Loe raamatut: «Медсестра. Кабак», lehekülg 5

Первое отделение приближалось к завершению. Подошло ещё несколько столов. В баре стало людно, официантки сновали туда-сюда, чуть ли не задевая музыкантов за их инструменты. Постоялец в кожанке стал откровенно приставать к Юле, но та отталкивала своего ухажёра и тыкала пальцами в директора, сидящего со своим другом за барной стойкой. Грянуло «WWW», и многие вышли поплясать, а Даня покурить. В след за ним вышли и постояльцы. Трубач видел сквозь закрывающуюся дверь, как Даня угостил их сигаретами.

Гитарист прыгал и кричал, трубач дул, не жалея губ. Конец отделения должен быть как жирная точка, как откормленный восклицательный знак. От частых и сильных ударов по струнам гитару повело, как и трубу от передува, но это всё мелочи. И публика лихо отплясывала под всё тот же многогранный ля-минор.

– Спасибо за танцы! – сказал в микрофон гитарист по окончанию песни. – Нам приятно, мы это ценим. Вы особо не остывайте, сейчас мы сделаем небольшой перерыв, а затем продолжим с ещё более зажигательными песнями. Делайте заказы, продолжайте общаться! Группа «Грибра» скоро вернётся!

Как только он это договорил, то полез в карман, где уже часа пол разрывался телефон. Гриша был истинным музыкантом и не позволял себе оторваться от дела. А звонила Лена, которая не могла расплатиться с таксистом. Увидев десятки пропущенных от жены, Гриша перекрестился и вышел на улицу перезвонить.

– Да, дорогая, ты мне звонила?

– Звонила?! Звонила, твою мать! – кричала в трубку Лена. – Что, от гитары своей оторваться на минутку не можешь?

– Мы же играли… Ты же знаешь, я не могу ответить…

– Так сделали бы паузу! Никто бы не сдох, если бы вы три минуточки помолчали.

– Вот, мы сейчас сделали паузу. Аж на 15 минут. Так что случилось? – Гриша изо всех сил старался сохранить спокойствие и не реагировал на тон Лены.

– Зачем мне сейчас? Сейчас мне уже ничего от тебя не надо. Посадил меня без денег в такси, а потом ещё и трубку не берёшь. Спасибо, я сама справилась, без твоих денег.

– А чего ты не сказала сразу? Я бы тебе дал.

– Не надо мне ничего давать! Ты таксисту на карту переведи, да поскорее, пока он не выжрал весь холодильник.

– Он что, у нас дома?!

– Да, он, видите ли, не доверяет честному слову добропорядочной женщины. Пришлось его на чай пригласить, пока оплата не пришла.

– На какой ещё чай?! Что там происходит?!

– Ничего тут не происходит! Фантазировать он собрался ещё, фантазёр. Все вы мужики невозможные! Переводи скорее, номер карты я тебе скинула.

Лена повесила трубку, и Гриша остался наедине с мыслью, что на его карте денег нет, а есть лишь наличка. «Удивительная ситуация, – думал Гриша, жуя челюсти от злости. – Как я дожил до того, что у моей жены нету каких-то галимых пятиста рублей. Ни на карте, ни налом, ни даже в квартире – заначки нет! У меня только две тысячи и всё, это на всю семью. Хм, так не бывает… Ладно, через пару часиков будет четыре тысячи и пятьсот рублей долга Ибрагиму. М-да, фантазёр, ты меня называла…»

Лену посещали идентичные мысли. Она ждала оплату за верстку сайта вот уже две недели. «Муж и Жена – одна сатана». Видимо именно этой пословицей руководствовалась Лена, отказавшаяся вслед за Гришей от официального трудоустройства в пользу фриланса.

Пока Гриша разговаривал по телефону, Ибрагим проводил время за беседой с другом директора и всё время поглядывал на входную дверь.

– Здравствуйте, – поздоровался лысеющий мужчина с усами, когда Ибрагим допивал свой чай. – Давно играете?

– Добрый вечер. Не слишком, так, пару лет.

– М-м-м, понятно, понятно, а что у вас за труба?

– Обычная. Китай, хотя фирма, типо, немецкая, но на самом деле всё производится в Китае. А вы тоже трубач?

