Loe raamatut: «Благородная империя», lehekülg 4

Так было до первого Секкинского восстания, в котором он участвовал непосредственно и где приобрел бесценный опыт; с тех пор он и его соратники, батальон «День крови», появлялись везде, где люди сражались с лангоритами, и оказывали им всестороннюю поддержку. В романтичное время бесконечных войн Сунду был одним из многих и мало выделялся на их фоне; однако время шло, романтики гибли, но к Ринслейфу судьба была благосклонна.

А затем началась Секкинская война.

Секкин считался самой угнетенной из всех имперских колоний; соглашение между народом гэр, правившим там до прихода лангоритов, и Нигили Синвером сделало сделало рабство неизбежной участью каждого секкинца. В отличие от других колонистов, имевших в лучшем случае по два-три раба, секкинские лангориты содержали десятки прислужников, против которых, однако, не применяли хессена и не могли бы применять: феромон вызывает зависимость, и потому долго содержать даже двадцать рабов мало кому под силу. Вместо лангорских лап волю рабов-секкинцев ломали хлысты гэрских надсмотрщиков, чьи методы вполне удовлетворяли имперцев.

Разумеется, рабы восстали при первой возможности. Искрой, из которой разгорелся пожар, стало решение императора Фенхорда увеличить налог на землю; хозяева, стремясь покрыть убытки, увлеклись эксплуатацией. Поскольку лангоритов в колонии было гораздо меньше, чем людей, восставшие поначалу преуспевали; в отличие от гэр, к многовековой тирании которых секкинский народ привык и чье присутствие воспринималось как необходимое зло, лангориты вызывали у людей ужас и отторжение.

Лейворы, похожие на волков, кахтары, напоминающие гиен, кошки-аккоры и еноты-тикку… лангориты для секкинцев были не более чем животными, прикидывающимися людьми, и рабы в Земле долгой ночи, как называли местные Секкин, служили им только из-за страха, который развеялся, как только «дикие звери» стали терпеть поражения. Гэрцы же скоро уловили, куда дует ветер, и перешли на сторону восстания.

Тогда-то и взошла звезда Ринслейфа. С первых дней мятежа он со своим отрядом присоединился к борьбе и в жестоких сражениях прославился как человек бесстрашный и талантливый, став для секкинцев символом самоотверженности и истинного героизма.

Лидеры сопротивления оценили его выдающиеся таланты и приняли его в свой круг, но радость Ринслейфа была недолгой: если он еще, как говорили, «хранил пламя освободительной войны в своем сердце», то «День крови» – нет; герои долго не живут, и однажды настал день, когда среди его братьев по оружию появилась слабость.

Ринслейф очень хорошо помнил тот день, когда его захватили в плен.

Укрепленный командный пункт был так близко к фронту, что до него доносились крики раненых. Положение становилась все хуже, восставшие отступали, теряли технику и людей. С Ринслейфом был его лучший товарищ, с которым они прошли много битв и знали друг друга, как родные братья; во всяком случае, так думали окружающие и сам Ринслейф.

Цена ошибки высока. Наступление лангоритов сломило сопротивление повстанцев, битва превратилась в бойню; живых солдат наматывало на гусеницы танков, разрывало на части тучами боевых наноботов, их тела плавились от термобарики и таяли от химикатов. Империя наступала по всем направлениям и везде побеждала, и когда Ринслейф понял, в чем дело, правда потрясла его до глубины души.

Его друг и брат был предателем.

Когда лангорские солдаты ворвались в штаб, он упал на колени и молил о пощаде, кричал, что всегда стоял за имперцев и что он признает их превосходство, но его крики потонули в грохоте выстрелов. Ринслейфу не было страшно; в конце концов, худшее, что с ним могло случиться – порабощение, однако три минуты под лапой лангорита – конец хоть и мерзкий, но быстрый, и Ринслейф надеялся только, что успеет запьянеть от хессена и тошнота превратится в восторг… но вместо этого ему на голову надели черный мешок.

С того момента его жизнь превратилась в кошмар наяву. Его пытали почти беспрерывно, приемы становились со временем все изощреннее. От него ничего не требовали, просто истязали ради удовольствия или, быть может, мести; Ринслейф умел терпеть боль, но лангориты знали, куда бить: каждый день ему рассказывали о новых поражениях восстания и победах лангорской армии; это подчас было хуже, чем любые мучения плоти.

Повстанец держался много дней, но наконец его силы иссякли; он сломался и умолял всех вокруг убить его или хотя бы поработить, даже почти убедил охранника; боль и усталость победили гордость, но страдания продолжались, пыткам не было конца.

День за днем его мучили все новыми и новыми способами, но теперь унижения, которые он переносил тяжелее игл под ногтями и бессонных ночей, уже ничего для него не значили: он уже не просто не боялся их, а даже желал, ведь так у него была надежда, что кто-нибудь в порыве ненависти убьет его или подчинит.

И вот в один день все пытки вдруг прекратились. Все, кроме одной. Трибунал приговорил Ринслейфа к вечному донорству. Доноры лишены всякой связи с миром; они днями лежат без движения, пока в их телах выращиваются новые органы, которые затем идут на продажу; множество систем жизнеобеспечения не дают осужденным ни умереть, ни даже потерять сознание.

Поначалу герою казалось, что хуже того, что он уже перенес, нет ничего, но недели, месяцы и циклы донорства показали ему, как он ошибался: его бичом неожиданно стала скука, и бесконечное безделье оказалось, пожалуй, самым жестоким из всех испытаний. Потому-то он легко согласился на предложение загадочного старика. Покой – мечта лангорита; человеку нужна жизнь.

Ринслейф хотел вздохнуть, но у него не было легких. В какой-то момент он понял, что скучает по своему прежнему телу, этой слабой мясной оболочке, в которой он родился и которую всегда считал частью себя. Все ощущалось теперь совершенно иначе; за время полета он успел привыкнуть к управлению доспехами, и все же в них было что-то непонятное, странное…

Совершенно чуждое.

Vinris Asrunt Limen

День войны – главный праздник Лангорской империи. Для лангорского родителя нет большей радости, чем узнать, что их сын погиб с честью. Вольнодумец и патриот, торговец и рабочий, щенок и старик – хотя далеко не всем довелось побывать на войне, ратные подвиги ценили все, поэты воспевали войну, художники посвящали ей полотна, девушки мечтали родить сына от солдата, а юноши – солдатами стать.

Точнее, так было раньше. Терну часто бывал среди недворян и знал, о чем они думают: еда, развлечения, отдых, работа. В жизни тех, кто каждый день под Звездами посвящает семье и мирной жизни, нет места для войн… и для семи принципов.

Заняв место в дворянской ложе, Терну окинул взором толпу, собравшуюся на Арене императора Мирагиста, где обычно отмечался День войны. Монархи выступали с речью, народ ликовал, в небо стреляли из пушек, запускали ядерные ракеты в космос. На каждом шагу раздавали традиционные лангорские сладости. Каждый раз праздник проходил одинаково, но всегда возбуждал массы: много ли нужно, чтобы веселиться?

Шеркен видел это уже много раз, но сегодняшний день был особенным: Хинрейв намеревался объявить о конце света.

Фуркум уже сидел в ложе, мирно общаясь о чем-то с сидящей рядом знатной дамой-человеком с мягкой улыбкой на лице. Милые эти разговоры, по-видимому, доставляли ему неподдельное наслаждение, но лейвор его не понимал; он презирал слухи.

– Virkin alari, kerren, – сказал Терну. – Интересное время.

– Еще какое, – согласился Фуркум. – Императора любят не все, но угощения… Между прочим, наше производство. Инвестиции творят чудеса, правда, вчера ночью в Имуру отключилось питание, нам весь график сорвали, еле успели все подготовить. Говорят, хакеры.

– Вы и сладости тоже делаете?

– Спроси лучше, чего мы не делаем…

– Как вы так разрослись?

– Накапливать и приумножать. Почитай книгу «Бог денег», там все написано.

– Кто автор? – спросил Терну.

– Мой отец.

– Непременно посмотрю. А вот…

– Тише, тише! Зрелище начинается, – тикку передвинулся на край кресла. Терну посмотрел на императорскую ложу; там появился Хинрейв, его сопровождал Йовин Ранд. Из толпы, в которой рядом стояли люди и лангориты, раздался свист вперемешку с криками поддержки; правитель поднял руку, и наступила тишина. Под потолком загорелся огромный экран, чтобы все могли видеть императора.

– Братья! – начал Хинрейв. – Арену, на которой мы собрались, построил один из моих великих предшественников, император Мирагист, прославившийся в веках своей доблестью и мужеством. Когда триста циклов назад весть о победах Мирагиста распространилась по Эртинуру, все народы устрашились его меча, тщеславные властители людей бросали на Дикую орду своих лучших воинов, но они только орошали нашу землю своей кровью. Именно в те дни создавалось величие нашей славной Империи.

Народ одобрительно закивал.

– Но задумайтесь: три сотни циклов! Мы теперь совсем другие, а наши враги слабы, как никогда. Впервые в истории у нас появилась надежда примириться с человечеством, примириться на наших условиях и по нашему снисхождению. Я допустил людей в Кайлур, и вы приняли их, и вот они среди нас. Мы установили мир в своих границах, но это далеко не конец. Не так давно я говорил с фависом Федерации Юга, и у меня для вас добрые вести! Они готовы сдаться нам.

По толпе пошел шепот. Император довольно улыбнулся.

– Посмотрите на того, кто стоит сейчас у меня за спиной. Йовин Ранд, первый человек в Кровавой стае. Поприветствуйте его! Кто, как не он, есть символ нашего нового мира? Я доверяю ему, как самому себе, и хочу, чтобы и вы доверяли так же… Ему и всему человечеству.

Из толпы раздались апплодисменты, их быстро подхватили все присутствующие; лишь в дворянских ложах стояло молчание. Фуркум хотел похлопать, но под подозрительными взглядами окружающих стыдливо опустил руки. Император жестом успокоил народ и продолжил:

– Но коль скоро мы избрали мир, пора прекратить войну. Границы больше не будут двигаться; нам не нужно чужого. В Империи всего в достатке, лишь милости ей не хватает – величайшего из богатств! Настало время перемен, которые сметут все порочное, что есть в нашей державе. Мы должны снести старый порядок, ни камня не оставить – да, император Синвер даровал нам семь принципов, но разве мертвые знают, что нужно живым? Вам трудно понять, просто поверьте: мы выстоим и победим…

Внезапно изображение на экране исчезло; его сменил белый шум. Волнение мгновенно охватило всех, и дворян, и простонародье, толпа зашипела, а сквозь помехи на экране тем временем проступило лицо в странной серебристой маске, отдаленно напоминающей крысу.

– Лангориты! – из динамиков полился мрачный электрический голос. – Вы считаете себя воплощенной добродетелью, поклоняетесь своим семи принципам и самим себе, словно вы боги; гордыня и высокомерие глубоко проросли в ваших душах, лангорский народ считает себя единственным хозяином всего мира. И между тем вы лицемерны…

– Прямая трансляция, – прошептал на ухо Терну агент службы безопасности. – Тилур Шеркен, неизвестный источник.

– Фёрхиллур в безопасности?

– В полной, он в Нигили Синвере.

– …ибо вы говорите о дружбе, но не ее желаете; вам нужна победа, но не мир, – жуткий голос звучал все громче и громче. – Знайте: между нами нет различия. Мы такие же лицемеры и гордецы, как и вы. Подобно вам, мы не знаем отличия добра от зла и упиваемся своим невежеством. Поэтому я, jor Vurkulur, оплачу свое величие вашей кровью, исправлю историю, но не бойтесь: за это я явлю вам истину.

Выстрел.

Император Хинрейв посмотрел на дымящийся пистолет в руках Ранда, опустил взгляд на свою пробитую пулей грудь, коснулся раны; он не издал ни звука, лишь отступил на шаг и, перевалившись через ограждение, полетел вниз, на толпу, которая подхватила его и расступилась, опуская тело на пол.

А через мгновение огромная черная фигура, появившись с небес, схватила Йовина Ранда и понесла его ввысь; охранники, только придя в себя, открыли огонь, но человек скрылся из виду так быстро, что они не успели даже разглядеть того, кто его поднял. Терну вскочил с кресла и побежал вниз, к императору. Потрясенные дворяне не шевелились, на арене же царил хаос.

Тилур Шеркен вскоре сам ощутил прелести давки: чтобы подойти к телу, пришлось протискиваться сквозь бушующий народ. Там, спокойно разглядывал мертвого правителя, уже стоял генерал Аффери; Терну поразился его сдержанности.

Он опустился на колено рядом с императором, но его тут же оттолкнули врач и двое санитаров, которые погрузили труп на носилки; охранники стали расталкивать зрителей, чтобы расчистить медикам путь, им приходилось бороться с толпой, которая колыхалась, словно море, охваченная смесью страха, возбуждения и любопытства; послышались сирены, в небе пронеслись два истребителя.

– Jekkenihore, – сказал Терну, перекрикивая гул, – что это было?! Кто такой этот Вуркулур? Великие Звезды…

– Враг… – холодно ответил Аффери, доставая из кармана сигарету. – А я предупреждал, что это плохо кончится…

– Что теперь?!

– Мурин станет императором, но он слишком молод, будет регент, это точно. Пока что руководство переходит ко мне. Собирайтесь в зале Императорского совета, там все обсудим. Сейчас не время.

***

Ровно через три часа Совет и лучшие дворяне Империи собрались в огромном зале в Нигили Синвере, откуда открывался потрясающий вид на город. Уже стемнело, из окна были видны полыхающие беспорядками улицы Хорд Лангора, в этот день удивительно похожего на тюремный город Дрё Серно.

То тут, то там вспыхивали зажигательные бутылки, раздавались взрывы и стрельба. Человеческие погромы охватили всю Империю, отчеты о столкновениях приходили с самых дальних ее концов. Департамент нравов, лангорская полиция, старался не вмешиваться; многие его члены в эту ночь сами сбросили форму и, взяв в руки ножи и топоры, отправились расправляться с низшей расой.

– Страшно, правда же? – сказал Фуркум, глядя в окно широко открытыми глазами. – Какая жестокость.

– Их можно понять, – сухо ответил тилур Шеркен, – я бы и сам поучаствовал.

– Не стал бы, – тикку улыбнулся. – Мы выше этого, разве нет?

– Sin risagon, Фуркум. Я одного не понимаю, Ранд был одним из нас, человеком, да, но я никогда не чувствовал лжи. Дурак, как можно было ему доверять…

– Брось. Нельзя подозревать всех, так и с ума сойти недолго. С самого прихода Хинрейва стабильность была безупречной, никто и подумать не мог, что такое вообще возможно. Даже сам император ему доверял, ты ни при чем.

– Ты не понимаешь… – вздохнул Шеркен. – Пару дней назад нас отправили на задание, и вскрылось кое-что очень важное, более того, затрагивающее лично Ранда, а я, глупец, доверился ему и понадеялся, что он сообщит в Ставку…

– Он и сообщил, – перебил генерал Аффери; он появился у них из-за спины, дымя сигаретой. – Я, разумеется, приказал «Воронам» изучить дело. Проблема в том, что среди них тоже, как оказалось, полно людей. Слишком много.

– Значит, на них нельзя полагаться?

– Конечно нет. Я распорядился арестовать и проверить всех meurkiinen в правительстве и службах безопасности. Император развел там столько паразитов.

– Все ради нового порядка, – Терну покачал головой.

– Мечтатели… – раздражился Аффери. – Презренное племя.

Настало время начинать заседание. Генерал сел во главе стола, рядом с ним расположился Мурин; он с любопытством разглядывал всех присутствующих; Терну он узнал и даже кивнул ему. Когда все заняли свои места, Первый командующий встал, достал изо рта сигарету и, заложив свободную руку за спину, заговорил.

– Благородные тилуры! – начал он. – Против нас было совершено чудовищное преступление. Противник покусился не на жизнь благородного императора Хинрейва, aideris khestet, но на гордость Империи и славу высшей расы. Благодаря прозорливости нашего павшего правителя трон не остался без наследника; фёрхиллур Мурин Кейлору Вайгерис цер Нигили Синвер возглавит нашу державу в эти трудные дни. Сейчас, однако, за молодостью и неопытностью кергена я, jekkenihore шендор Гердшер Киорго Аффери цер Саран Мурндар, Первый командующий Дикой орды, волей императора Синвера и законом лагоритов назначен хранителем престола с этого момента и до того дня, когда khergen достигнет самостоятельности. В связи с этим я принял решение расширить полномочия Совета и преобразовать его в Круг регентов, который станет направлять правление императора Мурина и взращивать в его душе истинную добродетель. Детальные указы будут опубликованы в ближайшие дни. Кроме того, мы немедленно приступим к подготовке коронации. Вопросы?

– Каковы наши дальнейшие действия в отношении Вуркулура? – спросил неприметный военный с другого конца стола.

– Найдем и выпотрошим как свинью.

– И как вы собираетесь это сделать, генерал? – спросил Терну.

– Просто, – с легкой ухмылкой ответил Аффери. – Поскольку вы были последним гвардейцем, с которым встречался Ранд, это задание поручается лично вам, тилур Шеркен.

Терну послушно кивнул; в эту минуту он был готов отдать что угодно, чтобы только узнать, что заставило Йовина Ранда предать Империю. Самые очевидные причины лежали на поверхности, но дворянин отказывался верить, что его бывшим боевым товарищем двигала только ненависть, которой за ним никогда не замечали.

– Sint himmur, riihore, – ответил лейвор. – Что дальше?

В комнате воцарилось молчание, даже генерал Аффери опустил взгляд. Никто, очевидно, не ожидал подобного развития событий; многие ли могли представить, что нечто такое произойдет в Лангорской империи, державы, в чьей власти находилась половина мира? Все знали только одно: на их глазах делалась история.

– Благородные тилуры, – вдруг сказал Мурин, – я не так много понимаю, я еще щенок. Я теперь император, правильно? Значит, я должен вдохновлять всех, всю Империю. У меня появилась идея, не сердитесь, если она вам не понравится. Давайте я выступлю с обращением к народу. Может, я не один его составлю, но надо, чтобы все знали, что у них есть правитель.

– Мудрое предложение, khergen, – произнес тилур Сейдонт, старый чиновник, – но вам предстоит принять много трудных решений. Народ жаждет крови.

– Генерал обещал помочь мне, для этого, наверное, и нужен этот Круг регентов. Я буду внимательно слушать и приму решение, учитывая их мнение. Все правильно? – молодой император вопросительно посмотрел на Аффери. Тот молча кивнул.

– Все, кроме членов Совета и императора, покиньте комнату, – приказал он. – Остальные вопросы мы обсудим в узком составе.

Аристократы повставали со своих мест и направилась к выходу. Терну уже стоял у дверей, когда Аффери вызвал его из толпы.

– Шеркен-риву, С этого момента я наделяю вас абсолютными полномочиями, – сказал он. – Делайте все, что необходимо. Ваша цель – казнить Вуркулура и всех причастных к нападению любой, повторяю, любой ценой. Убивайте, пытайте, порабощайте. Все дозволено.

– Sint himmur, – ответил Терну, – но я не детектив. С чего предлагаете начать?

– Вы помните, как сбежал Ранд?

– Его захватила… черная фигура.

– Наши аналитики полагают, что это бронекостюм с системой камуфляжа, причем более совершенной, чем «черный ящик», даже Laikont не в состоянии его отследить. Очевидно, Вуркулур получает серьезную поддержку извне. Что до Ранда, то он избавился от глазного протеза, через который мы могли бы наблюдать за его перемещениями, так что теперь нам остается рассчитывать только на себя и систему розыска Laikont.

– В таком случае у нас нет зацепок.

– Есть. Иногда живые глаза видят лучше механических. Очевидцы в пригородах утверждают, что в их районе появился некий объект, направлявшийся на восток, в Секкин. То же говорят в Сирил Муруме… но не в Рикиве, а также ни к северу, ни к югу от нее. Учитывая приблизительную скорость объекта и траекторию движения, можно сказать, что он уже должен был давно пролететь Рикиву и пересечь реку Ирунаго. Плотность заселения в регионе и высота полета объекта таковы, что маловероятно, чтобы его не заметили с земли. Несколько часов назад там была хорошая погода.

– Значит, он должен быть где-то между Сирил Мурумом и Рикивой. Единственный крупный город… Норо Сардент, столица Секкина. Там Ранду будет легко скрыться.

– Вот именно, если, конечно, он собирается скрываться.

– К кому там обратиться? Если «Воронам» мы уже не доверяем…

– Есть еще кое-кто. Верлон Милури Кихирихиннон цер Кахтарин…

– Аристократ?

– Наркоторговец. Отвратительный персонаж, но у него есть обширнейшая сеть информаторов, охватывающая весь Секкин, и он работает на нас. Вы найдете его в районе Аннаго, любой местный раб подскажет, где конкретно. Вам придется изрядно покопаться в грязи, но, как известно, там бывает жемчуг.

– Обычно нет, – вздохнул Терну.

***

Несколько часов спустя самолет тилура Шеркена приземлился в аэропорту Норо Сардента. Город уже погрузился в ночную темноту, его яркие огни играли на мокром от дождя покрытии; ясные дни не задерживались в колонии надолго.

«Восточный Хорд Лангор», откуда управляли Секкином, тем не менее, мало чем напоминал имперскую столицу. Улицы озарял зеленый свет от ярких, но скромных вывесок. Здесь не было шпилей и огромных флагштоков, широких улиц и летающих автомобилей. Норо Сардент более, чем любой город метрополии, сохранил свою старину; заброшенные кирпичные дома, пустые парки, дышашие загадкой, черные от старости люки посреди мощеных улиц…

Норо Сардент выглядел романтичной провинцией, и Терну, привыкшего к размаху Кайлура, в первые минуты поразило, как этому сонному городу удавалось так скрывать свою огромность, но стоило его машине свернуть с главной улицы, как достопримечательности и неон пропали из виду и начались бескрайние трущобы.

Остановившись в небольшом отеле на окраине, где постоянно пахло дымом и плесенью, Терну бросил на пол кейс с Finu Laikont, которую ему выдали специально для этой миссии, лег на ветхую кровать и погрузился в размышления.

На следующий день он намеревался отправиться в печально известный район Аннаго, сердце преступного мира Империи. Секкин так и не отстроился после войны; хотя центры городов привели в порядок, огромные территории, в том числе Аннаго, лежали в руинах, а где не убирают, заводятся крысы.

Лейвор был даже немного заинтригован. Окружающее убожество казалось ему красивым. С самого детства он жил в роскоши, и она уже не возбуждала его ума; порой Терну даже мечтал о бедности, которой никогда не знал, праздность возбуждала желание погрузиться в тяжелую, измождающую работу, как та, которой в колониях занимались люди и не очень удачливые лангориты. Какая-то загадочная сила тянула его в грязные подворотни, подозрительные забегаловки и нищие кварталы, где воры и наркоторговцы заменяют Департамент нравов.

Мысли Терну вернулись в Хорд Лангор, к телу императора. Смерть – закономерный процесс, знал Шеркен, но лангорская гордость трепетала в нем, и он был задет; любой, кто покушался на кергена, семь принципов, облаченные в плоть, становился врагом всякого имперца. Убийство монарха – невиданная дерзость…

У Хинрейва было много врагов, хотя об их личностях и мотивах тилур Шеркен имел смутное представление; за ними должны были следить «Вороны», а они умели хранить секреты.