Я проснулась в холодном поту. Мне приснилась мама, и я поняла, что ее уже давно нет в живых, поэтому она ни разу не навестила нас с тех пор. Во сне она сказала мне: «Филиппа, открой же, наконец, глаза! То, что тебе нужно, лежит в том месте, про которое ты давно забыла». Я вскочила и начала думать. Это определенно был знак, и я знаю, где искать это место.

На дорогах не было ни одной машины, и я не ехала, я летела. Добравшись до места, я испытывала страх: а вдруг его не окажется там? Я же сойду с ума, последняя надежда канет в пропасть. С минуту я стояла на пороге нашей старой квартиры и не могла войти внутрь. Мебель осталась на своих местах, только была накрыта белыми простынями, от пыли. Мы решили ничего не менять в этой квартире, на случай если когда-то маме захочется вернуться. Наконец я собралась и прошла по коридору на трясущихся ногах, дошла до маминой комнаты и опустилась на колени перед кроватью.

Перед глазами всплыло воспоминание. Я, семнадцатилетний подросток, переживаю из-за разрыва с парнем и неверности подруги, намываю полы под кроватью и внезапно натыкаюсь на маленькую шкатулочку. Теперь я уже не подросток и переживаю я только об одном – о своих детях.

Я легла на пол и посмотрела под кровать. Было темно и ничего не видно, тогда я засунула туда руку и нащупала ту шкатулку, она до сих пор лежала на своем законном месте. Огромный слой пыли окутывал ее сверху донизу. Я стряхнула его и принялась смотреть на нее. От шкатулки больше не шел тот очаровательный запах цветов с поляны, где я впервые встретила Вирельгу. Мое сердце стучало как бешеное. Я боялась ее открывать, но очень хотела это сделать. Наконец, выдохнув воздух из легких, я открыла крышку. Дикий смех разнесся по всей квартире. Я упала на пыльный пол и начала хохотать как сумасшедшая. Волна смеха прошла, и я снова схватила шкатулку. Да, зрение меня не обмануло, рассудок мой не пострадал, в заветной шкатулке лежал один из трех фауксов, оставленный моей матерью.

Я схватила фаукс в руки и прижала к сердцу. Глаза мои уставились в потолок, но они не смотрели на него, они смотрели сквозь, на облака, и мысленно я повторяла: «Спасибо, спасибо!» Я надела его на шею, но что-то меня остановило. Без оружия! Я была без оружия, в домашней одежде.

Не медля, я спустилась, даже не закрывая дверь нашей старой квартиры, и помчала обратно домой. Ника дома не оказалось. «Может, меня искать поехал?» – подумала я. Быстро натянула бронежилет, недавно приобретенный Ником, накинула на спину колчан, лук, застегнула на поясе меч, вставила в сапоги парочку ножей и еще немного спрятала в потайные карманы. Я была готова, была готова физически. А мысленно? Вдруг мою голову как клинком порезала мысль: «Если кто-нибудь хоть как-то ущемлял или обижал моих детей, я лично перережу ему горло!»

Злость пробрала меня с головы до ног. Мысль об убийствах горячила меня, разогревала во мне гнев, гнев, который мог погубить все вокруг. Я взяла фаукс в руки, крепко сжала его. Щелк.

Поляна, вокруг деревья, все как будто в серых тонах, нет больше того волшебства, только холод и боль. Как и в моих снах, Либерия прекратила существование как счастливая, красочная страна, теперь она больше похожа на дремучий лес с чудовищами и колдунами. «Ужасно. Совсем не похоже на то, что было тут тринадцать лет назад», – подумала я, грусть и сожаление нахлынули на меня с новой силой. С глаз покатились слезы, тихие, спокойные слезы. Вот что стало с тех пор, как мы ушли. Хаос, разруха, а что там в городе творится – даже представить больно.

Я стояла посреди поляны и думала, куда идти дальше. Неведомая энергия приливала от земли к моим ногам и расходилась по всему телу. Я чувствовала, как становлюсь сильнее. «Нишери, – подумала я. – Я вспоминаю свои навыки». Подул холодный ветер, я закрыла глаза и растворилась в нем.

