Начало декабря 1943 года. Что в 42-м, что сейчас, зима не обделила холодом. Наоборот, не жалела для всех снега и морозов, всё посылала и посылала метели. Всё-таки красивое это время года. Все деревья стояли в белых дорогих нарядах, которые поблёскивали на солнце и при луне. Крупные хлопья падали, не кончаясь, с серого неба и заметали дороги. Давно вышли из отпуска печки буржуйки. Теперь без них было просто не обойтись – пропадёшь и всё тут. Сапоги сменились на огромные тёплые валенки, пилотки заменили шапки – ушанки, поверх формы легла тёплая зимняя одежда. Без варежек на улицу можно было вообще не выходить – руки отвалятся. На одной из веток, нахохлившись, сидела ворона. Она с любопытством поглядывала на почти незаметную землянку. Оттуда еле слышно раздавались весёлые мужские голоса. Птица поворачивала голову то одной стороной, то другой и внимательно прислушивалась. Тут из землянки неожиданно раздался чих. Ворона, видимо решив, что это ей неинтересно, взмахнула крыльями и полетела вглубь густого леса.

* * *

– Будь здоров, Лунатик! – стукнул приятельски друга по спине Летаев.

Матвей кивнул и потёр нос. Он расправил помятые игральные карты и шмыгнул.

– Только попробуй заболеть! – сказал строго Макаренко. – Мы с тобой в одной землянке живём.

– Да всё нормально! – оправдывался Липтенко. – Здоров я.

– А кто у нас ходит? – прервал их спор Фокин, поглядывая на карты.

– Вроде, Лёха, – посмотрел на товарища Летаев. – На Катюху.

Девочка встрепенулась и посмотрела на свой «букет» мастей:

– Как? Опять на меня? Я ещё с этими даже разобраться не успела.

– Да, на тебя, – подтвердил Матвей. – В последний раз как раз я ходил.

Катя тяжело вздохнула и посмотрела в свою колоду.

– Да ладно тебе, – сказал Комаров. – У тебя вон сколько карт.

– Какая разница? – усмехнувшись, пожала плечами та. – Ни королей, ничего. Все ненужные масти мне подкинули.

– А нужно было сразу отбиваться, – сказал Михаил.

– Да я – то знала, что вы меня таранить так начнёте? – оглядела бойцов девочка.

– Ну, уж извини, – улыбнулся Фокин, – в картах друзей нет. Каждый сам за себя.

– Знаю – знаю, – вздохнула ещё раз Катя и посмотрела на Алексея. – Ходи.

Комаров выкинул свою единственную карту – козырного туза:

– Ну, Катерина, теперь у тебя будет сильная масть! – улыбнулся он.

– Так вот у кого туз всё это время сидел! – воскликнул Летаев. – А я всё на Миху думал.

– Ну и от меня держи крестового тузика, – подкинул карту ребёнку Егор.

– И от меня, – присоединился Липтенко.

Катя обречённо посмотрела на них и поняла, что уже проиграла. Восьмой раз подряд.

– Ну, видно, опять дурой остаюсь, – улыбнулась она.

– Наловчишься ещё, – потрепал ребёнка по голове Комаров и поднялся с лавки.

Он подошёл к буржуйке и подкинул ещё дров. Голодное пламя, получив топливо, набросилось на дерево и стало жадно его обгладывать. Рядом с печкой грелась Пуля. Собака положила морду на передние лапы и закрывала глаза от удовольствия. За эти месяцы животное подросло и окрепло. Стало настоящей взрослой собакой. Время от времени Пуля поднимала свои острые уши, прислушиваясь к бурной игре и, понимая, что всё хорошо, опускала их назад и снова погружалась в дрёму.

– А когда там уже Максимка нам обед сделает? – не отвлекаясь от игры спросил Макаренко. – Жрать охота.

«Мужики», – подумала про себя Катя, – «всегда о еде думают». Эту золотую истину она усвоила ещё в Лесково. Отец всегда приходил домой голодным. Особенно, если полдня с соседями строили очередной сарай. Тогда на стол накрывать нужно было уже незадолго до прихода главы семейства. В батальоне девочка поняла, что мужчины, конечно, разные бывают. Но если дело касается еды, на кухню несутся все одинаково. Признаться, и сама Катя спешила вместе с ними. Пока весь день пробегаешь, сделаешь все дела, особенно на морозе, есть захочешь, как никогда. Бедный Максим Рубцов… Как он успевает наготовить на всех?