– Да вот, стараюсь им быть. В своё время, я духовую школу окончил, но это было давно ещё. Вот, сейчас снова загорелся, как сын пошёл учиться. Тоже на трубу.

– И вы вместе теперь играете?

– Да, я – первая труба в оркестре, он – вторая, – скромно, но гордо сказал усач. – Помню, отдыхали с семьёй в Анапе, и скучно мне как-то было, смотрел, кто и что продаёт там в интернете. Увидел там случайно корнет King-овский всего за четыре тысячи. Ну и купил себе.

– Да, King, нормальная фирма. Старый, правда, наверно?

– Наверно. Да, это и не важно… Вот, теперь учу сонату, – протяжно заявил усач.

– И что за соната?

– Слышали о такой может быть – Телемана? Соната Телемана. Известная вещь.

– Не сомневаюсь, но, к сожалению, не слышал.

– Она, знаете ли, очень хорошо развивает игру. Там много разных технических приёмов. Обязательно выучите – соната Телемана. «Ленинград» это, конечно, хорошо, но и классику знать надо.

На этом слове в разговор ворвался вернувшийся Гриша:

– Ибра, скинь мне на карту 500 рублей. Срочно.

Ибрагим хотел что-то спросить, но друг перебил его:

– Сегодня же отдам. Просто на карте денег нет, а надо перевести срочно.

Ибрагим достал телефон, и через тридцать секунд Гриша, сказав «спасибо», ушёл пересылать эти деньги дальше, параллельно размышляя о своей жизни.

– А с сурдиной вы играете? – продолжал расспрашивать усач.

– Нет, но хочу попробовать, – не отрываясь от входной двери, говорил Ибрагим. – Одну минуту подождите, пожалуйста.

Ибрагим набрал Даню, голос друга ответил что-то вроде «да-да, скоро буду» на фоне невнятного шума, и пошли гудки. На последующие звонки Даня уже не отвечал.

– Так что там с сурдиной? – спросил Ибрагим, оторвавшись от телефона.

– Всё просто. Ну, может, чуть сложнее. Она слегка завышает, правда, но звук у неё такой… Чисто джазовый.

«Да-да, – думал Ибрагим. – Если бы можно было достичь джазового звучания, всего приставив к трубе сурдинку, то джаз перестали бы уважать серьёзные музыканты».

В «Пивной Зал» зашли две девушки на высоченных каблуках, со спортивными сумками и с причёсками, на которые было потрачено не менее полутора часа. Они молниеносно окинули взглядом каждого из присутствующих и, не останавливаясь, спустились в подсобку. От их взгляда Ибрагиму показалось, что его нежно и крепко схватили за яйца. Это был профессиональный взгляд. Девушки были стриптизёршами. В программе они числились как go-go-танцовщицы, но по факту… В след за ними в подсобку прошла Елизавета с удивлённым и недовольным лицом.

– А вы играете ещё что-нибудь? – не унимался усач.

– Да, конечно, у нас ещё два отделения.

– Нет, я имею в виду не это. Кроме каверов играете что-то? Может быть, своё, с трубой, без слов?

– Не без этого, но с таким репертуаром денег не заработаешь.

– К сожалению, вы правы, – сказал усач в сердцах и с таким выражением лица, будто его дети голодают из-за этого. – А если я вам сурдину дам, вы сыграете с ней?

– Можно попробовать.

– Это было бы интересно. Я тут недалеко живу, скоро вернусь, – мужичок радостно затеребил свои усы левой рукой, а правой вырисовывал путаные линии. Он сделал знак директору и отправился за сурдиной.

Когда усач вышел из бара, Ибрагим снов попытался дозвониться до Дани и вновь безуспешно. Ибрагим оторвал глаза от телефона и встретил взгляд директора, всё так же мирно попивающего кофе. Директор наградил его одобряюще-уважительным кивком, и Ибрагим ответил наклоном головы и приложением руки к сердцу, а затем сразу же обратился к бармену:

– Слушайте, а что это за парни приходили? Ваши знакомые?

– Да, это Костян с другом. Местные ребята. А что такое?

– Они нормальные, адекватные?

– В каком смысле?

– Мой друг вышел с ними покурить и пропал. Вот, даже трубку не берёт.

– Не знаю. Нормальные они, обычные.

– А у вас есть номер их, чей-нибудь?

