Сегодня она вновь была моим центром вселенной. В неоновых огнях и музыкальных нотах зарождалась стихия моего прожжённого сердца, что неминуемо превратится в пепел, когда наступит тишина и всё поглотит тьма разлуки.
Я танцевал и боялся остановится. Это было похоже на сказку про красавицу и чудовище, заклятье которого снято до утра. Моя принцесса приближалась ко мне аппетитно вытягивая ногу на каждом шаге. Я таял под её властным взглядом и ждал неизбежной расправы. Под нарастающий музыкальный катарсис, она обвилась рукой вокруг моей шеи и прижалась грудью к моему торсу. Я растворялся по крупицам, боясь пошевелиться. Внезапно и эффектно, она стукнула каблуком об паркет и лихо закинула своё бедро на мою талию. Сальма игриво смотрела на меня и тянула бархатный подол платья средним пальчиком, оголяя рельефную ножку и поднимая мой уровень тестостерона. Когда её бесстыжий пальчик осмелился дойти до самых булочек, я остановил его и прижал, ощутив под своей рукой горячую, упругую и влажную кожу моей богини.
– Это называется ганчо, мистер Ривз, – шепнула она и отдалилась, ловко меня оттолкнув.
Темп нашей игры затих, она всё дальше отдалялась, поигрывая изгибами фигуры и я сладострастно её преследовал. Сальма замедлилась и я в несколько шагов настиг её. Партия вновь ускорялась и росла. В пиковый момент нашей страсти, мы вновь сблизились и она, очертив полукруг прямой ногой вокруг своей оси, повернулась ко мне спиной. Покачивая бёдрами, Сальма занесла свою руку вверх и поглаживала мою голову. В финале нашего танго, она прогнула спину и доверительно упала на мои руки, а я поймал её под талию у самого паркета.
Боже, как же я был счастлив оказаться в эпицентре танцевальной страсти, где приходилось чувствовать свою суженую, вести её твердой рукой, ловить моменты её экспрессии и главное, всегда быть рядом, ведь она в любой момент может упасть мимо твоих рук и навсегда потерять равновесие.
Как жаль, что наше танго было прощальным, а не вечным. В музыке моей жизни тихий, семейный штиль сменился вероломной бурей. Ясное небо и теплое солнце, вновь снесло мятежным порывом ветра и разорвало небеса кавалькадой грома и молний. Я был готов любить вечно свою единственную и неповторимую женщину, но…
Я и есть буря, что затемнила солнце. И мне некого винить, кроме себя. Мою душу словно пожирала лихорадка забвения. Я с головой окунулся в счастье, которого не достоин и теперь растворялся в нём, словно в кислоте.
Танцевальная сказка закончилась, а жизнь продолжалась. Мы съездили домой, переоделись в повседневность, перекусили и решили прогуляться по набережной вдоль озера. Пончик тоже присоединился к нам.
– Я наконец-то разрядилась, – сказала она. – Правда было здорово?
– Мне понравилось, как ни странно. Хотя я тот ещё бегемот.
– Ну не лукавь, ты очень координирован. Тебе осталось только все движения запомнить и можно зажигать танцпол, – смеялась она.
Когда-то вместо озера был песочный карьер. Потом поблизости построили элитный квартал и карьер затопили, превратив его в озеро, что обнесли забором и запустили в него водоплавающих птиц. Среди уток особняком держались лебеди. Часть из них плавали парами. Часть были совсем одиноки. Мне нравилось наблюдать за черным лебедем. Я даже подкармливал его иногда. Вот и сейчас, как-только мы вышли на тропинку, он подплыл ко мне, но был не один. Рядом с ним была белая, хрупкая лебёдушка, что пристроилась под его крыло и нежилась его вниманием.
Мы остановились.
– Какие красивые, – шепнула Сальма.
– Да, – согласился я.
– Как тихо здесь сегодня. Даже людей вокруг нет, – сказала Сальма.
– Прохладно, все по домам сидят, греются, – ответил я.
В этот момент, Пончик дернулся в сторону лебедей и пуская слюну побежал к берегу. Черный лебедь широко расправил крылья, прикрыв ими свою особу и враждебно зашипел. Пончик принялся лаять и скакать вокруг. Я подбежал к своей собаке и нацепил ему поводок. Понч сразу погрустнел, но быстро смирился и поплелся рядом с обиженной мордой.
– Невоспитанный, – произнесла Сальма. – Твоя порода.