– Обед скоро, – ответил Фокин и положил карту. – Валет.

Тут дверь землянки распахнулась, и на пороге показался Василий Лунов. Внутрь сразу залетел противный холод. Избалованные теплом буржуйки солдаты, съёжились и сердито посмотрели на товарища:

– Дверь закрой! – крикнул Летаев.

Лунов поспешно выполнил просьбу Фёдора и снял с себя шапку. На его румяном лице расползлась улыбка.

– Обед? – с надеждой спросил Михаил, видя радостное лицо друга.

Но Василий помотал головой. Бойцы задумались. «Что же такого могло произойти, кроме обеда?» – задалась вопросом Катя. Она отложила игральные карты в сторону и с нетерпением стала ждать ответа Лунова. Боец долго мучить их не стал. Он окинул всех взглядом и объявил:

– К нам прибыло пополнение!

В землянке повисла тишина. Солдаты, замерев, уставились на Василия, как будто тот должен был им сказать ещё что-то. «Пополнение», – успела подумать Катя перед тем, как Летаев резко нарушил молчание.

– Новобранцы! – вскочил он. Фёдор хлопнул и потёр ладони. – А это интересно. Они же совсем ещё зелёные!

– Сказал человек, которому недавно стукнуло девятнадцать лет, – усмехнулся Егор.

– Надо на них глянуть, мужики, – отложил карты Макаренко.

– У них, как раз скоро построение, – сказал Лунов. – Я вас об этом предупредить и забежал!

– Мужики, нужно собираться! – встал Комаров. Тут он подошёл к Кате и резко поднял её за плечи. – Встаём! Все встаём!

Как же девочка любила такие моменты. Шумные, радостные, неожиданные. Когда любопытство одолевало солдат, они становились просто мальчишками. Подождать никак нельзя. Нужно сейчас и как можно скорее. Катя застегнула ватную куртку, поправила кобуру с наградным пистолетом и надела шапку. Растрёпанные наэлектризованные волосы сразу неприятно полезли в лицо. Девочка убрала их пальцем и взглянула собаку, которая стояла в другом конце землянки, навострив уши:

– Пошли, Пулёк!

Животное послушно подошло к своей хозяйке, виляя хвостом. Ей тоже было любопытно, почему солдаты так бурно стали собираться.

Снаружи было очень оживлённо. Столько солдат в жизни бы не вышло в такую погоду. Катя с бойцами расположилась возле деревянных ящиков от посылок. Девочке сразу же уступили место на одной из них. Рядышком, поджав хвост, сидела Пуля. Собака, наверное, уже не рада была такому собранию. Лучше было в землянке возле тёплой буржуйки. Положил мордочку на отогретые пушистые лапы и спишь себе. А это что? Но при всём своём недовольстве, собака оставалась вместе с хозяйкой. Вот она – настоящая собачья верность. Чаще она бывает гораздо крепче, чем верность людей. Катя погладила пальцами Пулю по мокрой от снега лобастой голове и огляделась. «Где же они?» – задавалась вопросом она. Выглядывала новобранцев не только девочка. Солдаты расположились неподалёку и как бы невзначай, поглядывали на новеньких. Кажется, весь батальон был вне себя от любопытства, кроме Фокина. Егор не проявлял никакого интереса к происходящему и просто стоял вместе с товарищами, скрестив руки от холода на груди. Катя наблюдала такое событие уже второй раз. Первый был в том году. Тогда как раз прибыли Рубцов Алексей, Воронов Михаил, Костюшко Виктор, Дроздов Николай, татар Разан Базаров, их резкий боец Алексей Комаров и другие ребята, которых уже здесь тепло приняли, как родных. И вот сейчас снова прибудут неопытные, молоденькие солдатики, не знающие пока свиста вражеских пуль над головой, запаха сажи и крови. А ведь Катя когда-то тоже была на их месте. Правда, не совсем новобранцем. Ей тоже пришлось здесь первое время туго. Привыкнуть к новой жизни и людям совершенно непросто. Но теперь батальон стал для ребёнка домом. Единственным домом.

Тут к ним подошёл Базаров:

– Что? Тоже пришли посмотреть? – улыбнулся он.

– Да, – кивнула Катя. – Но их пока не видно.

