал друга.
– А такое слово как «справедливость» тебе не знакомо? И тебя, между прочим, никто не заставлял ехать с нами. Я своего Короля никогда не предам, что бы там ни делали и не думали эти твои «простые люди». А тебя никто не держит. Если ты не готов продолжать делать наше дело, можешь искать себе другую труппу. С «простыми людьми».
– Да куда ж я от тебя денусь, – вздохнул Урош. – Ответь мне только на один вопрос. Ты же видел эту девочку. Скажи мне, ты действительно готов принести в жертву двоих детей? Ты на самом деле допустишь, чтобы твой сын обманул, соблазнил влюблённую в него девочку – сколько ей? По-моему, ещё меньше, чем ему, – а потом убил её отца? Это твой план?
– Ты сгущаешь краски. Всё не так.
– Всё так. И я не сгущаю краски, я просто называю вещи своими именами. И вот теперь мне по-настоящему страшно.
Урош вскочил и почти бегом направился к повозке. А Пармен остался сидеть, не отрывая взгляда от пляшущих языков костра, словно ожидая, что те дадут ему ответ на все мучающие его вопросы.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой погода снова преподносит сюрприз.
Неужели прошёл всего один день? Всего лишь день назад она впервые сама, не Отражением вышла в город. Дарина не могла в это поверить! За сутки в её жизни произошло больше событий, чем за последний год.
Всё началось – да! – с того, что она сняла Слово Арна с артистов. И сейчас она уже не думала о том, правильно ли поступила, хотя в начале и сомневалась. Стражники ведь не арестовывают людей без причины. Но что произошло, то произошло. Теперь уже ничего не исправишь. Да она и не хотела ничего исправлять.
Сейчас, возвращаясь домой второй раз не Отражением, она была просто фантастически счастлива, ей не верилось, что всё началось только вчера.
Дарина вспомнила, как шла вчера той же дорогой, опасаясь того, что ждало её дома, – и улыбнулась.
Самый большой её страх, что отец узнал о том, что она уходила из замка, к счастью, оказался напрасным. Она благополучно вернулась в свою комнату, где её встретил Пушистик, сообщивший, что отец не заходил. Значит её преступление осталось нераскрытым.
Дарина быстро отправила покорно сидевшее в кресле Отражение обратно в зеркало и вздохнула облегченно. Она вдруг поняла, как глупо было подменять себя Отражением – отец сразу бы это заметил. Глупо, да, очень глупо. И всё же она не жалела о своем поступке – глупом, нечестном, стыдном. И мало того. Ей хотелось его повторить. Очень хотелось.
Завтра опять спектакль. Она снова увидит Его. Сможет подарить ему цветы. Теперь они знакомы и, может быть, он даже скажет ей пару слов. И пойти Отражением – нет, это невозможно!
У неё перед глазами всё время крутился момент, когда Он подошёл забрать у неё книгу: его глаза, его голос, его руки. Прикосновения. И сердце сладко сжималось. И желая продлить удовольствие, она отмотала волшебное воспоминание назад. И снова – глаза, голос, руки.
Что это за книга была? Кажется, пьесы. Да какая разница! Глаза, голос, руки.
Этот крошечный эпизод пересилил даже воспоминания о том, как она подарила букет. Она хваталась за него снова и снова и не хотела отпускать.
Уже было очень поздно. Дарина знала, что устала, что голодна – именно знала, а не чувствовала. Стол, конечно же, был накрыт – расторопные невидимые слуги никогда не забывали о своих обязанностях, и она поела, рассеяно отрывая куски чего-то и наливая что-то себе в бокал. Для неё сейчас не было определённых блюд – была лишь абстрактная еда.
Странно. Ей до сих пор казалось, что она не вернулась домой, что какая-то её часть – и большая часть – всё ещё там смотрит спектакль, переживает, плачет, восторгается. Но ведь она здесь, дома. Её Отражение здесь же.