– Не, у меня нет. У Юли спроси. Юля! Иди-ка сюда.

Официантка подошла, прихватив с собой подозрительное выражение лица.

– Слушайте, – начал сразу Ибрагим. – Мой друг вышел с вашими друзьями покурить и пропал. Вон, его столик пустует, и пиво стынет. Вы можете позвонить своим друзьям, узнать, всё ли нормально?

– Как настроение-то у Кости было? – спросила вслед бармен.

– Да, нормальное. Позвонить могу, только вряд ли он возьмёт.

– Почему? – спросил Ибрагим.

– Он не любит отвечать на мои звонки, – желчно усмехнулась Юля.

– Позвоните с моего тогда, – предложил Ибрагим.

– Незнакомые номера тоже не берёт.

– Давайте всё-таки попробуем, пожалуйста. Может, там уже… а я и не в курсе.

– Да ничего там не могло случиться, – сказала бармен. – Ведь так, Юля? Вы же помирились, чего ему чудить?

– Ну да, он был весёлым. Не переживайте, с вашим другом всё хорошо.

– Давайте всё-таки позвоним. Я буду переживать тогда значительно меньше, – настаивал Ибрагим.

– Ладно, ладно, – ответила Юля и стала звонить. Костя трубку не брал. – М-да, понимаешь, что это значит? Теперь мне снова придётся ссориться с ним потому, что он трубку не берёт, – толи шутя, толи серьёзно сказала официантка.

– Зачем же? Вот, попробуйте с моего.

Но и на этот раз Костя не взял трубку.

– Эх, а мы ведь только помирились, – расстроилась Юля.

– Да не надо ему ничего говорить. Не взял, так не взял.

– Да, – задумчиво сказала Юля. – Не переживайте, ладно. Я думаю, с вашим другом всё хорошо.

– Надеюсь, – сказал Ибрагим и пошёл к своему подиуму.

«Неужели она и правда собралась выяснять отношения? – думал Ибрагим. – Она удовольствие, что ли, получает от этого? Хотя, всё возможно. Может, это прелюдия у них такая».

– Я, тут, знаешь… – сбивчиво сказал Гриша, вернувшись на «сцену». – Вот же ситуация. Первый раз такая дикость. По началу-то всё было нормально. Распродавал оборудование с точки своей. Потом его становилось меньше… хотя, нет, его по-прежнему много, но оставшееся барахло никому не нужно. А так, продал сабы за двадцатку, и, вроде, можно не работать месяц. Гитары все свои продал… Оставил себе самую удобную. Зачем? Может, и эта не нужна? Всё же так хорошо начиналось. И было бы всё нормально, если бы я знал, как действовать. Я ведь раньше группу искал, чтобы заказы брать. А надо наоборот: искать заказы, а потом группу собрать, когда работа есть, не проблема. Почему я сразу этого не понял? А ведь мой леспол мог тогда бы уцелеть.

– Надо было самому играть – в одного, – сказал Ибра, а сам думал: «Какой леспол?! Он о гитарах своих жалеет! Реально, наркоман».

– Да ну, – отмахнулся Гриша. – Я так не могу, не привык. Всё время в группах играл. Один на сцене сразу теряюсь. Руки дрожат, в горле ком. А если с кем-то, тогда уже другое дело. Это я уже в своей тарелке. Да-а-а, слушай, ты мне не займёшь тысяч сорок, случайно? Ну, или хотя бы тридцать? Можно будет начать нормально играть: без спешки займёмся и каверами новыми, и авторской программой. Можно даже альбом записать, аппарат есть. Никогда не думал, что из-за каких-то тридцати тысяч, я не смогу альбом записать.

– Думаю, и с тридцатью тысячами мы ничего не запишем. Были бы идеи, давно пробились бы сквозь эту рутину.

– Думаешь, у меня идей мало? Идей вагоны, но рельсы не проложены.

– Какие ещё рельсы?

– Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, едет поезд запоздалый.

– Понятненько.

– Нет, я серьёзно, кроме шуток. Займи тридцатку. Я хоть долги отдам.

– Ты отдашь долгов на тридцать тысяч, взамен чего у тебя появится долг на тридцать тысяч. Ничего не чувствуешь?