– Вот! – вдруг проговорил Летаев и указал вдаль.

Все посмотрели туда, куда показывал Фёдор и увидели толпу незнакомых солдат. Даже Фокин мельком взглянул на них, но потом съёжился от холода. Катя смотрела внимательно на прибывших бойцов. Такие молодые. Нет, никто не спорит, в батальоне никто старым не был. Тот же Летаев попал сюда в семнадцать. Но тут ребята всё равно были другими. Им всем только исполнилось восемнадцать, а кому-то, может, и нет. Ещё совсем мальчишки. Дурачатся, шутят, толкаются. Такие наивные…

Взгляд Кати упал на невысокого солдата. Он бережно держал в руках большую красную гармошку и скромно поглядывал на бойцов в лагере – на своих будущих товарищей.

– Опа, – послышался голос Комарова. – У нас будет ещё один музыкант. Гармошки у нас ещё нет.

– Вообще-то, это баян, – поправил товарища Фокин.

– «Вообще-то, это баян», – передразнил его Макаренко.

Егор глубоко вздохнул и отвёл взгляд в сторону. Всё-таки его терпению можно было позавидовать. Уживаться с такими шумными соседями по землянке и сохранять спокойствие нужно ещё постараться. У двоих ещё детство не закончилось, один дёрганый, а другой не прочь ночью выйти проветриться. Лови потом этого гуляку. В общем и целом, повезло ему, ничего не скажешь.

Разан прищурил свои и так узкие глаза и перевёл взгляд на товарищей:

– А когда мы сюда прибыли, вы тоже нас также обсуждали?

Бойцы резко замолчали и повернулись к татарину:

– Разумеется, нет, – сделал серьёзный вид Летаев. – Мы ничего про вас не говорили. А про тебя так и подавно.

– Точно? – поднял брови Базаров и устремил взгляд на Фокина, чтобы удостовериться в правдивости слов Фёдора.

Егор кивнул:

– Это правда, – сказал он и посмотрел на облегчённые взгляды товарищей.

Катя улыбнулась и отвела взгляд. «Не обсуждали», – подумала она. – «А как же?» Девочка никогда не забудет, как бойцы обозвали Разана китайцем. А то, что это был татарин, до них никак не хотело доходить.

А вот и товарищ командир идёт. Все сразу же затихли. Новобранцы отложили все свои вещи и быстренько выстроились в шеренгу. Теперь они были, как на ладони. Катя прищурилась и посчитала бойцов. Их было ровно десять. Ни больше, ни меньше. Александр внимательно окинул взглядом прибывших:

– Это все? – спросил он у направляющего.

– Так точно! – ответил высоким голосом солдат. Он стоял столбом, как и все остальные, и, приподняв голову, смотрел перёд.

– Отлично, – убрал руки за спину Резанцев и представился. – Меня зовут Резанцев Александр Степанович. Я ваш командир…

Новобранцы слушали его, затаив дыхание и не смели даже шелохнуться. Катя наблюдала за ними с интересом. Она мало что могла различить в речи командира. Всё-таки сидели они не впритык к вновь прибывшим. Но приветствие поняла чётко. Точно также Александр выступал и на прошлое пополнение. Солдаты в батальоне по любому сейчас испытывали ностальгию. Все были на месте новобранцев и знакомились так с Резанцевым. Только вот у неё такого не было. Девочка стояла не в строю, а на мине, когда первый раз увидела командира.

– Боятся, – усмехнулся Разан.

– Они же не знают ещё его, – сказал Липтенко.

– Ну, у нас же не строгий командир, – повернулась к товарищам Катя.

Солдаты улыбнулись и переглянулись.

– С тобой нет, – кивнул влево Фёдор. – А вот с нами…

– «Летаев, в глаза мне смотреть!» – процитировал Резанцева Макаренко.

– Да-да, – кивнул Комаров, – было дело.

– Это просто вы, оболтусы, его вечно доводите, – сказал Фокин. – Вот он и орёт.

– А ты не отмахивайся, – резко толкнул друга Алексей, – ты там тоже был.

– Дядя Егор? – удивилась Катя. – Что вы такого сделали?

– Я вот, как раз ничего не делал, – нахмурившись, посмотрел на бойцов Фокин. – Моя ошибка была в том, что я находился рядом и просил их остановиться.

