Loe raamatut: «Нераскрытая тайна гибели Моррисона», lehekülg 2

Перемена погоды отразилась на лицах всех присутствующих на борту шхуны. Угрюмый боцман и тот расплылся в улыбке, увидев выходящего на солнце штурмана. Но довольство на его лице быстро исчезло. Капитан, осмотрев шхуну после пережитого шторма, принял задумчивый вид. Он подозвал боцмана, и они о чём-то долго говорили. Говорил больше капитан, боцман лишь кивал головой, соглашаясь с доводами капитана.

Через полчаса или быть может меньше, капитан вызвал к себе Моррисона.

– Да, кэптен, слушаю вас.

– Понимаете, мистер Моррисон, я предвижу ваше недовольство потерей нескольких дней, но должен заметить, в море главный капитан и всё подчиняется ему и хочу сказать вам, что нам необходимо пристать где-нибудь к берегу и произвести необходимый ремонт. В противном случае, я не обещаю, что мы достигнем конечной цели.

В этих словах была правда. Такелаж ослаб, рангоут тоже не избежал повреждений. Не слишком ощутимо, но всё же лучше принять меры заблаговременно, всё же не по озеру собираются прокатиться, а пересекать атлантический океан. Но пристать куда бы то ни было не представлялось возможным и единственно верное решение – попробовать заняться ремонтом прямо на воде.

Уже с раннего утра, едва забрезжил рассвет, экипаж принялся за капитальный ремонт. Одни матросы меняли спутавшиеся фалы, другие латали паруса, растянув на палубе. Боцман лишь только изредка повышал голос на кого-либо из матросов и то больше по привычке. К вечеру экипаж многое привёл в полный порядок, хотя и успели изрядно помучиться. Да ещё на их счастье море поверхность океана оставалась спокойной, ветер и тот, казалось, стих в этот день. Капитан, оглядев оснастку, остался доволен сделанной работой.

– С такими темпами мы через два дня вполне можем продолжить путь, – только и сказал боцман старшему помощнику капитана.

– Разумеется, – ответил старпом.

Элис с дочкой, да и сам Сэмюель в это время предпочитали оставаться в каютах, дабы не мешать выполняемым работам. Моррисон делился на страницах своего дневника о впечатлениях от похода. Только изредка он отрывался от письма, чтобы посмотреть в иллюминатор, где расплескалась синева, снизу доверху озарённая золотыми лучами солнца.

* * * * *

В одно раннее утро Моррисон вышел на палубу, окутанную туманом и остановился, растерянный представившимся зрелищем. У основания грот-мачты, обхватив колени руками сидел босоногий мальчишка. Первое, что пришло в голову Сэмюелю: «откуда он здесь взялся?» Следом возник второй вопрос: «мы уже которые сутки в море, пережили такой шторм. Чем он питался всё это время?»

– Мальчик, ты откуда здесь взялся? – громко обратился Сэмюель к мальчишке, который продолжал сидеть неподвижно, глядя под ноги. Ответа не последовало, но тем не менее мальчик поднялся на ноги и зашагал прямо к нему. Что-то неестественное происходило, но Сэмюель не мог даже сдвинуться с места, как если бы его ноги приросли к палубе. Он почувствовал, как волосы зашевелились на голове, хотя сказать, он не был человеком робкого десятка.

– Так всё же откуда ты здесь? – ещё раз обратился к нему Моррисон, когда тот был в двух-трёх шагах от него. Но мальчик, казалось, не расслышал или сделал вид, что вопрос обращён не к нему. Ни единым движением он не отреагировал на вопрос и более того, как ни в чём не бывало прошёл мимо Моррисона, обдав последнего холодом. Прошла минута или возможно чуть больше, когда Моррисон обернулся в ту сторону, куда направился мальчик и увидел, как тот растворяется в воздухе.

