Полицай
Наше время
Пустынная дорога умиротворяюще стелилась под колёса автомобиля и качественно проведённые переговоры с Заказчиком, который из потенциального превратился в реального с дальнейшей перспективой подписания приличного и жирненького договора, превращало возращение домой из долгой и нудной поездки в приятную. Сегодня выехал из дома в два часа ночи. 600 вёрст пролетел за восемь часов, сами удачные переговоры заняли всего один час и я стартанул обратно. Первые, мои не любимые, нервные и выводящие из нормального состояния любого водителя, сто километров ехал по загруженной и напрочь забитой фурами трассе М5, где особо не разгонишься, частые встречки и ГАИшники, чуть ли не на каждом «хлебном» месте. Но, проехав эти сто километров, свернул влево на областную трассу и триста двадцать предстоящих километров по мало загруженной дороге, быстро восстановили нормальное настроение, когда сама поездка доставляла удовольствие. По сторонам тянулись холмы, густо покрытые зеленью лесов, периодически распахиваясь огромными просторами с полями, засеянными злаками, чередуясь с многочисленными небольшими берёзовыми рощами и весёлыми перелесками.
А такая спокойная езда настраивала на неспешные раздумья, строительство различных планов на ближайшее и отдалённое будущее. Хотя это будущее было с некоторой долей грусти, которое навеивалось моим возрастом.
Да… 64 года, это тебе не хухры-мухры. Хотя, если по-честному, то я их, чисто физически, не особо ощущал. Ну…, может быть…, стал быстрее уставать. Силы стали не те. Лет десять назад я на даче запросто подымал циркулярку, где веса было 50 кг и на руках спокойно заносил в гараж. А сейчас уже хрен подыму, приходиться волоком по доске затаскивать. Или один раз сдуру, мешок с сахаром в 70 килограмм, запросто на плече упёр пехом на седьмой этаж. А теперь такой фокус не пройдёт. Пьянеть стал быстрей и приходиться сейчас в этом плане осторожничать. Были и другие досадные мелочи. А так…, я был здоров. Выглядел, как мне врачиха удивлённо сказала на последнем мед осмотре в прошлом году: – Ни за что бы вам, Сергей Николаевич, не дала ваши 63 года. Так.., может быть…, лет так, – врачиха, женщина бальзаковского возраста, но приятной наружности, прищурилась и чисто женским, заинтересованным взглядом оглядела меня, – лет 53…, ну может 54. И медицинские показатели и анализы, тоже у вас отличные…. Соответствующие вашему внешнему виду. То есть как раз 50 летнему мужчине.
– Спасибо на добром слове, но честно скажу: щебёнку струёй уже не расшибаю, а только слегка шевелю. К сожалению… А вот лет десять назад, когда писал она сразу растрескивалась….
– Ну-ну…, рано ещё вам сожалеть. – С скрытым подтекстом протянула врачиха и я тут же «закинул удочку», также спросив, прищурившись на бейджик на соблазнительном бюсте четвёртого размера.
– Так, Елена Александровна, а может мы с вами…..
И мы с ней не хило сошлись и до сих пор с удовольствием встречаемся, приятно проводя время в её квартире.
Но всё равно. Это всё физические показатели, а вот чисто психологически, всё-таки грустно. Конец всё ближе и ближе. И даже если может быть ещё и 15-20 лет протяну бодренько – всё равно это не 30 и не 40 лет впереди, которые казались вечностью, когда иной раз в молодости задумывался над казавшейся очень далёкой старостью.
Хотя… Чего жалеть? Жизнь прошла нормально и за неё не стыдно. И если бы получить ещё один шанс начать всё сначала – опять бы ушёл в армию. Снова стал офицером и дослужился до полковника, а может быть и выше. Вышел на пенсию и ушёл также в строительство, на живую работу, которая приносила не только удовольствие, но и не хилые деньги. Что было приятным бонусом к хорошей военной пенсии.