Лунатик стыдливо отвёл взгляд. Он догадался, что ребята говорили про тот случай, когда он упал прямиком в землянку к командиру. Ему до сих пор было за это неловко, несмотря на то, что Матвей не был виноват в этой ситуации. Катя пожала плечами и снова повернулась к Резанцеву. «И хорошо, что он строгий», – подумала с гордостью она. – «Командиры по-другому не могут».

Глава 2

«Один день из жизни новобранцев»

Порезвиться с любимой хозяйкой – самая настоящая отрада для верной собаки. А что же может быть лучше? Бегаешь за двуногим другом, а он смеётся, радуется. Поддразнивает, чтобы накалить азарт игры. Этот человек так смешно носится по сугробам, спотыкается. Ты помогаешь ему падать, прыгая на спину. А ему и в радость. Какое же это прекрасное время! Вот бы его продлить и насладиться чуть больше. Одежда Кати уже была вся в снегу. Щёки были красные, только не от холода, а от бега. Она, хрипя, старалась уйти от настойчивой собаки. Валенки были велики. Газеты теперь запихивалось внутрь куда больше. Но зато тепло. Белая коса уже растрепалась, волосы вылезли из шапки и липли к вспотевшему лицу. Но всё это заглушал азарт игры и радость:

– Пуля! – оборачивалась с улыбкой на животное девочка. – Пуля! Догоняй! Догони меня!

Собака издала звонкий лай, оббежала хозяйку и прыгнула ей на грудь. Катя свалилась спиной в сугроб. Холодный снег сразу же посыпался на лицо, стал залезать за шиворот. Девочка вытерла мокрой варежкой лицо и взглянула на серое небо. Такое мирное и тихое… Тут вид закрыла Пуля. Она залезла на живот девочке, провалив её в сугроб ещё больше и стала кусать за ватную куртку и облизывать лицо. Она победила! Смогла одолеть!

– Всё! – пыталась сказать Катя. – Всё! Перерыв! Перерыв! Пуля!

Собака вылезла из сугроба и стала ждать хозяйку, нетерпеливо виляя хвостом. Девочка сделала рывок вперёд, но сил не хватило, и она упала обратно. Снег посыпался на лицо с новой силой:

– Так, а это уже плохо, – сказала она и сделала ещё рывок.

Но никакие попытки не помогали. Катя только больше и больше проваливалась в сугроб. Всё, застряла. Доигралась. Тут на неё опять залезла Пуля. Она громко дышала, высунув розовый язык:

– Пуль, слезь с меня, – убрала от себя морду собаки девочка. – Слышишь? Пуль! Да мне нужно как-то отсюда вылезти! Уйди!

– Что? Не выбраться? – послышался вдруг знакомый голос Резанцева.

Катя замерла и перестала бороться с настойчивой собакой:

– Товарищ командир? – спросила неуверенно она.

– Товарищ командир, – подтвердил тот и подошёл ближе.

Теперь Катя смогла его увидеть. Александр посмотрел на ребёнка и тепло улыбнулся:

– И как у вас так получилось?

– Как-то, – виновато попыталась пожать плечами та, но на лицо свалилась очередная порция снега.

Резанцев вздохнул и наклонился:

– Так, Пуленция, – сдвинул собаку с ребёнка он, – шуруй отсюда.

Пуля не стала противиться. Даже она знала, кто такой был командир и как себя при нём вести. Услышав обращение «Пуленция», игривое животное становилось самой смирной собакой. Так её называл только Александр, и никто больше. Поэтому она послушно отошла в сторону, села прямо и стала покорно ждать спасения хозяйки. Хвост сразу же угомонился и опустился вниз, уши навострились. Теперь наступила очередь вытаскивать Катю:

– Ну-ка, – протянул руку Александр, – цепляйся.

Девочка взялась за неё и, через секунду командир резко вытащил маленького бойца из холодного плена. Катя и сама была похожа на один большой сугроб. Снег был везде, где только можно. Лучше игры до такого больше не доводить. А то присыплет сверху, и никто уже не заметит.

– Спасибо, – поблагодарила командира Катя и сняла шапку, чтобы отряхнуть её от снега. Волосы тоже были все мокрые.

– В сугробах больше не валяйся, – сказал Александр, помогая отряхнуться девочке, – Заболеешь, боец.

– Хорошо, – кивнула она в ответ. – Сейчас в землянку пойду.

– Иди, – произнёс с улыбкой Александр.