«Отче наш! Спаси нас от духов злых и душ неприкаянных», – только и смог подумать он. Следом приглядевшись, он увидел боцмана, появившегося из-за палубной надстройки. Как ни хотелось ему поделиться увиденным, он всё же сдержал свой порыв.

Поравнявшись с Моррисоном, боцман поприветствовал его и, желая продолжить разговор, обратился:

– Сэмюель, каков туман, а?

– Чисто парное молоко, – ответил Сэмюель, рассеивая остатки привиденного из сознания. – И часто такое происходит в море?

– Разумеется. Но лучше уж туман, нежели шторм. Вот совсем скоро солнце взойдёт и рассеется туман.

На восточной стороне небо обозначилось розовым цветом, что с каждой минутой становилось ярче и ярче.

Эта история так бы и осталась в тайне если бы не следующая встреча. Они к этому времени провели в море около полутора месяцев и Элис с дочкой как-то обвыклись с качкой морской, ежедневным пейзажем, когда вокруг на несколько десятков миль простирается безграничная вода и не на чем глазу зацепиться.

Одни матросы не испытывали никаких неудобств, проведшие в море большую часть своей жизни и не представляющие иной судьбы. С утра заступив на вахту, они могли до ночи простоять, не выдавая признаков усталости. В свободное же время матросы драили палубу, проверяли состояние такелажа. Ничего необычного не происходило на борту шхуны: день сменялся ночью, ночь в свою очередь днём.

Одни матросы не испытывали никаких неудобств, проведшие в море большую часть своей жизни и не представляющие иной судьбы. С утра заступив на вахту, они могли до ночи простоять, не выдавая признаков усталости. В одну из лунных ночей, когда самый отчаянный матрос стоял за штурвалом и нёс вахту, случилась непредвиденная история. Если бы матрос был любителем прикладываться к бутылке, можно было списать на пьяное видение, но так ведь он не пил. Время перевалило за полночь и только волны, бьющиеся о борт судна, нарушали тишину. Небо, полное высыпавших звёзд, и, кажущееся чёрным бархатным покрывалом, на которое высыпали алмазные камушки отражалось в океане. Судно шло заданным курсом, не сбиваясь ни на один дюйм.

В какую-то минуту внимание матроса привлекло что-то странное, происходящее на баке корабля. В отличие от многих своих собратьев он не отличался суеверностью и его едва ли можно было бы испугать выдуманной чертовщиной. Он иной раз сам любил подтрунивать над суеверными товарищами. Но сейчас происходило нечто загадочное, необъяснимое. Нет, никаких странных звуков оттуда не доносилось, но тем не менее матрос пригляделся внимательнее. Что за наваждение? На месте привычного бушприта он увидел вытянутое вперёд тело мальчика с разведёнными в стороны руками. Он даже разглядел его развевающиеся космы иссиня-чёрного цвета. Тело его в неверном свете луны отливало медью. Матрос от неожиданности перекрестился и протёр глаза. Страха он не испытывал. Тут было совсем другое. Он пытался понять: куда подевался бушприт? Не могло же его сорвать и унести в океан. Но и каким образом его место заняло тело мальчика, тоже оставалось непонятным. И ещё: каким образом он удерживается в этом положении и не падает? Даже самый подготовленный гимнаст едва ли способен удерживать себя на кончиках пальцев ног, уже не говоря о том, что тело мальчика оставалось недвижимо долгое время. Матрос отвёл глаза в сторону, чтобы развеять сомнение, но вернувшись к прежней картине, заметил, что мальчик не исчез, а продолжает находиться в том же положении. Он не прилагал никаких усилий, чтобы сохранять принятое положение, как если бы это было деревянное изваяние. Но всем, кто находился на судне была знакома чуть ли не каждая деталь и матрос никак не мог ошибиться. Всё было реально, как и то, что он держит штурвал, а за бортом бьются волны.

