Черт из табакерки

ГЛАВА 18

Дома в прихожей на полу валялись инструменты и стружки.

– Что у нас происходит?

Ленинид поднялся с колен и сообщил:

– Вот, видишь, тут был выступ.

Я ахнула. В нашей прихожей, чуть поодаль от двери, торчал и мешал, как больной зуб, странно выступающий кусок стены. Теперь его нет, и видно, как из потолка в пол уходит довольно толстая труба.

– Это для горячей воды, – пояснил папенька, похлопывая по железке. – Вишь, как глупо строители поступили, огромный короб сделали. Сейчас сюда дверцы прилажу и шкаф сгоношу для верхней одежды. Даже хорошо, что в нем труба будет, мокрое быстрей высохнет, зато в прихожей теперь есть где повернуться.

Коридорчик, ведущий от входной двери к комнате, и впрямь стал значительно шире. Я оглядела полированные дверцы, прислоненные к стене, и строго спросила:

– Где материал взял?

– Дык в магазине.

– Каком?

– «Бауклотец».

– Не ври, там такие цены, что зайти нельзя, не ужаснувшись. Да одна подобная дверка на две мои месячные зарплаты потянет, а у тебя тут и петли, и ручки…

– Не веришь, – обиделся папуля.

– Нет, и совершенно не хочу пользоваться крадеными вещами, мне это противно!!!

– Гоношистая ты, Виола, – вздохнул папенька, – только не крал я ничего!

– Ой, не надо рассказывать сказки, что купил.

– Вот и нет! Нашел!

Я уставилась на него во все глаза, потом расхохоталась.

– Нашел! Ну ты циркач! Идешь, значит, себе по дороге, а на тротуаре валяются страшно милые и необыкновенно нужные дверцы, по странной случайности, вместе с ручками.

– Фу-ты ну-ты, – крякнул папочка, – да если хочешь знать, за «Бауклотецом» этим помойка есть. Товар в магазине и впрямь дорогой. Владеют магазином немцы, люди дикие и непонятные. Если какая вещь им испорченной покажется, ну повредилась при перевозке, они ее выбрасывают в контейнер. Гляди, на дверках тут и тут фанеровка отлетела, а у ручек бомбошек нет.

Я всмотрелась повнимательней. И правда, видны проплешины.

– Да у этой помойки пол-Москвы толчется, – пояснил папуся, усиленно работая стамеской, – говорю же, дикие люди, дети гор! Ну подумаешь, ободралось маленько, зачем вышвыривать отличную вещь. Сейчас подделаем, лучше новых станут.

– И как ты это сделаешь?

– Просто, йодом замажу.

– Где научился столярничать?

Ленинид присел возле одной дверцы.

– Дык в колонии. Мебель мы делали на заказ – диваны, кресла, шкафы. Неси йод.

– У нас только зеленка.

– Она не подойдет. Сходи в аптеку, к утру шкафик получится.

Я покорно отправилась за бутылочкой антисептика. Дежурная аптека находится на проспекте. Я получила йод и собралась выходить на улицу. В этот момент у двери затормозила красивая темно-вишневая иномарка. Водитель, приятный мужчина лет сорока, может быть, излишне полный для такого возраста, вылез, распахнул заднюю дверь и помог выбраться своей спутнице, худенькой женщине в простом темно-коричневом костюме. Что-то в ее облике показалось мне знакомым, и через секунду я поняла, что вижу… Тамару.

Подруга о чем-то весело говорила с мужчиной. Я глядела во все глаза. Давно уже не видела Тамару такой оживленной. На ее всегда бледных щеках играл румянец, глаза блестели. В Москву давно пришел вечер, но иномарка стояла под фонарем, и в его свете были видны даже крохотные пятнышки грязи на темно-красных боках вызывающе дорогой машины. Наконец они начали прощаться. Мужчина поцеловал Тамаре руку, сел в иномарку и умчался, подруга побежала в сторону дома, мне показалось, что она подпрыгивает.

– Томочка, – не выдержала я, кидаясь за ней, – стой немедленно!

Томочка резко повернулась и забормотала:

– Ой, Виолка! Откуда? А я вот тут пошла пройтись…

– Только что видела, как он целовал тебе руку, – сообщила я.

Томуся стала похожа на перезрелую морковь.

– Ну…

– Немедленно рассказывай все!

– Давай дома!