– А я-то дурак думал, что он лабрадор.
– Ага, Ривзшнауцер, – сказала Сальма.
– Брайан-терьер, – добавил я.
Мы посмеялись и снова пошли по вытоптанной тропинке.
– Сегодня какой-то особенный день, – вдруг сказала она.
– Почему? – смутился я.
– Не знаю, просто чувствую. Женское сердце не обманешь.
– Это ты сейчас про интуицию или что?
– Нет, я про наши чувства. Посмотри, как хорошо. Всё словно замерло вокруг. Тишина, спокойствие, гармония. Вокруг ни души. Такие моменты запоминаются надолго и становятся коллекцией воспоминаний. Я точно запомню этот день.
– Он ещё не закончился, – буркнул я.
– Да, но как бы там ни было, сегодня свершилось что-то великое. Или свершится.
– Серьезно? – удивился я.
– Конечно. Брайан, я хочу спросить тебя кое о чём важном.
Я напрягся.
– Спрашивай, не медли, – ответил я.
Она остановилась.
– Я не уверена, что ты готов, – произнесла она.
– Тогда я просто промолчу.
– Попробуй только, – ответила она, заискрив глазами.
– Хорошо, спрашивай уже.
Сальма набрала воздуху в грудь и выдохнула:
– Брайан, я хочу детей.
Тогда я и закончился. Что-то щелкнуло во мне и рассеялось. Как будто сердце треснуло пополам. Я смотрел на неё, преисполненную желанием любить, создавать семью, воспитывать детей и быть счастливой рядом со мной и не понимал, за что её испытывает судьба, выставляя перед ней меня.
Меня, человека, что завтра уйдет на войну и вряд ли вернется. Меня, человека, что принес только хаос и раздор в ложе верности и любви. Меня, человека, что вчера бил витрину камнем в надежде не сдохнуть, а сегодня танцует лебединое танго.
Я стал её проклятием. Ложью в абсолютной любви. Темным ангелом в раю. И был вынужден лукавить, проклиная собственную звериную суть:
– И я хочу, – тяжело сглотнув поднявшийся ком в горле, произнес я.
Сальма прижалась ко мне, мы обнялись. Я увидел, как в траве зажегся светлячок. Он перелез через камень и прыгнул на мой ботинок. Я закрыл глаза и прижал Сальму изо всех сил…
– Тише…– услышал я сдавленный шёпот, – Раздавишь.
Я открыл глаза и светлячок исчез. Рядом с моей ногой стоял Пончик и преданно заглядывая мне в глаза, махал хвостом.
– Идём домой, – тихо сказала Сальма, потянув меня за руку. – Я замерзла.
Мы зашли в дом и погасили свет. Пончик остался запертым в коридоре, а в спальне…
Я подошёл к ней и уткнулся носом в её волосы, глубоко и часто дыша. Мне хотелось запомнить их запах навсегда. Я массировал кончиками пальцев её голову и целовал тонкую, нежную шею. Губы Сальмы расслабились и приоткрылись, она стала дышать медленнее и глубже. Я слегка прикоснулся к её губам своими и мягко водил ими из стороны в сторону. Мне хотелось запомнить их форму, их теплоту, их грацию и желанность.
Я слегка поцеловал сначала верхнюю, а потом нижнюю губу. Переместившись чуть ниже чмокнул её подбородок и вновь впился в шею. Сальма закрыла глаза. Я слегка толкнул её на кровать, она мягко приземлилась и улыбнулась. Мы разделись, помогая друг другу. Я лёг на неё сверху и прижал её руки к кровати над головой.
Поводив своим бесстыжим носом около её губ, шеи, плеч, я опустился ниже и целовал её грудь. Руки мои скользили вдоль её тела, поглаживая бедра и талию. Вдоволь нацеловавшись сверху, я перешел вниз, отдав власть ладошкам, что принялись ласкать грудь, пока губы были заняты прекрасным животиком, что судорожно подрагивал от неистового желания.
– Иди ко мне, – прошептала Сальма, плотно сжав мою талию своими бедрами. – Давай, ну же.
И вновь наступило танго. Сначала нежное и плавное. Медленное и все больше проникновенное. В наших головах всё ещё играла музыка страсти. Мои толчки усиливались, как и совместный стон. Давление нарастало вместе с желанием и нарастающим удовольствием. Стон переходил в крик, толчки сливались один в другой, мои движения с каждым разом набирали всё большую амплитуду и порождали огненную бурю между двух любящих тел.