– Так это будет долг тебе, а не всяким ЖКХ. К тому же, мы можем договориться с тобой. Скажем, ты год не будешь за точку платить. Итого у тебя экономия двенадцать тысяч в год. Остаётся всего восемнадцать отдать. По полторы тысячи в месяц – ерунда. За год всё и отдам.

– Пока мне будешь отдавать, ещё долгов набежит.

– Этого нельзя сказать наверняка. Лене скоро заплатят. Я халтуру подыщу. Просто не хочу с приставами дел иметь. У меня время – это решающий фактор.

– А ты тратишь его на всякие кабаки…

– Короче, дашь?

– С чего ты вообще решил, что у меня есть столько.

– Так, а на что тебе тратить? Вон, ты сам мне сказал, что за полгода продал инструментов на полтинник. А ничего ещё себе не купил. Мобила всё та же, труба всё та же.

– Ты мои деньги считаешь?

– Чува-а-ак, ну не надо всей этой фигни сейчас. Я тебе с конкретным вопросом. Скажи либо «да», либо «нет», и хватит уже. Мне самому весь этот разговор не нравится.

Ибрагим мог помочь своему другу, ведь у него, и правда, были деньги. Но ему совсем не хотелось этого делать. И вовсе не из жадности или безразличия к жизни Гриши. Просто Ибрагим не верил, что деньги способны помочь. Да, Гриша на время откупится, а потом снова, понемногу, спустится в долговую яму. И самой вероятной оплатой долга Ибрагиму станет бесплатная аренда точки на пять лет вперёд. «Наверно, я всё-таки жадный, – подумал Ибрагим в конце своих размышлений».

– Нет, прости, – сказал Ибрагим.

– Ладно, ладно, ничего, – ответил Гриша поникшим голосом.

– Ты, кстати, время видел?

– Да, уже пора, – сказал Гриша и стал объявлять о начале второго отделения.

В этот момент из подсобки вышла Елизавета и, махая рукой музыкантам, чтобы они не начинали, подошла к ним.

– Тут такое дело, – начала администратор. – Там девочки уже пришли. У них, видите ли, ещё один заказ, и они раньше припёрлись. Я с ними договорилась так: вы играете песен пять, потом они выходят – у них номер. Потом опять вы, и опять они. Догоняете? Потом общий перерыв в девять, а после они сразу танцуют и уходят, а вы заканчиваете к десяти. Догнали схему?

– Без проблем, – ответил гитарист.

– Тогда всё, начинайте, и так задержались. И играйте нормально, – едко завершила она разговор и сразу ушла, не дожидаясь реакции.

– Слышал? – усмехнулся гитарист, выключая подложку. – Играй нормально.

– Да пошла она.

Грянул рок-н-ролл, «Мотылёк» пустился в пляс, остальные посетители уютно загалдели. К концу первой песни в бар зашли уже забытые трубачом рыжая и шатенка. Они казались пьянее прежнего, рыжая всем своим видом и жестами демонстрировала, что её притащили сюда против воли, она посмотрела на каждый уголок в помещении и на всех кроме трубача. Шатенка, сдержано улыбаясь, мельком взглянула пару раз на трубача и усадила свою подругу за тот же первый столик. Они заказали по пиву, рыжая скрестила руки на груди, а шатенка её что-то шептала.

Гитарист хмуро косился на трубача, давая понять, что не надо опять ходить к этим девицам. Но старая поговорка оказалась верна: «Если музыкант не идёт к девицам, то девицы идут к музыканту». Рыжая, всплеснув руками, со злыми глазами подошла между песен к гитаристу и громким пьяным голосом спросила:

– Лепса знаете?

– Лично? – простодушным тоном спросил гитарист.

– Яично, блять! – крикнула рыжая. – Песни Лепса какие знаете?

– Рюмку водки.

– Не пойдёт.

– А мне кажется, в самый раз, – гитарист был раздражён этой заминкой и, игнорируя рыжую, стал включать следующий трек.

– «Я тебя не люблю» знаешь? Я тебя не люблю, это главный мой плюс… – пыталась напеть рыжая, а, когда гитарист включил следующий рок-н-ролл, закричала. – Стой! Стой! Я пришла песню заказать!

