Loe raamatut: «Сага о Первом всаднике. Время проснуться дракону. Часть 1», lehekülg 9

– Да, конечно, это дело времен, простирающихся далеко в будущее, – подтвердил он второе предположение брата. – Но, пока еще мы можем преломить течение Судьбы и направить его в нужное русло. Вот наберу соратников и примусь за дело. Да и Святитель Арадий пока помирать не собирается, так что мы, все вместе, может, что и изменим! – вполне оптимистично закончил свой рассказ Рой.

– Так ты же теперь Верховный Святитель… – буркнул Вик, прекрасно понявший, что оптимизм брата скорее показной, чем настоящий.

Три дня в тиши и покое пролетели быстро.

Народу в замке обитало немного и, как правило, можно было весь его исходить вдоль и поперек и ни одной живой души так и не встретить. Пара магов из сокурсников Роя, что ни кровью господской, ни большим Даром не обладали, вели какие-то изыскания в башне и сидели в ней целыми днями, а возможно и ночами, безвылазно. Пятеро волков, что числились за охранников, хоть и были из стаи Канидена, что уже несколько столетий жила возле Лиллака и традиционно охраняла его, Вику были незнакомы. Да те и сами с общеньем не навязывались, в основном околачиваясь возле ворот и патрулируя стены. А девицы братнины и вовсе специально на глаза не лезли, понимая двоякость своего положения.

Хозяйство здесь вели всего три семьи – те, чьи отцы были приставлены к среднему принцу еще в его детстве. С того момента, когда семизимнего мальчика нянюшки передают с рук на руки мужчинам, они и находились при своем господине: и во дворце, и в Академии, куда они, естественно, поехали за ним, а там блюли, как и раньше, порядок в комнате, питание и одежду его. А сейчас, когда забрать их в Обитель с собой, понятное дело, он не смог, занялись Лиллаком, который отец подарил их принцу по окончании учебы. Эти вообще вели себя незаметно и неслышно, стараясь во всем услужить, но тихо так, исподволь – толи по старой привычке, привнесенной сюда из королевского дворца, толи, чтя горе, постигшее братьев. А скорее всего, одно усугублялось другим.

В общем, людей Вик почти и не видел. Только-то и общения, что встречи с братом за трапезой. Да еще иногда к ним присоединялись кто-то из магов или оборотней.

Маги показались Вику слегка чокнутыми, потому, что кроме как о своих изысканиях говорить ни о чем более не могли. А волки были замкнуты и неразговорчивы, следуя положенному им по природе нраву. Девушки, те всего раз и вышли к ним, и просидели все время, глаз от тарелок не поднимая, и слова не говоря.

Чем занимался Рой в остальное время, помимо совместных трапез? Вик не знал – так, подозревал, что тоже в башне «умняка корячит».

Да собственно, ему было все равно. Он наслаждался тишиной и покоем, находя для себя занятия по вкусу. А в его вкусе, после тяжелых треволнений последних дней, оказались такие незамысловатые развлечения, как разглядывания окрестностей с высоких башен замка и катание на лодке по озеру.

Вид с одной из башен расстилал перед ним поля, зеленеющие молодыми всходами, лишь изредка прерывающиеся на маленькие, домов по десять, деревеньки меж ними. С другой, за кромкой леса были видны раскинувшиеся цветущие сады, похожие на туман, стелившийся вдоль реки. С третьей башни виднелся какой-то городок небольшой, как и все в этой части королевства краснеющий охряным кирпичом строений и черепицей островерхих крыш. А с четвертой, во всей своей величавой обширности открывался Золотой Эльмер.