– Для меня работы нет? – надела ушанку Катя.

– Я тебя позову, если понадобишься.

С этими словами Резанцев направился по своим делам. Девочка шмыгнула носом и повернулась к Пуле:

– Пошли, будем отогреваться.

* * *

Неподалёку сидели трое новобранцев и наблюдали за этой сценой. Они не слышали разговора Кати и Резанцева, но примерно понимали, что происходит. Солдаты прибыли сюда только вчера, жизнь батальона была им в новинку. Они пока не знали здешних традиций, правил, товарищей. Но наличие ребёнка на фронте никак не могло остаться без внимания. Бойцы с интересом смотрели на девочку и на то, как к ней тепло относятся бойцы. Особенно наблюдали за командиром:

– Взять дочь с собой на фронт не самое лучшее решение, – отвернулся Косминов Игорь и поправил на коленях свой баян.

– Может, ему её девать было некуда? – предположил Зимин Владимир. – Вот и взял с собой.

– В таком случае, её нужно было направить в тыл или под опеку кому-нибудь, – продолжал Игорь. – Детям на войне места нет.

– С чего вы решили, что она вообще его дочь? – не понимал Мастреев Николай.

– Вот ты вчера хрен где пойми пропадал, а мы были в гуще событий, – сказал Владимир. Он сделал паузу, а потом кивнул на Резанцева. – У командира волосы светлые, почти белые. И у неё такие же. Они похожи. К тому же, он за ней присматривает.

– За ней все присматривают, – взглянул на других бойцов Николай. – А командир смотреть обязан за всеми нами. На то он и командир.

– Да я тебе отвечаю, дочь она ему! – доказывал Зимин.

– Я вообще не понимаю этого, – сменил тему Косминов. – Зачем оставлять детей на фронте? Они же тоже воюют. Не их это дело – оружие в руках держать.

– Ну а если немцы семью убили? Куда его? – предположил Мастреев.

– Тогда сначала нужно оставить, конечно, – согласился тот. – Но при первой же возможности, где-нибудь пристроить. В деревеньку какую-нибудь.

– Ей даже пистолет дали, – кивнул Игорь. – Зачем?

– Вот и я не понимаю, – вздохнул Владимир.

* * *

Норков Геннадий положил поудобнее перед собой большую сосновую ветку и прижал её ногой. Убедившись, что она не ёрзает, боец взял в руки топор и стал беспощадно отрубать ненужное. Щепки летели в разные стороны, кора трещала. Руки готовы уже были отвалиться от усталости. С каждой веткой топор становился всё тяжелее и тяжелее. Но ничего не поделаешь – надо работать. Нос щекотал приятный запах каши, доносившейся из полевой кухни. Это готовил Максим Рубцов. Скорее бы обед, так есть хотелось и передохнуть заодно. Всё-таки жизнь в батальоне немного по-другому представлялась. Думал, тут жёсткая дисциплина, солдаты маршируют, готовятся только к бою. А на самом деле всё не так. Маршировать бойцам некогда, помимо подготовки к бою, нужно ещё дрова рубить для обеда и печек – буржуек. Об этом он как-то не подумал. Тут же люди не только воюют, но и живут. Рядом работал топором Васазде Лукиан. С этим интересным парнем он познакомился совсем недавно. Знакомства – это хорошо. Нужно же как-то заводить себе боевых товарищей. А ещё что важно – могут ответить на все интересующие вопросы. А их накопилось очень много:

– С какого года служишь? – спрашивал Норков.

– С 41-ого, – отвечал грузин. – С самого начала. Мне тогда только восемнадцать исполнилось.

– Мне тогда шестнадцать было, – увёл взгляд в сторону тот.

– У нас Федя с семнадцати служит, – остановился Лукиан и, выдохнув, взглянул наверх.

– Я тоже хотел раньше уйти, – отложил топор Геннадий, – но меня нечаянно выдали. Проболтались, что нет восемнадцати.

– Понимаю, – сказал Васазде и улыбнулся. – Ситуации разные бывают. У нас – вон, Катюха с одиннадцати лет в батальоне. И никто ей ничего не говорит.

– Ты про ребёнка? – спросил Норков.

– А про кого ещё?

– И она прям воюет? В окопах лазает? – оживился боец.