Но гитарист уже пел, а трубач подыгрывал. Рыжая бесилась, и шатенка подошла успокоить и забрать подругу. В этот момент в бар снова зашёл пьянющий лысый мужик и, так как музыканты стояли прямо напротив двери, а девицы прямо напротив музыкантов, этот мужик сходу налетел на девушек, приобнял их за талию и расхохотался.

– Хотите выпить, красавицы? – с трудом выговорил он.

– Я ничего не хочу, – выбиваясь из его рук, сказала рыжая.

– Может быть?… – спросил лысый, глядя на шатенку и делая противоестественное ударение в слове «быть».

– А что вы предлагаете? – аккуратно освобождаясь от чужих рук, спросила шатенка.

– Посмотрим. Давай, – говорил мужик преисполненный распирающего чувства, от чего все его слова приобретали взрывной характер.

Рыжая ушла к себе за столик и, скрестив руки, стала изучать пол. А шатенка с пьяницей сели за стойку, где через минуту им налили по большому стакану разноцветного напитка. Администратор пристально следила за всеми движениями этого лысого и подозрительно косилась на шатенку. «Мотылёк» вставал из-за стола и собирался уходить. Бесшабашная попросила медленный танец, и, когда заиграли Knocking of the Heaven doors, она сказала гитаристу:

– А я буду представлять, что танцую с тобой.

Обняла себя за плечи и медленно вращалась вокруг своей оси, опуская руки всё ниже и ниже.

– Часто вы здесь играете? – спросила бесшабашная у гитариста, пока трубач играл соло.

– Нет, первый раз. Может, ещё будем когда-нибудь.

– А так вообще много играете?

– Когда как. Вы лучше в группу в «контакте» нашу зайдите. Группа «Грибра». Там вся информация.

– Хорошо, посмотрю, – улыбнулась она, и гитарист заиграл соло. «Мотылёк» направился к выходу. – Жаль, что ты женат, – еле слышно сказала она, глядя на обручальное кольцо гитариста, и тоже вышла из бара.

Гитарист не слышал, но понял и взгляд, и движение губ. Ему приятна была эту женщина, которая была немногим его старше и, в принципе, ещё миловидна. Он завидовал трубачу, который обычно оказывался во внимании девушек на всех выступлениях, но теперь и он получил немного тепла от незнакомки и почувствовал себя живым, а не просто генератором звуков. От всей этой сцены он умилился и мысли о долгах растворились, оставив лишь привкус безнадёги.

– Всё, – сказала администратор из-за стойки. – Сейчас девочки выйдут, доигрывайте и отходите.

Отзвучал последний аккорд и музыканты переместились за столик, откуда ушёл «Мотылёк». Притих свет и громко заиграла электронная музыка. Танцовщицы вышли на высоченных каблуках и широкими шагами, лихо виляя задницей, обошли бар из конца в конец, а затем вернулись к стойке и стали выгибаться во всех эротичных вариациях. Трубач смотрел на их движения с интересом и, конечно же, с наслаждением, ловя себя на мысли: «Эх, а Настя? Хорошо, что она не знает. Хотя, в принципе, что тут такого? Я же не специально».

Людей в баре было не так уж и много, но внимания девочкам хватило. Лысый пьянчуга тут же забыл о шатенке и стал лезть к ближайшей танцовщице, пытаясь выговорить хоть что-нибудь. Танцовщица улыбалась ему и спокойно отталкивала его тянущиеся руки. Другая танцовщица строила глазки трубачу. Он понимал, что это просто заманилово, танец такой – глазки строить, хвостом вилять. Но ему было приятно. Трубач заметил, как рыжая презрительно фыркнула и вышла из бара, шатенка выскочила вслед за ней. Администратор увидела это и поняла, что девицы не расплатились, поэтому стала требовать оплату с лысого, который отмахивался от всех просьб и жадно глядел на упругое тело танцовщицы. В своём состоянии он едва был способен отличить коленку от груди, но ему всё равно было интересно.

Девочки оттанцевали и поспешно зашагали в подсобку под затихающую музыку. Лысый рванулся за «своей» размахивая тысячей и, как ему казалось, говорил комплименты.

– Ну, это просто!… Скоро, скоро… Жаль, ну просто!… Модерн! Просто! – он говорил что-то ещё, но тяжело было разобрать.

Танцовщица взяла деньги и, ласково погладив потную лысину, ушла скорее мыть руки. Другая же хищным взглядом простилась с трубачом, который обнаружил себя единственным хлопающим человеком в зале.