Это направление он не любил, только раз и поднялся-то на ту башню. В тот, единственный раз, когда он увидел город издалека, сияющие на солнце пирамиды крыш своим видом вернули его в тот день, когда он с друзьями стоял на холме и рассказывал эльфенку историю столицы. А это напоминание о последних часах, проведенных в блаженном неведении, далось Вику очень тяжело. Потому что, как он ни старался отвлечь себя, мысли сразу перескочили воспоминанием на Рича, с хмурым видом поднимающего его с колен и обрушивающего на него страшное известие. А потом, как снежный ком, несущийся с горы, наматывает на себя ледяные комья, так и на это воспоминание стало наворачиваться следующее… и следующее воспоминание…

И он вновь пережил и свои яркие сны, которые резко обрывались страхом при пробуждении, и дни, проведенные в густом тумане, чередующем неверие и осознание, и последний миг отца, угасшего у них с братьями на руках, и похороны…

В тот день, чтоб избавиться от лезших в голову помимо воли воспоминаний, ему пришлось не мирно плыть в лодочке, напитываясь окружающим спокойствием, а грести так, что уже через пять минут и плечи взмокли и руки-ноги заболели. Но, несмотря на боль и пот, он греб, не переставая – от моста до моста, по подкове озера, не заглядываясь на красоты берега и проплывающий мимо замок, а сосредоточенно считая: « – И раз! И два! И три!», размеренностью и прилагаемыми усилиями выматывая себя напрочь.

А когда понял, что устал настолько, что наконец-то, непослушные мысли перестали шевелиться в голове, он подгреб к берегу, из последних сил выдернул себя из лодки и уснул там же, где приземлил свое тело.

Так что на Северную башню Вик больше и не поднимался, боясь повторения.

А когда на четвертый день во время утренней трапезы Ройджен объявил, что скоро прибудет охрана, и они двинутся во дворец, на него напала неуправляемая паника.

Она, паника эта, сразу зашептала, что если он второго дня так реагировал на крыши Эльмера, увиденные вдалеке, то уж в самом городе ему точно несдобровать – опять накинуться на него и черная тоска, и плохой сон, и «холодный кисель». Он, поджав ее, пока еще только зарождающуюся, потихоньку стал просить братца разрешить ему еще хоть на недельку остаться в Лиллаке.

Рой же сделал вид, что не услышал.

От братниного равнодушия паника, которая до этого лишь тихо ныла в мозгах, стала кусаться и брыкаться, вопя уже во весь голос, что у него, Вика то есть, крыша совсем в дворце-то съедет!

– Тебе что, жалко?! – воскликнул он.

Тот, уже более внимательно посмотрев на Вика, попросил всех выйти из трапезной и, дождавшись пока захлопнется дверь за последним… взревел:

– Ты что, совсем ничего не понимаешь в этой жизни?!

– Что я такого не понимаю? Я знаю, что там, в Эльмере, мне покою не будет, что я изведусь, вспоминая отца и его последние дни! А тебе, видишь ли, жалко, что я тут побуду! – возмущенно воскликнул Вик в ответ.

– Говорил я отцу, что тебя давно пора было из Ястребиного Утеса вызывать. Одичал ты там братец, совсем, а ты, все-таки, принц королевства, как-никак! У тебя обязанности есть и перед Семьей, и перед страной. Тебе двадцать четыре, так что прекращай вести себя как подросток – бери на себя хоть какие-то обязанности и привыкай нести ответственность!

– Да кому я там нужен – там Рич теперь король, вот пусть он и правит! А не хочешь, чтоб я здесь оставался – тогда в Орден уйду!

– А вот шиш тебе, а не Орден! Я не позволю! Не забывай, кто теперь Верховный Святитель!

– Ну, Ро-ой! Ну, пожалуйста! – поприжав гонор, стал просить Вик.

Старший принц посмотрел на него отстраненно, но с жалостью, как на незнакомого, малость убогого человечка, который ясных каждому вещей не понимает:

– Ты вот за меня прячешься и цепляешься, а ты случаем не забыл, что я всего на год тебя старше? М-м? И я тебе не папа с мамой, у которых ты любимчиком был. А ты в курсе, что после Рича и меня они о дочери мечтали?

– Не-ет… – протянул, слегка обалдевший от такого неожиданного заявления брата, Вик.

– Угу, и воспитывали тебя отчасти, как девчонку – в ласке и баловстве, на радость себе, а не для пользы королевству, как нас.

Вик, как ни прискорбно это было осознавать, был согласен с братом, стоило только припомнить свое детство и отношение к нему родителей.

– Впрочем, и мы любовью и заботой родительской обделены не были. Но вот то, что у нас воспитание разное – это уж точно. Но жизнь сложилась так, что именно ты теперь Наследник, а это налагает на тебя соответствующие обязанности.

Вик, еще не отошедший от «девочки», пригорюнился в очередной раз – эта мысль, что именно он теперь наследный принц, как-то и в голову ему пока не приходила.

– Или ты думаешь, что мы с Ричардом не скорбим по отцу?! – меж тем продолжал свой возмущенный выговор брат. – Ладно, у меня есть Обитель, куда я могу удалиться. А Рич? Подумай хотя бы о нем! Он, уже со следующей десятницы должен будет посещать Совет. Ты хочешь знать, что там такого случиться? А вот что – он, еще ни одного дела не провозгласивший сам, будет обсуждать то, что начато отцом. Каждые несколько минут в многочасовых разговорах будет всплывать его имя, он станет перебирать бумаги, каждая из которых еще помнит его руку! Ты понимаешь это? Или думаешь, ему уже не больно? В связи же с его свадьбой траур объявлен недолгим, и после сорока дней потихоньку начнет просыпаться придворная жизнь. А это значит, станут назначаться встречи, трапезы и рауты. И ему, как королю, придется там бывать, улыбаться, с людьми беседовать. И, кстати… тебе тоже!

– Нет! И не подумаю! Как так можно? В обычное время траур по королю длиться год! Я не смогу – пусть веселятся без меня! – раздосадовано воскликнул Вик.

– Будешь, как миленький! Во-первых, не забывай, это была последняя воля отца – поскорее женить Рича. Во-вторых, ты теперь Наследник и должен быть везде, где это предписано протоколом, – как маленькому, монотонно и настойчиво выговаривал Вику брат.

Осознавать, что с тобой говорят, как с неразумным ребенком, было обидно. Но и мысль, что ему совсем скоро придется посещать вечеринки и торжественные трапезы, была для Вика невыносима.

– Так пусть Рич отменит все сборища своей волей – он же, король! – было нашел выход из создавшегося положения младший принц. Но старший и здесь его осадил, не дав порадоваться своей догадливости. И в уже привычном этой беседе тоне, то есть, нравоучительно и веско, он сказал:

– Заканчивай уже дурить, Вик. Пора понять тебе, что власть, в первую очередь – это ответственность, и только в последнюю, вседозволенность. И переставлять их местами, дело хоть и нехитрое, но недопустимое – так можно вообще этой самой власти лишиться.

– А что, они сами не могут повеселиться, без нас с Ричем, если уж им так приспичило? – в какой-то уже тающей надежде на избавление, выдвинул последний возможный довод Вик. В общем-то, уже понимая наперед, что брат сейчас ответит что-нибудь правильное… а ему все равно этого не избежать.

– Я тебе вот, что скажу: не забывай, что королевский двор – это не только сборище родовитых бездельников – это жизнь королевства в миниатюре. Место, где во время, казалось бы, легкомысленного музыкального вечера или какого-нибудь пикника в розарии встречаются важные люди в неформальной обстановке, ведутся серьезные разговоры, принимаются решения. Многие такие договоренности – и дипломатические, и торговые, и брачные, потом лягут в основу не только частных, но и государственных дел. Так что… собирайся с мыслями, бери волю в кулак и становись достойным Наследником!

А уже через час после этого разговора, или, вернее сказать, разгона, который устроил ему брат, Виктор удалялся от Лиллака в сторону столицы.

При въезде в лес он обернулся, чтоб бросить последний взгляд на тихий замок. И в тот момент, когда поворот дороги и ветви подлеска скрыли из виду белые башни и гладь озера, ему в голову пришла мысль, что картинка эта очень символична: его спокойная, размеренная и в какой-то мере беззаботная часть жизни закончена. Прощайте детство и юность – пора вступать во взрослую жизнь.

Опять вспомнились ушедшие в безвременье отец и мать, но почему-то теперь, от возникших в памяти образов его мысли не нырнули в «холодный кисель», а собрались и насторожились, становясь сосредоточенными и серьезными. Сразу подумалось, что по приезду в город надо бы сразу навестить Рича и выразить ему поддержку – он-то все это время никуда не сбегал, а находился в погруженном в траур дворце.

« – Нужно у него узнать, что же это вообще значит, быть Наследником!» – брат-то в этом статусе провел всю свою жизнь, а вот он, Вик, даже и не ожидал, что станет вторым лицом в королевстве.

Да и никто, по всей видимости, этого не ожидал…

Отец был здоров и уверен в себе, а после Ричарда шел еще Рой, и всегда казалось, что вероятность стать Вику Наследником, ничтожно мала.

Кто ж знал, что король, чье здоровье блюли толпы известных знахарей и магов, скончается так внезапно? Кто ж знал, что во втором сыне проснется Дар в таком небывало взрослом возрасте, и никто не сможет ни предсказать его, ни предупредить? И так же никто не мог предвидеть, что брак, договоренность о котором была составлена двадцать зим назад, не будет до сих пор заключен, а дети, которые уже могли бы появиться на свет, еще так и остаются не рожденными?

И вот, теперь он, Вик, который и родителями-то не рассматривался как возможный Наследник и, что уж греха таить – Рой прав, не воспитывался соответственно, теперь вдруг стал вторым лицом в королевстве и надеждой трона.

Опять появился страх, но не тот оглашенный и мечущийся, который управлял его мыслями во время болезни отца, а другой – целеустремленный и сосредоточенный, ищущий выход из создавшегося положения.

Единственной уступкой «вчерашнему мальчику», в раздумьях Вика была мысль о том, что хорошо бы и оборотни уже очухались – все же при их поддержке будет значительно легче начинать «новую жизнь».

***

Дверь открылась и в просторную, наполненную ясным дневным светом галерею, вошла девушка. Она и сама была подобна сияющему солнечному лучу – столь же прекрасна и светла. Золотистые волосы ее были уложены в высокую прическу и только несколько локонов изящно сбегали по гибкой шее. Платье, нежно голубое, шелковое и расшитое серебром, подчеркивало вполне зрелую, изысканных форм фигуру. А лицо ее с глазами, в тон которым явно подбирались и чудесный наряд, и ленты в волосах, было изумительно по своему рисунку – линии его, казалось, рисовал большой эстет, выбирая для этого и самые нежные краски, и самые тонкие кисточки.

Чудесное видение вплыло в галерею, и… напоенный солнцем весенний воздух в ней замерз, повеяло зимней прохладой.

Впрочем, заметить это мог бы только или очень внимательный человек, или тот, кто наделен магией.

Маг бы отметил, что чудная красавица окружена не очень-то чистой аурой, а человек внимательный уловил бы нервозное напряжение, охватившее вдруг стражников, что стояли вдоль стен обширного помещения. С чего бы это? Высокие тренированные мужчины, к тому же закованные в доспехи, почему они так напряглись при виде нежной и прекрасной девушки?

Но, тем не менее, все было именно так. По мере ее продвижения солдаты все более вытягивались, напряженно задирая подбородки, глаза их устремлялись высоко вверх, гораздо выше того уровня, где проплывала хорошенькая головка красавицы, а глаза принимали какое- то стеклянное, неживое выражение.

А она, чудесное видение, на них не кинула ни одного взгляда, как будто, между окнами в пол и зеркалами, стояли всего лишь неодушевленные статуи, а не живые люди.

Хотя… ей, принцессе из правящей Семьи, наверное, и не было никакого дела до простых охранников. Тогда откуда их такой явный страх?

А между тем, девушка стремительно продвигалась по галерее. Она не глядела ни в большие окна, проплывающие от нее по правую руку, за стеклами которых радостно искрились на весеннем солнце уже включенные фонтаны и пестрели клумбы, переливаясь желтизной нарциссов, алой яркостью тюльпанов и фиолетовой изысканностью гиацинтов. Она не окидывала свою изящную фигурку и красивый наряд в зеркалах, чередовавшихся по противоположной стене, как сделала бы любая другая девушка. Принцесса была сосредоточенна на двери впереди и, кажется, зла – ее губы кривились в недовольном изгибе.

Несмотря на многочисленную стражу вокруг, за девушкой следовал еще один воин, видимо, личный охранник. Этот наоборот, успевал окинуть взором все – и окна с просторами сада за ними, и обширную галерею, по которой они шли, и заглянуть каждому солдатику в лицо, как будто не доверяя никому и ничему, оказавшемуся рядом с его хозяйкой.

Воин этот был уже совсем не молод. Впрочем… нет. Это седина на его висках и тяжелый напряженный взгляд добавляли ему возраста. А если приглядеться, то становилось понятно, что он сейчас в самом расцвете мужской силы – высок, спина пряма, а упругие движения его закованной в черный кожаный доспех фигуры, выдавали недюжинную мощь и ловкость, как и положено бывалому воину.

Меж тем, парочка достигла противоположной двери галереи и два лакея, с таким же затравленным выражением лиц, как и у стражников, не мешкая, ее перед ними распахнули. Девушка ступила внутрь следующей комнаты, а воин остался снаружи. Он прислонился спиной к закрывшимся створкам и напряженно стал буравить взглядом и без того бледных перепуганных лакеев и ближайших стражников.

Красавица же, продвинулась на несколько шагов и присела в придворном поклоне перед двумя расположившимися в креслах людьми. Но хотя поклон ее и был достаточно низок, чтоб соответствовать всем нормам этикета, головы она, все же, не опустила, а взгляд ее, направленный на немолодую пару, остался таким же колючим и недобрым.

Мужчина, что сидел перед ней, этот взгляд проигнорировал, а вот дама нервно заерзала в своем кресле. Увидев это, девушка позволила себе презрительно усмехнуться и без разрешения взрослых подняться из поклона. Потом она отвела свой взгляд от пары, как если бы происходящее в комнате ее совершенно не касалось, и уставилась в окно.

Господин же проигнорировал и это, явно неуважительное действие. Он, вообще, вел себя так, как если бы поведение девушки было в порядке вещей, и не позволял себе выказывать ни одного недовольного чем-либо жеста. Вся его полноватая фигура, громоздящаяся в кресле, выражала спокойное величие – и крепкая осанка, и высоко поднятая, но не вздернутая голова, и расслабленно лежащие на подлокотниках руки. Как, собственно, и лицо его, строгое властное выражение которого говорило, что правитель на всякие мелочи и девчоночьи капризы реагировать не станет.

Но дама, сидящая с ним рядом, так крепка во власти над своими эмоциями не была и продолжала заметно нервничать. Ее рыхлое тело слегка вздрагивало, когда она снова и снова умащивалась в глубоком кресле, как если бы под ней была не мягкая набитая ворсом подушка, а мешок, наполненный камнями.

Вообще-то, при взгляде на нее, сразу можно было сказать, что стоящая перед ней девушка, скорее всего, приходится ей дочерью. И овал лица дамы, хоть и с провисшим уже подбородком, и нежно голубые глаза, и золотистые волосы, с легкой проседью – все говорило о том, что именно от нее девица унаследовала свою чудную внешность. Тогда откуда ее нервозность и плохо скрываемый страх?

А меж тем, мужчина заговорил, видно не желая затягивать явно неприятный для всех момент встречи:

– Дочь наша, принцесса Сордемия, хочу уведомить вас, что из Эльмерии прибыл гонец – ваша свадьба назначена. И не надо больше никаких возражений! Все решено окончательно! – повысил он голос в конце своего заявления, предупреждая недовольство девицы, которая при первых же его словах вскинула норовисто голову и открыла было рот, чтоб запротестовать.