Снова я испытываю те же чувства. Невероятная сила, скорость и энергия. Деревья проносятся мимо меня, я лечу и ничего вокруг не замечаю. Наш дом, что с ним стало? Я направилась прямо туда. Я знала дорогу, но не узнавала все вокруг. Многих домов уже не было, а вместо них стояли какие-то лачужки. «Как все изменилось», – вздохнула я. Но наш дом стоял на своем месте. В нем жили чужие люди. Я опять заплакала, что-то подсказывало, что родители мои давно уже не живут в этом доме, и даже на этой земле. Из дома вышла женщина, наверно, она направлялась на работу или куда-то еще. Она взглянула в мою сторону, но я тут же растворилась и улетела.

«Что же со всеми стало? Вирельга, моя подруга, что с ней? А Джереми? Вечно лохматый, задорный паренек… Артос…» Я летела к дому Вирельги. Там ничего не изменилось, и это меня в какой-то степени обрадовало. Я зашла в дом, обстановка была неубранной, как будто второпях собирались куда-то. Я поднялась в ее комнату, там все изменилось с моего последнего визита. Повсюду были игрушки, маленькие куколки, цветочки и всякие детские вещи. Я улыбнулась, эта комната больше не была комнатой Вирельги, теперь она стала комнатой ее ребенка. «У Ви девчушка, – подумала я, и радость разлилась по всему моему телу. – Славная маленькая девчушка, как мои мальчики». Мои мальчики. Где они? Что с ними? И живы ли они вообще?

Где же мне найти хотя бы одно знакомое лицо? Замок. Сначала надо разузнать обстановку страны. Как все живут и что делают. Ближе к замку Либерия начинала кипеть. Все куда-то бежали, что-то делали, у всех были озабоченные и испуганные лица. Люди, те, которые были больше напуганы, шарахались от тех, кто был в доспехах и со странным оружием, похожим на новейшие технологии нашего мира, но откуда ему быть тут, в Либерии?! Все поменялось, и надо быть начеку и более внимательней.

Как я поняла, эти люди при оружии были чем-то наподобие нашей полиции, а обычные люди – рабочими. Я летела по направлению к замку и наблюдала за всем этим хаосом. Ближе к замку воинов становилось больше, они как будто выходили оттуда нескончаемой толпой. «Что, если все они на стороне зла? Как же мне такую армию побороть в одиночку?» От этих мыслей мне становилось не по себе, и я решила пока не думать и не делать поспешных выводов, вдруг все не так плачевно.

Я залетела в замок. Тут-то ничего не изменилось. Почти. Пол был не прозрачный, а мутный и грязный, как будто после бури, разноцветных рыбок тем более не было видно, да и я сомневалась, есть ли они там вообще. Скорее всего, там плавают пираньи или что-то наподобие рыб-убийц. Кроме пола, здесь ничего не изменилось, немного мрачнее стало, и все. Я направилась в тронный зал. Далее надо было следовать осторожно. Хоть вокруг и были одни воины, но все равно, может, где-то и затерялась бы нишери, и тогда я была бы обнаружена, а быть обнаруженной именно сейчас не очень привлекательная перспектива.

Из тронного зала раздавались голоса. Я подлетела ближе и прислушалась. Один голос был разъяренный женский, а другой голос принадлежал мужчине, и мне показалось, что он был напуган. Она кричала на него, я подобралась к двери и заглянула, ее голос был мне знаком, да и я догадывалась, кто это мог быть. И я не обманулась. Вся черная как смерть, с горящими глазами, постаревшая Зирель размахивала руками и обрушивала свой гнев на белобрысого с сальными волосами мужчину. Я уловила, о чем они говорили.

– Как двое мелких ублюдков могли пробраться незаметно ко мне в комнату и, более того, украсть фауксы?! Куда ты смотрел, идиот несносный?! Это твои дети! Какого дьявола они гуляли по замку ночью?!

– Я… я не знал… я не мог… – жалобно мычал тот.

– Откуда ж тебе что-то знать, тупица?! Из-за перемещенья прорвалось поле!

– Да… да, я знаю…

– Знаешь?! Знаешь и до сих пор стоишь тут?! – неистовствовала она.

– Да, да, я пойду, распоряжусь…

– Стой тут, идиот! Я не закончила! Как зовут этого мастера, которого я поймала? – уже спокойней говорила она.

– Макс Митчел.

– Митчел… это твой лучший мастер?

– Да.