Идти куда-то матрос не мог, оставив штурвал и ему оставалось единственное: следить что же произойдёт дальше. Он ни на секунду не отвлекался, но всё одно он проглядел тот момент, когда мальчик исчез и на его месте был бушприт. Он был в том же виде, в каком уже матрос привык его видеть. Что это было? Об этом происшествии матрос предпочёл промолчать кто знает, как воспримет экипаж его слова. В свободное же время матросы драили палубу, проверяли состояние такелажа. Ничего необычного не происходило на борту шхуны: день сменялся ночью, ночь в свою очередь днём.

Как-то в один из погожих дней дочь Моррисона вышла на палубу одна. Может быть Элис задремала и осталась в полном неведении, дело не в этом.  Как и в других случаях, судно окутал туман. Это было удивительно, но так никто не мог найти логического объяснения данному явлению. Выйдя на палубу, она повстречала мальчишку, сидящего на палубе, скрестив ноги по-турецки. Ей стало интересно: а что он здесь делает и почему до сих пор она его не встречала. И она подошла к нему. Любой человек в этом случае поднял бы голову, хотя бы для того чтобы узнать: кто это может быть и что ему нужно. Но мальчик оставался недвижим, как восточные монахи во время медитации, когда они погружаются в одни им ведомые глубины сознания и реальности.

– Привет, – обратилась девочка к нему. В ответ полное молчание, только звук бьющихся о борта волн и хлопки парусов под дуновением ветра.

– Мальчик, на приветствие надо отвечать приветствием, – с ноткой обиды в голосе девочка попыталась вызвать ответное движение. Но вместо ответа мальчик встал на ноги и, не произнося ни слова, направился в сторону юта. Девочка решила не отставать. Когда до фальшборта оставалось не более двух шагов, кто-то из матросов успел заметить девочку и избежать её гибели.

Подбежавший, свободный от вахты матрос подбежал и подхватил её на руки:

– Куда это юная мисс направляется?

– Юная мисс хочет узнать, куда ушёл мальчик, – ответила девочка на вопрос.

– Мальчик? Какой мальчик? На борту никакого мальчика нет, – удивился матрос ответу девочки.

– Нет? Кого же я только что встретила? – не меньше матроса удивилась девочка и её удивление было не поддельным. Она смотрела на матроса своими большими голубыми глазами и не понимала происходящего. Она же воочию видела его, его босые ноги с потрескавшимися пятками, выцветшие от долгого пребывания на солнце, волосы. Его рубашонку от многократной стирки вылинявшую до серого цвета. И вот теперь говорят, что никакого мальчика нет. Ей казалось, матрос шутит таким образом и не воспринимает её слова всерьёз.

Матрос же занёс её в рубку, где в это время находился отец девочки и передал с рук на руки. Но и тут неугомонная девочка не желала успокоиться, не получив утвердительного ответа на свои вопросы. Она сразу же спросила у отца:

– Папа, а почему скрывают от меня мальчика? Почему он в плохонькой одежде? – вопросы сыпались как из рога изобилия сыпятся яства.

Сэмюель не сразу даже сообразил о чём речь, если бы не пришёл к нему на помощь матрос: – она говорит о каком-то мальчике, которого якобы повстречала на палубе.

– Не якобы, а действительно повстречала, – возразила девочка.

– Что за мальчика ты повстречала, мой ангелочек? – глаза Сэмюеля остановились на лице девочки. Сейчас эти глаза выражали самую яркую непосредственность и доверчивость.

– Он сидел на палубе в одиночестве, – начала говорить девочка, вызывая у отца воспоминания о недавней встрече его самого с таинственным мальчиком. Но он промолчал о той встрече, девочка же, лишённая взрослых предрассудков, сделала достоянием общественности, пусть даже только двух человек.

– Доченька, ты, наверное, устала от морской прогулки и тебе вполне могло привидеться, – начал объяснять Сэмюель дочери.

– Вот и ты мне веришь папа, – девочка надула обиженно свои пухленькие губки и насупилась.

– Пойдём к маме, она, наверное, уже успела потерять тебя и не находит себе места, – наконец нашёлся Сэмюель.

