1
В груди стучало так громко, что все ее тело слегка потрясывало, она стояла перед хорошо знакомой зеленой дверью с обтертым позолоченным числом 42, тяжесть ключей которой наполняла левый карман ее куртки, за которой ее ждал будущий бывший лучший друг. Страх начинал сковывать ее тело, запирая внутри решимость. Она тряхнула руками и головой, сбрасывая его с себя, и повернула, наконец, ручку двери.
***
Желтый свет уличных фонарей, заходил через окно в темноту комнаты, сидя в которой, он пытался упорядочить у себя в голове события прошедшего часа. Его разум говорил ему, что не произошло ничего, что ему не под силу исправить, нужно лишь понять причину. Но в голове, в которой обычно мысли нельзя остановить, которые ночами порой не давали уснуть, и в хаосе которых тяжело отыскать нужную, сегодня, именно сейчас, было пусто. Его мозг, еще недавно был лифтом, переполненным толпой гогочущих людей, стремившихся подняться на крышу небоскреба, и вдруг все пассажиры вышли на одном этаже, и остался лишь один человек, и теперь он несся на бешеной скорости вниз в неисправной кабине и лишь повторял: «Что делать?! Что мне делать?». Эта, непонятно откуда пришедшая, мысль начинала будить в его груди совершенно иррациональный страх. Так что лифт в его голове продолжал нестись вниз, набирая скорость с каждой секундой. До этого момента самым пугающим в падении он считал момент удара о землю, но сейчас столкновение с землей представлялось ему неким спасением. Настоящим кошмаром оказался сам полет. Падение. Чувство осознания, что от тебя ровным счетом ничего не зависит. И остается только смириться с этим. Смирение с судьбой. Он не мог этого принять. Так что ему нужно было хорошенько подумать, но не сейчас. Надо было встряхнуться. Выкинуть из себя все тревоги, чтобы ничего ему не мешало. Он взглянул на часы. 21:05. По меньшей мере прошел уже час, с того момента, как она сказала:
– Думаю, что я больше не буду к тебе заходить.
– Ок, в следующий раз я сам к тебе заеду. Или встретимся где-нибудь. Мы давно не ходили выпить вдвоем куда-нибудь.
Он продолжал собираться, когда она после минутного молчания осторожно, подбирая слова, произнесла:
– Я имела ввиду, что… не собираюсь с тобой видеться теперь. Вообще.
– Тебе будет довольно сложно это сделать, учитывая, что я твой лучший друг. Я бы сказал, что практически невозможно, – он обернулся к ней. – Кстати, почему ты за рулем? Только не говори, что ты сегодня не будешь пить.
– Потому что я сейчас уеду домой.
– Что? Нет. Мы не виделись 2 недели. Мы же собирались расслабиться сегодня.
– Не мы. Ты. Я сказала, что заеду к тебе пораньше. Потому что хочу поговорить.
– Да ладно тебе, – он подошел к ней и потянул за ключи, которые она держала в руке, – Поехали в бар, там наверно уже все собрались. Там и поговорим.
– Вообще я сказала уже все, что собиралась, – она дернула рукой, пытаясь вырвать у него ключи.
– Что вообще происходит?
– Я пойду, и тебе пора. Скорее всего, все уже действительно собрались, ты не должен задерживаться.
– Нет, стой, ты что это всерьез? – Он сильнее ухватился за ключи.
Она опустила голову, посмотрев на его руку.
– Да. Я решила так будет лучше. Можешь отпустить ключи, мне правда пора ехать.
– Пора ехать? Что за херня? И что значит решила?
– Я больше не могу быть твоим другом. И на эту вечеринку я не собиралась. Я там вообще никого не знаю, меня только из-за тебя и позвали.
– И что? Ты будешь со мной.
– Нет, ты будешь со своей девушкой. А я буду вынуждена делать вид, что мне интересно, что говорят ее дурацкие друзья. А я точно не собираюсь этим больше заниматься.
– Вау. С таким настроением тебе и правда лучше никуда не ехать. – Он выпустил ключи из пальцев.
– Наконец-то до тебя дошло.
Мысль, что его и правда давно ждут, все-таки заставила его подняться и выйти из дома.
2
Пн 15:00
«Привет. Можем поговорить?»
Вт 10:30
«Ну же, неужели так трудно ответить?»
Чт 21:00
«Думаю, я заслужил объяснений. Что вообще произошло?»
Весь рабочий день пятницы он смотрел на часы. По правде говоря, в этом не было необходимости, звук шагающей по кругу стрелки доносился до него через весь кабинет. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Сегодня час тянулся, как целые сутки. Вся эта неделя была похожа на месяц. А то, что он обновлял сообщения в их чате каждые пятнадцать минут, совсем не помогало. В итоге он ушел с работы на полчаса раньше, просто потому что больше не мог смотреть на эти часы, чей круглый циферблат, созданный человеком много веков назад, словно смеялся над попыткой человечества обуздать время. Он сел в машину и направился прямиком к ее дому, надеясь перехватить ее, когда она будет возвращаться с работы. Путь от его работы до ее дома занял у него двадцать минут. Чтобы как-то убить оставшееся время, он решил зайти в магазин, из которого вышел с двумя бутылками виски. Сегодня он как никогда нуждался в поддержке, а если ничего не получится, то в утешении.
***
Долгая неделя подошла к концу. Она шла с работы с четкой целью – раздеться, упасть на пол и смотреть в трещинки на потолке. Слушать музыку, игнорируя собственные мысли, пока за окном на трассе шины колёс трутся об асфальт. Смотреть, как меняется освещение в комнате и не включать свет, окрашиваясь в цвета заходящего солнца. Быть частью комнаты. Предметом, отбрасывающим на стену длинную тень, движущуюся вслед за солнцем. Накануне она специально позвонила маме и сестре, чтобы на все выходные отключить свой телефон, запрятать его в самый укромный внутренний карман одной из вещей, которую в последний раз надевала, когда еще ничего о нем не знала.
***
Он сел на качели во дворе ее дома, откуда мог увидеть, как она возвращается с работы. Заметив ее приближение, он поднялся с места и пошел к ней навстречу. Она остановилась у двери в подъезд, склонив голову с наушниками в ушах над сумкой в поисках ключей. Он тронул ее за плечо. Она вздрогнула и подняла на него свои глаза.
– Привет.
Несколько секунд она смотрела на него, после чего продолжила поиск ключей. Он протянул руку, чтобы вытащить наушник, и с сожалением заметил, как она машинально сделала шаг назад, уклоняясь от его руки, но наушник все-таки вытащила.
– Поговорим? Недолго, – опередив ее протест, добавил он.
– Только из-за того, чтобы обломать моих соседок из ЦРУ, – она кивнула в сторону старушек на скамейке соседнего подъезда, поглядывавших на них.
Пока они поднимались по лестнице, она ни разу не взглянула на него, а зайдя в квартиру и скинув куртку и сумку, взяла вещи и спряталась в ванной. Время сегодня явно было не в его пользу. Он зашел на кухню, поставил виски на стол и включил чайник. Это было первое, что она раньше делала, когда он приходил к ней – шла на кухню и включала чайник, садилась напротив и него и спрашивала, как он.
Минут через десять она все-таки появилась на кухне, пройдя мимо чайника прямо к окну, и встала, опершись на подоконник и скрестив руки на груди.
– Ну так, о чем разговор? Идешь на вечеринку? – она кивнула на бутылку.
– Нет, это тебе, – он продвинул бутылку по столешнице, в направлении к ней. – Ты же говоришь, что это лучше цветов.
Никакого движения.
– А в честь чего? Выпить в честь памяти о нашей дружбе? Мило.
– Перестань.
–Что?
– Такое ощущение, что еще чуть-чуть, и ты включишь истеричку, – он слегка улыбнулся.
– А тебе вроде как не привыкать общаться с истеричками.
Он поднялся со стула и примирительно вскинул руки вверх.
– Ок, ты права, поэтому я и знаю, что это не в твоем стиле и тебе не идет.
– Не нравится, можешь идти. Я тебя не приглашала к себе. Это ты пришел сюда, а теперь еще и говоришь мне, как вести себя.
– Что вообще с тобой происходит? Я что-то натворил? Тогда скажи, что, сам я никак не могу понять. – Он приблизился к ней и встал, скопировав ее позу. Она отвернулась к окну и тяжело вздохнула.
– Ещё раз повторяю, всё что хотела, я тебе уже сказала.
– Ок, ты больше не собираешься со мной общаться…но должна же быть причина?
– Ладно, раз ты так этого хочешь – я устала тусоваться в компаниях непонятных мне людей, с которыми у меня нет ничего общего. У меня нет на это больше ни желания, ни сил. По-моему, я выросла из этого, понимаешь?
– Слушай, я знаю, что ты не обязана ходить на эти тусы, мы можем зависать только вдвоем, как раньше…
Она обернулась, и подняла на него глаза, глаза маленького ребенка, которого вот-вот заставят признаться в совершенном им плохом поступке. Целых десять секунд его мозг сопоставлял события последних дней, свое неоправданное беспокойство и эти виноватые глаза:
– Так я тоже отношусь к этим людям? – она кивнула.
Ему вдруг стало необходимо оказаться подальше от этого взгляда, который прожигал внутренности за ребрами, но скорее леденил, нежели согревал.
***
Звук громко хлопнувшей входной двери принес ей облегчение на некоторое время. Она на автомате убрала виски со стола, заварила себе чай и сделала несколько больших глотков подряд. В тот момент, когда горячая жидкость достигла солнечного сплетения, она почувствовала такую боль, что поперхнулась следующим глотком. Коричневая жидкость, так любимая ею, пронеслась по гортани через пищевод, в желудок, оставляя после себя волдыри. За мгновение до того, как из глаз хлынули слезы, в мозгу промелькнуло запоздалое: «Какая же я дура, мне будет сейчас очень больно». И она заплакала. Заплакала от физической боли, от обиды за свою глупость, от усталости, от того, что ее планы рухнули, но сильнее всего от того, что теряла лучшего друга.