Сальма запрокинула голову и прижалась ко мне изо всех сил, крича от сладкой истомы последнего аккорда. Она держала меня в себе до конца, раздирая мою спину и ягодицы. Мы лежали друг на друге слушая ритмичные сердечные стуки, что так же вошли в резонанс и звучали маршем победы.
Я целовал её.
Долго, протяжно и безотрывно.
Прощай, моя любовь.
Прощай…
Я вышел на улицу и закурил. Стало совсем тихо, холодно и одиноко. Пончик скулил и тёрся мордой об мою ногу. Он тоже чувствовал, что хозяин уходит навсегда.
Я взял карандаш и написал последнее откровение:
«Иногда у мужчины нет выбора. Его нет, когда на кону честь и достоинство. Всё это свято и неприступно, в сердце настоящего мужчины. Я не мог сдаться. Не мог попуститься и предать твою истинную чистоту, что греет и питает меня с первого дня нашей встречи. И теперь я должен уйти…
Я знаю, что ты меня не поймешь и не простишь. Знаю. Но мужчина, что выбирает путь чести – обречен на вечную войну. Пойми, именно это делает меня – мной. Сильный человек, воин, не имеет право на шаг назад. Таков путь и такова суть. Я умру в пучине отчаяния, если поступлюсь. Я осознаю, что стал заложником принципа. Жалкого, человеческого принципа, что руководит мной и делает меня зависимым, одержимым.
Но именно за счет него, в мире живо понятие чести. И если я стану последним человеком на земле, кто готов отдать собственную жизнь ради принципа, значит я и буду последним хранителем чести и достоинства своей семьи, своей женщины, своего выбора.
Ты лучшее что было в моей жизни. Я никогда никого так не любил и не полюблю во веки. Ты моя истина, моя муза, моя гармония.
Меня ждет война. Моя война. Война за право нашей любви, нашего счастья, нашего будущего.
Я безумно люблю тебя и очень хочу от тебя детей. Ты не представляешь, как я этого хочу. И пусть они будут твоей копией, а не моей.
Я плохой герой твоего романа.
Я не прошу меня ждать. Но прошу тебя – будь счастлива.
Солнце – должно светить, а любовь – греть.
Твой Брайан Ривз»
Перечитав эту записку несколько раз, я окурком поджег её и, удерживая лист за его край, смотрел как горят в огне человеческие принципы, честь и совесть, как испепеляется Брайан Ривз в агонии, что называл любовью.
Я кинул пепел себе под ногу и растоптал. Последний тлеющий уголёк затух и взвыл оранжевой искрой в воздух. Я вновь взял карандаш и написал новое прощальное письмо. Лицо моё стало твердым и безжизненным. Мне хотелось плакать, я бы и заплакал, если бы не проклинал себя, а жалел.
Во мне горела злость. Я тихо зашел в дом и присел на край кровати возле спящей Сальмы. Аккуратненько, я закинул прядь её густых, черных волос ей за ухо.
Моё солнце, моя отрада, моё спасение.
Я положил исписанный лист бумаги на прикроватную тумбочку и тихо вышел в коридор.
Там меня встретил напряженный Пончик, что закрыл грудью входную дверь и твердо стоял на четырех лапах передо мной.
Я опустился на колени и обнял его, сжав кулаком шерсть на загривке:
– Береги её, слышишь? Береги, – сказал я, смотря ему в глаза.
В багажнике машины я взял походный ранец, накинул его на плечо, закрыл машину и пошёл пешком по дороге к транспортному выезду.
Где-то там, стремительно кончалась жизнь брошенного и никому не нужного мальчика Чучо. Где-то там, кончалась свобода Брайана Ривза, которому резали крылья и втаптывали в грязь его счастливое будущее.
Будущее, где были ласковые, игривые дети, песочного цвета лабрадор Пончик, большой, светлый дом, новенький припаркованный автомобиль, бассейн и любимая женщина, за честь которой уходил на войну во спасение мужчина, что был обречен гнетом своей судьбы…
«Прощай моя любовь. Ты знаешь, что меня будет искать полиция. И я попросту сбежал, как последняя тварь, с поджатым хвостом. Это и есть моё истинное лицо.