Впечатление было настолько сильным, что Дарина подошла к зеркалу, чтобы убедиться, что Отражение на месте. Естественно, оно было там.
«Подумай, спектакль давно кончился, все разошлись, – сказала себе Дарина. – Даже Отражение не смогло бы ничего увидеть, если бы было сейчас там. Что за бред?»
Просто необходимо было лечь.
И она легла.
Но стоило ей закрыть глаза, как сегодняшние впечатления накинулись на неё все разом, словно голодные псы на мясо. Они совершенно не соблюдали очереди, толкались и вырывали её друг у друга. И каждое норовило урвать себе кусок Дарининого внимания.
Яркие моменты спектакля сменялись воспоминаниями о городской улице, лицо орущей тётки закрывалось букетом, который Дарина протягивала на сцену.
В конце концов, совершенно измученная, она уснула. Но и во сне, видно, мысли продолжали одолевать её, так как, проснувшись, она тут же поняла, что приняла два очень важных решения.
Первое: самой, не Отражением больше выходить категорически нельзя. Это очень рискованно и очень страшно.
Второе: она обязательно пойдёт сегодня на спектакль сама, не Отражением.
И конечно, она оставила Отражение дома. Сторожить кресло.
И сейчас, возвращаясь обратно, она даже вздрагивала при мысли о том, что не решилась бы так поступить.
Что если бы после спектакля Иларий – теперь она знала его имя! – взял бы за руку не её, а Отражение. Она бы не почувствовала тепло его руки, не ощутила бы его дыхание. Да, может, она вообще бы ничего не услышала. Среди толпы, среди грома аплодисментов – только она сама могла разобрать его тихие, быстрые слова. У него не было возможности уделить ей достаточно времени – на них смотрели сотни глаз, спектакль только закончился. Поэтому, когда она протянула ему свой букет, он лишь наклонился к ней и торопливо шепнул: «Завтра в полдень у входа в театр. Хорошо?»
Он назначил ей свидание! Разве, сидя в комнате, она смогла бы испытать все те чувства, которые нахлынули на неё в тот миг!
А взгляд! Какой взгляд он ей подарил! Только ей! Разве через Отражение она смогла бы рассмотреть, что у Него небесно-голубые глаза!
Дома она долго не могла заснуть, всё вспоминала этот взгляд!
И конечно, назавтра утром она опять усадила Отражение напротив зеркала, а сама отправилась на свидание.
Погода потихоньку входила в своё русло. Снег растаял, мороз отступил, и хоть нельзя было сказать, что на улице была настоящая весна, но всё же и не зима. Воздух потихоньку обретал весеннюю мягкость, он уже не был таким колючим, как накануне. Это значило, что тревоги, беспокоившие отца, понемногу утихали. И Дарина, успокоившись на его счёт, стала ещё радостнее. Она глядела вокруг и не могла наглядеться, таким всё казалось необычным и незнакомым.
Настоящее небо было выше и бесконечнее, чем то, что создал для неё отец в замке, и хоть оно не могло меняться по её желанию, от этого завораживало ещё больше. Настоящие деревья были так привлекательно реальны, что она не могла пройти мимо, не сорвав листочка. Всё вокруг было настоящим: и дома, и дорога, и заборы, и люди. И весна. И она сама. От всего этого просто захватывало дух!
Только люди пугали её по-прежнему. Дарина каждый раз опускала глаза, когда навстречу ей попадался прохожий, и сердце её начинало биться сильнее. Впрочем, желания бежать без оглядки сегодня не возникало, и она надеялась, что этот глупый страх со временем пройдёт.
Она пришла раньше назначенного срока – это было её первое свидание, и она не знала, что девушке положено опаздывать. Но Иларий уже ждал. С букетом. Теперь он принёс ей цветы.
Он был совсем не такой, как на сцене. Сначала ей показалось, что он как-то потускнел – словно цветное изображение вдруг стало чёрно-белым. Он казался моложе. И одет был очень просто. Даже слишком просто. Обыкновенные, как у всех мужчин в городе, брюки, заметно поношенные, и выцветшая широкая рубаха. Откуда ей было знать, что гардероб бродячих артистов не отличается разнообразием и изысканностью.