«Это искусство! – думал трубач. – Вот они вышли, а никого нет, ну пара человек всего. А они такие уверенные. Ни руки, ни ноги не дрожали, и взгляд прямой. Это искусство – вся эта никому не нужная уверенность и этот разврат. На их месте я бы вышел, глянул, что особо не перед кем жопой вертеть, и ушёл бы назад. Честно отработали, ничего не скажешь. Я-то иной раз выступаю на отъебись, если сочту, что слишком мало людей. Мне нужна публика, публика, чтобы энергией заправиться, а эти… Да, мощно, мотивирует. Честно работают…»

– Отвисни, – улыбался гитарист, махая рукой перед трубачом. – Мы вообще-то продолжаем.

Трубач вскочил и стал готовиться к своему вступлению. Заиграли Ваенгу – «Курю». Эта песня искренне веселила музыкантов, и они очень смешно её пели и играли. Но как только трубач отыграл вступление, он вспомнил о своём пропавшем друге, и ему стало немного стыдно. Ведь он тут стриптиз смотрит, а Даня, может, валяется где-то избитый на обочине. И зачем он только курить пошёл? Минздрав ведь не шутит, когда предупреждает – курение убивает. Эти мысли тяжело легли в сознание трубача, и «Курю» вышло не таким уж весёлым. После песни он сразу позвал Юлю и попросил ещё раз набрать Костю, дав ей свой телефон.

Музыканты продолжали зажигать, а посетителей в баре приумножилось, и общее настроение всё поднималось и поднималось. Люди плясали и подпевали. Юля положила телефон трубача на стойку и отрицательно покачала ему головой. Лысого пьяницу в очередной раз вывели из бара. Он что-то кричал про свои ноги, видимо имея в виду, что больше не вернётся. Когда заиграли следующую песню, в бар зашла семья. Натурально: отец, мать, сын и дочь.

Отец не обращал внимания на происходящее, он просто увидел свободный столик и, вцепившись в него усталыми глазами, напрямик двинулся к нему, держа за руку свою дочь. Девочка же, услышав весёлую, громкую музыку, вырвалась из рук отца и стала неуклюже танцевать. Ей было лет 6-7. Мать семейства недовольно окинула взглядом творившуюся вакханалию и попыталась забрать с «танцпола» дочурку, но та брыкалась, фыркала и пищала, так что мама решила – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Сын же вообще не смотрел никуда кроме экрана своего телефона. Он буквально на ощупь прошёл и сел за стол. Отец сразу сделал заказ, как только подошла официантка, а мать торопливо внесла коррективы.

Трубач и гитарист с особым весельем заиграли, увидев маленькую девочку среди толпы пьяных взрослых. «А куда ты водишь своих детей?» – смеялся трубач над гитаристом. И вот, доиграв свои пять песен, музыканты уселись за освободившийся первый столик и замерли в ожидании, глядя то на девочку, то на её семью. Загремел бас и танцовщицы так же грациозно вышли, но уже сразу к стойке, и профессиональным, красивым движением забрались на неё.

Девочка стояла как завороженная с открытым ртом. Она смотрела на танцовщиц, как обычно дети смотрят на Деда Мороза. Музыканты давились смехом.

– Он даже не смотрит, – говорил трубач про отца. – Прикинь, даже глаз не поднял.

– А зачем ему? Вон, он с мамашей что-то обсуждает.

– Да уж. А пацану вообще плевать, он ежедневно порнуху гигами смотрит. Зачем ему стриптиз?

– Я ему даже завидую. В моей молодости не было никакого интернета. Только наскальные рисунки с голыми мамонтами.

– Чего не танцуете? – ворвалась в разговор танцовщица, облокотившись на стол и сжимая локтями свою грудь.

– Хах, – улыбался трубач. – Погнали.

Они подошли к стойке и трубач подал ей руку, чтобы она залезла на стойку. Так они и танцевали: он в пол оборота двигал руками и ногами, а она развёртывала своё тело на все 360 и смотрела на него сверху вниз. Трубачу было не очень комфортно танцевать с её коленями, поэтому он позвал шестилетку и показал ей пару движений, поглядывая в сторону её родителей. Гитарист всё это снимал на свой мобильник и смеялся. У него мелькнула мысль: «Может, если скинуть это жене, то она немного повеселеет и смягчится?» Маленькая девочка схватывала налету и чувствовала себя совсем большой.