– Что ж… жаль его убивать. Выбить из него всю информацию, нужную и ненужную, я хочу знать все об их грязных делишках! Обыскать их кубы, проверить все и всех, с кем они общались.

– Мне лично начать его пытать? – со злобной улыбкой сказал противный мужчина.

– Нет, сейчас ты собираешь оставшихся мастеров и идешь восстанавливать барьеры. Да, и сделай запрет на употребление силой нишери. Если пацан отправился в свой мир один с двумя фауксами, значит, он кого-то хочет сюда привести. И я догадываюсь, кто этот «кто-то». Если она уже тут, то мы непременно ее поймаем.

– А запрет на выход из кубов и домов?

– Оставить прежним. И внимательно смотри на людей, составь список тех, кто ушел, уверена, такие имеются. И думаю, все они задумали заговор.

– У нас технологии и армия, они ничто против нас.

– Нельзя допустить, чтобы Филиппа присоединилась к ним! Ты понял?!

– Да, моя королева.

– Проваливай!

Я улетела через окно. Было опасно находиться рядом с Зирель. Так как она тоже нишери, она могла почувствовать меня. Я летела подальше от замка, туда, где меня бы не нашли, в то место, о котором знают только два человека. Я летела к нашей с Вирельгой иве. Листья на ней были темные, а вода в озере уже давно не была кристально чистой. Я превратилась обратно в человека и забралась в убежище. Тысяча мыслей проносилась у меня в голове. Кто такой Макс Митчел? Неужели однофамилец или… мой брат? Если он мастер, тем более самый лучший и его фамилия Митчел, то, скорее всего, мама родила еще одного ребенка. Да уж, и теперь он в тюрьме и его собираются жестоко пытать.

«Если пацан отправился в свой мир один с двумя фауксами, значит, он кого-то хочет сюда привести», – эти слова не давали мне покоя. Что это за «пацан»? «В свой мир» – значит это либо Мартин, либо Ассентий. Один из них жив, и, более того, он дома, в безопасности. Это меня немного успокоило. Теперь надо отыскать второго сорванца и попытаться спасти Макса, моего брата.

Пользоваться нишери нельзя, иначе меня обнаружат. «Как удачно все же я оказалась в замке, столько полезной информации получила!» – хитро улыбнулась я. Что за запрет на выход из кубов и домов? Что за кубы? Наверное, это комендантский час. После определенного времени нельзя появляться на улице. Интересно, как долго мне удастся находиться здесь незамеченной? В первую очередь надо узнать, во сколько начинается этот отбой, но у кого мне узнать? Сколько я летала по Либерии, ни одного знакомого не встретила. А пешком искать еще сложнее и опаснее. Надо попытаться, иного пути нет. Нужно подождать, когда немного стемнеет, и идти обратно. Придется искать убежище в Либерии, какой-нибудь пустой дом, или, если такого не имеется, придется идти по трупам, если меня не захотят укрыть. Если, по словам Зирель, кто-то собирает сопротивление, то в Либерии должны быть те, кто захочет помочь мне, или они ушли из страны готовиться к нападению. Даже если так, то я подожду их прихода, а пока буду думать, как вызволить из темницы Макса, он объяснит мне все, да и вдвоем не так одиноко будет.

Я думала о нем. О том, как это получилось, что случилось после, что вообще здесь было, когда мы ушли с Ником. Но в голове всплывали только вопросы, а ответов не было. У меня есть брат, а я всю жизнь даже и не знала о нем. Интересно, какой он… Похож ли на меня? Ну, раз он мастер, то, скорее всего, он вылитый отец. Не терпится с ним познакомиться, ведь он последний из Митчелов, из моей семьи. Я испугалась, что его убьют и я так и не успею его увидеть, узнать. Я отогнала эти мысли.

Пора было идти. Темнота опускалась на Либерию. Я вылезла из тайного убежища и направилась в город. Я шла быстрым шагом и постоянно оглядывалась, рука лежала на рукоятке меча, бронежилет сжимал грудь, но я терпела. Вдруг я наткнулась как будто на стену, и меня тут же отбросило назад метров на пять. Я уже испытывала ранее это чувство. Словно какая-то сила кидает тебя прочь. «Барьер», – подумала я и увидела слабое поле, тянущееся далеко в обе стороны от меня.