И вот так, потихоньку, под сожалеющим лозунгом – «Эх…, сейчас бы вернуться в прошлое… Лет так на сорок-сорок пять….!?», постепенно скатился в воспоминания о весёлом безбашенном детстве. Вспомнился посёлок городского типа, куда нашу семью, вернее отца, офицера исправительной системы, перевели с небольшого таёжного посёлка и где я заканчивал среднюю школу, и откуда уходил в военное училище после получения среднего образования.
Конец шестидесятых, начало семидесятых годов, когда из беззаботного пацана, вырос в юношу, который уже что-то понимал и мог принимать решения и оценивать свои поступки. И нести ответственность за них. Хорошее время. Тут как-то разговорился со старшим сыном и высказал своё пожелание: – Вот дожить бы до 2045 года!? Посмотреть парад к 100-летию Победы и можно спокойно умирать….
Сын удивлённо задрал вверх брови: – Папа, а что тебе этот День Победы? Ну…, сейчас, когда ещё ветераны кое-кто живые есть – это большой праздник. А ведь потом это будет просто дата. Никого в живых, кто помнил или прошёл войну, не останется. Ну…, отметит государство и Всё…
Задумчиво посмотрел на сына, который тоже был старшим офицером и догнал меня в воинском звании и в должности. Только я уходил на пенсию командиром полка, а тот был комбригом: – Ты так, сын, рассуждаешь потому что принадлежишь к другому поколению. Да.., я родился через десять лет после войны. И совпадение какое: родился в тот же самый день, когда мой дядька, командир пулемётного взвода, в честь кого я назван, десять лет назад был ранен. Всё моё детство, всё моё воспитание, юношество, да и вся моя жизнь прошла под знаком той войны. Она была кругом нас, мы воспитывались на ней, она пронизывала всю нашу жизнь. И немногочисленные, старенькие ветераны, которые сейчас ещё живые, были тогда молодые, крепкие, энергичные и мы пацаны в рот им смотрели, затаив дыхание, слушая их рассказы. И День Победы и Великая Отечественная война – она часть самого меня. Очень большая часть. И если бы не она, я может быть не был тем, кто я сейчас. Как мужчина, как офицер… И наверно ты тоже не был сейчас полковником, если бы ты видел перед собой отца, гражданского шпака с аморфно-либеральным мышлением….
Наш отдалённый от центральных областей северный район был не только ссыльным, но и краем лагерей всех режимов содержания. И где, после окончания войны, сидели и немецкие военнопленные, и полицаи, политические и конечно обычный уголовный элемент. Если ещё немцам разрешалось после отсидки возвращаться в Германию, то остальные, как правило, оседали там, где сидели обычно по двум основным причинам. Либо некуда было ехать или стыдно туда возвращаться, либо было запрещено проживать в центральной части страны. Вот и жили мы среди, как прошедших войну, так и среди тех, кто тоже воевал, но оказался по другую сторону фронта.
Конечно, те кто был предателями особо не делились своими воспоминаниями. Жили тихо и работали, в том числе рядом и вместе с участниками Великой Отечественной и те к ним относились достаточно ровно. Считалось, что они своей отсидкой искупили свою вину, да и работали они, как правило, добросовестно. И они также как и остальные пользовались почти всеми гражданскими правами. Естественно, в государственные праздники они предпочитали отсиживаться по домам и не высовываться на улицу, потому что могли огрести и по роже от кого-нибудь слишком разгорячённого алкоголем и вспомнившим, кто попался ему под руку. А так…, для них в остальное время всё было нормально и спокойно. Хотя в посёлке все прекрасно знали, кто и за что сидел.
Вот с одним из них и познакомился через несколько дней, как мы переехали в посёлок.
Я с удовольствием колол дрова на лёгком морозце на улице около ворот нашего нового дома и не сразу обратил внимание на крепкого мужика, стоявшего недалеко и с интересом наблюдающего за моей работой.
Увидев, что я обратил на него внимание, он подошёл и поздоровался, как со взрослым за руку: – Смотрю, как ты с азартом дровишки колешь, – кивнул он головой на уже приличную кучу наколотых дров.
– Так на морозе хорошо они колятся, дядя.
– Меня Тимофеем зовут. А тебя как?