На экране телефона гитариста танцующая троица: горячая девица, парень оборванец и маленькая девочка. Гитарист тыкает в них пальцем и комментирует, пародируя Дроздова:

– Современный мир изменил понятие о досуге среди человеков. Многие понятия слились воедино, а время стало чересчур быстротечно, и темп жизни значительно вырос. Сейчас вы можете наблюдать, как типичный представитель человеков пытается совместить досуг, соблазнение, воспитание и обучение молодого поколения…

В кадре появилась мать девочки и, схватив её за руку, стала отчитывать трубача. Гитарист сдерживал смех и комментировал:

– Вы можете наблюдать прогресс. В стародавние времена детей воровали, чтобы сделать их рабами. Ещё какое-то десятилетие назад, чтобы забрать их органы. Но теперь… Теперь культура превыше всего в обществе, и детей воруют, чтобы учить их танцевать.

Танцовщица искренне смеялась и под конец выступления, когда трубач подал ей руку, наградила его совсем другим взглядом: весьма простым и человечным. В нём не было ни уверенности, ни хищности, ни напускного флирта, а только «ха-ха». И трубач смог увидеть её настоящую в этот краткий миг. Это была какая-нибудь Катя, учившаяся где-нибудь в экономическом и либо не имевшая парня в силу своего заработка, либо имевшая очередного безмозглого кретина. Она не знает ни хороших фильмов, ни интересных книг, любит громкую и простую музыку. И ей каждый день приходится бороться с желанием съесть что-то сладкое. Трубачу стало её жалко. Он посмотрел на другую танцовщицу, она казалась немного старше и скучнее. Её, наверно, звали как-нибудь Эльвира, или она очень хотела, чтобы её так звали. Она казалась серьёзной, в том смысле, что её интересуют деньги и вещи. Трубачу стало жаль и её, ведь она столько прекрасного упускает в жизни.

Мама вернула назад свою дочку и стала ссориться с отцом семейства. Результатом оказалось то, что он вовсе вышел из-за стола и устало плюхнулся за барную стойку, заказав водки. Музыканты вновь продолжили играть, и в паузе отец спросил, глядя на пустую рюмку:

– А «Рюмку водки» можете?

– Можем, – не сразу ответил гитарист с неопределённой интонацией.

– Сыграйте тогда.

– Сыграем, – гитарист не отводил глаз от мужчины.

– А, понятно, – он полез в карман и достал 500 рублей. – Достаточно?

– А следующая композиция посвящается мужчине за барной стойкой! – сказал гитарист в микрофон, забирая деньги, и добавил уже в сторону. – И его семье.

Грянул Лепс, и семья стала воссоединяться. Отец станцевал с матерью медленный танец. Пока звучало аутро, они расплатились и ушли из этого «похабного заведения». Мать напоследок подошла к гитаристу и, протянув ещё 500 рублей, сказала:

– Спасибо за песню. Только своему трубадуру ни рубля из этих денег не давай. Ты пел, ты их и заслужил.

Гитарист доигрывал соло и не мог их взять.

– Спасибо, положите на стойку, пожалуйста, – ответил он. – Не беспокойтесь, трубач у меня за еду играет.

Директор бара сидел всё это время абсолютно не замеченный и, улыбаясь, тихонько наблюдал за происходящим. Ему нравилось быть этаким сторонним наблюдателем. А когда ушла эта семья, он решил, что ничего веселее за вечер не случиться и подошёл попрощаться с музыкантами.

– Неплохо играете. Повезёт, будем ещё сотрудничать, – и он добавил, глядя на трубача. – Миша скоро придёт, ему тоже понравилось, как вы играете. Может ещё случится – вместе заиграете. В общем, успехов! – попрощался он и пошёл на пару слов к администратору, после чего вышел на свежий воздух. После слов директора администратор осталась стоять и глядеть на музыкантов уже с откровенной злобой. Никто и не подозревал, но её корыстную схему сегодня разрушили.