– Нет, – отрезала я, – дома слишком много народа, нам не дадут побеседовать, к тому же папулька затеял делать шкаф, лучше в метро.

Мы вошли на станцию и уселись на скамейке.

– Давай, – велела я, – в подробностях!

– Ну… ты не поверишь!

– Давай, давай.

Томуся растерянно улыбнулась и начала каяться.

Примерно месяц тому назад с ней произошла невероятная история. У нас есть такая знакомая – Соня Плетнева. Сонька работает парикмахером. Со своих берет мало, и, ясное дело, мы бегаем к ней стричься. Одна беда, находится ее салон на другом конце Москвы, в Кузьминках, правда, у самого метро.

Томочка сделала прическу и страшно довольная собралась домой. По дороге она зашла в телефонную будку, хотела позвонить мне и сообщить, что выезжает. На полочке возле телефона лежал вульгарно дорогой бумажник из натуральной кожи. Тамара открыла портмоне и обнаружила там три тысячи долларов и визитную карточку некоего Попова Семена Андреевича, естественно, на глянцевом прямоугольнике значился и номер телефона.

Подруга немедленно набрала цифры и сообщила господину Попову о находке. Тот, безостановочно кашляя, сказал, что бумажник у него украли сегодня из машины, и спросил, не могла бы Тамара доставить деньги к нему домой. Любой другой человек моментально бы парировал:

– Ваши деньги, вы ко мне и приезжайте!

Любой, но не Томуся. Подруга записала адрес. Оказался неближний свет – Митино, потом позвонила мне, сказала, будто у Сони очередь, и она ждет в парикмахерской.

– Значит, обманула!

– Только для того, чтобы ты не волновалась, – умоляюще взяла меня за руку Тамара, – ну признайся: никогда бы не разрешила мне ехать в Митино?

– Нет, конечно, господин Попов мог и сам…

– Он так кашлял, просто разрывался, а деньги ему были срочно нужны…

Я вздохнула, глупо ожидать от Томуси другого поведения.

Словом, она пустилась в далекий путь, судорожно прижимая к груди сумочку с портмоне. Ехать оказалось страшно неудобно, дом она искала добрых полчаса, плутая между новостройками. Наконец добралась до места, поднялась на двенадцатый этаж, позвонила в квартиру. Дверь распахнулась тут же. На пороге стоял довольно полный мужчина в отличном костюме.

– Входите, входите, – радушно пригласил он Томусю.

Подруга вошла в абсолютно пустую прихожую и протянула хозяину портмоне.

– Пересчитайте, пожалуйста.

Попов открыл кошелек, отделил пять стодолларовых бумажек и сказал:

– Это вам за труды.

Томуся покраснела и резко сказала:

– Мне не нужны деньги.

– Ну возьмите, – настаивал Семен Андреевич.

– Простите, – категорично ответила подруга, – привыкла зарабатывать деньги, а не получать их просто так, поэтому давайте на этом расстанемся. – Она повернулась и пошла к выходу.

– Стойте! – неожиданно скомандовал Семен и крикнул: – Давайте, ребята.

Тут же распахнулась дверь, ведущая в комнату, выскочили люди с фотоаппаратами, замигали вспышки, заработали кинокамеры.

– Что это, что… – забормотала Томуся.

– А то, – улыбнулся Попов, обведя рукой помещение вокруг себя, – а то, что данная квартира теперь ваша!

Томуся чуть не упала.

– Да объясните, в чем дело!

Семен Андреевич и еще один мужчина, назвавшийся Романом, провели Тамару в комнату и усадили на диван. Потом Роман начал рассказывать невероятные вещи. Семен Андреевич является владельцем крупной и популярной газеты «Все для вас». Вернее, у него несколько изданий – журналы, еженедельники и даже радиопрограмма. Вот они с Романом и затеяли трюк для привлечения читателей. Суть проста. В телефонной будке оставили кошелек с крупной суммой денег и визитной карточкой. Тому, кто позвонит владельцу, а потом привезет портмоне да еще откажется от вознаграждения, подарят квартиру в Митино.

Правда, Роман говорил, что подобных ясных ангелов в Москве не водится, но Семен Андреевич велел ждать неделю.

Ровно пять дней события разворачивались по одной схеме. Люди входили в будку, брали кошелек и моментально выскакивали на улицу, пытаясь тут же поймать такси. К ним подходили сотрудники Романа, говорили, что они ведут съемку скрытой камерой, и забирали портмоне. На шестые сутки в будку зашла Тамара.