Глава 2
Воссоединение армии

Несколько часов кряду я наблюдал за этим мальчишкой. Он пробыл с нами так мало времени, а уже успел понравиться чуть ли не половине роты. С одной стороны, это меня жутко раздражало, а с другой… видимо, я был даже немного рад за него. Оттого ли это, что он сын Филиппы, но я ощущал, что проникаюсь к нему теплыми чувствами. Я сидел в стороне и наблюдал, как Ассентий что-то рассказывал кучке воинов, собравшимся около него. Те весело смеялись и потешались над энергичным и шкодливым мальчишкой.

Я вспомнил Лорелей. Ведь у нас мог бы быть такой же симпатичный и храбрый отпрыск. Я учил бы его воинскому мастерству, и он, несомненно, был бы лучшим. Но мою Лору отобрали так же, как и мой дом и семью. Единственное, что со мной осталось тогда, – это мой меч и моя злоба, и с ними я пробивал себе дорогу.

Сейчас, когда за мной стоит войско и ждет моего приказа, я начинаю думать, для чего я все это делал? Моя жизнь всегда была войной. «Отец мой – меч, мать моя – щит, а братья, сестры – верные доспехи». Так было всегда, от моего рожденья и до сегодняшних дней. Я постоянно за что-то сражался, но никогда не знал точно за что. Я просто сражался, просто убивал, потому что привык это делать. Иная жизнь даже не приходила мне на ум.

Но когда рядом была Лорелей, я знал, за что я сражаюсь. За нее. За ее будущее, за ее жизнь. Я хотел, чтоб она была счастлива, но так и не смог ее уберечь. После ее смерти мной правила только злоба и жажда мести. Этим я и жил, но теперь, когда Лорелей отомщена, ради чего я сражаюсь? Ради Либерии? К черту эту пагубную страну, мы никогда не были ее жильцами, ни в период Морталы, ни сейчас. Вечные изгнанники. А уж сейчас мне глубоко наплевать, что будет с Либерией и со всеми, кто там остался.

– Артос! – из-за деревьев выскочил Джереми, я продолжал сидеть и наблюдать за его лихорадочными движениями. – Тос, мы их привели! Смотри, они все тут! – после этих слов я немного напрягся.

«Все». Что значит «все»? Вся братия? Значит, и Филиппа… я заглянул за его спину, там стояли: Парельо, Вирельга, какая-то рыжая девчонка и белокурая малявка не старше Ассентия. Филиппы там не было.

– А где Филиппа и ваши хваленые мастера? – строго спросил я.

– Тут такое дело… – начал он, но этот сорванец подбежал и своими криками перебил наш разговор, что не могло не вывести меня из себя.

– Парельо! Вы все тут! Где Мартин? И Макс? Где они? Почему они не с вами? – возбужденно кричал Ассентий.

– Сеня! Бедный мальчик! Как ты? – чуть ли не со слезами на глазах обняла его Вирельга.

– Я нормально, а вы… где же…

– Замолчи, щенок, и вернись в строй! – рявкнул на него я, тот озлобленно посмотрел на меня, но подчинился. – Парельо, где обещанные мастера с информацией о положении Либерии и об оружии воинов?

– Мы предполагаем, что Мартин и Макс сейчас находятся в мире Филиппы.

– Так… вы предполагаете… Это предположение – надежда на лучшее или оно основано на каких-то фактах? – еще больше раздражаясь от неопределенности и недоговоренности, говорил я.

– Прорвался барьер, а это значит, что кто-то пользовался фауксами. А это значит, они нашли их и переместились, – из их скудной толпы раздался голос рыжей девчонки, ее уверенность и дерзость еще больше меня злили.

Я вскочил и уже было приготовился выплеснуть на нее свой гнев, но Джереми тут же взял меня за плечи и призвал к спокойствию.

– Артос, Артос, тише. Это Лили Арьини, она тоже мастер, и она нам все расскажет. Скоро ребята приведут Филиппу, и тогда дела наши будут лучше некуда.

Я рывком сбросил его руки с моих плеч и внимательно осмотрел каждого, кто стоял позади него. Вирельга держала за руку белокурую девчурку, та боязливо прижималась к ней, а заплаканные глаза со страхом смотрели на меня. Девушка по имени Лили уверенно стояла рядом с ними, видно, понимала всю важность своей персоны. Я усмехнулся, когда это пришло мне на ум, потом взглянул на Ассентия. Он уставился на меня и буквально кипел от злобы и обиды. Это еще больше рассмешило меня, сейчас он был похож на маленького сосунка, которого обделили конфеткой.

– Джереми, Парельо и «уважаемая» Лили, за мной! – приказал я и направился на полянку, чуть дальше от любопытных ушей.

– А я… – подал голос Ассентий, но я тут же оборвал его.

– Всем остальным стоять на своих местах и только попробуйте подойти ближе десяти метров, получите стрелу в зад!

Я даже со спины почувствовал его детский недовольный взгляд и обиженно скрещенные руки на груди. Те, кого я назвал, покорно пошли за мной. Когда мы дошли до места, я остановился и еще раз смерил их всех взглядом. Они ждали моих слов.

– Я хочу знать все и по порядку, – холодным тоном заявил я и приготовился слушать.

Сначала все молчали, потом Парельо подал голос:

– Когда мы пришли с Джереми в Либерию, барьер был сломан, я подумал, что его убрал Макс, но потом выяснилось, что ночью Мартин и Макс отправились в замок за фауксами. Лили объяснила нам, что барьер убирается внезапно, то есть ломается, только тогда, когда пользуются фауксами, это… – по его задумчивому лицу можно было понять, что он подбирает слова, которые в принципе не знает, я кивнул в сторону Лили, и она поняла, что должна продолжить.

– Фауксы – древнейшая технология, их создал один человек, и до сих пор никто не может разгадать секрет их построения, поэтому эти три фаукса так ценны и важны. Никто не знает, как они построены и даже какие возможные скрытые функции они имеют, только один этот человек, но он, к великому сожалению, умер. Барьер же отключается лишь тогда, когда мастер, который его устанавливал, вводит код, но той ночью никто код не вводил, а значит существует лишь одно объяснение всему этому – Макс и Мартин завладели фауксами, перенеслись в мир Филиппы и тем самым прорвали барьерное поле.

– Отлично, скоро в наших рядах ожидается ценное пополнение, – подвел итог я. – Значит, барьер сломан и мы можем свободно войти в Либерию?

– Нет, скорее всего.

– Что это значит?

– Думаю, Тома поставил новый барьер, и, судя по обстановке, в несколько раз прочнее. Они знают, догадываются, зачем мальчикам понадобились фауксы, поэтому будут готовы… хорошо готовы.

– Значит, нам не подступиться к Либерии?

– С барьером нет, и, даже если б его не было, у них армия с высокотехнологичным оружием, вы со своими железками и стрелами просто ничто. Они пощелкают нас в два счета. У них такое оружие, которое может развернуть ваши стрелы, заставить закипать мозги, парализатор, и это еще малая часть всего, что мы делали на своей работе.

Я вопросительно поднял бровь. Ее слова, мало сказать, удивили меня, они просто ошарашили, повергли в шок. Все, что мы до этого делали, – это копошились и топтались на одном месте.

– То есть у нас нет вообще ни малейших шансов. А кто мне объяснит, какой толк будет от Филиппы?

– Ну, она же защитник… – неуверенно сказала Лили.

– Да вы сами ничего не знаете! Вы, как дети, надеетесь на кого-то, что кто-то решит ваши проблемы, а как она там решать их будет, вы даже и не предполагаете! Как?! Как, я спрашиваю, вы планировали свои «грандиозные» планы, которые и говна вонючего не стоят?! «Филиппа защитник, она придет и все решит». Да что это за бред?! Что, вы думаете, она придет и все колени перед ней преклонят?! Что может один человек против армии с супертехнологиями?! Да ее по стенке размажут!

Я не слышал себя от гнева. Я кричал то, что приходило на ум, выговорил все, что накипело. Порой мне хотелось истерически рассмеяться, но это бы означало, что я вконец потерял рассудок. Все они стояли потупив взгляд и опустив головы на грудь. «О, наконец поняли, какими идиотами были!» – иронично подумал я. Никто не говорил ни слова, каждый обдумывал мои слова, и каждый понимал, в какой жопе мы сейчас находимся, да и всегда находились.

– Если больше ни у кого нет «светлых» идей по захвату великой Либерии, то завтра я отзываю войска и мы возвращаемся в деревню Эльзы, – уже спокойнее сказал я, все переполошились и начали оглядываться друг на друга.