Да и что вообще она ожидала? Что он встретит её в слепящих доспехах на белом коне?
Иларий стоял чуть в стороне от входа в театр и, задумавшись, ковырял ногой землю. Скромный букет он держал «вверх ногами», будто намеревался подметать им улицу.
Но вот он поднял голову и увидел Дарину. Букет тут же прыгнул в правильное положение, а Иларий улыбнулся – и словно кто-то зажёг внутри него яркий свет. Чёрно-белое изображение вновь запестрило красками. И не нужны были уже ни сияющие доспехи, ни белый конь. И Дарина заулыбалась в ответ.
– Я рад, что ты пришла.
Начало было так себе, но для неё слова сейчас ничего не значили.
– Вот, – он протянул ей цветы и почему-то посмотрел вниз, будто проверяя, не уронил ли он их случайно.
Всё было по-настоящему. И скромные, но настоящие, цветы так удивительно пахли!
А потом было чудо.
Со стороны, конечно, казалось, что никакого чуда не было, что они просто гуляли по улицам и разговаривали, но Дарина-то знала, что внутри неё в этот день поселилось счастье, а значит всё вокруг было настоящим чудом.
Она не замечала, по каким улицам они проходили, не видела встречавшихся им людей, не слышала никаких звуков – она лишь прислушивалась к разраставшемуся внутри неё счастью, оно было для неё сейчас единственной реальностью.
И, подходя к замку, после того как они с Иларием расстались, она почти физически ощутила, как мягкое, тёплое счастье свернулось в её душе уютным комочком с твёрдым намерением не покидать это место никогда.
День близился к вечеру и, приближаясь к своему дому, Дарина с упоением вдыхала весеннюю прохладу. Но неожиданно воздух стал неестественно теплеть, становилось всё теплее и теплее. И за через какие-нибудь несколько минут стало так жарко, словно наступил июльский полдень. Горячий воздух обжигал, стало трудно дышать. Дарина остановилась в недоумении. Отец чем-то сильно рассержен. Внезапная догадка осенила её! Сердце её упало от предчувствия. Не чуя ног вбежала она в замок.
У входа её ждал верный Пушистик.
– Отец? – сразу спросила она.
– Дассссс.
– Где он?
– У вассссс, – от волнения он пришепётывал больше обычного.
– Ничего, всё будет хорошо, – сказала Дарина, чтобы успокоить то ли его, то ли себя.
Она постояла немного, собираясь с духом, потом набрала в грудь воздуху и направилась в свою комнату.
После спектакля в этот день царила непривычная атмосфера. Артисты быстрее, чем обычно, переоделись, стёрли грим. О том, как прошёл спектакль, никто и не заикнулся – а он, к слову сказать, имел оглушительный успех. И зал был полон. И сбор был весьма внушительный. Но ничего из этого не интересовало сейчас артистов. Теперь все были поглощены другим.
Пока разоблачались, Пармен, не переставая, пытал сына:
– Может, ты сказал что-то обидное?
– Ты меня совсем за идиота держишь?
– Ну, может, случайно?
– Папа, всё было отлично. Она ушла довольная.
– Но почему, почему же она не пришла на спектакль?
– Пармен, перестань уже устраивать трагедию на пустом месте! – прервал его, не выдержав, Урош. – Ничего страшного ещё не произошло. Ну не пришла. Голова заболела. Мало ли что у девушки может быть. Придёт завтра.
– А если не придёт?
– Тогда придёт послезавтра. У нас спектакли каждый день.
– А если она больше не придёт?
– Вот тогда и будем паниковать. Ты точно договорился с ней насчёт завтра? – повернулся он к Иларию.
– Вот ты ещё! – измученно отозвался тот. – В следующий раз возьму вас обоих с собой. Будете стоять рядом и записывать всё, что я сказал.
