Loe raamatut: «Дантисты тоже плачут»
Глава 1
Нет ничего тайного,
Что не сделалось бы явным…
Библейская мудрость
Я наступила на руку трупа. Бледная, безжизненная конечность противно хрустнула, и что-то похожее на крошки закопошилось под сапогом. Грязно-серая рука принадлежала длинному худому телу, шею венчала голова с растрепанными иссиня-черными волосами.
Я посмотрела на лежавшую у моих ног молодую женщину и дико закричала. Возившийся рядом в куче тряпья испитой бомж сердито проворчал:
– Ну чего верещишь, кошка драная? Манекен, что ли, никогда не видала?
Пришлось перестать орать и приглядеться повнимательней. В самом деле, среди пустых банок, бутылок и остатков пищи лежал манекен, один из тех, что пугает своей невероятной схожестью с живым человеком. Сердце перестало колотиться, и я окинула взглядом крупнейшую московскую свалку. Господи, чего здесь только нет, и как тут найти потерянное?
Вот уже несколько лет, как моя жизнь резко переменилась. Моя ближайшая подруга Наташка вышла замуж за богатого француза – Жана Макмайера. Когда-то мы вместе с Наташкой работали в заштатном институте. Я вбивала в головы тупых студентов-технарей начатки французской грамматики, а Наталья тосковала на лаборантской ставке. Ее замужество волшебным образом изменило несколько судеб.
Сначала мы с детьми просто приехали к ней в гости и… оказались в центре детективной истории. Жана Макмайера убили на следующий день после нашего приезда. Никаких родственников, кроме жены, у несчастного не было. В Наташкины руки упало солидное состояние, хорошо налаженный бизнес, коллекция картин и чудесный дом в предместье Парижа.
В трехэтажном особняке места хватало всем, и подруга велела мне с детьми оставаться в Париже. После недолгих колебаний я согласилась. Но покинуть родину навсегда у нас не получилось. И теперь мы живем полгода в Париже, полгода в Москве. Купили двухэтажный дом рядом с Кольцевой дорогой и поселились все вместе, неожиданно превратившись в «новых русских». Дочь Маша ходит в лицей, сын Аркадий заканчивает обучение на юридическом факультете, его жена Оля должна вот-вот родить близнецов.
Как раз из-за беременной Ольги я и оказалась холодным, промозглым и дождливым декабрьским днем на свалке. Вчера вечером невестка сняла с пальца брильянтовое кольцо – подарок мужа на день рождения, положила его в замшевый мешочек и… выбросила этот ярко-красный кисет в помойное ведро. Зачем она это сделала – непонятно. Зайка, такую кличку дали мы невестке, утром заливалась слезами в столовой.
– Ну, не понимаю, как это получилось. В мозгах – компот. Ела на ужин яблоко, так огрызок принесла в спальню и положила в секретер. А кольцо выбросила. Перепутала огрызок с кольцом!
И зарыдала еще громче. Наташка пошла на кухню, но наша сверхаккуратная домработница Ирка, конечно же, еще вчера вечером вынесла мусор.
Я побежала к бачкам на улице, но и они стояли пустыми – мусорщики приезжают где-то в шесть утра.
– Перестань рыдать, – попытался утешить жену Аркадий, – ну, подумаешь, ерунда, здоровье дороже.
От этих слов Ольга заплакала только пуще. Беременность протекала тяжело, бедную девочку постоянно тошнило, ей даже пришлось отлежать целый месяц в больнице. Нервы совершенно расшатались, и ее несчастный вид мог растрогать кого угодно.
И вот после завтрака мне пришла в голову необыкновенная мысль. А куда девают мусор? Логично предположить, что свозят на свалку. Я схватила справочник, позвонила в муниципалитет и узнала, на какую свалку отправляют отходы из нашего района. Съезжу туда и пороюсь в отбросах, вдруг да найду пропажу.
Свалка, вернее завод по утилизации мусора, находилась далеко за городом. В воротах тосковал охранник. Он оценивающим взглядом окинул «Пежо» и мою одежду и решил, что следует проявить любезность.
– Что привело в наш Клондайк?
Я достала из бумажника приятно новую купюру и постаралась внятно изложить цель визита. То ли сумма показалась стражнику достаточной, то ли его тронул рассказ о бедной беременной, но уже через несколько минут я получила исчерпывающие сведения.
Свалка четко разделена на секторы. Каждая улица имеет свой отсек. И, к примеру, мусор Шебашевского проезда никогда не перемешивается с отходами Планетной улицы. Водители машин точно знают, куда везти отбросы, и никогда не путаются. К тому же лентяя, который опустошит грузовик абы где, ждет большой штраф.
После этого, получив еще одну хрустящую бумажку, страж отвел меня в нужное место. Барахла там громоздились горы. По счастью, вчерашний мусор лежал отдельной кучей. Я нацепила резиновые перчатки и принялась потрошить вонючие пластиковые мешки.
Некоторые москвичи, вот ведь аккуратисты, упаковывают отходы, тщательно завязывая горлышко. Уже через десять минут пальцы от развязывания узлов почти перестали гнуться. Хорошо еще, что, распаковав мешок, я сразу понимала, что это не наши объедки. Дело в том, что в нашем мусоре безумное количество банок из-под собачьих и кошачьих консервов, что неудивительно – в доме живут питбуль, ротвейлер, мопс и две кошки.