– Серёжа…
– Да ну… Ты ж не мальчик уже. Наверно лет пятнадцать? – Увидев мой кивок, серьёзным тоном продолжил, – так тогда по взрослому нужно – Сергей!
И снова, как взрослому протянул руку, закрепляя наше знакомство, что мне очень понравилось. Понравился и он сам. Высокий, статный, уверенный в себе, глаза внимательные, одет опрятно и в нём чувствовалась внутренняя мужская сила. Да и просто располагал он к себе.
– У тебя фамилия Егоров?
– Да, а вы откуда знаете?
– Да у нас хоть и большой посёлок, но деревня – деревней и новости тут же разносятся, – пояснил новый знакомый и в свою очередь предложил.
– Я, Сергей, около школы живу. Так что после занятий запросто можешь ко мне забегать. У меня в сарае знатная столярная мастерская оборудована. Научу чему-нибудь, что в жизни потом пригодиться. Да и книг у меня дополна. Что-нибудь себе выберешь. Читать любишь? Ну вот…
– Хорошо, дядя Тимофей…, – пообещал ему и он пошёл дальше по улице по своим делам.
Мы переехали и вроде бы надо сразу идти устраиваться в школу, но в это время там был карантин по случаю эпидемии гриппа и туда попал лишь через две недели, совершенно позабыв про взрослого знакомого. Но тот сам о себе напомнил, когда бежал домой после уроков. Оказывается, он жил на улице, по которой ходил в школу и возвращался домой.
Я мчался по улице, лихо размахивая портфелем, когда вдруг услышал: – Сергей, здорово….
Дядя Тимофей стоял во дворе двухквартирного, бревенчатого дома, облокотившись всем телом на калитку, и приветливо улыбался: – Что-то забываешь знакомых, – пожурил он шутя.
– О…, здравствуйте, здравствуйте, дядя Тимофей. А я не знал, что вы именно здесь живёте…
– Спешишь?
– Да нет…
– Тогда заходи, – и дядя Тимофей гостеприимно распахнул калитку, – чаю с вареньем попьём, книжки посмотрим, а потом в мастерскую… А?
Это были благословенные советские времена, когда любой ребёнок смело мог доверять взрослому и не бояться чего-то срамного и позорного, что могло с ним случиться. И я смело зашёл во двор. Дома нас встретила приветливая жена дяди Тимофея, тётя Агаша, которая тут же поставила на плитку чайник и захлопотала у стола, выставляя туда разные вкусности. А пока чай закипал, дядя Тимофей с гордостью показал свою библиотеку. Да…, тут было чем гордиться. У меня сразу загорелись глаза, когда увидел хорошую подборку фантастики и исторических книг, к чему у меня была особенная тяга. И тут же попросил почитать пару книг. Потом почаёвничали и пошли в его домашнюю мастерскую. И тут было чему тоже удивляться. Так что два часа в гостях пролетели незаметно и увлекательно, и дядя Тимофей даже огорчился, когда я засобирался домой.
С тех пор дружба наша крепла и развивалась. Чуть ли не через день я вечером, когда он приходил с работы бегал к нему и зависал у него. А уж в выходные… И что самое интересное – он всегда ждал меня и общался со мной как со взрослым, что очень импонировало. И они оба относились ко мне, как к сыну. У них тоже были дети. Старшая дочь Дарья рано вышла замуж и сейчас проживала с мужем сверхсрочником в нашей местности, но в отдалённом посёлке. Младший сын Николай, полгода назад был призван в армию и служил на Камчатке.
Однажды, на большой перемене, меня в сторону отвёл одноклассник Андрей. Он был в нашем классе комсгруппоргом: – Серёга, через месяц мы тебя будем принимать в комсомол, а ты дружишь не с теми людьми, – с апломбом начал он разговор.
Я вытаращил в удивлении глаза, не сразу сообразив, куда он клонит: – Не понял!? А с кем в классе я не могу дружить? – Даже руки раздвинул в стороны.