Вот мы и дошли до того места, когда можем раскрыть ещё одну сторону личности Сэмюеля Моррисона. Дело в том, что, будучи практикующим психологом, он иногда позволял себе исследовательские работы в сфере психологии человека, не менее интересного, чем окружающий мир. И сейчас он задумался над тем, по какой причине один и тот же мальчик привиделся двум разным людям. Завзятый книгочей, он знал, что владельцы некоторых замков распускают слухи для привлечения клиентов о таинственных призраках. На это откликаются легковерные туристы, которые в темноте благодаря подготовленной психике и вправду замечают нечто похожее на призраки. Но… то происходит в вечернее или ночное время суток, они же видели мальчика при свете дня, и в этом состояла нестыковка. Миражом назвать тоже никак нельзя, поскольку видения в этом случае находятся вдали и имеют размытые очертания.

С чем же в данном случае они столкнулись с дочкой? Что это было? Наука на данный вопрос не давала ответом, как не было ответов и в эзотерики. Тем не менее Сэмюель оба случая в мельчайших подробностях описал в своём журнале, который вёл с самого первого дня плавания. Когда они вернутся в родной порт, он хотел познакомить научный свет Америки с фактами таинственных видений. Пусть даже научные умы поднимут его на смех, как оно чаще всего и происходит. Лишь спустя годы, какие-либо энтузиасты случайно наталкиваются на такие записи и восклицают: так я же об этом говорил!

4 июля 1784 года было солнечно, и Сэмюель вывел дочку с собой на палубу. В безоблачном синем небе ярко светило солнце и море казалось одним большим серебряным зеркалом на котором скользила шхуна. Они любовались летучими рыбами, что резко и неожиданно выскакивали из воды и пролетев по воздуху несколько метров вновь скрывались в толще воды. Рыбки вызывали особый восторг у ребёнка, и она спрашивала у отца:

– Папа, а как они летают?

– Не знаю, дочка, – искренне отвечал Сэмюель. И это была истинная правда. Сэмюель не знал природы полёта этих рыбок, как не знал и того, что заставляет их покидать родную стихию на некоторое время, становясь лакомой добычей птиц. Изредка на поверхности моря возникали крупные волны с пенной шапкой, создавая на поверхности рябь. Едва ли найдётся что-то ещё, что способно захватить внимание человека на долгое время, как созерцание спокойной воды, простирающейся до самого горизонта.

Единственный, кто ни на что не обращал внимания, так это штурман. Он целыми днями сидел у себя в каюте, периодически выходя на палубу, и, выполняя необходимые замеры по солнцу, если днём и по звёздам в ночное время суток. И по его расчётам через пару дней они должны подойти к островам. Он даже назвал их, но Моррисон, погружённый в размышления о таинственном видении, как-то пропустил мимо ушей, а переспрашивать посчитал неуместным. Да и не столь важно, какие это острова, ему куда важнее конечный пункт плавания. А это ещё нескоро произойдёт.

И только история с загадочным мальчиком не желала завершаться и случилось следующее происшествие. Боцман стоял на юте и предавался своему излюбленному занятию, как он называл раскуривание трубки. Неожиданно выбежавший из-за палубной надстройки матрос, сломя голову, нёсся на него и будь боцман несколько лёгкой весовой категории и хрупкой комплекции, он вполне мог бы сбить его с ног. Глаза матроса выражали безудержное беспокойство, как если бы он увидел нечто выходящее за рамки разумного. Такие лица боцману доводилось видеть на одном каперском судне, когда на борту началась крупная потасовка между двумя группами матросов и одна из групп схватилась за ножи. Вот и сейчас медлить было никак нельзя.

– Что произошло? – спросил боцман, схватив за рукав свободной рукой у матроса, порывающегося вырваться из его цепких рук. Что разумеется было пустым занятием, учитывая, что боцман владел недюжинной силой.