– Ага, – ликовал Семен Андреевич, – ага, а ты, Ромка, уверял, таких нет!

Замечательно, потрясающе, великолепно! Сейчас сделаем материал и завтра сразу в номер! Убойная штучка и крутой заголовок «Москвичка получает квартиру за честность». Ну, давайте знакомиться, как вас зовут, ясный ангел?

– Никак, – сказала Томуся и встала. – Меня зовут «никак», и квартира мне не нужна. Извините, но ваша затея выглядит гадко, и я не собираюсь в ней участвовать.

– Но, – начал Семен Андреевич, – как же, квартира!

– Спасибо, уже есть одна, – ответила Тамара и, отпихнув назойливых корреспондентов, бросилась к метро.

Домой она приехала, едва сдерживая слезы обиды.

Мне подруга ничего не рассказала, не хотела нервировать.

На следующий день, где-то около полудня, раздался звонок.

– Милая Тамара, не гневайтесь, будьте милостивы…

Это оказался Семен Андреевич, невесть откуда узнавший телефон, имя и адрес. Мужчина упросил Томусю выйти к нему на свидание, и вот с тех пор они встречаются, примерно два раза в неделю. Ходят в ресторан, в театр или в кино…

– Почему же мне ничего не сказала?

Томочка потупилась:

– Прости, пожалуйста.

– За что?

Подруга покраснела:

– Он мне очень нравится, очень. Знаешь, оказался весьма приятный человек… Вдовец. Родственников никаких, был женат… когда-то, но его семья погибла. Он о ней вскользь упомянул, сказал, что вспоминать до сих пор больно.

Я молча смотрела на нее, потом промямлила:

– Ты влюбилась?

Томочка кивнула.

– А он?

Томуся вновь кивнула и быстро сказала:

– Только не подумай чего плохого, замуж зовет.

– Это же прекрасно!

– Да, – оживилась Тамара, – но я поставила условие, так напрямую и заявила: имею сестру и с ней никогда не расстанусь!

– Ну, – тихо поинтересовалась я, – а он что?

– Очень хорошо, – ответил, – квартира большая, всем места хватит. Всегда хотел иметь много родственников… Как раз сегодня мы с ним и договорились.

– Надо было его к нам привести, – начала я и осеклась.

Представляю, как господин Попов задергается – Верочка, Кристина, Ленинид, мастерящий шкаф, Дюшка, Клеопатра с котенком и я. Нет, его нельзя даже на пушечный выстрел подпускать к нашей квартире: испугается и убежит.

– А он через десять дней приедет и сразу придет!

– Откуда приедет?

– Из Финляндии, у него там журналы печатаются. Какие-то проблемы на комбинате.

Я принялась закручивать пояс от своего платья.

– Вилочка, – прошептала Томуся, – ну извини, пожалуйста. Совсем не думала, что серьезно получится. Будем жить вместе, ничего не изменится.

– Нет, Томуся, ну подумай, у нас еще Верочка, Кристя, Дюшка и Клеопатра. Теперь и Ленинид…

– Семен обожает животных, – с жаром произнесла Тамара, – у него дома живет французский бульдог Мотя. А Кристина, Верочка и Ленинид не помешают.

– Знаешь, – усмехнулась я, – даже самый золотой мужчина вздрогнет от ужаса, когда узнает, что вместе с нареченной получит еще два десятка родственников в нагрузку. Нет, мы останемся дома.

– Никогда, – отрезала Томочка и бросилась мне на шею. – Или вместе, или никак!

Посидев еще минут десять, мы приняли соломоново решение. Через десять дней Семен Андреевич вернется из Хельсинки, и мы позовем его на ужин. Познакомимся, поболтаем, а там посмотрим.

– Может быть, к тому времени Верочкины родные найдутся, – вздохнула Тамара, – да и Юрка скоро из командировки прибудет, даст нам телефон этого Вадима Костылева, дяди Кристины… Все будет хорошо!

Я постаралась подавить вздох, глядя на ее абсолютно счастливое лицо. Тоже искренне надеюсь, что родственник Кристи обрадуется девочке и сумеет дать ей то, чего она так жестоко лишилась, – отцовскую любовь и материальное благополучие. Вот с Верочкой сложней, ее никак нельзя отдавать Соловьевым, по крайней мере, пока не выясню, что к чему.

Следующие два дня мы провели в печальных хлопотах. Милиция наконец-то отдала нам тело Зои. В смерти несчастной не оказалось ничего криминального: у нее случился обширный инфаркт. Мы похоронили бедняжку на Митинском кладбище и устроили скромные поминки.

* * *

Во вторник Вика встретила меня, загадочно улыбаясь.

– Смотри, – сказала она и показала дневник.

В графе «Немецкий» стояла жирная пятерка.

– Молодец, – обрадовалась я. – Это следует отметить.

– Мама тоже так считает, – пробормотала Вика. – Купила огромный торт, а Наташа сделала грибную кулебяку, пошли вниз.

За большим столом на этот раз оказались в сборе все члены семьи. Во главе сидел хозяин – худощавый темноволосый мужчина с апатичным и каким-то маловыразительным лицом. Больше всего его физиономия напоминала плохо пропеченную булку. Случается такой конфуз с поварихами – то ли тесто плохо подошло, то ли плита подвела… И голос у него оказался под стать внешности: тихий и бесцветный.

– Так это вы Виола? Вика от вас в восторге.

– Спасибо, – ответила я. – Она мне тоже нравится, хорошая девочка, добрая, умная, воспитанная!

Вика зарделась и положила себе на тарелку салат.

– Ты ведь не будешь кулебяку? – спросила Альбина.

– Нет, конечно, – ответила Вика, передергиваясь. – И зачем ее только сделали.

– Из-за меня. Чтобы сделать мне приятное, – ответил Никита. – Обожаю грибы.

Альбина посмотрела на супруга и пояснила:

– У Вики в детстве был случай. Мы отправились в лес – я, Антон и она. Набрали опят, пожарили, – пояснила Альбина, – поели и… через пятнадцать минут Викуся вся пошла пятнами, задыхаться начала… Мы ее еле-еле успели довезти до больницы. Потом выяснилось – у девочки сильнейшая аллергия на грибы. А муж, как назло, обожает данный продукт в любом виде, вот и приходится частенько подавать два ужина. Больше всего ему нравится есть то, что собрал своими руками. Правда, милый?

Никита молча кивнул. Впрочем, его любовь к грибам была очевидна и без слов. Мужчина положил себе на тарелку большую часть кулебяки и теперь с наслаждением поедал содержимое.

– Сегодня, впрочем, купили грибы на рынке, – продолжала беседу Альбина, – но завтра Никита пойдет в лес и тогда уж получит двойное удовольствие, сначала от сбора, а потом от пирогов. А вы, Виолочка, как относитесь к кулебяке с грибами?

Я улыбнулась:

– В данном вопросе полностью солидарна с Викой. Давным-давно, в детстве, мы с моей подружкой, оказавшись в деревне, насобирали поганок, пожарили и съели. Было нам после так плохо, что попали в больницу, с тех пор я даже шампиньоны на дух не переношу!

Внезапно Никита улыбнулся:

– Несмотря на все жуткие рассказы, все равно ел и буду есть грибы. Со мной ничего не делается, я не такой нежный, как вы. А завтра и впрямь пойду в лес, устал очень, день-деньской на работе, не то что некоторые. – И он бросил быстрый взгляд на молча жующего салат Антона. Я невольно тоже посмотрела на брата Альбины. Он скорей был похож на девушку, чем на взрослого мужчину. Хрупкий, тонкокостный, с прозрачной кожей и мелкими чертами лица. Руки с изящными запястьями ловко нарезали помидоры. Антон никак не отреагировал на выпад мужа сестры. Он просто пропустил упрек мимо ушей. То ли привык, то ли не обратил внимания. Зато Альбина покраснела. Над столом повисло тягостное молчание. Внезапно женщина со всего размаха шлепнула Вику по спине.

– Сядь прямо, сколько раз тебе твердить: не кривись! И так не красавица, к тому же еще и сутулой будешь!

Девочка вскочила на ноги и выбежала из столовой. Антон продолжал спокойно уничтожать овощи, Никита, по-видимому, был целиком поглощен любимой кулебякой. Он протянул руку и взял с блюда остатки пирога. Альбина нервно пила минеральную воду.

Мне стало не по себе, и я быстренько откланялась. Удивительное дело, похоже, Альбина терпеть не может Вику, хотя внешне ее поведение сильно смахивает на материнскую любовь. У девочки шкафы ломятся от вещей, а комната – от игрушек и всяческих дорогих приборов, типа компьютера, плеера, видика… Ей нанимают учителей и возят в школу на машине… Но, с другой стороны, невооруженным глазом видно, как девочка раздражает мать. Вообще говоря, Альбина пытается сдерживаться, но стоит ей чуть-чуть понервничать – и готово: она моментально срывает злость на дочери. Не слишком такое поведение вяжется, на мой взгляд, с материнской любовью.

ГЛАВА 19

Домой я заявилась около одиннадцати, вновь забыв купить помойное ведро. Дверь в квартиру приоткрылась сантиметров на пятнадцать, не больше. Я налегла на створку изо всех сил, но тщетно – дальше дверь не продвигалась.

– Сейчас, сейчас, – послышался голос, и папенька распахнул вход пошире.

Я втиснулась внутрь и обомлела. В нашей крохотной прихожей посередине стоит холодильник.

– Зачем вытащили «Минск»?

– Глянь, какой шкафик, – ответил папуля, гордо распахивая полированные дверцы. – Удобно-то как! И вешалка не нужна.

– Холодильник зачем вытащили?

– Дык, кухню в порядок привожу!

Я отпихнула папулю и заглянула в помещение, где еще утром царил порядок. Сейчас оно выглядело кошмарно. Повсюду доски, стружки, гвозди…

– Что ты делаешь?

– Стол тута ни к чему, – пустился в объяснения Ленинид, – только место занимает, ни повернуться, ни встать.

Это правда. Когда три человека сидят, четвертому тут делать уже нечего. Пока мы с Томусей жили вдвоем, теснота нас не удручала. Две маленькие, худенькие женщины могут разойтись и на пятиметровой кухне. Но сейчас количество жильцов резко увеличилось, и приходится есть сменами или выносить ужин в комнату.

– Стол надо продать, – объяснял папуля. – Гляди, чего придумал. Вот от подоконника сделаю большую откидную доску. Захотели кушать – раз! – подняли, закрепили, и готово. Поели – опустили.

Я с уважением поглядела на него. Действительно, удобно.

– Одобряешь? – обрадовался папенька. – Еще не то могу, говорил же, что пригожусь!

С удвоенным усердием он взялся за стамеску. Я вошла в большую комнату и рухнула в кресло. Ей-богу, скоро вообще не захочу являться домой, мне тут просто нет места. В гостиной у окна стоит мольберт. По стенам, тут и там, развешаны бесконечные пейзажи и натюрморты. Страшно довольная Верочка изо всех сил малюет новый экспонат для «картинной галереи». Незачем даже и интересоваться, вспомнила ли она что-нибудь о себе. Естественно, нет. Основные надежды, честно говоря, я возлагала на фотографии Стаса Рагозина. Но девушка повертела снимки, сделанные в фотоавтомате, и буркнула:

– На актера похож, вчера в сериале показывали.

Потерявшая память женщина совершенно освоилась у нас, и ей тут безумно нравится. Прижилась и Кристина. Бегает в школу, выводит гулять Дюшку… Сейчас девочка самозабвенно нянчила котенка Клеопатры, заворачивая его в полотенце. Странное дело, но кошка позволяет ей делать с детенышем все, что заблагорассудится, а меня не подпускает ближе чем на два метра. Причем сейчас Кристя валяется на моем диване, а на кровати мирно читает газеты Тамара. Наша квартира с каждым днем все больше напоминает терем-теремок, не хватает только медведя, чтобы пришел, сел сверху и раздавил…

В эту секунду кто-то бешено забарабанил в дверь. «А вот и Топтыгин явился, – подумала я, поглубже вжимаясь в кресло. – Интересно, кто приехал к нам навеки поселиться в этот раз?»

Но в комнату влетела Аня.

– Вилка, Томка, – заорала она, – все, умирает!

Мы, привычные к ее почти ежедневным истерикам, даже не вздрогнули.

– Зачем в дверь ногой бить? – недовольно сказала я. – Обивку порвешь, звонок есть.

– Нету, – всхлипывала Алька, – нету.

Недоумевая, куда он подевался, я выглянула на лестничную клетку и обнаружила, что кнопки, приделанной у входа, действительно нет.

– Что на этот раз? – поинтересовалась Тамара, выходя из спальни. – Извини, чаю не дадим, ремонт у нас на кухне.

– Какой чай! – взвыла Аня. – У меня ребенок умирает!

– Он у тебя каждый день по три раза умирает, – возразила я. – Хоть бы из суеверия побоялась скандалы устраивать, вдруг, и впрямь чего случится…

– У вас каменные сердца, поросшие шерстью, – взвизгнула Аня. – Зачем только я сочувствия здесь ищу!

Она с обиженным видом застыла посередине комнаты. Я возликовала в душе. Слава богу, сейчас соседка оскорбится и уйдет, а мы преспокойненько уляжемся спать. Но Анна плюхнулась на диван и противно зарыдала.

– Знаешь, Нюша, – предприняла я еще одну попытку привести бабу в разум, – ты не права.

– В чем? – всхлипнула Аня.

– На булыжниках не растет ничего живого. Так что наши сердца либо сделаны из гранита, либо покрыты шерстью. Но скажи, где ты видела камни в шубах?

– Что случилось? – устало спросила Тамара. – Объясни нормально: сыпь, температура, понос…

– Машка съела стакан!

– Какой? – глупо спросила я.

– Стеклянный, откусила кусок!

Не говоря ни слова, мы с Томусей понеслись в Анькину квартиру. Какой ужас, ребенок проглотил стекло, а мы столько времени потеряли зря на дурацкие разговоры.

У Ани в комнате и на кухне царит идеальный порядок, не то что у нас. Честно говоря, я удивляюсь, когда она успевает, имея на руках невероятно шкодливую и активную Машку, мыть квартиру до блеска, печь бесконечные пирожки и наглаживать детские костюмчики. При этом учтите, что Анин муж работает сменами и его никогда не бывает дома, а добрых бабушек или тетушек у соседки нет.

Мы влетели в безукоризненно чистое помещение и уставились на сидящую в высоком стульчике Машку.

– Вика, – сказал та, тыча в меня пальцем, – Вика кака.

Не обращая внимания на Машкино хамство, я выкрикнула:

– Где стакан?

Сзади напряженно дышали Тамара, Кристя, Верочка и папенька, сжимавший в руке стамеску.

– Вот, – всхлипнула Аня, тыча пальцем в мойку.

Я поглядела в раковину. Да, дело плохо. На красной пластмассовой сеточке стоял стакан, самый простой, тонкий, с полосочками сверху. Один край отсутствовал. Я залезла к Машке в рот, но не обнаружила ничего, кроме языка, похожего на кусочек качественной «Докторской» колбасы.

– Надо вызывать врача.

Аня вновь зашлась в рыданиях, и Томуся открыла холодильник, чтобы накапать ей валокордин.

«Скорая» прибыла мгновенно, словно машина стояла во дворе и ждала именно нашего звонка. Довольно пожилая грузная женщина втащила железный ящик и профессионально вежливо, но отстраненно поинтересовалась:

– На что жалуемся?

Ей были продемонстрированы стакан и страшно веселая Машка.

– Умрет, ой, умрет! – взвизгнула Аня.

– Прекратите немедленно, – вышла из себя врачиха, поставила ящик на стол, сделала шаг назад и дико заорала.

Дело в том, что к Ане вместе с нами прибежали и животные. Дюшка просто улеглась под табуреткой, а Клеопатра, таскающая с собой повсюду в зубах сыночка, устроилась у стены. Докторица не заметила киску и случайно наступила на тоненький, как ниточка, хвост котенка. Звереныш слабо мяукнул. Клепа, в принципе миролюбивая и спокойная, разом превратилась в фурию. В ее дурной кошачьей голове возникла только одна мысль: драгоценного котенка обидели. Вмиг она ощетинилась, вздыбила шерсть на спине, зашипела, словно брошенная на раскаленную сковородку картошка, и вцепилась когтями в ногу ничего не подозревающей врачихи.

Тот, кто хоть раз имел дело с кошками, знает: в мягких лапках приятно мурлыкающих животных спрятано страшное оружие, вмиг вспарывающее кожу лучше бритвы. Кровь брызнула фонтаном, очевидно, Клеопатра попала в вену или артерию, или не знаю в какое место…

Врач посмотрела на нас мутным взглядом, судорожно взвизгнула еще раз и упала между стеной и столом. Мы забегали вокруг нее, бессмысленно хватаясь за ненужные предметы. Перепуганная насмерть Клеопатра, очевидно, не ожидавшая, что столь большой и грузный враг сдастся без боя, моментально забилась в угол. Дюшка принялась выть. Томочка пыталась остановить при помощи перекиси водорода и кухонного полотенца быстро бегущую реку крови, Аня заходилась в истерическом вопле.

– Умрет, сейчас умрет, обязательно умрет.

Кристина с круглыми от страха глазами капала в рюмку валокордин, Верочка подсовывала под голову несчастной докторицы подушку… В довершение картины Машка разинула рот и принялась орать с такой силой, что разом перекричала всех. Первым опомнился папенька.

– Слышь, девка, – велел он мне, – вызывай «Скорую».

– Так уже приехала одна, – невпопад возразила я.

– Этой «Скорой» самой помощь нужна.

Я схватилась за телефон. Минут через пятнадцать два молодых мужика в голубых халатах остановили кровотечение и привели педиатра в чувство. Захлопнув железные чемоданы, медики дружной группой двинулись к двери.

– Эй, эй, погодите, – ожила Аня, – а моя дочь, она умирает, стекло съела, огромный кусок.

Один из врачей, высокий и темноволосый, спросил:

– Съела-то давно?

– Часа полтора прошло.

Мужик быстрым шагом подошел к Машке, сделал той «козу» и моментальным движением вытащил из пластмассового нагрудника, болтавшегося у Машки на шее, кусок стекла. Мы уставились во все глаза на находку. Машкин слюнявчик, призванный защитить детскую одежду от пятен, внизу заканчивался корытцем. Тот, кто придумал эту удобную вещичку, хотел, чтобы чистыми остались и брючки, и пол под стулом…

– Где стакан? – грозно поинтересовался медик.

– Там, – хором ответили все, указывая на раковину.

Врач вытащил пострадавшую емкость, ловко приложил недостающую часть и сообщил:

– Ровно как кусанула, никаких осколков, глядите.

Мы уставились на казавшийся совершенно целым стакан.

– И чего теперь делать? – поинтересовалась Аня.

– Купить ребенку эмалированную или пластмассовую посуду, кормить вязкой, обволакивающей пищей – кашами, киселями, – посоветовал мужик, – а перед тем как вызывать «Скорую», сначала внимательно осмотрите стул, слюнявчик, пол… А то приезжаем, вся семья, как у вас, в припадке, орут: «Гвоздь съел». Глядим, а шурупчик-то под столом…

Он засмеялся и спросил:

– Все вместе живете? Многовато вас…

Я поглядела на Тамару с окровавленным полотенцем в руках, на Кристю с пузырьком валокордина, на Верочку, теребившую подушку… Потом мой взгляд перебрался на Аню с красными от слез глазами и весело смеющуюся Машку… Довершали картину встрепанный Ленинид со стамеской, поскуливающая Дюшка и лихорадочно блестевшая глазами Клеопатра, всем телом закрывающая котенка.

– Большая у вас семья, – вздохнул врач и исчез на лестничной клетке.

Я молча еще раз оглядела своих. Хорошо, милый доктор, что ты не был у нас в квартире, а то точно бы подумал, что попал в психиатрическую клинику. У Аньки хоть чисто, а у нас повсюду стружки, инструменты, краски, кисти и холодильник в прихожей стоит.

Кое-как придя в себя и съев у Ани изумительно вкусные домашние эклеры, мы побрели домой. Дверь в квартиру, естественно, забыли запереть, и она стояла открытой. Я первой протиснулась в прихожую и увидела возле холодильника небольшой потрепанный чемодан. О нет, только не это! Господи, сделай так, чтобы…

– Нет, какое безобразие, – гневно сказал, выходя из большой комнаты Юрасик, – что тут у вас происходит? Пришел – квартира открыта, в прихожей «Минск», повсюду грязь? В чем дело?

– Ты откуда? – вяло поинтересовалась я, заранее зная ответ.

– Как откуда? – изумился Юра. – Из командировки вернулся, а Лелька просто с ума сошла, разоралась, развопилась: к бабе ездил! Ну да ты ее знаешь. Вот и пришел, как всегда, переночевать. Привет, Томочка, здравствуй, Кристя. О, Верочка, сколько ты картин написала, пока меня не было!

Тут он заметил Ленинида и улыбнулся.

– У вас еще гости? Познакомьте.

– Это мой отец, – сказала я, – не помнишь его?

Юрка сначала вытаращил глаза, но быстро взял себя в руки и забормотал:

– Как же, как же, страшно приятно!

– Ну, – бодро заявила Тамара, – пора укладываться. Значит, так: Кристя и Верочка в креслах, Ленинид на раскладушке, Юра на диване. Так здорово, просто замечательно!

Я поглядела на ее оживленное лицо и вздохнула: ну очень хорошо. Надо повесить на туалет расписание и ввести дневные дежурства по уборке территории. Утром Кристя улетела в школу, Тамара отправилась вместе с ней – директриса попросила ее подменить заболевшую учительницу труда. Ленинид, отчаянно чертыхаясь, поехал на свою любимую помойку в «Бауклотец». Для полного счастья папеньке не хватало каких-то пружин, и он надеялся обнаружить их в бачках. Верочка, самозабвенно распевая, мылась в ванной, а я кормила Юрку завтраком. В связи со все увеличивающимся количеством жильцов Томуся упростила меню. Утром у нас каша, днем суп, а вечером, что бог пошлет. Вчера, например, ели сосиски.

Юрка быстро орудовал ложкой в тарелке, он не капризный, геркулес так геркулес.

– И куда ты ездил? – спросила я.

– Тайна следствия не подлежит разглашению, – пробормотал Юрасик с набитым ртом.

Я не стала настаивать.

– Слышь, Юрка, ты помнишь про наши проблемы?

– Какие?

– Метрика для Кристины и телефон ее дяди, Вадима Костылева.

– Без проблем, – ответил Юрка, – вечером все получишь.

– Смотри, не забудь.

– Ни за что, – пообещал приятель и пошел в прихожую.

Я смотрела, как он завязывает ботинки и чертыхается.

– Вот ерунда, – бормотал Юрасик, – ну скажи, пожалуйста, отчего мне утром туфли велики, а вечером малы, что за загадка такая?

– Наверное, ноги опухают, – предположила я, – от усталости.

И тут вдруг в голову пришла мысль: ноги!

– Юрка, узнай мне, пожалуйста, еще кое-что.

– Ну? – напрягся приятель. – Что еще?

– Несколько дней тому назад, на шоссе, недалеко от санатория «Барвинково», у Кожухова погибла в машине девушка, Вера Соловьева, можешь познакомить меня с тем, кто вел это дело?

– Зачем?

– Надо.

– Знаешь, Виолка, – со стоном произнес приятель, – ты мне надоела!

– А ты нам еще больше!

– Тебе слишком много всего надо, – сопротивлялся Юрасик.

Я хитро прищурилась:

– Хочешь, сделаю так, что Лелька не только перестанет тебя ревновать, но и начнет о тебе заботиться со страшной силой?

– Интересно, как тебе это удастся, – хмыкнул Юрка.

– Давай так, – предложила я. – В полдень позвонишь домой и, если Лелька начнет вести себя как медовый пряник, ты выполнишь все мои просьбы.

– Ладно, – рассмеялся Юрасик и убежал.

Я быстренько натянула брюки, майку и пошла к Лельке.

– Чего надо? – весьма злобно поинтересовалась Юркина жена.

– Слышь, Лелька, – бодро сказала я, – пришла тебя предупредить.

– О чем, интересно? – уперла руки в бока женщина.

– Юра решил с тобой разводиться.

Леля хмыкнула:

– Врешь.

– Нет, – покачала я головой, – доигралась ты, голубушка, все выгоняла мужика из дома да скандалы закатывала, и вот вам результат – десять негритят! Решил Юрасик к другой уходить.

– Да кому он нужен, счастье такое? – дрогнувшим голосом поинтересовалась скандалистка.

– Выяснилось, что очень даже нужен, – вдохновенно врала я. – Он тебе сказал, будто сегодня у нас ночевал?

– Да.

– Не верь, не было его, отправился к будущей жене.

– А ну, входи, – велела Леля и втащила меня в прихожую.

Несмотря на то, что Лелька работает медсестрой, дома у них всегда жуткий бардак. И одна из претензий, которые Леля постоянно предъявляет к мужу, звучит так: у других супруги по воскресеньям пылесосят ковры, а тебя вечно нет дома.