Подлый трус и лицемер. Лживый предатель, что испугался трудностей и сбежал. Я сам себя ненавижу и сам себя проклинаю. Так прокляни и ты…
Моё время кончилось, как и моя жизнь, пути которой вели в ад. Нам не суждено быть вместе. Ангелы – танцуют своё танго на небесах, а животные вроде меня – горят в чистилищах.
Прости меня за боль, что причинил тебе. Прости за муки и обещания. Я не верен своему слову, как и своему делу и не имею право называться мужчиной.
Я не справился и пал…
Просто вычеркни меня и забудь, как страшный сон или неудачный день. Сбрось оковы и будь счастлива. Ты заслуживаешь лучшего, на пути к свету.
А я всего лишь грязь, что высохла на твоих ногах и наконец-то отвалилась.
Не ищи меня, как не ищут беду. Не жди меня, ибо я пропал навечно.
Я предал любовь и не заслуживаю тебя и твоей доброй памяти»
Гадкая, гнилая иуда, что когда-то звали Брайан Ривз.
Глава третья.
Хамелеон.
Часть первая. Дианка-мандаринка.
Один генерал смотрел в план, а другой в карман.
Один офицер наблюдал, а другой спал.
Один солдат убивал, а другой умирал…
Ранним утром я вновь оказался на границе света и тьмы – двадцать втором районе, хранилище падших душ. Здесь ломаются судьбы, царствует одиночество и гниют характеры. Зоопарк для вырождения человекоподобных.
Первым делом я взломал замок в магазине. Новый владелец использовал его как склад для всякого хлама. Здесь он практически не появлялся, а мне нужно было где-то жить.
После я нашёл старую монтировку и вскрыл деревянную половицу. В завернутом полотенце лежал пистолет Адриана. В нише под потолком я достал патроны и снарядил ими пистолетный магазин.
Сев на стул, я сжал в побелевшем кулаке холодную затворную раму и закрыл глаза. Нужно сосредоточится. В моей голове всё ещё играло вчерашнее танго и я таял под бременем сломанных чувств. Скоро она проснётся. Увидит записку. И, наверное, будет плакать. Я открыл глаза, запрокинул голову и смотрел в потолок мутными глазами.
– Каким же слабым ты стал, – тихо сказал я сам себе. – Сдохнешь в первый же день, мудак бескрылый.
Зарядив пистолет, я привычным движением засунул его за пояс. Теперь я мог застрелится в любой момент самостоятельно, без ожидания расправы посредством пыток, в случае провала. Главное успеть и не медлить. Раз и всё. Без колебаний и суеты. Видишь подозрение – стреляй. Сначала в противника, потом в себя. Или сразу в себя.
Включив электричество в магазине, я достал из рюкзака кипятильник, кружку и кусок яблочного штруделя, что был завернут в бумажную салфетку. Голодным я помирать не собираюсь. Да и штрудель Сальмы должен перевариваться в моем желудке, а не покрываться плесенью.
Она скоро проснётся, скоро… Сладко потянется и рукой будет ощупывать холодную простынь. Потом резко вскочит и позовёт меня. Осмотрится и увидит записку…
Я сжал зубы и проглотил кусок ароматного пирога. Она всегда что-то пекла. Булочки, пироги, запеканки, пирожки, торты – она любила готовить и всегда хранила на кухне разнообразные пряности. Родной, пряный запах. Ведь я ещё сам пахну ей, своей женщиной.
Я понюхал свою футболку. Или нет. Только мокрый, соленый пот. Пахнет гадиной Брайаном. Что ж, быстро выветрился. Вот и поделом.
Я доел пирог и облизал липкие пальцы. Выпил чай и спрятал рюкзак под магазинной полкой. Надеюсь, вернусь.
Надо идти. Теперь мне есть, что терять. И я чувствовал страх. Так бывает, когда ожидаешь от себя какого-то результата. Моя слабость – это моя любовь. Выживу – вернусь в собственный рай, а если нет – останусь в преисподней кормить трупных червей. Надо мной нависла гора обстоятельств, что давила страхом потери и толкала гнётом неизбежности.
Я открыл дверь магазина и сделал первый шаг по грязной дороге жизни. Маленький медный колокольчик, что висел над входом и давно стал частью моей потерянной души, в этот раз не сопроводил меня характерным звоном. Он окислился и перестал блестеть, разлагаясь в брошенном одиночестве.
Я всюду стал видеть знаки. Всё стало иным. К моим ногам прилетела черная ворона и громко закаркала. Она бесстрашно смотрела на меня и требовала куска белого хлеба.
– Еды больше не будет, – развел я руками перед черной птицей. – И меня лучше не ждать.
Ворона вновь недовольно каркнула, подпрыгнула и, широко расправив крылья – улетела в лучшую жизнь. Возможно, сегодня она сменила район.
Ноги меня совершенно не слушались. Я еле плелся. Ко всему, ещё и забыл выключить телефон.
Мне позвонила Сальма. Я увидел её фотографию на экране мобильного и разомлел. Она смотрела на меня своими солнечными, греющими карими глазками и улыбалась. Телефон в моей руке вибрировал и ждал ответа. Дрожащим, ватным пальцем я потянулся к кнопке отключения и вдавил её так сильно, что сбоку у телефона треснул экран.
Я сглотнул холодную слюну и закрыл глаза. Телефон ещё раз коротко завибрировал.
Мне пришло смс:
«Это шутка?! Брайн! Ответь мне! Не делай глупостей! Вернись, прошу тебя! Я тебя очень люблю и не хочу терять! Что ты делаешь?! Остановись, пока не поздно! Мы через всё пройдём! Мне никто не нужен кроме тебя! Ты не должен так поступать со мной!»
Я выключил телефон.
Трус.
Даже полдороги не прошёл.
Как же просто даются решения и как тяжело действия.
Меня давил страх и грызли сомнения.
Сделав глубокий вдох я быстрым шагом пошёл в серый квадрат.
Всё. Хватит. Назад пути нет.
У ворот зевал Сморчок. Увидев меня, он встал с деревянного ящика и схватился за рацию.
– Проваливай! – крикнул он издали. – Брайан, пошёл на хрен!
Я подошёл к Сморчку с ироничной улыбкой. Мне нравилось его доставать.
– Чего ругаешься? – самодовольно поинтересовался я.
– А ты чего припёрся?! – нервничал Сморчок.
– Косточку тебе принёс. Вкусную, свежую. Аф-аф! – издевался я.
– Брайан, не смей меня доставать! – верещал Сморчок.
За спиной Сморчка появился охранник с оружием. Он открыл ворота и недоверчиво спросил:
– Чего?
– Мне нужен Шпа…Эээ…Ленни, – вспомнил я имя Шпалы.
– Ты кто? – спросил охранник, вытащив рацию.
– Брайан, – ответил я. – Он меня ждёт.
Сморчок выпучил глаза, но ничего не сказал. Я подмигнул ему. Охранник отошёл в сторону, о чём-то с кем-то переговорил и вновь подошёл ко мне.
– Заходи, – сказал он мне. – Жди здесь, возле ворот.
Сморчок подбежал к крыльцу и подпёр плечом железную дверь.
Я осмотрелся. Охранников было трое. Все с оружием. Похожи на наёмников. Для них отдельно построили маленький одноэтажный домик с окнами во все стороны и прожекторами на крыше. Рядом с домиком было мягкое, порванное кресло на котором валялся термос и пакет с бутербродами. Видимо там дежурил Сморчок.
Железная дверь открылась и на крыльце появился Шпала. К нему тут же подскочил гиена-Сморчок:
– Что он тут делает? – возмущенно шепнул он своему брату.
– Отвали, – сказал ему Шпала и кивнул на кресло.
Сморчок опустил голову и понуро засеменил ногами к своему посту, зыркнув на меня исподлобья.
Я улыбнулся и вновь ему подмигнул.
Шпала подошёл ко мне. Мы пожали друг другу руки.
– Ну, что решил Брайан? – спросил он первым.
– Поговорим? – спросил я и показал на дверь.
Шпала обернулся, глянул на дверь и выразительно на меня посмотрел.
– Там нет курьеров, Брайан, – сказал он.
– Я знаю. Я всё решил.
– Уверен? – спросил меня Шпала.
– Да, – ответил я и достал сигарету.
Шпала протянул мне зажигалку.
– Ты же бросил? – спросил он.
– Поднял, – ответил я коротко и затянулся.
Шпала некоторое время осматривал меня, словно изучая. Он был очень наблюдателен и осторожен.
– У тебя какие-то проблемы? – спросил он.
– Есть небольшие, – ответил я.
– Нужна помощь? – предложил он.
– Разберусь, – сказал я. – Мне работа нужна. Надолго. Там я всё потерял.
Ленни тоже достал сигарету и закурил. Сморчок сидел на краю кресла и вслушивался в наш разговор. Я понял, что Шпала не спешил провожать меня за железную дверь. Он научился читать людей и смог превратить свою медлительность в хладнокровие. Я знал, что с ним нужно быть очень осторожным.
– У нас не бывает надолго, Брайан. У нас только навсегда, – сказал он.
– Я понимаю.
– И готов всё потерять?
– Уже потерял, – ответил я и посмотрел ему в глаза.
Тот посмотрел в ответ и стряхнул пепел с сигареты. Двигался он плавно, четко и размеренно. При разговоре не жестикулировал. Это важный момент. Все эмоции глубоко в себе. Такие всегда думают, а после делают. Он пытался меня продавить. Чувствовал, что есть искомый триггер, который толкает меня на отчаяние. И щупал его на состоятельность.
– Тебя ищут? – спросил он.
– Может быть. Это проблема?
– Для нас нет, – покачал головой Шпала.
– Так ты дашь мне работу? – не выдержал я.
Шпала бросил окурок под ногу, затушил его ботинком и, хлопнув меня по плечу, сказал:
– Пойдем Брайан.
Мы подошли к железной двери, входу в серый квадрат. Шпала взялся за медную ручку и вдавил её вниз. Дверь скрипнула и открылась. Я увидел длинный коридор, зеленые стены, напольную керамическую плитку и белый потолок. Оттуда подуло холодным воздухом.
Теперь внимательно слушай, сказал Ленни, встав у прохода.
– За этой дверью ты мой человек. Работа в команде. Все мои люди проверены делом и временем. Ты новичок. Я начальник. Дружбы там нет. Братство есть. Мои приказы не обсуждаются. Авторитет и доверие только через время. Много вопросов не задавать. Не болтать. Лишнее не спрашивать. Сначала курьер. Потом солдат. Сработаешься, станешь членом семьи. И помни, тебя привел я. Подведешь – не выживешь. Готов?
Я кивнул и сделал уверенный шаг в пропасть павших и отверженных. Шпала тут же закрыл за мною дверь, громко щёлкнув замком.
Я как будто услышал хлопок в своей голове и мне предстала картина: радостный отец достаёт из погреба пыльную бутылку вина, что он припас по случаю моей кончины.
Ленни словно почувствовал мои колебания и спросил:
– Ну? Передумал уже?
– Холодно тут, – поёжился я.
– Это чтобы трупы не воняли, – сказал Шпала и я впервые увидел как он улыбнулся.
– Понятно, – ответил я.
Некоторое время мы стояли у двери. Я всматривался в длинный, пустой коридор. А Ленни всё изучал меня.
– Смешно, – вдруг сказал Шпала.
– Чего? – спросил я.
– Тебе страшно, Брайан?
Я молча опустил глаза.
– А помнишь Пабло Феррари? Нашего дурачка из детства? – спросил я.
– Ну, что-то припоминаю, – ответил Шпала.
– Его правда прикончили здесь?
Шпала задумался.
– Насколько я знаю, – ответил он. – Этого чудика застрелил наёмный охранник. Тогда правила были жестче. Здесь устанавливались свои порядки. Картель совал свой нос в синдикат. Местные заглядывали в каждый угол. Ким установил буферную зону, за которую нельзя заходить.
– Ким это кто? – спросил я.
– Он ответственный за безопасность. Ты ещё познакомишься с ним. Он часто здесь бывает.
– Серьезный он человек?
– Тут всё серьезно и организовано. Это часть большого бизнеса. Каждый выполняет свою функцию и ответственен за свою работу. Ким очень умный и хитрый человек. Он контролирует всё и всех. Держит в каждой заднице по пальцу. Будь с ним осторожен. Он будет тебя проверять. И помни про вопросы.
– Ладно, – ответил я. – Идём, а то я тут окоченею.
– Мы на техническом этаже. Здесь насосные станции, чиллеры, электрокоммуникации, системы вентиляции и склады. Рабочие и подрядчики находятся тут. За ними нужно следить, – сказал Ленни.
Мы прошли несколько помещений и подошли к мощным, стальным дверям. Ленни достал пропуск, прислонил его к магнитному считывателю, ввел код и провёл большим пальцем по тачскрину. Двери открылись электроприводами. За ними был холл, в котором располагались широкая лестница и лифт.
– Вниз рабочим ходить запрещено. Если что-то ломается и нужно починить, то мы спускаем их под своим контролем, – продолжил он.