– Там мальчик, – указывая за спину на море, ответил матрос.

– Мальчик? Тут никого не было, – но всё же боцман подошёл к фальшборту и посмотрел вниз, перегнувшись через леер.

Странное дело, на поверхности моря стало расплываться красное пятно, похожее на кровь, как если бы акула, захватив жертву, решила перекусить тут же. Ну не привиделось же, в конце концов. И, впору было поверить матросу, который не преминул заметить, что смерть мальчика целиком на совести боцмана. При этом замечании матрос с трудом успел увернуться от удара, способного положить быка замертво. Боцман хоть и не считал себя суеверным, но верил в морские приметы и сейчас оказался перед неразрешимой задачей. Чему верить: собственным глазам или разуму? Разум твердил, что никакого мальчика не было, но только вот матрос и пятно на поверхности моря говорили обратное. Самое же интересное, пятно расплывалось именно на том месте, где якобы мальчик и упал за борт, а поблизости никаких акул не наблюдалось. Разве упустишь чёрный треугольник плавника акулы при свете дня?

И всё же у боцмана хватило выдержки заявить матросу: – мальчика не было, тебе просто померещилось. Если же узнаю, что ты всё же не удержался и распустил язык, запомни: будешь болтаться в «клетке».

Про клетку он конечно же несколько преувеличил, сия практика давно уже не применялась даже в пиратской практике, но иначе как заткнуть рот матросу. Разговоры же о призрачном мальчике могли посеять панику, чего никак нельзя допустить на борту шхуны. Тем паче, что они сильно уклонились от намеченного курса из-за шторма и при самом попутном ветре и то не могли прибыть на место в назначенное время.

Об этом происшествии боцман конечно же доложил капитану после того, как проследил за матросом, которому приказал драить палубу до зеркального блеска. И как назло в этот день, в какой-то момент ветер стих и паруса, до этого наполненные ветром, словно белые облака, сейчас же повисли на реях безжизненно. Шхуна по инерции ещё немного продвинулась вперёд, остановилась. Все практически тут же почувствовали, какая стоит в воздухе невыносимая жара. Пока был ветер, она не ощущалась особо, да и шхуна была в движении, и не доставляла особых хлопот пассажирам.

Полный штиль, орифламмы и те висели вдоль мачты без признаков какого-либо движения. Наступившая ночь, навалившаяся будто плотное покрывало, также не принесла ожидаемую прохладу. Матросы, свободные от вахты, просто растянулись на палубе, желая отдохнуть. Элис и дочка, по просьбе Сэмюэля оставались в каюте, как бы ни было жарко и душно. Его пытливому уму всё ещё не давала покоя история с загадочным мальчиком. Не может же привидеться всем одинаково? Ладно он сам, пусть дочка.

Можно сослаться на живое детское воображение и фантазию, но как объяснить тот факт, что мальчика видел матрос. И не только, кроме матроса боцман видел на поверхности моря красное пятно, принятое им за кровь. Не могло же ему привидеться такое? Как это-то объяснить?

Когда наконец ветер наполнил паруса с громким хлопаньем и шхуна вновь начала рассекать волну случилось то, чего менее всего ожидали. Матрос Эухенио, которому привиделось, что мальчик выпал за борт, в тот день стоял за штурвалом. Шхуна, подчиняясь крепким рукам, шла ровно по курсу. Кто-то из отдыхающей смены, возможно и Юджин – вечный балагур, окликнул его: – Эухенио, не спи за штурвалом! Иначе опять чёрт те что привидится…

– Пошёл ты! – только и огрызнулся Эухенио в ответ, но было заметно, как чувство суеверного страха пробежало по его лицу. Отличаясь бесстрашием по отношению к реальному противнику, испанец терял всю свою смелость перед потусторонним и с этим он ничего поделать не мог.

Матросы, может быть и ещё бы препирались, но возникший старпом прервал их перепалку. Но ещё до этого вечера матросы подтрунивали матросы над несчастным, по глупости проболтавшемся о своём видении. И знал же, что подобное неизбежно, когда из всех развлечений на борту пустые разговоры или сон. Когда наступил вечер, и темнота накрыла всё кругом, до конца вахты матросу оставалось около получаса. А в этих широтах сумерек почти и не бывает, стоит солнцу скрыться за горизонтом, как всё погружается в кромешную тьму. Вахтенный только отошёл от Эухенио, тот отпустил штурвал. Кто мог подумать, что ему втемяшилось в голову. Чужие мысли прочесть не представляется возможным, иначе многих неприятностей можно бы было избежать. Никто ничего и понять не успел, когда заметили, как матрос разбежался и прыгнул в море.

– Человек за бортом! – крикнул боцман. Кто-то следом за матросом бросился в воду. Но только разве увидишь в темноте что-либо. А если тонущий не подаёт голоса, шансы и вовсе приравниваются к нулю. И всё же, следуя пунктам морского устава, бросили в море спасательный круг. Кто-то из матросов перекрестился. Вахтенный, тут же объявившийся на мостике, скомандовал:

– Фок и грот на гитовы!

Следом за спасательным кругом кинули спасательный буйки.

– Ложитесь в дрейф да шлюпку на воду!

С шхуны спустили шлюпку с матросами под командованием опытного лоцмана, подобрали второго матроса, а вот первого так и не смогли отыскать. С момента, как прозвучала команда об упавшем и спуском шлюпки, прошло некоторое время, да и шхуна прошла не менее мили. Шансов практически не оставалось. Пробовали до него и докричаться, но лишь ночное безмолвие и плеск волн было ответом на призыв.

Когда боцман решил проверить, кто именно исчез в морской глубине, сердце его не обмануло. Среди матросов он недосчитался Эухенио, как и предполагал. Но теперь-то ничего изменить нельзя. И с этого времени шхуну начали преследовать неприятности. Никто не знал истинной причины происходящего, как если бы кто-то наложил проклятие или на судне нашла пристанище нечистая сила и решила свести их с белого света. Без всякого повода матросы схватывались друг с другом, и боцман едва успевал разнимать их. И только благодаря собственной комплекции и недюжинной силе, но никто не взялся бы сказать, как долго это может продолжаться. Как не смог бы сказать, чем оно завершится. Но то, что оно закончится добром, ожидать не приходилось.

Единственно Моррисон, казалось, не обращал на это внимания. Он вообще не выходил из каюты. А если всё же и появлялся на палубе, то лишь затем, чтобы узнать у капитана: сколько времени займёт ещё плавание. Но только ведь всё зависит не столько от капитана, сколько от направления ветра, скорости, от течений, да и многих факторов, которые никак нельзя игнорировать. Было похоже, что путешествие стало его утомлять и он желает, как можно скорее ступить на землю. Глаза его казались глазами усталого человека, не высыпающегося долгое время.

* * * * *

– Прямо по курсу справа вижу корабль! – крикнул вперёдсмотрящий с фок-мачты. По парусному вооружению, как он определил, шхуна.

Капитан фрегата Королевского флота Испании Алессандро Гуейра, находящийся в эту минуту на квартердеке поднёс окуляр подзорной трубы к правому глазу. Действительно на горизонте он увидел судно по парусному вооружению, как он определил, шхуна. Тут же матросы по свистку боцмана взбежали по вантам и уменьшили парусность, чем сбавили ход. Когда расстояние между ними сократилось значительно, не более пятидесяти кабельтовых, убрали все паруса и бросили якорь. Судя по вымпелу на грот-мачте, шхуна принадлежала американцу.

– Просигнальте на шхуну! – приказал он боцману.

В руках матроса замелькали сигнальные флажки. Только вот на шхуне не было заметно никакой реакции. Смутные подозрения закрались в душу Алессандро: пират или контрабандист? Любое правительственное или частное судно ответило бы на сигналы. Но не только это, на палубе шхуны не было никого, что уже выглядело странным. Мало того, за штурвалом шхуны также никто не стоял. Пусть даже вся команда отдыхает, штурвальный всегда остаётся на месте. Он решил отправить шлюпку для выяснения ситуации. Во избежание потерь, каждому матросу, направляющемуся на шхуну, вручили ружья.

Прошло немногим больше двадцати минут, когда шлюпка вернулась на борт и боцман вручил капитану два журнала со словами:

– Господин капитан, смею доложить: на борту судна ни одной живой души. Вот документы с шхуны.

То были бортовой журнал шхуны, куда записывалась вся информация о плавании и второй небольших размеров блокнот. Раскроют ли они тайну судна?

В блокноте последняя запись гласила: сегодня вновь увидел мальчика. Он приложил палец к губам, словно призывая к молчанию. Дальше текст был размыт и прочитать не представлялось возможным. Бортовой журнал также ничего не прояснил, потому как рукой штурмана было записано: вошли в полосу густого непроницаемого тумана и определить наше местонахождение с помощью навигационных приборов невозможно.

И всё же что произошло на борту шхуны? Куда пропали люди? Шлюпки спасательные находились на местах, значит, их должны были подобрать каким-либо образом. Но как? И почему нигде не упоминается о встрече с другим кораблём? Сведения об этом в любом случае должны были упоминаться в бортовом журнале. Если это было пиратское судно, они должны были захватить груз, схватиться с экипажем, но ничего не указывало на подобное. Как и с другой версией, по которой матросы убили владельца шхуны со всей семьёй. На следы схватки, если таковая всё же имела место на борту шхуны, ничего, абсолютно ничего не указывало. Нигде никаких следов крови. Следы же в любом случае должны были остаться, никто не станет утруждать себя в океане уборкой судна, прежде чем его покинуть. Проще утопить судно. Но ничего это не случилось.

И всё-таки что-то случилось на шхуне. В каюте Элис вещи остались на своих местах, как если бы она вышла на некоторое время и вот-вот вернётся обратно. Да и Сэмюель не захватил с собой блокнот. Что за происшествие имело здесь место? Об этом также поведал боцман, побывавший на шхуне, и не меньше капитана, терявшийся в догадках. Они оба знали легенду о «Летучем голландце», но последнего чаще всего наблюдают в шторм, и он представляет собой страшное зрелище с рваными парусами и скелетами вместо матросов. Обоих миловало Провидение от этого зрелища и за всю историю своего мореплавания, они ни разу не встречались с этим загадочным видением. По крайней мере так описывают очевидцы встречи с «Летучим голландцем», но в данную минуту нет шторма, да и корабль выглядит более чем респектабельно.

– Что скажешь, Хуан? – спросил капитан у старшего помощника, подошедшего к ним и уже ознакомившегося с ситуаций на шхуне.

– Господин капитан, решение за вами, – чётко ответил тот, соблюдая устав.

– В таком случае, приказываю часть экипажа направить на шхуну и следовать за нами. Всё понятно?

– Будет исполнено, – и вновь заработали тали и шлюпку спустили на воду.

Капитан ещё некоторое время оставался на палубе, а после поручив помощнику дожидаться шлюпки, прошёл в салон. Здесь он снял фуражку, пригладил волосы и, заняв удобное расположение в кресле, раскрыл блокнот. Его заинтриговала последняя запись в блокноте: с чего это мальчонка удостоился особого внимания, чтобы о нём упоминалось в дневнике. То, что это дневник, сомнений не было. Вопросов вызывало другое: кому он принадлежал? Судя по дорогому переплёту скорее всего он мог принадлежать богатому путешественнику или пассажиру. Но на шхуне никаких намёков, что имелись пассажиры, не было и возникает единственное предположение: владельцем блокнота был хозяин шхуны. О цели его путешествия пока ничего не было известно, и капитан рассчитывал, что на страницах блокнота он сможет найти ответы на многие интересующие вопросы.

На второй странице блокнота в глаза его бросился небрежно выполненный карандашом рисунок: у самой кромки берега сидел мальчик в рваной одежонке, обхватив колени руками. Глаза, его устремлённые куда-то вдаль, казалось, буравили зрителя. Небрежно да, но в то же время профессионально. Алессандро перелистал страницу. С первых строк его захватили подсчёты человека, касавшиеся провианта, денежных расходов, упоминалось около десятка фамилий, которые Алессандро ни о чём не говорили. Единственное, что его заинтересовало, так это тот факт, что владелец шхуны имел некоторое представление о морском путешествии. Правда, все эти представления были только теоретического характера, как заметил капитан, присмотревшись к цифрам получше.

Потому как, на практике приходится аппеллировать к другим цифрам, принимая во внимание и штормы, и штили, что неизменно добавляют к запланированному сроку путешествия определённое число дней, коих точно подсчитать никак не представляется возможным. Как не представляется возможным угадать: выживешь в шторм или пойдёшь на корм акулам. В этом плане хозяин шхуны показался капитану де Гуейра в немалой степени легкомысленным, в море и уж тем более в океане нет проторенных дорог. Или он рассчитывал пополнять запасы провианта на островах, что тоже вполне вероятно.

На следующей странице были малопонятные записи, выполненные судя по всему в пути, и Алессандро просто пролистал дальше. И вот тут-то и начиналось самое интересное: описание шторма, который длился не один день. Де Гуейра закурил трубку и позвал боя:

– Энди!

– Да, масса кэптен, – как из-под земли возник щупленький темнокожий подросток.

– Кофе, – отрывисто бросил, даже не глядя на него, Алессандро.

– Есть, масса кэптен.

Шторм Сэмюель описывал со знанием дела, которому бы позавидовал любой маринист. Алессандро выпустил целый клуб дыма и сделал глоток живительного кофе. В окошко, выходящее на палубу, он увидел старшего помощника, беседующего с боцманом. За спиной боцмана он разглядел матроса, отправленного на второй шлюпке на шхуну. Алессандро отложил блокнот в сторону и поднялся, намереваясь выйти, когда в дверь постучали.

– Входите, – произнёс Алессандро.

В проёме двери возник старший помощник.

– Проходи, – кивнул капитан помощнику на свободное кресло, а сам присел напротив на своё место.

– И так, выкладывайте, с чем пришли, – капитан прямо посмотрел в глаза помощника.

– Господин капитан, мы обнаружили пробоину на борту шхуны чуть повыше ватерлинии. Но, – помощник капитана выдержал небольшую паузу, прежде чем продолжить дальше, – шхуну покинули не по этой причине.

Через пробоину, представляющую из себя идеально круглое отверстие, как если бы её намеренно высверлили, поступала внутрь вода, но не в таких количествах, чтобы затопить шхуну, что доказали матросы, откачав воду за несколько минут.

– Я только что просматривал личные записи Моррисона – владельца шхуны, занятный, я вам скажу, тип. И нашёл весьма любопытные заметки…

В личном журнале Сэмюель записывал практически каждый миг, проведённый на борту, как если бы планировал издать впоследствии книгу, но об истинных мотивах теперь уже никто не расскажет. И только благодаря его записям представилась возможность узнать о судьбе шхуны, которую все считали исчезнувшей. И вот она, целая и почти невредимая качается на волнах в нескольких десятках метров от них.

– Возможно их подобрало какое-либо судно? – высказал предположение помощник.

– Такое было бы легко допустить, будь это праздное путешествие, но у мистера Моррисона остался на борту чужой груз, который он не покинул бы даже ценой своей жизни, – не согласился с доводами помощника капитан, – должно было произойти нечто из ряда вон выходящее… – он задумчиво стал отстукивать по столу, что выдавало напряжение капитана.

– А что говорят записи в судовом журнале?