– Да ты меня не понял, – с лёгкой досадой произнёс комсомольский руководитель класса, – я тебе про Тимофея и тётку Агафью толкую…
– Ааа… А что тут такого. Я у него книги беру почитать. Шикарная у него библиотека. В мастерской там строгаем и пилим. И многому он меня по столярке научил…, – я не придавал это разговору значения и собирался отмахнуться от высокомерного одноклассника, который мне самому не нравился.
– А ты у него про его прошлое спрашивал?
Теперь я, откинув в сторону лёгкость общения, внимательно посмотрел на товарища: – Да как-то нет. А что там?
– Да полицай он. Его отец белоказак и братовья его тоже полицаи, руки по локоть в крови. А тётка Агафья, тоже дочь закоренелого белогвардейца.
– И что? – Мне было досадно. С одной стороны проявил некую политическую близорукость, а с другой стороны не понравилось, что кто-то полез в мои дела. Да и мои новые знакомые нравились мне. Поэтому несколько агрессивно и в повышенном тоне, спросил, – а ты откуда так подробно знаешь о них?
– Отец рассказал, а он большой начальник и обязан знать про всех, – прозвучал резкий ответ, но уже через несколько мгновений одноклассник смягчил тон и слегка приглушённым голосом, таинственно продолжил. – Он ведь сразу с семьёй после войны сюда приехал. Видать решил спрятаться, туманно рассказывал, что вроде бы тоже воевал. А тут лет пять тому назад, его случайно опознали. Оказывается, в полиции служил с самого начала войны и пока наши ту территорию не освободили. Так что вот так…. Кончай с ним общаться.
– А чего его тогда не посадили? – Задал вполне закономерный вопрос.
– Да там какая-то мутная история, – Андрей с досадой поморщился, – то ли с Москвы позвонили, то ли кто-то приезжал, но начальству дали указание не трогать его. Типа – искупил вину или что-то там такое…. Всё равно, заканчивай с ним дружить, а то в комсомол не примем. А без комсомола ты в военное училище ни черта не поступишь…, – закончил он с едва прикрытой угрозой, что меня моментально взбесило. Да кто он такой, чтоб мне угрожать!? И я потерял осторожность, сам перейдя в наступление.
– Ха…, Андрей… Ты меня в дружбе попрекаешь с бывшим полицаем… Так твой отец и твоя мать, насколько я тоже знаю, не по комсомольской путёвке сюда прибыли, а по этапу после войны и по 58-й статье. Но ты же у нас в комсомольских вожаках ходишь и никто тебя этим не укоряет…, – прозвучало это довольно язвительно и вызывающе, отчего сразу пожалел, что так выступил.
Лицо Андрея покрылось красными пятнами и он подступил ко мне, сжав кулаки: – Откуда ты про это знаешь?
– Чёрт, зря это сказал, – пролетела в голове сожалеющая мысль, но уже отступать было поздно, – да случайно слышал, как отец с матерью разговаривали на эту тему. А мой отец тоже начальник. Да ладно тебе, Андрюха, – попытался свести на нет неприятную ситуацию.
Андрей зло сверкнул глазами и наставительно процедил сквозь зубы: – Моего отца и мать реабилитировали в 56 году. Ошибка это была.
Я смотрел на одноклассника и здорово переживал, что ситуация зашла так далеко и в лице Андрея мог приобрести сильного врага, который мог мне в будущем по комсомольской линии навредить. А мне это было ни к чему. Для поступления после школы в военное училище нужна была чистая анкета, отличные характеристики, как со школы, так и от комсомольской организации, поэтому пришлось включить заднюю скорость и, преломляя свою гордость, пошёл на мировую.
– Ладно, ладно, Андрей. Давай замнём это. Я тебя услышал. Но с другой стороны рвать вот так внезапно и без причины, ну совсем некрасиво будет с моей стороны. Всё-таки я по той улице хожу каждый день и что мне – Рожу ворочать без всяких объяснений? Давай будем считать, что ты дал мне комсомольское поручение – приглядеться к бывшему врагу. Я со своей стороны постараюсь потихоньку выспросить его о прошлом и о службе фашистам. А как только он, если заведёт какие-то гнилые политические разговоры, так я сразу куда надо доложу….
