Соблазн частной жизни

висящих на стенах или скрытых обложками альбомов – в одном таком альбоме Лера впервые увидела «Рай» Тинторетто, и если бы не это, вряд ли она решила бы поступать на историю искусств в МГУ. А трагичность не

ненавижу! – А то у нас все без бородавок. – Лера не смогла сдержать улыбку. – И в обеденный перерыв о Рембрандте беседуют. – Да все я понимаю, – мрачно произнес Андрей. – Думаешь, я совсем дурак, про духовность про нашу буду тебе впаривать? Видал я ее, нашу духовность, особенно у подольской братвы… Ничего я не знаю, Лера. А жить тошно. – А жена, семья? – Да как-то… Вовремя не завел, а теперь уже и не хочется. Снял однажды за сто марок проститутку на Кудамм. И противно, не поверишь. Хоть в Москве не пренебрегал. Страсть изображает, а все равно ведь видно, что притворяется. – А ты думал, она тебе за сто марок вечную любовь подарит? – поинтересовалась Лера. – Я и подороже пробовал. В Гамбурге. За пятьсот, – не уловив иронии, возразил Андрей.  – И то же самое, никакой разницы. – Да какая же может быть разница? Лера не выдержала и снова улыбнулась. – Ну, все-таки… – Майборода с серьезным ви

– В каком смысле? – В прямом. У меня все топ-менеджеры сами за рулем. Ну и я тоже. И здесь, и в Швеции. Лера поняла, что означают его слова. Когда считаешь какие-то правила естественными, а окружающие считают иначе, твердость для следования этим правилам в самом деле требуется почти военная. – В Швеции вам

просто сама вся… Да, угасла. Даже музыку перестала слышать. Это не пример, конечно, у меня и слуха

, так что Зоська, может, не так уж неправа была в своей оценке Кости Веденеева. Почему в этот приезд в Москву он вздумал встретиться со

по батарее чугунным бюстиком Пушкина. Во время одного из таких разговоров как раз и выяснилось, что та ездит в Турцию за товаром, который потом продает в Лужниках, и Лера решила поехать с ней, и жизнь ее переменилась после этого так же разительно, как жизнь целой страны. Давно уже и чердак был не чердаком, а, можно считать, пентхаусом, и Зоська была не робкая девчонка с белобрысой тощей косичкой, и рынок в Лужниках забылся напрочь, но все, что происходило тогда, по-прежнему было для Леры значимо. Только Митя переменил ее жизнь больше,

была собственная исполнительская жизнь. – Никуда. – Аленка дернула плечом, локон зацепился за пуговицу на блузке, она поморщилась, стала его отцеплять, но только еще больше запутала. – В никуда! – сердито воскликнула она. – Что за глупости? – рассердилась и Лера. – Витя Витей, но надо же и в руках себя держать! Работа-то при чем? Митя, конечно, сам с тобой поговорит, но и я считаю… – Не надо ему со

широким рядом кустов раздался грохот. И в то же мгновение в небе вспыхнул фейерверк, и по всему парку раздались восхищенные