А схема очень простая. Она ищет как можно больше разных групп, дуэтов и одиночек. И каждому предоставляет возможность сыграть. Директор не против, он считает это довольно интересным и гуманным – всякий раз новое, и у всякого есть шанс показать себя. Директор выделяет под это дело по шесть тысяч за выступление, и закрывает глаза, что администратор берёт себе одну из этих тысяч за «труды». Но он и не подозревает, что каждой новой группе платят ещё на тысячу меньше просто потому, что они новенькие, «не проверенные».

Но только что директор сказал администратору: «Заплати им все шесть. Я проверю».

Дождавшись очередного выхода танцовщиц, трубач сразу уселся за столик и стал названивать поочерёдно то Дане, то этому Косте. Оба аппарата абонента были выключены или вне зоны действия сети. Гитарист стал получать удовольствие от вечера, он умудрился заставить себя не думать о доме и развлекаться, поэтому смотрел на оголяющихся девиц и блаженно расплывался в улыбке.

С каждым разом танцы были всё откровеннее, и на этот раз тема сисек раскрылась. Послышались пьяные свистки. Какие-то мужики пританцовывали перед барной стойкой, маслеными глазами глядя на уверенных и независимых женщин. Та, что постарше – типо, Эльвира – охотно заигрывала с этой компанией и получала приличное вознаграждение красными бумажками. Которая помладше – типо, Катя – тоже была профессионалом своего дела, и отзывалась на взгляды и пошлые выкрики посетителей, но тихонько косилась на трубача и злилась, что он смотрел в свой телефон, а не на неё. Это задевало в ней и женщину, и профессионала. Поэтому в конце танца она широкими и громкими шагами подошла к первому столику, где сидели музыканты, села на колени трубачу и взяла его за затылок. Он моментально оценил ситуацию, картинка бархатного, чистого, гладкого и голого тела фотографией ударила ему в память. После чего он с наигранно ироничным взглядом, спрашивающим: «А что дальше?», глянул в глаза танцовщицы. А она только этого взгляда и ждала. «Вот что!» – подумала она и приложила ладонь к его лицу так, что большой палец её руки лёг поперёк его губ, а затем медленно и, глядя ему прямо в глаза, облизала свой большой палец снизу вверх. А когда дошла до края своего длинного ноготка, резко соскочила языком и задела самый кончик носа трубача.

Её глаза коварно улыбнулись. Музыка завершилась, она уходила, виляя бёдрами сильнее обычного.

Гитарист катался по столу от смеха, глядя на потерянное лицо трубача. Тот от неожиданности совсем растерялся и трогал свой обслюнявленный кончик носа.

– Ау, – сказал гитарист. – Ты тут?

– Да, – покраснев, усмехнулся трубач. – Тут Даня всё трубку не берёт.

– Зато ты отхватываешь.

– Нет, серьёзно, с ним наверняка что-то случилось.

– Интересно, что бы сказала Настя?

– Да причём тут она?

– Нет, она конечно тут не при чём. Давай вставай, нам ещё доигрывать.

– После этого отделения надо будет по улице пройтись.

– Слушай, а может Насте видео скинуть?

– А ты снимал, что ли?

– А как же. Такое необходимо увековечивать.

– Ой, хватит чушь нести.

– Хорошо. Так что, я скину ей?

– Ты лучше помоги мне Даню найти.

– Как я тебе помогу?

– Не знаю, придумай. Я же вот думаю.

– Да-а-а, – протянул гитарист, включая очередного Ляписа. – Думает он. Доиграй сначала.

У трубача пропало настроение, и мысли были совсем не о музыке, отчего он много лажал. Трубач переживал за друга и стыдился за все эти танцульки перед Настей, хотя она и не знала ничего. Во всех своих перерывах он докапывался до Юли, куда они могли пойти, и просил её постоянно звонить. Юле это быстро надоело, и она стала игнорировать все его просьбы.

Под конец второго отделения вернулся Михаил, тот самый усач-трубач, и принёс долгожданную сурдину.

– Вот, смотрите, я принёс, – сказал он, подавая сурдину словно бокал.

– Я вижу, – безрадостно сказал трубач.

– Сыграйте что-нибудь. Какой-нибудь джаз с сурдинкой, – с затаённым восхищением сказал Михаил, а затем обратился к администратору. – Лиза, пускай они хотя бы одну песенку для меня сыграют, пожалуйста.