Ход оказался верным и Андрей моментально наполнился важностью: – Точно, Серёга. Давай-ка ты попытайся раскрутить его. Представляешь, если мы его разоблачим….? Я это в своём плане оформлю как поручение….
– Не…, не надо, Андрей. Пусть это будет пока нашим секретом. А вот когда разоблачим – вот тогда да… Но, пока молчок.
Одноклассник важно кивнул головой и вальяжно, вперевалку направился в класс, а я ему в спину, правда про себя, сказал: – Да пошёл ты на хер. Будешь мне тут диктовать – с кем и как дружить. Мне сейчас главное в комсомол вступить, а потом я тебя если что – просто пошлю.
Не знаю, откуда узнал о дружбе с бывшим полицаем отец или кто ему стуканул, но недели через две, вечером он задал вопрос: – Это правда, что ты дружишь с Сазоновым?
Молча кивнул головой, ожидая осуждающих слов, но отец снова спросил.
– Я, конечно, понял если бы ты подружился с нормальным молодым парнем, который старше тебя. А что тебя с ним связывает? И что это за дружба такая?
Я молчал, не зная как ему объяснить, долго и мучительно подбирал слова.
– Пап…, ну там всё нормально. Я книжки у него беру… Ты тоже их читаешь. В столярке у него он меня учит, как правильно строгать, пилить. Мне с ним интересно. Я его спрашивал про войну, он признался, что служил в полиции и сказал, что это для него очень тяжёлая тема и он искупил свою вину – вольную и невольную…. А что нельзя что ли с ним дружить? – Совсем уже потерянно спросил.
Отец устало улыбнулся и поерошил мои волосы: – Чёрт, служба…., засосала. Совсем с тобой мало общаюсь, вот тебя и потянуло к взрослому мужику. Да нет, можешь дружить, но между нами…., – отец значительно поднял указательный палец вверх, – я тут по своей линии пробил его. Действительно, служил у немцев в полиции с самого начала и пока не освободили их район. То ли сам сдался, то ли ещё что, тут непонятно, но под арестом он не был. Значит, крови на нём нет. Так…, только служба, хотя таких тогда сажали, расстреливали и не жалели. Отец его матёрый белогвардеец и его старшие братья тоже. Так что, наверно, у меня есть повод сходить к нему и познакомиться….
Отец сходил и действительно познакомился и как это не удивительно, они даже подружились и частенько посиживали вечерами за рюмочкой, а я рядом, слушая их взрослые разговоры. В комсомол тоже вступил без трудностей. Одноклассник Андрей в это время безнадёжно влюбился в девчонку из параллельного класса и от безнадёги совершенно забыл о моей дружбе с бывшим полицаем, да и забросил свои комсомольские дела, за что его отстранили от комсомольской должности.
Время шло, закончил школу и в последний день перед уездом в училище пришёл прощаться с дядей Тимофеем и тётей Агашей. Уже стоя у калитки, после дружного чаепития, он положил обе руки на мои плечи, лёгонько встряхнул меня и, наклонившись к моему лицу, заглянул в глаза.
– Сергей, я вижу ты очень волнуешься и сомневаешься, что сможешь поступить в военное училище, тем более в московское и такое престижное. Знаешь, возраст и жизненный опыт дают возможность заглянуть в будущее. Например, твоё. Хочешь, я расскажу о твоём будущем? Так вот
Поступишь ты в своё училище и всё у тебя будет потом нормально…., – дальше он в течение десяти минут очень подробно расписал мою будущую жизнь вплоть до полковничьих погонов.
Я тогда это всё слушал в пол уха. Какие там полковничьи погоны!? Дай бог поступить…. А вспоминая сейчас, в который раз удивился – ведь он предугадал мою судьбу, вплоть до мелочей. Даже места и время службы и работу после увольнения в запас. Вот интересно – Как? К сожалению, это была последняя наша встреча.
Я ехал в свой первый курсантский отпуск, предвкушая, как буду дяде Тимофею и тёте Агаше рассказывать о своей новой интересной и насыщенной жизни, а приехал на похороны. Дядя Тимофей и тётя Агаша накануне моего приезда банально угорели, закрыв рано трубу и отравились угарным газом. На поминках дочь дяди Тимофея Дарья обняла меня и, заливаясь слезами, всхлипывая, произнесла: – Серёжа, очень они тебя ждали. Вообще, отец насчёт тебя какие-то планы строил…. Тут совсем недавно, выпил, размяк и обронил – Вот пройдёт лет десять, Сергей послужит, повзрослеет и тогда у нас с ним состоится очень серьёзный разговор. Очень много ему надо рассказать… Мама тогда фыркнула и говорит – Ты что, Тимоша, десять лет это рано. Вот даст бог нам здоровья, тогда лет через пятнадцать, двадцать, когда станет матёрым мужиком – тогда можно рассказать и подготовить его… Отец тогда помолчал – Да неплохо конечно, а вдруг что с нами случиться и Серёга, как в ледяную прорубь ухнет. Предупредить его надо…. И вот такая нелепая смерть. Ведь им жить да жить. Крепкие и здоровые были…, – и Дарья ткнулась мокрым лицом в моё плечо.
– А насчёт чего они хотели предупредить? – Успокаивающе поглаживая её по волосам, спросил когда она перестала всхлипывать.
– Да не знаю, – Дарья отстранилась и платком стала вытирать глаза, а помолчав немного, продолжила, – знаю, что есть какая-то семейная тайна и связана она с войной. Больше ничего не знаю.
Не знал ничего и младший сын дяди Тимофея. Он был на сверхсрочной службе и долго добирался с Камчатки и мы встретились лишь в последний день моего отпуска. И вроде бы прошло уже почти пятьдесят лет. Похоронил отца, мать. Тоже горевал. Но вот всю свою жизнь ощущал некую связь с дядей Тимофеем и даже его давняя смерть не могла прервать эту незримую связь. И сказать, что я очень часто его вспоминал, было бы неправильно – я всегда помнил его.
Вот и сейчас…. Даже не понятно, с чего, так ярко вдруг вспомнился тот период жизни. А может быть он незримо мне всю жизнь как-то помогал с того света?
– Ну…, Серёга, сейчас додумаешься чёрте о чём? – Подколол я себя и печально вздохнул, – и всё-таки мне его всю жизнь не хватало. Отец – это отец, а вот душевно я мог поговорить именно с ним. И сейчас бы тоже неплохо было сесть за стол, налить в чашки крепкого чая и просто посидеть и неспешно разговаривать, как это было тогда….
Отец мой умер в начале нулевых и вот тогда, незадолго до своей смерти вспомнил прошлое: – Слушай, Сергей, совершенно из головы выпало. Помнишь, ты в детстве дружил с полицаем…? А потом я с ним сошёлся. Тимофей ведь его звали!? Памяти совсем не стало…. Так вот, два года назад ездил на лечение в наш ведомственный санаторий и случайно встретился там с давним своим товарищем. Вот ему то я тогда и отправил просьбу найти личное его дело в архивах. Но тогда, сам понимаешь, время такое было, всё было засекречено, по телефону особенно не поговоришь, поэтому он лишь в общих чертах мне информацию передал. А тут, сидели, немножко выпивали и он вспомнил ту давнишнюю мою просьбу. Личное дело Тимофея… Чёрт, фамилию не помню…. Так вот оно состояло из двух частей. Секретная часть и общая. К секретной части, хоть тогда у него и должность и высокая в Москве была, у него допуска не было и естественно ему не дали почитать, а из общей он сумел выдернуть некоторые странности. Его когда в Белоруссии арестовали, как только их район освободили. Вернее, он сам сдался. Так вот его сразу отвезли в Москву. А потом его освободили и место своей ссылки он выбирал сам. Там в личном деле лежало собственноручное его заявление, что он просит направить его на место ссылки именно в наш посёлок, куда мы переехали….. ??????
….Из-за плавного поворота вывернула фура и коротко мигнула, предупреждая о засаде ГИБДДэшников. Я поднял руку в знак благодарности и в этот момент навстречу, из-за громадной машины, неожиданно выскочил чёрный джип.
