Разноголосица. Неровные стихи

© Арон Липовецкий, 2020

ISBN 978-5-0051-6525-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

^{Голоса утерянного романа
Вместо предисловия}

Тонкие ценители с первых, конечно, отрицательных откликов и рецензий находили у меня чудовищный дефект: «он пишет неровно», «в него трудно вчитаться», «у этих стихов несколько авторов». Один сертифицированный рецензент насчитал у меня шестерых авторов.

Какое-то время этот факт огорчал меня, пока я не истолковал его, как синопсис эссе. Краткий разворот синопсиса выношу в качестве предисловия-подсказки для чтения.

Одно из свойств поэта, «узнаваемого по строке», состоит в  статичности лирического героя, как бы этот термин ни понимать. Такой автор узнаваем, а стихи ожидаемы. В живописи такие портретисты пишут своих заказчиков с одной дистанции и в одном и том же ракурсе и освещении. Возникающая предсказуемость и привлекает заказчиков. И читателей!

Ключ к прочтению «неровного» автора спрятан в метаморфозах лирического героя. Меняя возраст, среду обитания, взгляды, образование лирического героя, автор обнаруживает еще один ресурс художественного текста. Можно вспомнить, что для прозы это рутина.

В стихах, уже в виду их относительной краткости и часто отсутствия персонажей, этого добиться сложнее. Но представьте себе, что автор написал стихи от лица персонажей своего большого панорамного романа. Роман пропал, скажем, сгорел, а стихи остались. Такова «неровная» поэзия.

Читателю всякой книги стихов стоит спросить себя: а кто это говорит? Часто ответ будет прост, но иногда это окажется совсем не тот, кто произнес предыдущие стихи. Так лирический герой становится участником монтажа, персонажем книги, проживающим свою жизнь. А, может быть, это персонаж из другого сочинения? А что было в пропавшем романе?

Останавливаюсь. А вам семь футов под килем.

^{Тетрадь «Dolce vita»}

«Замешкаешься – темень за окном…»

 
Замешкаешься – темень за окном,
забудешься – дождя не оберешься,
сойдет с небес за яблочным руном,
растянет сети, и не отобьёшься.
 
 
Не сосчитать, что истекло окрест.
И с ног собьет, и вываляет в прахе,
поволочет по щебню дат и мест,
под музыку рубцов из-под рубахи.
 

Пролог

 
Поэт – рыба обреченная, понявшая, что поймана.
Тунец рвется, мощный, презирая боль и кровь,
не верит, что мелкий крючок – это всё, это приговор.
Локус забирается в узкую расселину, топорщится,
насмерть впивается в скалы шипами плавников.
Камбала прижимается ко дну, зарывается в песок:
– Меня нет, это не я, я камень, я безмолвие.
 
 
Порвана в клочья их свобода, они бормочут
с кем ни попадя о бирже, о любви, о погоде.
Заговаривают боль, треплются о распятых, о политике.
Льется дольче вита речью обреченного.
Называют это пророчеством,
восхищаются перекличкой голосов,
находят в этом миссию.
 
 
А юркая мелочь сама ломится в кошельковый невод.
Ярких и вычурных отбирают для аквариумов,
кормят, чтобы не жрали друг друга,
называют поэтами и назначают им цену.
 

«Мёртвое море летейский союз…»

 
Мёртвое море летейский союз
дочери Лота хасидский картуз
пляшут бородками тряско
тфилнами в мотоколяске.
Солью упёрлась их мама про нас,
талес сгоревший от Спаса не спас,
Запропастился родимый Содом
лунной дорожкой под первым кустом.
Там ваши штраймлы и шляпы
дочери прячут от папы.
 

«На моей на улице дом высок…»

 
На моей на улице дом высок,
Перед ним в проулок нырну я вбок
За решеткой там апельсин в росток.
Вдоль узора мне на носках идти,
Знаю, к ночке дереву отцвести.
Мне ли палый цвет удержать в горсти?
Будет ночь-полночь в звёздах-лепестках,
Даже Млечный Путь цедрою пропах.
И к утру в оранжевых фонарях
Солнце затеряется в облаках.
 

Мост

^{«Жизнь – это узкий мост и не надо бояться его перейти»}

^{Раби Нахман из Брацлава}

 
Тебе дано один раз пронестись
сгустком миражей и воспоминаний
по узкому шаткому мосту,
по квантовому туннелю времени.
Здесь нельзя сбавлять скорость,
оглядываться
и нелепо бояться.
 

Сильвия Плат. Песня любви одержимой девушки
Вилланелла

 
Глаза закрою – меркнет белый свет;
А веки подниму – жизнь предо мной.
(Ты морок! Мой ночной кошмар и бред.)
 
 
Уносит звезды сине-алый след,
Вальсируют с бездонной глубиной.
Глаза закрою – меркнет белый свет.
 
 
Мне снилось: повалил меня на плед,
Луну пропел, зацеловал родной.
(Ты морок! Мой ночной кошмар и бред.)
 
 
Ни Бога нет, нет ни огня ни бед,
Умолкли агнцы вслед за сатаной:
Глаза закрою – меркнет белый свет.
 
 
Поверила, ждала – увял букет.
Я выросла. Ты шел бы стороной.
(Ты морок! Мой ночной кошмар и бред.)
 
 
А мог быть буревестник мной пригрет,
Ревел бы в ливне, возвратясь весной,
Глаза закрою – меркнет белый свет
(Ты морок! Мой ночной кошмар и бред)
 

^{1953 г., перевод 2019 г.}