Грузин нахмурил свои густые чёрные брови:

– На поле боя не ходит. Но на разведку её отправляли, – тут его взгляд стал мягче и добрее. – Девочка она у нас хорошая. Вы с ней все подружитесь.

– И как же вы её отпустили? – возмутился тот. – Маленькая ещё! Нужно куда-нибудь было в безопасное место пристроить! Я, конечно, понимаю, что она дочь командира и всё такое, но отправлять собственного ребёнка к фашистам – не самая лучшая идея!

Вдруг топор выскочил из рук Васазде и вонзился в лёд. Он медленно повернулся к Геннадию. Норков обернулся и увидел, что на него с недоумением смотрит не только грузин, но и все бойцы неподалёку. Всё-таки его возмущения были слишком громкими.

– Что ты сейчас сказал? – переспросил Рубцов, отложив нож в сторону. – Кем ты Катю назвал?

Геннадий сглотнул и быстро проговорил:

– Дочерью командира…

Лукиан и Максим переглянулись, а потом снова повернулись к новобранцу:

– Кто тебе такой бред сказал? – взял топор Васазде.

– Игорь, – тихо сказал Норков и вжал голову в плечи. – Косминов который. Говорит, что похожи они очень. Волосы особенно…

– Она седая! – нахмурившись, перебил его Максим и обернулся, чтобы убедиться, что Катя не ходит где-нибудь рядом. Поняв, что девочки нет, он повернулся к бойцу и продолжил. – Дурак твой Косминов! Волосы чёрные у неё были.

– Она сирота, – тихо добавил Лукиан. – Немцы убили всех в её деревне. Катя чудом уцелела, – с этими словами он покрепче взялся за ветку и замахнулся топором. Вдруг грузин остановился и снова повернулся к Рубцову. – А на задание мы её посылали потому, что другого выхода не было. Немцы ничего не заподозрили в ребёнке. А в тыл не отправляем потому, что она сама не хочет отсюда уходить. Это место стало для неё единственным домом. Ты просвети своих товарищей. А то ещё скажут где-нибудь, – солдат сделал паузу. – Хотя, в чём-то ты прав: она действительно стала нам как родная.

Васазде наконец отрубил маленькую ветку, и та отлетела на белый снег. Геннадий же сидел весь красный. Красный не от мороза, а от стыда. Да… ляпнул, конечно. И как они с бойцами могли такое подумать? Кто своего ребёнка с собой на фронт забирает? Как хорошо, что ещё сказал это при солдатах. А если бы сболтнул при самом командире? Даже страшно представить, что тогда было бы. Он взял покрепче топор и продолжил работу, только на этот раз быстрее, чем это было несколько минут назад. Норков хотел погрузиться в дело с головой, чтобы поскорее отвлечься от всего того, что сейчас произошло.

* * *

Уже темнело. В чём ещё один минус зимы, помимо холода и ненавистного, затаившегося, словно разведчик, льда под снегом, так это короткие дни. Солнце с прибытием этого замечательного времени года решило не только тепло не давать, но и вообще себе смену на небе сократить. Пусть Луна трудится, а Светило отдохнёт в свой заслуженный отпуск. Всё-таки нелегко с весны до осени каждый день освещать земной шар. А если говорить про лето, то тут нужно ещё и растрачивать своё тепло. Бойцы потихоньку стали расходиться по землянкам. В тёмное время суток становилось ещё холоднее. Новобранцы не были исключением. Получив ужин, они спустились к себе. Землянка у них была большая, помещалось все десять человек. С одной стороны, конечно, это хорошо. А с другой стороны – народу много. Бойцы расселись на застеленных нарах и с удовольствием уплетали горячую кашу. Косминов Игорь уже всё доел и тихонько наигрывал «Смуглянку» на баяне. Длинные пальцы быстро нажимали кнопки на корпусе, руки растягивали меха. Мелодия на баяне была самой настоящей отрадой для новобранцев. Песни согревали душу и укрепляли единство.

– Интересно, а тут мясо дают? – спрашивал Сороченко Евгений. – А то мы уже второй день всё кашу, да кашу.

– Возможно, перебои пока с доставкой, – пожал плечами Митя Ковольтюк. – Должно, наверное, быть.

– Это хорошо, – довольно улыбнулся Евгений.

Тут Игорь заиграл резвый припев «Смуглянки». Бойцы сразу же оставили разговор о еде и прислушались к мелодии.

