Loe raamatut: «Комната Бога», lehekülg 2
– Договорились.
– Вот и славно!
Слим встал в центр круга перед дверным проемом и проговорил:
– Рабочий кабинет.
В следующее мгновение он шагнул в образовавшийся по ту сторону коридор и исчез за вновь проявившейся из ниоткуда дверью.
Роб, оставшись один, на короткое время завис, погрузившись в размышления. После он обратился к искину:
– Эйла, почему ты впустила Бардена без моего подтверждения?
– Он сказал, что вы договаривались…
– Больше так не делай. Ты связалась с Уитсом?
– Да. Он в клубе “Черный квазар”. Ожидает вас.
– Ох… Опять он там. Ладно. Понял. Спасибо.
Роб пару минут задумчиво смотрел на экран с планетой Земля, подошел к двери и произнес:
– Клуб “Черный квазар”.
***
В центре обширного темного пространства, в огромном сферическом аквариуме, не имевшим швов и стыков, переливались, искаженные от быстрой скорости вращения, скопления звезд и сине-розовых газовых туманностей. Бесчисленные мелкие яркие огоньки оставляли за собой длинные, светящиеся хвосты, которые угасая, переплетались с траекториями других звезд, склеиваясь в единую инсталляцию. Ядром, чье гравитационное поле удерживало вокруг себя весь этот сверкавший хоровод, была микроскопическая черная дыра, окруженная сиявшим, желто-огненным аккреционным диском. Раскаленные, разноцветные слои газа, закручиваясь в спираль, медленно падали на бесконечно черное ядро, излучая при этом тепло, согревавшее всех собравшихся вокруг.
Описанную выше, уменьшенную в миллионы раз модель квазара, в окружении микро-галактики, поддерживало широкое, сетчатое полотно, служившее полом в данном заведении. Тонкие, сиренево-розовые линии завивались в красивые ажурные узоры, которые при каждом шаге немного проминались под ступней, а след еще несколько секунд выделялся приглушенным, перламутровым свечением, и после неспешно угасал. Сетчатый пол создавал ощущение, будто границы отсутствовали вовсе, внизу, сквозь полупрозрачную мембрану виднелась бескрайняя, угольно-черная пустота. Внешний контур стен раздольного коридора, закручивавшегося вокруг ослепительного, звездного круговорота в центре, не был никак обозначен, лишь безграничный космический простор куда ни посмотри. Но край все же имелся. Если идти навстречу космической ночи, в какой-то момент можно было упереться в мягкую пленку, которая тут же начинала переливаться сочными цветами, реагируя на прикосновение.
Матти сидел за длинной овальной столешницей, люминесцировавшей блеклым, сине-зеленым цветом. Столешница и кресла вокруг не имели ножек, просто плавали в воздухе над сетчатой поверхностью пола, сотканной из тонких как паутина, светящихся линий. Напротив Роба сидел его друг Ларом Уитс и Симона Кати, – подруга Уитса. Они чокнулись фужерами, сухо зазвеневшими в пестрящем изобилии красок вокруг, и выпили залпом их содержимое. Над столешницей возвышалась бутылка виски, уже почти опустошенная, и тарелка со все еще девственной, никем нетронутой фруктовой нарезкой.
– Все-таки ты сегодня странный совсем. Хмурый до тошноты… – Уитс пристально вглядывался в безэмоциональное лицо Роба. – А-а… Ну я знаю, что происходит. Я же говорил, нужно больше находиться в реальности. Так и свихнешься скоро. Что тестил на этот раз? Опять свои ужастики?
Роб замялся, с печалью осознавая, что не может поделиться с другом всей информацией.
– Я как раз собирался это обсудить… Тот самый секретный проект, помнишь, про который я тебе рассказывал? Я все-таки согласился. Пока что прошел один сеанс. Теперь никак не выбью его из головы.
– Ты мог бы с легкостью отказаться от дальнейшего участия, – с дружеским осуждением сказал Уитс. Цветные блики окружения, мелькавшие на его бледной, лишенной волосяного покрова голове, сейчас делали его похожим на представителя жанра хоррор. – Зачем так мучать себя?