– Вы знаете, что договоренность об этом браке составлена двадцать зим назад и более тянуть мы не можем, а то эльмерцы ее расторгнут. Они уже выказывали подобные намерения! Вам не пятнадцать зим, чтоб вести себя, как молоденькая несмышленая девушка! Вы принцесса из королевской Семьи! Я больше не приму никаких ваших возражений против этого брака! Все договоренности должны быть исполнены! – и, не желая ничего слышать в ответ, махнул рукой, выпроваживая девицу из комнаты: – Ступайте, дочь наша!

Та, меж тем, вся напряглась, руки ее сжались в кулаки, а глаза полыхнули холодным огнем:

– Думаете, что так легко от меня избавитесь?! И не надейтесь! – и, резко развернувшись на каблуках, вылетела из комнаты.

А не успели лакеи закрыть за ней дверь, как дама ударилась в слезы, схватила руку мужа, прижала к себе и принялась целовать:

– Гарл, миленький, ну давай не будем ее неволить?! Ну, хочет она вернуться в свой дальний замок – вот пусть и катится туда! А эльмерцам Алию отдадим, ей уже четырнадцатая зима пошла. Они столько ждали, так что еще пару несчастных годиков подождут! – слезы катились по ее щекам и стекали на обширную грудь, оставляя все более расползающиеся неопрятные пятна на синем шелке лифа.

– Милдрена, да как ты не понимаешь?! Дальний-то замок в нашем королевстве находится! Зачем нам нужно, чтоб она веками торчала под носом у наших наследников! А так будет далеко – за горами, в Эльмерии жить. Вот пусть они с ней и управляются! – заботливым тоном стал увещевать король супругу. Чувствовалось, что уж не в первый раз у них этот спор происходит.

– Да когда она еще съедет?! Я ж не за себя, а за детей боюсь! Особенно за Гарла младшего и малыша Джорри. Девочек она, может, и не тронет в злобе своей, слава Светлому пока ни одна из сестер ее красотой не превзошла, а вот мальчиков-наследников может и извести! А-а! – с новой силой завыла женщина, видно уже представив, как ее сыновья загибаются от страшных болезней. – С ее приезда, как ты год назад позволил ей в столицу вернуться, Гарлушка из простуд не вылезает, а малыш все животиком мучается! А ведь раньше крепенькие мальчики-то были! У-у!– все сильнее расходилась она.

– Не бойся милая, кровь-то у них одна, общая на всех – вот она детей и защитит! Не сможет Демия им сильно навредить, что б по ней в обрат не ударило. А я к ним еще того нового мага приставлю, что недавно из Академии ко двору прибыл – умелый парень видать. Да за той знахаркой, про которую сказывают, что в снятии порчи сильна, я уж послал. Так, глядишь, и переживем – несколько месяцев осталось, а к осени она съедет, – продолжал уговаривать жену король, поглаживая ее вздрагивающую ручку и стараясь не замечать все более удаляющийся грохот.

А девица, меж тем, вылетев из родительских покоев, стремительно неслась по длинной галерее. Глаза ее зло сверкали, губы что-то шептали, а руки мелькали в резких жестах. И при каждом их порывистом движении вдребезги разлеталось, то окно, то зеркало, а то и падал кто-то из закованных в доспехи охранников – вот и шум, который правитель старался не замечать. Видно, подобное поведение старшей дочери было для него не в новинку…

В то время, пока король успокаивал жену, сама Демия все дальше удалялась от родительских покоев. Пробежав по галерее, она также быстро пронеслась по коридору и лестнице, мимоходом скинув со ступеней какую-то служаночку с охапкой белья, отчего упавшая девушка осталась лежать и стонать от боли, а тряпки, вскинутые вверх, еще долго кружились, оседая на пол. Но принцесса всего этого не замечала, бешенство, клокотавшее в ней, застилало ей глаза и рвалось горячей волной наружу. И когда последняя вещь приземлилась на мраморные ступени, она была уже далеко – летела по дорожкам парка, а вокруг нее кружились не вскинутое тряпье, а молодая листва, лепестки цветов и гравийные камешки. Воин же в черном так и следовал за ней как тень, не обращая внимания на творящееся вокруг, лишь изредка прикрываясь рукой от летящих в лицо камней.

Путь этой странной парочки явно лежал к высокой башне, стоявшей отдельно от других строений дворца. Как и все они, башня была построена эльфами и издалека казалась изящной и легкой, почти игрушечной – вот только дунет ветер посильней и унесет ее под облака. И только когда девушка с воином приблизились к ней вплотную, стало понятно, что несмотря на хрупкий облик и кружевную вязь резного камня, насколько это громадное и монументальное сооружение.

В самый последний момент, на самом подходе к башне, воин обогнал девушку и распахнул перед ней дверь. Не приостанавливая шага и не поблагодарив мужчину, та забежала внутрь и устремилась через нижний зал к лестнице наверх.

А там ее, видимо, уже ждали – дверь была открыта, и стоило Деми ступить за порог, как к ней вышла женщина с полным бокалом в руках.

– О, Мустела! – воскликнула принцесса, но более ничего сказать не успела, потому что, казалось помимо воли, руки ее сами схватили предложенный бокал, и она прильнула к нему ртом. И только опустошив его, девушка добавила:

– Ты всегда знаешь, что мне надо!

– Конечно, знаю, я видела, как ты возвращалась, девочка моя! Что родители тебе такого сказали, что ты снесла весь цветник по дороге в башню? – спросила женщина, что встречала ее с бокалом.

Дама эта, меж тем, сама была только слегка взволнована, и то, скорее всего, из-за взвинченности девушки, а не того, что могло произойти там – в покоях короля и королевы. Она вообще, всем своим видом выражала спокойное достоинство, а разговаривала степенно, слегка растягивая слова и немного смягчая окончания.

Впрочем, такая манера ее речи могла происходить и не из испытываемого спокойствия, а из многозимней привычке к другому языку. А то, что дама Мустела прибыла в Ламарис из дальних земель, становилось понятно сразу – стоило только на нее посмотреть более пристально. Волосы ее были черны, как ночь, небольшие, вздернутые к вискам въедливые глазки тоже, а кожа смугла, как если бы она все лето провела на открытом воздухе, при этом совершенно не пряча лицо от жаркого солнца. Но, глядя на ее ухоженные тонкие руки, унизанные дорогими перстнями, с уверенностью можно было сказать, что крестьянкой она не была. Вот и выходило, что дама Мустела была явно иноземных кровей.

Но, как бы, то ни было, и отчего бы ее речь не была спокойна и тягуча, но свое дело она сделала – принцесса от его, видно, привычного звучания – стала успокаиваться. Дыхание сделалось мерным, бешеный блеск глаз поутих, а движения стали плавными и размеренными. А от всех видимых признаков недавно пережитой бури эмоций только-то и осталось, что жаркий румянец на щеках и капельки пота на лбу. Ну… может еще и красные пятна на низко открытой груди, но на такой красивой девушке их и замечать-то не хотелось…

– Жарко! – сказала принцесса, обмахивая себя ладошками.

А Мустела кинулась расшнуровывать платье:

– Может ванну приготовить? – спросила она, помогая девушке снять лиф, а потом берясь за завязки тяжелых шелковых юбок.

– Нет пока… это долго, а у меня есть еще одно дело на сегодня! – ответила ей принцесса, а при упоминании «дела» глаза ее зло сощурились и мстительно сверкнули.

– И что ты задумала, моя девочка? – спросила ее дама, снимая через голову девушки шелк, сначала голубой с серебром, а затем белоснежный с кружевом.

– Позже узнаешь! – усмехнулась та злым смешком и созвучно с ним, резко и неприятно, тренькнула об пол сложившаяся сетка фижм. Деми легко переступила через нее и стала, уже сама, без посторонней помощи снимать нижние юбки. А Мустела, покачав головой, как обычно качают любящие родители, когда подозревают, что их дитя замыслило шалость, направилась к двери.

Не прошло и трех минут, как она вернулась с тазом прохладной воды и поставила его на стол. Девушка, оставшись только в одной рубашечке из тонкого батиста и такой же легкой полупрозрачной юбке, нетерпеливо направилась к нему, потом спустила кружевные бретельки и склонилась над тазом. А ее дама стала поливать пригоршнями воду на разгоряченные плечи и шею принцессы. При этом обе не обращали никакого внимания на воина, так и стоявшего в углу комнаты, сразу за дверью.

А он, меж тем, не сделал ни одного движения выйти, как если бы подобная сцена – полунагая принцесса перед его взором, была для него самым обычным явлением. Но вот, если спокойствие при его нахождении в комнате для женщин, и молодой, и более зрелой было, кажется, естественным, то вот его – явно показным.

Воин стоял все также прямо и спокойно, как и десять минут назад, когда он зашел за принцессой в комнату, в привычной для него позе – сложив руки на груди, держа спину прямо и устойчиво расставив ноги. Но вот взгляд его, не на секунду не отрывавшийся от тонкой полуобнаженной фигурки, выражал тоскливый голод. А острый кадык непрестанно прыгал вверх-вниз, как будто он постоянно сглатывал слюну, при этом, кончик его языка то и дело проходился по нижней губе – как если бы во рту все наоборот пересохло. Хотя… возможно, мужчина в мыслях своих ловил им те капли, что стекали с розовых напряженных сосков округлой, чуть провисшей под собственной тяжестью, груди девушки.

Но, что бы там ему не думалось и о чем не мечталось, женщины на него действительно внимания не обращали, продолжали и делом своим заниматься и прерванный, было, разговор.

– Так что тебе сказали родители? – повторила свой оставшийся в первый раз без ответа вопрос Мустела. А руки ее в этот момент подхватили мягкое полотенце и заскользили по шее и груди принцессы, распаляя тем самым взгляд воина, который от такого зрелища из просто голодного накалился до похотливо жадного.

– Да то, что мы и ожидали – о замужестве объявили! Теперь уже точно! – опять начала злиться Демия. – Я-то думала, что когда год назад пригрозила им, что мальчишек потравлю, они откажутся от этой идеи – так нет, оказывается, переговоры так и шли своим чередом!

– Ну, милая, это ты надеялась, а я тебя предупреждала, что отец все равно поступит по-своему. Это же не простую девку замуж выдать, и то – после помолвки даже в самой глухой деревне отменить свадьбу почти невозможно! А тут наследника престола и принцессу другого королевства собираются поженить. Так что, как я и говорила – все это были твои пустые мечты, – своим спокойным медоточивым голосом втолковывала дама Мустела девушке.

– Ты прямо, как папаша мой говоришь! – взвилась та, резкими движениями вздергивая бретельки рубашки на уже обтертые плечи. – Конечно, вы с ним спелись еще тогда – в мое детство! Если б не ты, я бы вообще сама была бы Наследницей, а не этот мозгляк долгоносик – мой братец! – все сильнее расходилась девушка, а в руке ее, тем временем, стал разгораться сверкающий молниями шар.

Но дама ее нисколько не испугавшись – отложила полотенце и тем же мирным тоном сказала:

– Садись детка, я твои волосы расчешу. И не надо себя распалять, ты и так сколько сил потратила, разнося отцовский дворец. Ты бы лучше научилась себя сдерживать – и для здоровья полезнее, и для дела. А то не ровен час, отец свою угрозу выполнит – созовет всех придворных магов и, соединив свою Силу, они таки упекут тебя в подземелье зачарованное, до конца дней твоих! Тогда и я помочь не смогу.

Принцесса подумала, подумала и сжала ладонь с шаром – тот, тихонько прошипев, схлопнулся. А сама девушка, с еще недовольным видом, все-таки уселась на стул перед зеркалом.