– Ну чего вы действительно! – поддержал его Северин. – Вот проблема – не пришла на спектакль. Может, ей просто надоело смотреть одно и то же по пять раз. Или вы считаете, у нас такая гениальная пьеса, что её и пропустить невозможно?
– Но она же обещала! – простонал Пармен, глядя на Северина с надеждой, что тот сейчас развеет его тревогу.
– Вот уж аргумент так аргумент! Девушка обещала!
– Может, вы и правы, – согласился Пармен.
Ему очень хотелось верить, что он волнуется напрасно, и завтра всё наладится. Только сейчас он понял, какие надежды возлагал на Илария и всю операцию.
Он попытался взять себя в руки.
– Наверное, и правда, не стоит ничего решать до завтра. Пойдёмте домой.
Но ночь он провёл скверно.
После разговора с Урошем он вообще спал плохо. Тяжёлый выбор предоставила ему жизнь. Оба варианта были проигрышными. Отказаться от затеи значило предать своего Короля, оставить страну под властью узурпатора ещё как минимум на год. А осуществить задуманное – Урош прав – значит заставить своего сына сделать подлость, рискнуть его жизнью.
Впрочем, если Дарина больше не появится, она облегчит его терзания. Им останется колесить по стране, как и раньше, и представлять новые пьесы, изобличающие Арна. Иларий будет сводить с ума провинциальных простушек, и ему не придётся играть чужую роль – бесчестного соблазнителя и убийцы. Всё же его амплуа – благородные принцы и пылкие любовники. Да, если Дарина не придёт, всё станет гораздо проще – утешал себя Пармен всю бессонную ночь.
Но Дарина пришла.
Пармен не утерпел и проследил за сыном, когда тот пошёл на свидание. Он держался на приличном расстоянии. Ему надо было лишь узнать, придёт ли она, и, увидев девушку, он тут же убрался восвояси, не желая, чтобы его случайно заметили.
И в тот же миг его мысли, всю ночь пребывавшие в состоянии хаоса, выстроились в ряд, словно солдаты, которых с привала поднял окрик командира, и потекли ровным потоком, чётко и в то же время спокойно.
Судьба (или какая-то высшая сила, распоряжающаяся его жизнью) недвусмысленно высказала своё мнение о том, как быть дальше. Всё продолжалось, всё шло само собой, а ему оставалось лишь наблюдать.
Пока Иларий будет налаживать с дочкой Арна отношения, у него, Пармена, есть время все обдумать. До того, как она пригласит своего ухажёра в гости, – и пригласит ли вообще? – он успеет принять решение. Не может же девушка пригласить к себе молодого человека через одно-два свидания. На это уйдет не одна неделя, а за это время наверняка придёт хорошее решение. Так что, пусть всё идет своим чередом. В том, что парень с девушкой встречаются, уж точно не было ничего плохого. С этим и Урош согласится.
А начать надо с того, что придумать какой-нибудь убедительный предлог для того, чтобы Иларий смог напроситься к ней в гости. Просто на всякий случай. Если они всё же решат привести свой план в действие.
Пармен окончательно успокоился и стал думать о предстоящем сегодня спектакле: ему хотелось немного изменить одну сцену во втором акте.
Иларий не меньше отца переживал из-за того, что Дарина не пришла на спектакль, поэтому, увидев её, он страшно обрадовался и еле сдержался, чтоб не броситься ей навстречу. Ну конечно, он вчера нигде не ошибся, он всё делал и говорил правильно. Отец обвинял его напрасно. Она пришла. А значит, у него ещё есть шанс помочь их Королю вернуться. Наконец-то он сможет принести пользу. Именно он! Только он сможет проникнуть в замок Арна – и он непременно придумает, как это сделать. И Дарина поможет ему. Он верил в это. Раз она пришла, значит, он, и правда, ей нравится. Надо сделать всё, чтобы не упустить эту возможность.