– Кстати, ошибались вы насчёт девочки, – вдруг сказал Геннадий.

– И в чём же мы были не правы? – не отвлекаясь от игры, спросил Косминов.

– Сирота она, – ответил тот. – Мне так бойцы сказали. А волосы седые.

– Ну, значит, ошибся, – прислушивался к инструменту Игорь. – Я был уверен, что она ему дочь.

– Вот ты был уверен, а мне краснеть пришлось, – с обидой произнёс Геннадий. – Спасибо, что хоть при самом командире такое не ляпнули. Было бы нам весело.

– Да ладно, – махнул рукой Мастреев Николай. – Прям «весело». Не такой он уж и строгий.

– А мне кажется, что наоборот, – возразил Зимин. – Я видел, как он отчитывал одного из солдат. Тот что-то не сделал, или сделал, но не так.

– Думаю, просто нужно выполнять то, что скажут и по шапке тогда не надают, – отложил котелок Ковольтюк.

– Вот она – жизнь фронта, – убрал руки за голову Сороченко, лёг на нары и улыбнулся. – Интересно, какие у них медсёстры?

– Я их видел, кстати, – сказал Норков. – Красивые.

– Замужем? – повернулся к товарищу тот.

– Я боюсь, на таких малолеток, как ты, они даже не глянут, – прислонил ухо к корпусу баяна Игорь.

– Мне почти восемнадцать! – воскликнул Евгений. – Ты сам, к тому же, недалеко ушёл!

– А я в сторону медсестёр и не поглядываю.

– У него дома там Маринка – малинка, – потянулся Сергей Тимонов.

Бойцы засмеялись. Игорь собрал баян и строго посмотрел на товарищей. Тут его взгляд упал на Сидорова Василия. В отличие от остальных, боец не смеялся, а просто молча смотрел в потолок, лёжа на втором этаже нар. Он явно был чем-то сильно взволнован. В глазах застыло непонятное выражение. В последнее время, он вёл себя странно: почти ни с кем не разговаривал, по возможности не выходил из землянки. Сам на себя не был похож. Косминов насупил брови:

– Вась, что у тебя случилось? – спросил он. – Ты в последнее время какой-то странный.

– У меня друг умер, – тихо проговорил тот и добавил, – в конце осени ещё, как оказалось.

Все резко замолчали и с сочувствием посмотрели на товарища.

– Я всё думал, почему он мне на письма не отвечает, – задумчиво продолжал говорить Василий. – Решил написать его сестре. И она ответила.

– Это тот, про которого ты нам тогда рассказывал? – догадался Тимонов.

Сидоров кивнул и сказал:

– Поэтому, я не вижу причин радоваться, ребята. Особенно сейчас. Мы на фронт воевать приехали, но никак не развлекаться. Скоро мы поймём и прочувствуем, что такое настоящий бой.

Глава 3

«Недоброе утро»

В буржуйке тихонько плясали маленькие язычки пламени. Они жадно пытались прокормиться всем, что осталось от дров. Но дерево потихоньку заканчивалось, а вместе с ним и топливо для умирающего от голода огня. Но буржуйка пока грела, в землянке было относительно тепло. Рядом в деревянную стену были забиты гвозди, на которые намотали бельевую верёвку. На ней сушилась ватная куртка, штаны и гимнастёрка. Ох и досталось Кате вчера от Марии Фёдоровны за снежную игру с Пулей. Пришлось сидеть в землянке целый день не только потому, что нужно было отогреться, но и из-за мокрой одежды. Собака стояла возле печки и наблюдала за хозяйкой, навострив длинные уши. Было раннее утро, но медсестёр в землянке не было. Они ушли несколько минут назад. Кто в медпункт, а кто на поле боя… Наши солдаты опять бились с врагом. Катя металась по землянке, параллельно заплетая себе волосы в неровную косу. Нужно было идти помогать, а она даже ещё не собрана. Не ожидала, что так рано немцы нападут. Решили, видимо, отомстить за ночной сюрприз наших. В прошлый раз бойцы хорошо потрепали врага. Но те смогли выдержать. Девочка подошла к бельевой верёвке и сдёрнула не досохшую гимнастёрку. Она натянула на себя форму. Натянула – то натянула, теперь попробуй её подверни под свой размер. Несмотря на то, что одежду укоротили, как могли, она всё равно была велика. В этом плане девочка завидовала другим солдатам. Форма-то сшита для них, им ничего не нужно подворачивать, утягивать. Даже на медсестёр подходила мужская одежда. Правда, не так хорошо, но уж лучше, чем ребёнку. Но ничего не поделаешь. Портного у них нет, хотя в некоторых частях они были. Поэтому, одевали тогда Катю всем батальоном. Было время. Пуля пригнулась к полу и заскулила. Девочка взволнованно посмотрела на животное:

– Воюют? Да? – она затянула ремень и повернулась в сторону выхода. – Я просто ничего не слышу. Сейчас на улицу выйдем.