– Ты знаешь ответ, – сухо произнес Матти.
– И все равно не понимаю. Помешался ты на играх. Столько развлечений вокруг, а ты лежишь в этой своей капсуле… Я вот даже не помню, во что последний раз играл, и знаешь, что? Прекрасно себя чувствую!
Ларом Уитс разлил спиртное по бокалам и поставил пустую бутылку в выделенную темным контуром, небольшую область в центре столешницы. Очерченная зона коротко моргнула светом, успев при том ослепить собравшихся за столом, и через мгновение мутный силуэт бутылки проявился в виде новой, закупоренной и непочатой.
– Ну это вечная тема для разговора, – с кривой ухмылкой промолвил Роб. – Помнишь, в прошлый раз ты даже согласился со мной, что в целом, ничего не мешает нам так же находиться сейчас в вымышленном мире. Реальность только в нашей голове.
– Во-первых, я был пьян тогда. Во-вторых, я не согласился, а сказал, что если даже это и вымышленный мир, то в любом случае он прекрасен. Зачем ломать себе голову по этому поводу?
– И тебе не скучно так жить? Ведь ничего не происходит и не меняется. Все по кругу. Ощущение искусственности нашего мира не покидает меня… Я все больше нахожу тому подтверждения.
– Да ты с ума сходишь. Я тебе как другу рекомендую, – завязывай с этим. И как это не меняется? Ты просто ничем не интересуешься. Куча новых локаций появилась для развлечений.
– Ага. Потому ты сидишь в старом добром “Квазаре”? – Матти, не дожидаясь ответа, продолжил: – Просто ты не поймешь. Я такое испытал. Это сложно объяснить словами. Совсем иной мир. Он не дает мне покоя.
– Так ты попробуй рассказать, может получится.
Роб тяжело вздохнул и с подозрением взглянул на сидевшую все это время с безучастным лицом Кати. Она отрешенно смотрела куда-то в пространство. Как и у большинства в этом мире – красивое, идеальной формы лицо. Под длинными, черными ресницами пестрели ясные, голубые глаза. На голову была надета рыжая шляпка с широкими полями, усыпанная мелкими блестками.
Ларом Уитс отметив, куда направлен встревожившийся взгляд Матти, сказал с улыбкой:
– За нее не беспокойся. Она на утро навряд ли что-либо вспомнит. А если и вспомнит, то никому не расскажет. Верно, Кати?
Девушка ничего не ответила, лишь показала Уитсу указательный палец, поднятый вверх. После чего взяла бокал, и, прежде чем пригубить из него, произнесла чуть заплетавшимся голосом:
– Я трезва как стеклышко.
Роб рассмеялся и последовал ее примеру.
– Ну вот! Мой друг вернулся в строй! – радостно воскликнул Уитс.
Они выпили и на какое-то время повисла тишина в разговоре. Внимание всех собравшихся в заведении сейчас приковала к себе крохотная черная точка, расположенная в центре “звездного аквариума”. Из ее полюсов, сверху и снизу, выстрелили потоки света, озарив яркой вспышкой и без того изобилующее светом пространство. Лучи устремились за край сетчатого пола и потолка, постепенно растворяясь в бескрайнем мраке.
– За последние разы моего здесь пребывания, чертов луч ни разу не указал на меня, – с досадой проворчал Уитс. – Может сегодня повезет.
Столпы света, исходящие из крохотной “черной дыры”, сменили вертикальное положение на горизонтальное и стали быстро вращаться по кругу, поочередно ослепляя посетителей. Вскоре вращение прекратилось, луч замер, выделяя светящимся ореолом одного из гостей. Луч сканировал мысли, воспоминания, различные обрывки и образы из головы случайно выбранного посетителя, определяя, что из этого взять для грядущего представления.
Все окружавшее пространство стало мутнеть, плавно сменяя картинку. Звездное скопление в центре исчезло, как и светящийся, сетчатый пол, с видневшейся за ним черной, бездонной пустотой. Зоны со столешницами и сидевшими за ними людьми отделились обширной пропастью. Матти с друзьями оказался на небольшом, неровном, округлом срезе колонны из скальной породы, похожей на колоссальной высоты сталагмит. Вокруг виднелось множество других подобных столбов, терявшихся тонкими прутьями в горизонте, будто они находились на теле гигантского ежа. Все колонны были разной высоты и распределены неравномерно, где-то более плотно, где-то расстояния между зазубренными, ребристыми башнями достигали нескольких километров, так, что группы участников сего шоу, теперь находившиеся на разных вершинах, не могли разглядеть силуэты друг друга. Внизу все было устлано непроницаемой туманной мглой, сплошным волнистым покрывалом, скрывавшим основания каменистых башен. Теплых красок в эту мрачную картину немного добавляло бордово-оранжевое, ясное небо.
– Ого! – воскликнул Уитс, подойдя к краю и взглянув вниз. – Похоже не только тебя одолевает тоска, Роб.
– Дело тут не в тоске, – Матти тоже подошел к краю и окинул взором горизонт. – Я помню эту игру, тут нужно прыгать с башни на башню в определенном порядке. Если нарушил порядок – башни начинают разрушаться.
– Значит кто-то в нее изрядно переиграл, – улыбнулся Ларом Уитс.
– Кромешный отстой, – резюмировала Кати, осмотревшись вокруг. Она не двинулась с места, по-прежнему сидела в кресле с бокалом в руке.
– Не переживай, это ненадолго, – успокоил ее Уитс.
Ларом с Матти присели обратно за стол.
– Знаешь, я вдруг понял, почему ты так часто здесь зависаешь, – обратился Роб к Уитсу. – Все дело в этих рандомных иллюзиях. Ведь они всегда разные. Хоть ты и говоришь, что тебе не бывает скучно, я думаю в глубине души ты согласен со мной. Иначе, какого черта мы с тобой так долго общаемся?! – Матти, с надменным выражением сыщика, с легкостью раскрывшего преступление, сделал жадный глоток виски.
– Никак ты не уймешься, – фыркнул Уитс, – Ну пусть ты и прав. Но какие есть варианты? Игры – все те же иллюзии, чтобы отвлечься. А реальный это мир или нет – мы никогда не узнаем. Размышлять на эту тему просто бессмысленно.
– Мне кажется я что-то нащупал… Странное чувство не покидает меня, словно я коснулся чего-то нового, и оно постепенно расползается по моему организму.
– Да ты пьян! – хохотнул Уитс. – По твоему организму расползается алкоголь.
Не принимавшая участия в разговоре Кати, тоже прыснула со смеху, и произнесла тем же нетвердым голосом:
– Отлично время провожу. Сижу с двумя сумасшедшими, посреди каких-то уродливых башен…
Роб подняв фужер, молчаливо взмахнул им в ответ, и продолжил, не обращая внимания на сказанное.
– Я может и пьян, но дело не в этом. Вот скажи, – сколько вообще мы тут живем? Ты задумывался хоть раз?
– Что значит сколько? Всегда, – с недоумением ответил Уитс.
– Всегда были и будем? Нету ни начала, ни конца. Разве это не кажется бредом? Всегда один день. Всегда одно и тоже.
– Вот ты заладил! Ну почему одно и тоже? Сегодня вот мы здесь, говорим об этом, а завтра будем в другом месте…
– Да я не про это. В целом, глобально ничего не меняется: все всегда на своем месте, ничего не ломается, все всегда есть, везде одинаково тепло и чисто…
– Ох… Не понимаю я тебя. Почему что-то вообще должно ломаться?
В это время окружение стало погружаться в сумрак. Силуэты башен постепенно растворились и из темноты вновь проявилась привычная, пестрящая красками и бликами, декорация клуба.
– Наконец-то, – с облегчением протянула Кати. – Я скоро вернусь. – она встала с кресла и направилась в сторону подсвеченной каймы дверного проема, оставляя за собой переливавшиеся приглушенным, перламутровым светом следы на ажурном полу.
– Ладно, попробую объяснить на примере, – возобновил Роб прервавшийся разговор, – Я расскажу тебе про проект, в котором принял участие. Только не забывай, я подписал договор о неразглашении.
– Ты же знаешь меня, секреты я хранить умею, – уверил его Уитс. – Я весь во внимании.
Матти кратко рассказал другу о проекте “Земной мир”. Быстро перепрыгивая с события на событие, он старался передать основную суть и атмосферу странного мира. Его опьяневший разум с трудом подбирал нужные слова, но все же он справился, по крайней мере ему так казалось.
– Там люди умирают и рождаются новые… Прямо из других людей! Это чувство, что ты не вечен, что у всего есть начало и конец, оно одновременно и пугает, и зачаровывает, – подытожил свое повествование Роб. – Несмотря на порой жуткие эпизоды, там я испытал и состояние абсолютного счастья… Даже не помню, ощущал ли я что-то подобное когда-либо в реальной жизни. Все игры, что я тестировал ранее – это совсем другое, там главная цель, – веселье, беззаботное развлечение. Там нету боли или каких-то глубоких переживаний кроме короткого испуга. В общем, проект “Земной мир” не сравним ни с какими играми, я словно побывал в какой-то параллельной, совсем иной реальности…
Повисла тишина. Уитс задумался, медленно вращая пальцем стакан на столешнице.
– Мне, конечно, сложно все это представить… – произнес он, почесывая затылок. – Я правильно понимаю, ты хочешь сказать, что эта игра, этот проект, в котором ты побывал, лучше реальности?
– Я и сам пока что путаюсь в мыслях… Моментами да, она прекрасна. Даже так, – моментами она гораздо живее и реальнее нашего с тобой мира.
Ларом Уитс снова затих. Он молча поднял бокал с виски, предлагая Робу присоединиться. С приятным, протяжным звоном стекла сосудов коснулись друг друга. Со звучным хлопком приземлив опорожненный стакан на столешницу, Уитс решительно заявил:
– Я тоже хочу принять участие в проекте. Возможно я об этом пожалею, но раз ты мой друг, я хочу понять, о чем ты мне так долго и упорно тут втираешь.
Роб улыбнулся.
– Я не хотел агитировать…
– Не хотел, но получилось именно так, – перебил его Ларом и улыбнулся в ответ.
Вернулась Кати и первым делом разлила оставшийся виски. Роб и Уитс жестом дали понять, что они пропускают. Девушка выпила в одиночестве и с спросила с надеждой:
– Я надеюсь, вы закончили свои унылые разговоры?
– Да. И ты, кстати, пропустила самую увлекательную их часть, – подмигнув, ответил Уитс.
Столпы света вновь выстрелили из полюсов угольно-черного ядра в центре звездного хоровода. Луч света после серии вращений остановил свой стремительный поток фотонов на Уитсе.
– Да неужели! – возбужденно завопил Ларом, сияя в свете прожектора.
Все посетили заведения оказались на открытой, просторной поляне, из центра которой расплывались во все стороны, будто призрачные хлысты, лучезарные кружевные узоры. Темно-синее небо было увешано звездами-фонарями, всевозможных кривых форм и цветов, переливавшихся, словно ожерелье из драгоценных камней. Все люди стали полупрозрачными, будто начерченными цветными карандашами, состоящими из точек и ломанных, светящихся линий.
– Это вам не чертовы унылые башни! – торжествующе вскрикнул Уитс под ликующие вопли толпы.
Громко заиграла ритмичная электронная музыка, гулким шумом пронизывая каждую клетку организма. Группа людей с неразличимыми лицами двигалась в такт мелодии, расплываясь в танце. Линии-контура, из которых состояли тела, сливались в единую пестрящую массу. В сознании Матти все расплылось сплошной, клокочущей, пульсирующей сочными огнями кляксой.
***
Роб проснулся в игровом модуле погружения. Стеклянная крышка была откинута в сторону. Он открыл глаза, и долго лежал, глядя в потолок, с трудом собирая по кусочкам, как сброшенный на пол пазл, воспоминания в опустевшей голове. Убедившись, что ему не удастся воссоздать и половины картины вчерашнего вечера, Матти принял положение сидя, свесив ноги с капсулы и уставился на экран. Планета Земля по-прежнему свершала неспешные вращения в окружении нескончаемой, космической ночи. В верхнем правом углу виднелась надпись c обратным отсчетом:
“Ваша заявка принята. Время ожидания – 3ч.:21м.:47с. Мы свяжемся с вами за 2 часа до начала игрового сеанса.”
– Как самочувствие? – прозвучал знакомый голос Эйлы.
Роб обернулся. Позади стоял его искин в человеческом обличии. Это была красивая девушка со стройной фигурой, белыми тонкими бровями и длинными белыми волосами ниже пояса, заплетенными в тонкие косы. Медовые глаза, наполненные истинным разумом. От человека ее отличало лишь внутреннее устройство: скелет из сверх прочного и легкого, будто пластмасса, алюминиевого сплава, квантовый процессор и связующие все это искусственные нейронные сети. В остальном это был практически полноценный живой организм, присутствовали органы дыхания, кровообращения. Она могла даже пить и есть, хотя не нуждалась в этом. Эта функция использовалась только в случаях, когда человек от скуки просил составить ему компанию. Людям в этом мире тоже необязательно было питаться, все запасы энергии и необходимые для работы организма вещества можно было пополнять в медицинском модуле, – короткая, минутная процедура. Большинство жителей “Артии” так и поступало, пищу употребляли редко и исключительно для удовольствия. Необходимость имелась только в поступлении жидкости в организм.
Эйла держала в руках поднос, на котором переливался острыми гранями стакан с какой-то синей эссенцией.
– Чувствую себя ужасно, – прорвался хриплый голос Роба через иссохшее горло.
– Я принесла лекарство, – Эйла, неизменно от ситуации, источала мягкость и заботу, тонкие фигуры ее лица было пропитаны учтивой любезностью, что, бывало, по необъяснимой причине, крайне раздражало Матти.
– Спасибо… – прохрипел он. – Какого черта я спал в капсуле? Не в курсе?
– Тебя принес Уитс, положил в игровой и удалился в неизвестном направлении… Я пыталась тебя убедить перейти в спальню, но ты на отрез отказался, сказал, что у тебя срочные дела, а, после, подал заявку на новый сеанс и отключился прямо в модуле погружения. Я решила тебя не трогать.
– Понятненько… – протянул Роб, поглядывая на сменявшиеся цифры обратного отчета на экране. Он спрыгнул с капсулы, взял стакан с подноса и враз осушил его.
– У-ух! Бодрит! – пропел Матти потягиваясь, мгновенно ощутив прилив сил. Он посмотрел на Эйлу, потом на секунды таймера, после вновь на девушку, и произнес, многозначительно вильнув бровью.
– Вот, если ты сейчас мне предложишь пройти в спальню, я сопротивляться не буду…
Эйла улыбнулась, взяла его за руку и, вместе встав в центр круга, они скрылись в дверном проеме.
***
Роб стоял перед бассейном. По застывшей водной глади расползалось искаженное видеоизображение города с экрана, расположенного вдоль стены. Не смотря, на то, что это был формат видео, – картинка была статичной. Не было людей и транспорта на улицах, птиц и облаков в синем небе, лишь плоские, затейливые фигуры зданий шли стройными рядами один за другим.
Матти разбежался и пронзил “рыбкой” воду. Поджав колени, он опустился камнем на дно. Вода давила на него приятной прохладой. Роб с наслаждением признал, что жуткий, всплывавший из темных глубин подсознания страх, покинул его. Он открыл глаза и несколько минут, пока не иссяк кислород в легких, смотрел сквозь толщу воды в какую-то невидимую точку в пространстве. После ухватился за борт, подтянулся на руках и долго сидел на краю, беззаботно бултыхая ногами воду. Ленную безмятежность прервал голос Эйлы, донесшийся откуда-то из динамиков.
– Роб, подошла твоя очередь игрового сеанса. Тебя просят лечь в модуль погружения для запуска подготовительных процессов.
– Да. Уже иду, – отозвался Матти.
Он глубоко вдохнул и протяжно выдохнул. Подошел к двери, произнес:
– Игровая.
Одишо.
Около 3 тысяч лет до н. э.
На отвердевшей, изголодавшейся по дождю земле протяженного, покатого склона высоченного холма, растянулись в несколько рядов скромные, прямоугольные, одноэтажные постройки из глиняного кирпича. Группа мелких поселений, всего две недели назад провозгласившая себя автономным городом-государством Южной Месопотамии, сегодня утопала в крови. Большая часть домов была разрушена и сожжена. Дым от еще недогоревших строений растекался едким облаком по уставшему от жары, холмистому склону, сплошь покрытому коркой из песка и каменными валунами. Лишь изредка прорисовывались кустарники и истощенные деревца, с куцей, пожелтевшей, ссохшейся листвой, будто одинокие волосинки на плохо выбритом лице. В голубом ясном небе переливался желтый диск солнца, безжалостно устилавший всю местность палящим зноем.
У одного из домов с давно растрескавшейся известняковой облицовкой, под навесом, сооруженным на скорую руку из сухих веток и грязных тряпок, некоторые из которых были пропитаны свежей кровью, собралась группа людей.
По центру, в деревянной повозке восседала важная персона. Это был жрец по имени Шиму. По его бледному, (на фоне практически черной кожи слуг), пухлому лицу струился пот, который он регулярно, лихорадочными, нервными движениями смахивал некогда белым, войлочным платком. Его пестрое одеяние из экзотической в этих местах льняной ткани было усыпано пиктограммами, вышитыми позолоченными нитками. На голове красовался высокий кожаный колпак с золотыми вкраплениями в виде завивавшихся в спираль узоров. Толстое, сальное тело, до пят укрытое тонким плащом, с двух сторон обдували опахалом слуги, из одежды на которых имелась лишь шерстяная схенти, свисавшая чуть ниже колен.
По периметру хлипкого навеса, с трудом сдерживавшего натиск обжигавших летних лучей, выстроились воины в шерстяных, бежевых набедренниках и медных, яйцеобразных шлемах с открытым лицом. Крест-накрест, через плечи была надета кожаная перевязь, скреплённая большой, переливавшейся бликами бляхой. Каждый держал в руке длинное копье, и, высотой по грудь, – деревянный прямоугольный щит с металлическими набойками.
– Нет. Этот рахитный какой-то, – безэмоциональным, притомившимся тоном, будто оценивая овец, произнес сидевший в повозке жрец Шиму, обращаясь к своим помощникам.
Перед группой, расположившейся под навесом, выстроились в несколько рядов измученные жарой и побоями, хмурые лица будущих рабов. Солдаты по одному выводили разгромленных, плененных сегодня утром воинов на показ жрецу. Многие из них были серьезно ранены и с трудом держались на ногах.
– Давайте следующего, – басистым, строгим голосом распорядился командир отряда. Двое солдат с двух сторон взяли под руки крупного, широкоплечего молодого человека и вывели его вперед, остановившись в нескольких метрах от надменной, круглой рожи жреца. На груди покоренного, крепко скроенного воина, виднелся длинный кровоточащий порез.
– Этот хорош, – оживился жрец Шиму. – Уту, как думаешь, не сдохнет он по дороге? – обратился Шиму к командиру отряда, указывая на грудь пленника.
– Скорее ты сдохнешь, жаба урукская! – со злостью, сквозь зубы пробормотал военнопленный. Мощный удар древком копья по затылку сбил его с ног. Солдаты принялись было колотить его дальше, но их остановила поднятая вверх ладонь и возглас жреца:
– Довольно! За свое словоблудие и темные деяния он скоро ответит перед богами.
Пленника подняли и Шиму спросил у него:
– Как зовут тебя, изменник?
Молодой воин, горделиво приподняв поросший густой, черной бородой подбородок, молча, с презрением во взгляде, уставился на жреца. Несмотря на кровавые потеки на лице от только что нанесенных ударов, всем своим видом он выражал невозмутимость и спокойствие. Черты его лица были довольно грубыми, словно высеченные топором; вытянутый, заостренный нос с широкими ноздрями, угловатые, выраженные скулы и широкий покатый лоб, из-под которого блестели смелостью сощуренные карие глаза.
Шиму многозначительно взглянул на командира Уту и тот обратился к пленнику, с угрожающим весом в голосе:
– Если тебе задают вопрос, и ты не отвечаешь, – я срубаю башку твоему брату. Любому, на свой выбор. Договорились? – в конце речи левая часть губы командира потянулась в злорадной, хищной улыбке.
– Одишо, – с тем же невозмутимым, каменным выражением лица произнес плененный воин.
– Ты молод и дерзок, Одишо, – задумчиво промолвил Шиму. – Уту, что-то можешь сказать за него? Каков он был в бою?
Командир выдвинулся вперед, поближе к жрецу и отрапортовал:
– Этот сукин сын с десятком воинов до последнего не хотел сдаваться. Не мало наших перебили. Скрывались в той укрепленной пещере на возвышенности. – Уту указал пальцем на догорающие останки оборонительных строений. – Пришлось выкуривать собак.
– Отлично. – остался доволен услышанным жрец. – Он нам подходит. Веди остальных из его отряда.
– В живых осталось только трое, – сообщил командир. Он повернулся к солдатам и жестом приказал привести пленников.
***
Тяжелая, усталая поступь человека и мула, раз за разом, вздымала в воздух крупинки песка и прочей пыли, клубы из которых перемешиваясь, завивались в единое, курчавое, грязное облако, медленно таявшее далеко позади протяженной колонны из людей и повозок. По узкой грунтовой дороге, вдоль долины реки Евфрат, веретеницей вытянулись группы рабов и солдат. Впереди шел отряд солдат-копьеносцев человек из пятидесяти. За ними, друг за другом тянулись несколько повозок, в одной из которых сотрясалось от дорожных ухабов потное, грузное тело жреца Шиму. За повозками шли слуги и связанные парами между собой, – новоиспеченные рабы, в сопровождении военного конвоя.
Одишо шел в двойке со своим прихрамывающим соплеменником. Они находились в пути уже шестой день. С каждым новым рассветом людей из его племени становилось все меньше. Изнуряющая жара, травмы, полученные в бою, голод и жажда оставляли в живых только самых выносливых из них. За те несколько часов в сутки, отведенных на сон, организм не успевал восстанавливать силы.
– Я больше не могу так, – прохрипел Адур, шедший в паре с Одишо. – Сейчас упаду и пусть меня забьют до смерти.
– Даже не думай. Сдаваться нельзя, – тихо, сквозь сбившееся дыхание, произнес не менее уставший, но все же сохранивший искру надежды, Одишо.
– Нас все равно ведут как скот на убой, – продолжил сеять отчаяние Адур. – Не хочу до конца жизни впахивать на этих тварей.
Он огляделся. По левую сторону уже давно тянулась манящая приятной прохладой, река Евфрат. Ее широкое извилистое русло простиралось до самого горизонта. Водная поверхность отражала жаркие солнечные лучи, которые устремлялись ко взору смотрящего ослеплявшими бликами. Изредка, вдоль берега, разрозненными скоплениями теснились кустарники и финиковые пальмы. По правой стороне возвышался покатый склон каменистого плато. Между каменных гряд, в геройских потугах украсить скупой пейзаж, проглядывала желто-зеленая трава.
– Ты понимаешь где мы? – обратился Адур к напарнику.
– Да. Судя по всему, нас ведут в Урук, – ответил Одишо. – Еще давно, мальчишкой, я видел его издали. Помню высокие, нескончаемые стены…
– Сидят там за стенами… Крысы трусливые, – в гневе перебил его друг.
Один из солдат, состоящих в конвое, услышав отголоски разговора, громко выругался на пленных, недвусмысленно обозначив, что это первое и последнее предупреждение. В следующее мгновение он упал и задергался, хрипя и захлебываясь кровью. Из шеи его торчала насквозь пробившая ее стрела.
Солдаты как подкошенные начали валиться от сыплющих градом с каменистой возвышенности стрел, одна из которых, просвистела прямо над головой Одишо. Началась паника и давка. Некоторые из состава конвоя, спасаясь от смертельного обстрела, стали прикрываться пленными. Командир Уту, шествующий с крупным отрядом впереди повозок, обернувшись назад, яростно закричал:
– Всем вернуться в строй! Сомкнуть щиты!
Услышав грозный рык командира, смятенная толпа тут же вспомнила, что в недалеком прошлом они являлись бесстрашными воинами, и выстроились в ряд, соединив один к другому, деревянные щиты; каждая последующая шеренга позади выставляла щиты под тупым углом, практически горизонтально, поверх первого яруса, образуя такими образом непробиваемый заслон. Стрелы вонзались в мобильное укрепление, безуспешно пытаясь проскользнуть в узкие щели между рядов.
Одишо и Адур успели спрятаться за спинами солдат заднего ряда. Большинство пленников сообразили не так быстро, – они были либо уже убиты, либо еще извивались на горячем песке, исторгая предсмертные стоны.
Из повозок, крыша которых была словно спина дикобраза покрыта колючками-стрелами, доносились ругательства вперемешку с завываниями и стенаниями. Мулы, тянувшие колесницы, бездыханно лежали, сраженные безжалостным лучником. Жрец Шиму спрыгнул в противоположную от обстрела сторону и приказал слугам защищать его своими телами. Некоторые из его прислужников, уже лишенные жизни, теперь являлись мягкой ограждавшей прослойкой, поглощающей стрелы.
– Стоим! Ждем! Стрелы у них не бесконечны! – возвысился твердый голос командира Уту над общим гулом.
Стрельба утихла. Солдаты замерли, поглядывая в узкие щелки меж досок. Руки тех, кто держал щиты к верху, укрывая ими головы, с каждой секундой затекали все сильнее, но нежелание быть пораженным стрелой, перевешивало нестерпимую боль в мышцах.
На вершине холма время от времени мелькали темные бородатые лица нападавших, перекрикивающихся между собой. В какой-то момент их возгласы слились в один шумный, нечленораздельный, нарастающий гомон. Вслед за звуковой волной из громогласных воплей, скатившейся со склона, – сверху, по нескольким пологим ложбинам в холме, побежали толпы разгоряченных воинов, вооруженных топорами и булавами.
– Второй, третий ряды – приготовиться принимать! – вскрикнул Уту.
Шеренги, расположенные позади, взяли копья на изготовку, просунув их наконечники между щитов первого ряда. На эти отлаженные движения ушло всего несколько секунд. Когда атаковавшие воины, с яростными криками бросились на деревянный забор из щитов, солдаты из второго и третьего ряда выдвинули копья вперед, сразив колющими ударами самых отчаянных головорезов. Несколько групп из нападавших обошли оборонявшихся с флангов и с осатанелыми лицами принялись рушить их строй, окрашивая всех на пути в красное нещадными ударами топора и дубины.
Взор Одишо обратился на блеснувший кинжал, свисавший с пояса одного из урукских солдат, сраженного стрелой. Он красноречиво переглянулся с Адуром. Ползком подобравшись к трупу, они разрезали клинком веревки. Освободившись от пут, они осмотрелись. Количество оборонявшихся значительно поубавилось, солдаты встали кругом, спиной друг к другу, пресекая вражеские попытки разрушить остатки строя. Нападавших тоже изрядно потрепали, они потеряли в двое больше бойцов в этой драке и отступили обратно к возвышенности, откуда со свистящим шипением пронзая воздух, вновь посыпались стрелы. Некоторые из них, пущенные нетвердой рукой и неопытным глазом, добивали своих же раненных, или не успевших ретироваться воинов. Все происходящее сопровождалось агоническими, надрывными выкриками, потоком отборной ругани и командами охрипшего, но все еще пытавшегося сохранить контроль над ситуацией командира Уту.
Одишо с Адуром, недолго думая, пригнувшись к земле, ринулись к горстке уцелевших плененных собратьев. Спасаясь от обстрела, те распластались на песке, прячась за иссохшим придорожным кустом. Быстро перерезав стеснявшую их движения веревку, Одишо воскликнул:
– Кто хочет жить, – бежим к реке!