– Чёрттттттт….!!!!! – Ни уйти в сторону, ни совершить манёвра ни у него, ни у меня времени уже не было. На какую-то долю секунды, перед встречным ударом, я встретил загнанный взгляд водителя джипа, ещё успел напрячь руки на руле и две машины, сминая капоты в беззвучной тишине, встретились лоб в лоб…..
Часть первая
Глава первая
Очнулся в темноте и практически сразу пришёл в себя, мгновенно вспомнив последний взгляд виновника аварии. Безуспешно таращил в глубокую темноту глаза, пытаясь понять – Где я и что со мной? То ли уже на том свете, то ли ещё на этом? Боли к удивлению никакой не было, а была только сильная слабость и ещё голова ощущалась чугуниной, как в известном анекдоте про Чапаева, здорово саднила и как-будто была сдавлена. Осторожно начал поднимать руку, ежесекундно ожидая оглушительную боль в поломанном теле, даже от такого лёгкого движения, но ничего не произошло. Лишь рука в конце ткнулась в шершавую марлевую повязку на голове, отчего там плеснулась боль совсем небольшой волной.
– Ага…, – обрадовался на мгновение, – раз перевязан, значит ещё на этом свете…
И тут же опечалился. Раз боли нет, значит весь переломан и заколотый «до безобразия» обезболивающим. В таком лобовом столкновении и подушки безопасности хрен помогут.
– И всё-таки – Где я? Если в больнице, то отчего так темно? И почему никакой аппаратуры нет? Вообще непонятно? – Тихонечко подвигал другой рукой – нормально. Обе руки целые…. А как там ноги? Чуть-чуть попытался шевельнуть левой ногой и к своей радостью, нога с готовностью откликнулась. Правая тоже. И уже смело согнул в темноте ноги, чуть потянулся рукой и ощупал их. Они, к моей облегчающей радости, были целые и не перевязанные.
Вообще, тогда ничего не понятно. Понятно только одно – голова разбита, но судя по плотной повязке, перевязана умеючи.
– Ну что ж… Повезло. А вот второй точно влетел. Насколько помню, он по-моему и не пристёгнут был, ремня ни хрена не было видно. Значит на глушняк. И машинку жалко, я её только год назад купил. Чёрт, всё-таки надо бы разобраться – Где я? Попытаюсь сходить и найти дежурную медсестру и выясню – Что и как?
Почти сел на кровати и от такого смелого движения внутри черепа ошеломляюще всплеснулась огненной водой боль, рухнул обратно на спину, отчего в голове вообще что-то взорвалось мгновенной вспышкой и я благополучно занырнул в бессознательное состояние.
Очнулся во второй раз, как понял, через несколько часов, так как было уже светло. В небольшие окна заглядывали яркие солнечные лучи, которые наверняка на невидимом мне полу начертили чёткие квадраты от оконных переплётов. Но я смотрел только вперёд, боясь пошевелить головой, чтобы снова не обрушить на себя боль. А вот то что я видел перед собой, здорово озадачивало. Я находился не в больнице, а явно в деревенском доме. Слегка всё-таки повернул голову и оглядел помещение, насколько это было возможно из этого положения.
Точно деревня. И интерьер довольно просторной комнаты носил на себе отпечаток классической музейности и давности. Уж в этом, как коллекционер, я разбирался. Добротная деревянная мебель: крепкий комод, покрытый насыщенным тёмно-красным лаком. Кондовый, обитый чёрной железной лентой в ромбы, зелёный сундук, сверху которого лежало то ли пёстрый половик, то ли самодельное лоскутное одеяло. А сверху гордо стояла швейная машинка Зингер, накрытая белой кружевной вышивкой тряпочкой. В простенке между двух окон большое зеркало в деревянной раме, тоже тёмно-красного цвета, стол, накрытый пёстрой скатертью. В углу, который в деревне обычно называют – красным, под потолком, на аккуратной треугольной полочке две больших потемневших иконы с неизменной лампадкой. Тоже старой работы. Ещё один сундук. Да и сама деревянная кровать, была явно из старого, деревенского быта – мягкая, пушистая и вся в подушках разных размеров.