Всё, почти собралась. Осталось только надеть тёплую одежду и бегом помогать. Дел много. Нужно же кому-то и печку-буржуйку подтапливать, и воду вскипятить, раненым, в конце концов, помочь. Врачи одни не справятся. Катя подошла к куртке и потянулась, чтобы её снять. Вдруг она услышала приближающийся страшный свист. Через секунду потолок землянки с грохотом проломило что-то тяжёлое. Девочка отпрыгнула назад, чуть не опрокинув буржуйку. На пол посыпались замёрзшие клочки земли, создавая облако пыли. Вместе с землёй внутрь пробрался и белый луч света. Катя закашляла и стала развеивать пыль. Что это? Девочка прищурилась и остолбенела. По телу пробежала дрожь. Из пола торчал неразорвавшийся немецкий снаряд. Несмотря на то, что он остался целым, взрыв мог произойти в любую минуту, а может даже и секунду. Ни о чём больше не думая, Катя схватила на руки, ничего не понимающую Пулю и понеслась на выход. Собака задела задними лапами буржуйку и та, всё-таки опрокинулась. Язычки пламени окончательно присыпало пеплом. Но девочке было далеко не до этого. Она толкнула плечом дверь и оказалась на улице. Но уйти далеко не удалось. Катя не успела отбежать даже на два метра, как за спиной прогремел оглушительный взрыв. Землянка взлетела на воздух. Деревянные обломки взмыли к небу, разрываясь на куски вместе с вещами. Девочку вместе с собакой волной отбросило вперёд. Животное вылетело из рук хозяйки, а сама Катя упала и сильно ударилась лицом об лёд. Со лба на закрытые веки струёй побежала тёплая кровь, но девочка этого уже не чувствовала. Её оглушило ещё до падения. Мокрая от снега гимнастёрка была присыпана землёй, а ведь недавно она была чистой. Пуля лежала неподалёку. Она была в порядке, весь удар пришёлся на ребёнка. Собака открыла глаза и заскулила. Всё-таки не очень приятно так падать и ощущать звон в ушах от взрыва. Тут её взгляд остановился на девочке. Её любимая хозяйка лежала и не шевелилась. Её обожаемый и верный человек, который так много для неё сделал, который был всегда рядом. Это же вся её жизнь! Невозможно описать чувства настолько преданного и привязанного существа, как собаки. Пуля разом забыла про себя, вскочила на лапы и с лаем бросилась к хозяйке.

* * *

Некоторое время назад

Косминов Игорь бежал вместе с остальными бойцами к окопам. Вот он – первый бой. Первый и самый тяжёлый. Звуки выстрелов и взрывов становились всё ближе и ближе. А вместе с ними возрастал страх. В руках предательски тряслась винтовка, главное, от волнения не забыть, как стрелять и с какой стороны. Сердце сжалось, всё внутри неприятно трепетало. Но он обязан воевать! Не для того его обучали, чтобы он фрица боялся. Стрелять умеет, бороться тоже. Теперь пришло время применить это всё на деле. Но тут не немец страшен. Пугает сам бой, запах крови и смерти, крики раненых, взрывающаяся под ногами земля и осознание того, что в любой момент и ты можешь пасть трупом на белый снег и окрасить его своей тёплой кровью. Это страшно. Сама атмосфера. Игорь краем глаза посмотрел на других бойцов. Как солдаты так уверенно идут на побоище? Как руки не дрожат? Просто они уже, наверное, закалённые и приспособленные к бою. Именно так говорили в учебном лагере. «Когда же и я так закалюсь?» – задался вопросом Косминов перед тем, как упасть в окоп. Игорь не успел даже подняться, как один из бойцов быстро схватил его за рукав и притянул к стенке окопа. Этим солдатом оказался Тараненко Сергей: