Философия боли

Я вложу свою боль в эту книгу. А потом попрошу ее сжечь.

Пролог

Любая книга, написанная от первого лица, субъективна. Миссия по описанию событий и людей в таких историях возложена на главного героя, ведущего повествование, и именно его глазами читателю приходится смотреть на все сюжетные линии. Именно с его легкой руки персонажи произведения наделяются положительными или отрицательными качествами, им назначается роль негодяя или, напротив, главного оплота добродетели. Восприятие самого повествователя также во многом определено его собственным отношением к себе, самооценкой, а также степенью правдивости и беспристрастности, с которой описываются ключевые события.

Конечно, все сказанное имеет смысл только в случае, если текст составлен по реальным событиям, а не является выдумкой автора.

Каждая глава этой книги написана от первого лица, моей рукой и обо мне же. Это боль одной маленькой частички в масштабах Вселенной, ее философия, ее история, и пристальный зрительный контакт с отражением в старом потрескавшемся зеркале.

Но у всех глаза воспринимают окружающий мир по-разному, и каждому дают свое представление о красоте. Не исключено и то, что все события – большей частью вымысел и преувеличение, навеянные бразильскими и не только сериалами, мыльными операми и дешевыми бульварными романами в мягком переплете. А, может быть, и нет, и все так и есть на самом деле. Возможно, персонажи повествования – лишь плод моего воображения, и совпадения с реальными людьми незначительны и случайны, а может быть и так, что все это действующие лица разных этапов жизни вполне себе реального человека.

Кстати, память – интересная штука. Правда у каждого своя, и, если очень постараться, можно вычеркнуть из нее какие-то события совсем или модифицировать их до неузнаваемости, причем сделать это так искусно, что потом фактами и правдой даже для ее обладателя становятся уже совсем другие события и люди. Вполне возможно, что именно это и произошло с головой повествователя, и большая часть событий развивалась не так или не совсем так, как это отложилось в его памяти.

Даже когда речь идет об изложении фактов, имеющих ключевое значение для мировой истории, особенно давно минувших дней, все, что нам остается, это полагаться на мастерство и правдивость летописца, и именно его субъективное мнение транслируется веками в книгах и учебниках истории. Именно от него мы узнаем о характере и достижениях той или иной фигуры, ее внешности, и из поколения в поколение передаются, например, восторженные отклики о чьей-то красоте, мужестве и силе духа известных правителей, слабоумии или трусости тех, кто был свергнут с трона. И, конечно, спустя время, находится другой летописец, в памяти которого правда выглядит совсем иначе, и вот тут начинаются споры, причем во многом споры о пустом, потому что и тот, и другой, скорее всего, правдив, и то, и другое является правдой, но правда не равна фактам, а факты уже невозможно установить за давностью лет.

Ну и, конечно, как бывает всегда, когда история рассказывается кем-то одним, в ней отражено исключительно субъективное восприятие одной стороны, эгоистичное и прекрасное в своей предвзятости.

Получается, что правды или неправды не существует. Есть восприятие и интерпретация. Последняя предназначена для достижения простой цели – доказать остальным, что именно это восприятие является истиной и соответствует фактам. Далеко не редкость, когда интерпретация отдельных событий кем-то из его участников направлена на формирование оправдательной для рассказчика позиции, искажающей мотивы и последствия тех или иных поступков.

Зачем я все это пишу? Не знаю… Хочу порассуждать на тему смысла жизни, роли в ней, казалось бы, случайных людей, но, самое главное, приобрести умение искать опору в неудачах, обмане, лжи и разочарованиях, ибо я верю, что они не случайны, и, оставляя горький осадок, приносят в душу новые знания, чувства и мысли, новый этап взросления личности и надежду.

И, конечно, мне бы очень хотелось, проведя анализ всего понаписанного, попытаться поставить равно между понятием факты, правда и интерпретация в своей вконец запутавшейся голове.

Просветление

По редким бликам, падающим на стол, стоящий у самой дальней стены в комнате, я понимаю, что за окном светит яркое солнце, хотя на дворе уже глубокая осень. Я очень хочу подставить свое лицо под эти яркие лучи, но не могу: падающий сквозь плотные жалюзи свет слишком рассеян и почти не греет. Мне остается лишь смотреть на листы бумаги на моей кровати, разбросанные в абсолютном беспорядке, и думать о том, как я смогу восстановить их хронологию, когда захочу собрать их вместе. Но это будет когда-нибудь потом.

«Нужно было проставлять номера на страницах», – запоздало подумала я. Теперь уже поздно, листов слишком много, и они успели перемешаться между собой.

Я беру в руку стертый практически до основания синий затупившийся карандаш и начинаю записывать на редкий чистый лист бумаги то, что еще не отражено на исписанных впопыхах страницах. Я уже чувствую, что, если мне удастся собрать все эти разрозненные черновики воедино, хотя это будет и нелегко, хаос, творящийся в моей голове, пусть на толику, но будет разобран и порядок наведен. Но это будет не сегодня.

Сейчас я спокойна и собрана, ведь вокруг меня нет красного цвета; все, что я вижу, абсолютно белое или спокойных холодных оттенков: постельное белье на кровати, на которой я сижу, белые листы бумаги, часть которых исписана ярко-синими буквами, светло-серый стол и жалюзи на окнах благородного цвета серебра. Ничего красного нет в моей комнате. Сегодня в ней нет даже цвета бордо или пино нуар, поэтому мои мысли чисты как никогда. Не потому, что я справилась, а потому что закончились краски.

Мне помнится, что я начинала писать дневник, как когда-то в детстве, но он стал настолько большой, что уже давно разросся за границы девичьих воспоминаний, поэтому вокруг столько страниц, что их объем угрожает в конечном итоге сложиться в целую рукопись.

Я посвящаю эти записи самой себе, потому что не ищу для них читателей. Идею возомнить себя писателем вложил в мою буйную голову давно ее пытающийся поправить психотерапевт. Он по-прежнему верит (или делает вид), что, следуя его советам, рано или поздно я смогу найти равновесие внутри себя и обрести опору в жизни.

И где только ее мы с ним уже не искали: и в религии, и в семье, и во внутреннем мире, но пока объявления на столбах еще развешены и поиски идут.

Как только я закончу писать и сложу все в ровную стопку, она отправится на детальное изучение единственному человеку, который все еще пытается мне помочь, и на условиях пункта о конфиденциальности в нашем с ним соглашении написанное никогда не прочитает мой ребенок, моя мать, мои друзья или коллеги по работе. Я не хочу, чтобы они узнали меня с такой стороны. Правда (такая, какой ее вижу я) во многом жестока, непонятна и порой сильно отличается от образа, который видят окружающие. Проведя параллели с реальными событиями, скорее всего все они отвернутся от меня, не поймут, не примут, как во многом и я сама.

Я пишу эти строки в надежде найти волшебную таблетку, чтобы, излив всю свою душу на эти листы бумаги, найти в себе силы жить дальше. Принять то, что нельзя изменить. Ошибки, которые уже не исправить. Необдуманные поступки, поспешные решения. Я верю, что могу оставить все это здесь, и одним прекрасным утром проснуться в кровати от лучей солнца, светящих в окно сквозь тонкие занавески, а не плотные жалюзи, и не чувствовать сдавливающей тяжести в груди. Не смотреть в воскресенье на время на часах на стене, когда большая стрелка минует отметку в нужное количество часов утра, и уже можно будет затуманить душу и разум насыщенным цветом бордо, вспоминая попутно, какой магазин, имеющий нужную лицензию, мной посещался последним. Чтобы никто никогда не узнал, как я на самом деле живу.

Я больше не хочу оглядываться по сторонам, я хочу видеть все прямо впереди перед собой.

Все то, чем исписаны листы в моей маленькой комнате, похоже на сумбурный рассказ о своей жизни человека с пулей сорок пятого калибра в голове, и ни в коем случае не претендует на правду или истину, или что-то подобное. Я не обладаю экспертными познаниями в области психологии, сексологии и смежных областях, не могу похвастаться успехами в личной жизни, выстраиванием крепкого домашнего очага, выходными, проводимыми за семейной трапезой с вкусными домашними пирогами. Это просто мой жизненный опыт, такой, каким его вижу я.

Моя личная жизнь сейчас похожа на разрушенный город после тайфуна, а голова на свалку ядерных отходов. Я не имею никакого права и компетенции кого-то судить и раздавать советы. В лучшем случае могу стать для кого-то примером того, как делать не надо.

Но я очень хочу снова найти себя…

А вы любите лес? В лесу работает простое правило. Если ты заблудился, нужно оставаться на месте и ждать помощи, иначе можно заплутать еще сильнее. А в жизни это работает? Остановиться и ждать, когда тебя кто-то спасет. Думаю, нет. Как правило, чтобы найти свой путь, нужно вернуться к его началу. Ко времени, с чего все началось, когда появилась первая рана, которая была настолько глубокой, что до сих пор сочится сукровицей, присыхая к чистой одежде.

Я не знаю, кому интересно будет читать мой дневник, и прочтет ли эту историю кто-нибудь, кроме меня и моего психотерапевта. И в глубине души мечтаю о том, чтобы эту рукопись никогда не прочитал никто. А я надеюсь, перечитывая страницы одну за другой, найти в ней ту самую точку отсчета.

Запись 1. Взгляд марионетки

Мы все манипулируем другими людьми, преследуя свои интересы, но каждый дергает за ниточки с разной силой. Кто-то щадит свою жертву, пытаясь не оттягивать сильно нежную кожу, другой же, напротив, вынуждая марионетку совершить нужное движение, тащит за них так, что сначала прочные веревочки натягиваются подобно струнам на музыкальном инструменте, а потом либо лопаются, слегка отпуская жертву из плена, либо отрываются от нее с куском плоти, оставляя после себя рваную рану.

Мой кукловод на время ослабил хватку, отправившись по чрезвычайно неотложным и важным делам, дав небольшой кусочек времени на отдых своей игрушке, чтобы потом с новой силой дергать за прочные ниточки.

И когда они уже наконец порвутся?

– Господи, хоть бы он не пришел, – думала я, глядя в окно на заваленный снегом двор. Какой-то мужчина пытался припарковать свою машину на единственное свободное место, но оно было больше похоже на сугроб, поэтому его минивэн никак не хотел на него убираться.

Я отошла от окна и посмотрела на часы. Уже полдень. Как здорово было находиться дома без него, но это бывало так редко, и теперь мне оставалось лишь с тоской ждать, когда хрупкие тишина и покой, воцарившиеся на короткое время в доме, будут разрушены неизбежным возвращением. Мой сын готовил уроки в своей комнате, и в общем-то мне можно было бы заняться своими делами или просто посидеть с книгой у окна, но я не могла ни на чем сосредоточиться, ведь для меня было очевидно, что скоро все это закончится.

На мобильный поступило сообщение, и я вздрогнула. В нем было написано: «Скоро буду». К сожалению, я знала, кто его написал. Тяжелая тоска, словно гранитные плиты, моментально навалилась на меня, размозжив настроение и хрупкий покой по грязному асфальту, спасти которые не представлялось абсолютно никакой возможности.

«Нужно брать себя в руки, ведь так будет всегда», – подумала я.

В ванной комнате меня ждали только что постиранные вещи. Пытаясь разобрать запутавшуюся кучу, я начала раскладывать их по стопкам: свои джинсы и футболки, школьную форму сына и значительно большие по размеру и количеству выстиранные вещи Тимура. Брезгливо взяв последние одними только кончиками пальцев, я кое-как повесила их сушить. Я не могла объяснить даже себе, почему так происходит, но годы шли, а муж вызывал во мне все то же чувство отторжения, что и раньше. Возможно даже большее.

Я чувствовала, как растущее чувство тревоги привычно захватывает все мои мысли, сердце стучит все чаще, а ладони становятся холодными и влажными от пота. Эти симптомы мне хорошо знакомы, особенно в последнее время. А вмести с ними неизменно наступали и другие – неприятное чувство жажды, подобное тому, с каким сталкиваются путники, долго бредущие по пустыне без капли живительной влаги во рту. И нет, думала я в этот момент отнюдь не о воде, мне хотелось совершенно другого напитка, чтобы хоть как-то обмануть голову и затуманить мысли. Чтобы хотя бы на время отрешиться от опротивевшей вконец реальности. Но я не поддамся сейчас своей слабости, не дам Тимуру еще один повод для злорадства.

Вместо этого, справившись с бельем, я направилась на кухню разогревать обед.

– Богдан, ты голодный? – окликнула я сына.

– Нет, мам, – последовал скорый ответ. – Я потом сам положу поесть, когда проголодаюсь.

– Хорошо, но только не откладывай надолго. Двенадцать часов дня уже.

Мне есть тоже совершенно не хотелось, поэтому я достала из шкафа только одну тарелку и начала накладывать в нее еду, но уже через минуту услышала звук поворачивающегося в двери ключа, и сердце болезненно сжалось.

– Я пришел, – раздался мужской голос из прихожей. Сразу за этим последовал звук падающих на пол зимних ботинок и шуршание куртки, забрасываемой на вешалку.

– Похоже, что всем наплевать, что я вернулся, – в голосе Тимура был слышен упрек. – Никто даже не встречает.

– Милый, я как раз накрываю для тебя обед, – сказала я. – Мой руки и садись.

– А ты что, со мной не поешь?

– Я не голодна.

Послышался звук захлопывающейся в комнату двери. Всегда, когда Тимур был дома, Богдан ее закрывал. Я тревожно повернула голову в сторону детской.

– Это он специально меня игнорирует. Показательное выступление, как обычно.

Муж явно был недоволен. Предчувствуя назревающий конфликт, я попыталась заступиться за сына.

– Не надумывай, – возразила я. – Он готовит домашнее задание, конечно мы шумим и мешаем ему сосредоточиться.

– Ну конечно, может быть, мне вообще домой не приходить? – Тимур начинал заводиться. – Тогда вам всем вообще будет легче. Мне кажется, я вам всем тут мешаю.

– Какая глупость, – я фыркнула и поставила на стол запеченное мясо и только что нарезанный салат. – Садись давай.

Я направилась пойти проведать сына, но меня тут же резко окликнул Тимур:

– Ты куда? Посиди со мной, пока я ем.

– Я же сказала, что не голодна. Пойду проверю, как у парня уроки.

– Я что же, один должен сидеть? По-твоему, это нормально? Тебе не надоело меня игнорировать, я вообще-то твой муж!

Поняв, что спорить нет никакого смысла, я опустилась на стул рядом с мужем и стала покорно ждать, когда он закончит прием пищи.

– Как съездил, все удачно? – чтобы не чувствовать давление повисшей в доме тишины, я, как могла, пыталась поддержать беседу.

– Конечно удачно. Тормозные колодки на машине поменяли, я этого лоха еще и на пятихатку нагрел. Представляешь, перевел ему на карту меньше денег, а он даже не заметил. Очкарик какой-то.

Тимур был явно доволен собой, а вот меня передернуло от отвращения. Каждый раз, слушая бахвальство мужа о его способах экономии семейного бюджета, на меня накатывало противное чувство тошноты от его мелочности и отсутствии хотя бы малейших зачатков совести или стыда.

– Но теперь, наверное, эти деньги придется возместить тому несчастному сотруднику автосервиса. Может быть, вернешь их, пока еще не поздно?

– Дураков надо учить, – парировал Тимур и шумно прихлебнул чай из кружки.

– Ясно, – не желая продолжать неприятный разговор, я принялась изучать новости в интернете. Разговаривать с мужем не было никакого желания.

– Ты без телефона вообще что ли не можешь? – уничижительно спросил Тимур. – Тебя мама не учила, что так делать невежливо?

– Пожалуйста, не начинай, – мне совершенно не хотелось ссориться.

– Мужик домой вернулся, а ты ведешь себя как падла, – лицо мужчины перекосила злая гримаса. – Вечно в своем телефончике. С кем это ты там переписываешься?

– Я просто новости читаю, Тимур, прекрати уже!

– Ага, так я и поверил! Опять кому-нибудь жалуешься, какой у тебя муж плохой!

– На, проверяй! – я бросила на стол телефон. Как же он меня достал!

Тимур заляпанной маслом рукой взял смартфон и принялся внимательно изучать его содержимое. Не найдя ничего подозрительного, он положил его обратно.

– В любом случае, так вести себя невежливо, – сказал он уже спокойнее. – Ты же не дура, должна это понимать.

– А что мне вообще можно делать, скажи? – вырвалось у меня в сердцах.

Однако вопрос остался висеть в воздухе. В полном молчании мы закончили обедать, после чего Тимур улегся на кровати просматривать новостные каналы, на мою же долю выпало занятие поинтереснее – убрать грязную посуду со стола. Закончив, я, наконец, направилась в комнату Богдана.

– Сынок, может быть, все-таки поешь? – спросила я, приоткрыв дверь в детскую.

– Если ты принесешь еду в мою комнату, то буду. Я не хочу сидеть там, – ответил подросток.

Кухня в нашей небольшой квартирке была соединена с комнатой, где размещались взрослые, а это означало, что нужно было сидеть на расстоянии вытянутой руки от отчима, чего мальчик очень не хотел. И я не могла осуждать его за это. Как бы я хотела тоже иметь дверь, которую можно было бы запереть.

Я положила сыну еды и отнесла в детскую. По дороге обратно мое внимание привлекло отражение в зеркале, и я невольно остановилась напротив него.

«Боже, в кого я превратилась!» – горько подумала я.

Глядя на себя в зеркало, я понимала, насколько изменилась в последние годы. Еще немногим ранее я ни за что не могла бы допустить, чтобы мои не расчесанные темные волосы были небрежно собраны в пучок резинкой на затылке, а факт того, что на лице, хоть было уже и воскресенье, начисто отсутствовала косметика, – такого никак и вообразить было нельзя. Я с тоской смотрела на свой застиранный домашний халат, уже потерявший всякий вид от количества стирок. Попытавшись расправить его руками, чтобы придать всему виду больше опрятности, я ужаснулась.

«А мои руки, руки, что с ними-то делать?» – ногти были неровными, пальцы без намека на маникюр, от постоянной готовки изрезанные тонкими следами кухонного ножа, кожа загрубела и местами облезла от воздействия бытовой химии без применения перчаток.

Я не узнавала себя. На смену спортивной, подтянутой девушки с огоньком в глазах, пришла женщина в возрасте ближе к среднему, сгорбленная, неопрятная, – жалкое зрелище. Да, глаза такие же синие, но это не тот синий цвет, что был, в нем нет блеска и зеленоватой поволоки, которую дает надежда и жажда жизни, скорее холодный, застывший лед, наслоившийся годами суровых морозов, который, подобно вечной мерзлоте, чувствует себя хозяином, зная, что не произойдет ничего сколько-нибудь значимого, чтобы его растопить.

– Ты что там делаешь? – раздался мужской голос со стороны спальни.

– Ничего, просто смотрю, – ответила я.

– Не на что там смотреть, иди сюда, полежим вместе.

Я молча прошла к кровати и прилегла рядом с Тимуром.

О мотивах

Прислонившись щекой к прохладной подушке, я думаю о том, как было бы хорошо отмотать время вспять, хотя бы на пару-тройку лет и сделать все по-другому. Сказать в ЗАГСе: «Нет!», пройти мимо по улице, не ответить на звонок или сообщение. Сделать что-то совершенно другое, тогда, возможно, мне не пришлось бы сейчас лежать здесь, на этой маленькой односпальной кровати среди разбросанных черновиков, не имея возможности сомкнуть глаз и забыться пускай тяжелым, но таким нужным мне сном. Но увы, рыбак из меня неважный, и в мой рваный невод неизменно попадается только тина.

Я думаю, что каждому из нас хоть однажды задавали вопрос, жалеем ли мы о чем-то, совершенном в прошлом, хотели бы мы изменить какое-то событие, поступить иначе, повернуть время вспять. Анализируя события, происходящие вокруг, я часто думаю о мотивации и о том, что толкает человека сделать тот или иной выбор. А ведь выбор есть всегда, мир соткан из альтернатив и компромиссов. Но какие именно события приводят к тому, что решение принимается в пользу одного из вариантов? Наверное, из перечня берется самый очевидный и легкий путь, на прохождение которого затрачивается минимум энергии и сил, а польза для себя самого кажется наиболее очевидной и весомой.

Если бы у вас была машина времени, волшебная лампа и джинн, или дневник, при чтении которого можно изменить целый мир, подобно герою кинофильма, то что бы вы сделали в первую очередь?

Скажем, изменили бы историю, чтобы никогда не начиналась кровопролитная война, спасли котенка, сбитого на высокой скорости мимо проезжающим грузовиком, избавили весь мир от болезней? Могу поставить на кон весь скромный остаток своего банковского счета, что нет. Многие из нас начали бы копаться в первую очередь в своем прошлом, ища причины произошедших неудач в своей голове, то самое событие, после которого мы чувствовали себя особенно жалко, испытывали жгучее чувство стыда, переживали сильнее всего, и именно на него было бы потрачено заветное желание, которое могло изменить судьбы миллионов людей. И да, скорее всего я тоже.

А если бы шальной рукой или под давлением кого-то или чего-то был выбран второй вариант, тень сожаления от утраченной возможности преследовала бы еще очень и очень долго, а, может быть, и до конца дней.

Жалеем ли мы о содеянном? Да, но чаще всего только тогда, когда результат необдуманного выбора не прогнозируемо затронул именно наши интересы или интересы самых близких людей, вызвал чувство стыда, финансовые расходы, моральные страдания и прочие издержки.

Я сильно сомневаюсь, что, отвечая «нет» на этот вопрос, можно быть хоть сколько-нибудь искренним, скорее всего, это лишь попытка произвести впечатление на собеседника, представить себя непомерно сильным человеком, чья воля тверда и непоколебима. А где-то глубоко внутри живет маленький робкий ребенок, напуганный последствиями собственных поступков, стараясь минимизировать которые, он попадает все в новые передряги, и их переплетения в конечном итоге постепенно превращаются в клубок.

Я помню долгие часы распутывания нитей в бабушкином вязании, когда в попытках привести в порядок то, что уже сплелось, уходили порою целые дни, прежде чем красивая гладкая пряжа снова могла идти в обиход для нового изделия. И, конечно, так счастливо этот унылый процесс заканчивался далеко не всегда, и порою бывало и так, что, несмотря на все усилия, безнадежно спутанные нити в результате отправлялись на свалку.

Я не хочу отправить на свалку собственную жизнь.

Натирая мозоли на руках до крови и мяса, я буду проводить дни и недели, пока наконец не смогу ее распутать и связать что-то совершенно новое, чего я еще не умела раньше и даже никогда не видела. Вот тогда я смогу гордиться собой. А сейчас то, что я связала, похоже на результат бешенных игрищ кошек с вязальными нитками, а даже уже не на паутину.

Интересно, а какие мотивы были у меня, когда я совершала те или иные поступки? Наверное, все их можно объединить под известное выражение «благие намерения», дорога которыми выстлана все мы знаем куда.

Жалею ли я о чем-то? О да, проще выделить несколько минут времени и клочок бумаги, чтобы составить скромный список тех событий в моей жизни, о которых я не жалею. И нет, не все, что случается, к лучшему. Нет, не на всех ошибках хочется учиться.

В этом я убеждаюсь каждый раз, когда смотрю на широкий белый шрам на своей руке. Жалею ли я? Безусловно. Научил ли этот поступок меня чему-нибудь?..

На самом деле подлинная причина всех моих поступков до безобразия проста – всегда, выбирая либо одно, либо другое, я останавливалась исключительно на том, что должно было сделать меня менее одинокой. Но почти каждый раз, принимая решение, я уплывала все дальше от берега, на котором оставались более счастливые и самодостаточные люди, попутно собирая на мой худенький плот таких же бедолаг, как я сама.

И неизбежно, по мере его переполнения, кого-то так или иначе приходилось сбрасывать за борт, а берега все нет и нет, даже на горизонте. Каждый такой сброшенный подопечный ускоряет хлипкую посудину, она начинает плыть быстрее, но все равно в сторону, противоположную от берега, ведь плыть против ветра она не умеет. И каждый раз в бортовом журнале сожалений добавляется новая запись о чувстве вины от принесенного в жертву пучине бедолаги.

Развернуть мой шаткий плот возможно, но для этого нужно долго без устали грести руками, но на нем так много случайных попутчиков, что одна я не справляюсь, а они не хотят бороться, их руки слишком слабы. Так мы и плыли по течению, пока однажды одна маленькая, неизвестно откуда взявшаяся волна не перевернула вверх ногами всю посудину.

…Тем временем солнце уже село за окном. Я понимаю это по тому, что даже редкие блики не проникают в комнату и не помогают мне писать. Интересно, сколько сейчас времени…

Практически любое повествование начинается с описания главного героя, его внешности и типажа, черт характера, но мне трудно найти слова, чтобы описать себя по памяти. Зеркало тоже куда-то подевалось, да и в любом случае в темноте это бесполезная штуковина. Остается только отделаться скупыми фактами: меня зовут Яна, и на момент, когда я это пишу, мне уже исполнилось тридцать два года. У меня есть сын тринадцати лет, я нахожусь уже в третьем по счету разводе после недосчитанного до конца количества отношений, не оформленных официально.

По-моему, у меня голубые глаза, темные длинные волосы и россыпь веснушек на носу, хотя последних может и не быть, они выступают только летом в условиях постоянного солнца. Рост что-то в районе метра семидесяти.

Пока еще видно хотя бы руки, я попробую как-то упорядочить написанное, вдруг завтра я не смогу это сделать, или часть листов затеряется или порвется, или я забуду все то, что на них уже есть. Тогда мне придется писать все сначала, а значит, заново переживать все события и вспоминать о людях, которых я очень сильно хочу забыть.

Я буду испытывать всю эту боль заново, чего я допустить не могу: с ней я могу больше не справиться.