– Хммм… Вообще непонятно!? Авария произошла в километрах десяти от ближайшего районного центра, а значит и районной больницы среднего уровня. И менты там за поворотом стояли. И дорога асфальтовая…. Ну…, уж не посередине ведь тайги это случилось, чтобы надо сначала дотащить безвольное и разбитое тело до ближайшей деревни по лесу, потом с трудом дозвониться до куда-то и ждать, когда прилетит санитарный вертолёт или прибудет транспорт!?
А тут, в нескольких километрах от районного центра и лежу в деревенской избе. Да ещё.., как бы не в местном музее. Да и по времени получается, что лежу тут уже около суток. Чёрт и никто ведь не подходит, да и пить хотелось не шуточно…..
За окном громко и голосисто, как в моём далёком детстве, закукарекал петух, невольно вызывав у меня мимолётную улыбку, послышались невнятные, явно мужские голоса, приближающееся к дому.
Глухо хлопнула отдалённая дверь, послышались лёгкие, быстрые шаги, близко и негромко скрипнула дверь и в комнату тихо зашла привлекательная, молодая женщина. Вернее сказать, девушка-крестьянка из богатенькой семьи, заставив меня коротко и растерянно хохотнуть от переизбытка фольклорности данного места.
Девушка в изумлении, широко распахнула глаза. Резко развернулась, всплеснув широкой юбкой и длинной, русой косой, с радостным криком выскочила в соседнюю комнату: – Мама, папа, он глаза открыл…, – и вновь ворвалась в комнату. Остановилась на мгновение в дверях и с радостным плачем кинулась через всю комнату ко мне. Мигом опустилась на колени перед кроватью и ткнулась мокрым лицом в одеяло.
Я пребывал в величайшей растерянности, не зная как реагировать дальше, тем более что она мне кого-то напоминала и я её уже где-то видел. А за дверь послышались торопливые, тяжёлые шаги нескольких человек и в комнате первым появился высокий и крепкий мужик, с аккуратной бородой и обильной сединой на голове, живыми и умными глазами. Встретив мой взгляд, он широко и радостно улыбнулся и истово перекрестился, повернувшись к иконам: – Слава тебе хосподи. Не зря мы тебе молились. Благодарю тебя за сына….
Следом появилась женщина, скорее всего мать девушки и она тоже с радостным плачем кинулась к кровати. Сзади всех стоял высокий и статный, молодой мужик и довольно гудел: – Я же говорил, что раз дышит, значит выкарабкается. Молоток, братуха…, – махнул он мне рукой от порога и, не скрываясь, вытер повлажневшие от чувств глаза.
А я лежал на кровати, недоумённо лупал глазами, пытаясь въехать во весь этот спектакль, который разыгрывался вокруг меня. А играли они хорошо, искренне, отчего у меня мелькнула дикая мысль: – А не выкрали ли моё разбитое тело для достоверных натурных съёмок, и не попал ли я в кино, на съёмочную площадку, какого-нибудь молодого, чересчур продвинутого радикального режиссёра, снимающего элитарное кино, для таких же радикально ублюдочных зрителей, только делающих вид, что они понимают замысел вот этого таланта….
Но…, она только мелькнула, а пока лежал молча, лишь глупо улыбаясь и выжидая момента, чтобы задать разъясняющий вопрос и получить такой же ответ, расставляющий всё по своим местам.
Я уж собирался задать этот вопрос, как меня опередил молодой мужик, жизнерадостно ощерившись в улыбке: – Да…, видать тебя хорошо приложило гранатой… Как хоть себя чувствуешь?
– Нормально, – ответил хрипло и нейтрально, озадачившись таким непонятным словом «граната», которая совсем не вписывалась в происходящее, – пить вот только хочу…
– Ой, сейчас…, – молодайка мигом вскочила с колен, рукавом резко стёрла слёзы и, мотнув длинной косой, молнией умчалась из комнаты, а её место тут же занял отец девушки и, похлопывая рукой по ноге, скрытой одеялом, довольно загудел.