– Сколько здесь этажей вниз? – спросил я.
– Семь, – ответил он. – На втором располагаются мои люди. Всё что ниже, тебе пока знать не обязательно, расскажу позже или сам узнаешь.
– Ты мне не доверяешь, да? – спросил я, спускаясь по лестнице.
– Я вижу, что ты напряжен. У тебя и так слишком много впечатлений.
– Справлюсь я со своими впечатлениями, – ответил я.
Мы прошли в комнату на втором этаже. Слева был просторный зал. Дверь к нему была приоткрыта. Там играла музыка и слышались голоса. Один из них, самый громкий, был женский. Потом я услышал звуки бьющихся бильярдных шаров и дружный мужской хохот.
– Боб, да ты ей просрал! – услышал я чей-то крик. – Мудозвон общипанный!
Справа был кабинет Ленни. Он встал у входа и выжидательно смотрел на меня. Я вопросительно кивнул в сторону шумной компании.
– Позже познакомлю, – ответил Шпала. – У них был напряженный день, пусть расслабятся. Зайди пока ко мне.
Я прошёл к нему в кабинет и сел в кресло. Здесь был стол, компьютер, жалюзи – всё в офисном стиле.
– Паспорт, оформление, трудовой договор? – пошутил я.
Шпала усмехнулся. Он сел за свой стол и достал из ящика какие-то бумаги. Потом достал блокнот и пролистал его.
– Нам надо съездить с тобой в одно место, – сказал он задумчиво.
– Далеко? – спросил я.
– Пару часов езды. Съездим сами, – ответил он.
Он встал и положил бумаги с блокнотом в карман пиджака, что висел на стуле. Потом подошёл к сейфу, который стоял на полу и, открыв его, достал оттуда пистолет и плечевую кобуру.
– Чем пользуешься? – спросил я.
– Мне нравится глок, – ответил Ленни надевая кобуру и накидывая пиджак сверху. – Здесь есть тир, кстати. Дориан научит тебя хорошо стрелять, если ты с ним подружишься.
– Было б из чего, – сказал я.
– Всё со временем, Брайан, – ответил Шпала. – С оружием проблем нет.
– И много у нас врагов? – поинтересовался я.
– Их уже нет. Но дураков хватает. А в том месте куда мы поедем их полно.
– Куда едем-то? – спросил я.
– Сюрприз, – ухмыльнулся он.
– Понятно, – ответил я.
Я вышел из кабинета Ленни. В приоткрытой двери зала мелькнула фигуристая, рыжая деваха, что, быстро взглянув на меня, нахмурилась и прошла мимо.
Ленни закрыл свой кабинет и мы поднялись наверх. Сморчок злобно на меня посматривал и я показал ему язык. Потом мы сели в автомобиль Ленни и поехали в неизвестность.
– Можно задать тебе личный вопрос? – спросил я.
– Валяй, – ответил Ленни.
– Кто-нибудь ещё зовет тебя Шпалой?
Ленни усмехнулся.
– А ты хочешь чтобы тебя звали бешеным Брайаном? – спросил он.
– Ко мне эта кличка как-то не приклеилась, – ответил я.
– К тебе нет, а вот к твоей спине, очень даже, – ответил Шпала.
– Вот говнюки, – усмехнулся я и уставился в окно.
Ленни хмыкнул.
– В любом случае, ты должен понимать, что сейчас меня так называть нельзя. Детство кончилось.
– Конечно, не буду.
– Брайан? – покосился на меня Шпала.
– Я понял, я всё понял.
– Значит мы договорились, – ответил он.
Мы проехали несколько районов и выехали из города. Я пытался разговорить его и втирался в доверие как мог.
– А ведь ты попал в серый квадрат ещё ребенком? – спросил я.
Шпала утвердительно кивнул.
– Что произошло тогда? Я только помню твои порванные штаны на заборе.
– Много чего. Всего не вспомнить. И про штаны, как и про клички тебе лучше забыть.
– Ясно. Бухать мне тоже с тобой нельзя?
– Вечером. Заодно познакомишься с моими людьми. Бар у нас шикарный. Выпивка хорошо снимает напряжение.
– Врагов же нет. Какое напряжение?
– Поймешь позже. И серый квадрат мы зовем фабрикой. Это наш филиал.
– Ещё вопрос, – сказал я. – Почему Сморчок не с тобой?
– Ким его не принял, – ответил Ленни. – Постарайся поменьше его доставать. Ему и так достается.
– Почему не принял?
– Сам знаешь, что он трус и пустозвон. Ким его быстро раскусил. Да и мне такие не нужны.
Мы проехали по проселочной дороге мимо каких-то деревень и остановились. На пустыре стояло несколько грузовых машин и было полно людей.
– Идём, – сказал Ленни.
Нас встретил тот самый парень, что приезжал ночью к дому Холла. Густые черные волосы, темно-карие глаза и татуировки в виде отпечатка ладони и волка с окровавленным ножом.
Ленни поздоровался с ним и представил меня:
– Это Брайан, он теперь с нами.
– Али, – кивнул мне черноволосый и протянул руку.
– Брайан, – повторил я.
– Лицо знакомое, – сказал Али.
– Да, мы пересекались пару раз, – ответил я.
– Что у нас? – спросил Шпала у Али.
– Только пятеро. Остальные никакие, – ответил он.
– Показывай, – сказал Ленни.
Мы прошли сквозь ряды грузовых машин, в которых сидели или лежали кучками грязные, худые и связанные люди – мужчины, женщины, дети. У каждой из машин стояли их хозяева и болтали между собой. Кто-то из них играл друг с другом в карты, кто-то в нарды, кто-то просто пил чай и ковырялся в телефоне. Все они знали друг друга. Я понял, что попал на рынок рабов.
Мы подошли к фургону Али и тот открыл нам заднюю дверь. Внутри сидело пять человек. Трое мужчин, двое женщин. Они медленно моргали и щурились от яркого света. На каждом из них были таблички. Я прочитал: почки, селезенка, костный мозг. Ниже фамилия, подпись и печать.
– Кто смотрел? – спросил Ленни.
– Эльс, – ответил Али. – Завтра в десять будет у вас.
– На почки четыре заказа было, – ответил Ленни.
– Он сказал, что тот что с костным и с почками.
– Ладно. Завтра Брайан привезет тебе сопроводительные. К Холлу теперь он ездит.
– Хорошо. Во сколько привезти товар? – спросил Али.
– К семи. Я наберу.
– Понял, сделаем, – ответил Али.
– Поехали Брайан, – сказал мне Шпала и мы распрощались с Али.
Мы вновь сели в машину Ленни.
Я молчал.
– Завтра к Холлу надо съездить. У него будет пакет для Али. Так как ты теперь с нами, ты знаешь, что везешь. С Холлом не трепись. Вообще.
– Понятное дело, – ответил я. – Он же коп.
– Он не просто коп. Он грязный коп. Пытается сидеть на двух стульях. Ким давно его прощупал.
– А что, есть чистые копы?
– Есть. Холл их всех сгноил. Даже к нам подсылал.
Я почувствовал холод в своей груди. Мои щеки горели, а руки дрожали.
– Сам и сдал? – спросил я.
– Да. Он так свою верность нам доказывал. Вернее, пытался.
– И для чего?
– Не знаю, Брайан. У него свои цели. Холл хитрожопый и мутный тип. Просто знай это, если он полезет к тебе в дружбу.
– Как полезет, так и отлезет, – ответил я.
– Это правильно. Что скажешь по тому, что видел? – спросил меня Ленни.
– Рынок рабов?
– Верно. Жалкое зрелище. Мы собираем сливки. Пока Али не отберет для нас кандидатов, туда никто не суется. Сейчас там идёт дикий разбор стервятников.
– Почему мы их не задавим? Это ж конкуренты?
– Нет конкурентов. Это кустарники. Без связей, без прикрытия, без клиник. Они никто.
– Кто такой Эльс? – спросил я.
– Врач. Трансплантолог. У нас их много. Али привозит товар. Врач смотрит, даёт первую оценку. Потом экспертиза и медицинская карта. Легализация. Документы. Передача заказчикам или согласование операции.
– А трупы куда? – задал я ещё один глупый вопрос.
– Не обязательно трупы. Кто-то забирает и живых доноров. Для этого у нас чартеры. И в двадцать втором есть свой крематорий, как и многое другое.
– А кто всем этим управляет? – остро спросил я.
– В городе есть центр. Мы редко там появляемся. У нас просто фабрика. В центре бухгалтерия, логистика, финансы и международный отдел с закрытой базой. Умные головы сидят в офисах. Крови они не видят. Всё, как и положено в серьёзном бизнесе.