– Мы не можем сдаться! Мы не можем отступать! Неужели мы отдадим им Либерию?! – затараторила эта противная Лили.

– А ты что, хочешь сдохнуть сразу же, как ступишь в свою дорогую страну?! Теперь ты беглец! Ты изгнанник, как и мы все, тебе нет дороги назад! А у моей армии нет шансов против войска Зирель. Если мы пойдем штурмом, мы все умрем! Мне глубоко наплевать на свою жизнь, а тебе? – Я смерил ее испытывающим взглядом, ее губы затряслись, и было видно, что сейчас она расплачется. – А остальным хочется умирать, как думаешь?!

Она молчала, а слезы катились у нее из глаз.

– Хватит реветь как маленькая девка! Думай лучше, как нам захватить их оружие и, желательно, замок. Свободны!

Она вытерла слезы и ушла, Парельо направился за ней, Джереми тоже хотел уйти, но я его остановил.

– Ты что, и вправду думаешь отступить? Вернуться? После всего, что мы прошли? – недоумевая, спрашивал он.

– Знаешь, Дже, я задал себе вопрос: ради чего мы сражаемся? Ради чего умирают мои воины? Ради этой вшивой страны, из которой нас всю жизнь выгоняют? А? Она ведь никогда не была нашей, а мы прожили всю жизнь в войне за нее.

– Не приравнивай меня к себе, Артос. Я родился в Либерии и жил в ней, эта страна – мой дом, и я хочу ее вернуть и буду бороться до конца, пока не отвоюю ее или не умру, – он замолчал, а потом добавил: – Мне очень жаль, Тос, что ты потерял былую хватку.

Эти слова как громом поразили меня. Я вскочил, схватил его за шиворот и чуть ли не на полметра поднял его от земли. Лютая злоба обуревала мной, я мог запросто сейчас свернуть ему шею, но здравый смысл останавливал.

– Да как ты смеешь, салага, обвинять меня в потере хватки! Да я родился в войне, жил в войне и умру в войне!

Джереми довольно улыбнулся. Я опустил его на землю и все еще смотрел бешеным взглядом.

Он лишь спокойно сказал:

– Узнаю прежнего Артоса! Оставайся таким же, здоровяк!

– Пошел вон! – огрызнулся я.

Вся эта затея с нападением казалась мне бессмысленной. Мы уже как-то пытались напасть на Либерию и потерпели фиаско, второй раз на те же грабли я наступать не хочу. Я понимаю, что во второй раз не пощадят никого. Мы просто-напросто все останемся там. Может, кому-то повезет и его оставят в живых, но последующую жизнь он будет прислуживать этим смердам, носить им еду или подтирать жопу. А по-моему, уж лучше помереть, чем делать что-то подобное.

Меня не отпускали слова Джереми. Я потерял хватку? Меня опять накрыла злость. Да как он смеет так говорить? Я с детства с мечом, а он до знакомства со мной дерьмо пегасье убирал! Просто я стал походить на отца. Раньше я тоже не понимал, почему он не возьмет и не нападет на Либерию, не понимал, чего он ждал все время. А сейчас понял. Все то время, когда я горячо сокрушался и подстрекал молодых воинов идти в бой, отец мой вынашивал крепкий план, а то и несколько. Он все продумывал, поэтому и выигрывал.

Сейчас Джереми напоминает мне молодого меня, он не думает о последствиях, все надеется на то, что разберется на месте, а, скорее всего, на месте же его и убьют. Я не боюсь смерти, мне в этой жизни нечего терять, я воин, и понимаю, что жизнь моя – война, а смерть – на поле боя. Если б у нас был хотя бы малейший шанс выиграть, я не раздумывая повел бы войско вперед, но у нас его нет. Нет шансов – нет надежды. А вести на верную смерть людей, достойных лучшего, я не могу. Я не могу и не хочу решать за них их же судьбу.

Вдруг мне на ум пришла идея. Не идти на Либерию всем скопом, а только теми, кто реально осознает, на что идет, и кто готов к возможной смерти. Мы проведем голосование и выберем добровольцев, с ними же мы пройдем как можно незаметнее в страну и разузнаем обстановку, если нас не убьют (а это будет грандиозным прорывом), мы передадим остальным по этому телеграфу, что путь свободен для нападения. Конечно, это будет неописуемым везением, если у нас все пройдет как запланировано, но пока будем надеяться на лучшее.