Шел уже второй час неудачных поисков, когда под ногу попался проклятый манекен. Я стянула перчатки, присела на какой-то грязный сверток и со вкусом закурила «Голуаз». Передохну немного и опять пороюсь в грязи, авось повезет.
Привлеченный дымом, подошел бомж, искавший что-то в огромной груде тряпок.
– Дай сигаретку.
Я протянула ему пачку и зажигалку. Пару минут парень судорожно затягивался, потом спросил:
– А выпить нечего?
– Нет, если хочешь, оставь себе сигареты.
Побирушка просиял, потом, очевидно желая отблагодарить, сказал:
– Чего ищешь?
– Да так, семейную реликвию, почти все перерыла, а толку чуть.
– Погляди вон там.
Бомж показал на проржавевший остов, бывший когда-то электроплитой.
Я послушно подошла к плите. Прямо за ней валялось несколько светлых мешков и один темный. Насколько я помню, Ирка покупает белые упаковки. Я принялась за поиски, но тщетно. Еще дальше валялись уже разодранные пакеты, и там среди неаппетитных остатков лежало довольно много консервных банок.
Ноги понесли на этот Монблан, сердце радостно забилось, вот оно: «Кролик с овощами» – любимое лакомство питбуля Банди, «Говядина с рисом» – предпочтение ротвейлера Снапа. Несколько банок из-под тунца, куча объеденных артишоков. Насколько помню, вчера к обеду кухарка подавала артишоки. Точно, это наш мусор – вот пустая баночка из-под слабительных капель, которую выбросила вчера Наташка.
Полная энтузиазма, сыщица рылась дальше. В куче лежали только разодранные мешки, и я разбрасывала отбросы, как гиена – хищно улыбаясь. Вот он! Не может быть! Грязный алый замшевый мешочек показался среди конфетных фантиков.
Я потащила его к себе, но не тут-то было – кисет зацепился за что-то шнурком. Пришлось порыть поглубже. Показались бледные тонкие пальцы, я рыла дальше, обнаружилась женская рука с часиками на запястье. Именно за эти часики, вернее за звенья браслета, и зацепился шнурок.
Ну надо же, еще один манекен. Присев на корточки и сопя от напряжения, я стала отцеплять шелковые нити, но они держались прочно. Вот ведь ерунда какая, и разорвать прочную витую веревочку нет сил.
Пришлось кликнуть бомжа.
– Помоги, пожалуйста.
Нищий подошел.
– Чего тебе?
– Да вот, нашла потерю. Нет ли ножичка, веревку разрезать?
Но бомж как укушенный отскочил в сторону.
– Нет, я в эти игры не играю.
– Не пугайся, сам же говорил, что манекен.
– Там был манекен, а здесь нет, мне с милицией связываться неохота.
И он исчез со скоростью звука.
Я присмотрелась повнимательней. Синеватую, похожую на ливерную колбасу руку покрывали царапины, возле ногтей виднелись заусенцы. Боже мой, а я держу это в своей ладони. К горлу подступил комок, желудок противно сжался, на уши наделась плотная шапка, в глазах зарябило, и храбрая Даша бесславно хлопнулась в обморок.
Глава 2
Сначала возник запах мужского лосьона, потом появился звук.
– Даша, очнись.
Я медленно разлепила веки и увидела приветливое лицо полковника. Господи, ну почему судьба вечно подбрасывает мне такие гадости?
Толстенький, лысоватый Александр Михайлович – верный старый друг. Все домашние трогательно любят его. Кухарка готовит по субботам грибное суфле в надежде, что Александр Михайлович заглянет на уик-энд и полакомится любимым блюдом. Наташке нравится вязать ему довольно уродливые жилетки, Аркашка обсуждает с полковником всяческие юридические казусы, а Маня и Оля надеются, что когда-нибудь Александр Михайлович предложит мне руку и сердце, а я отвечу «да».
Полковник – старый и верный друг. Познакомились мы много лет назад, когда я была нищей преподавательницей французского языка и ради дополнительного заработка взялась вести группу в Академии МВД. На первом же занятии меня поразил бравый капитан, абсолютно неспособный к восприятию иностранного языка. Он дрался с глаголами аки лев, но, увы, безрезультатно. Раз восемь приходил ко мне, пытаясь сдать зачет по теме «Москва – столица СССР». Наконец мне все надоело, я поставила пригорюнившемуся мужику незаслуженную оценку. Тот просиял и на следующий день явился с огромным букетом роз и приглашением сходить в ресторан. С тех пор мы нежно дружим.
Оказавшись в Париже, мы наплевали на должностные инструкции и познакомили его с французским коллегой – комиссаром Перье. Первая встреча прошла на уровне, и мы тихонько посмеивались, глядя, как профессионалы пытаются объясниться без посторонней помощи. Жорж знает примерно с десяток русских фраз, произносит их, невероятно коверкая произношение. Такие же познания французского отягощают и нашего полковника. К тому же оба мужчины похожи внешне: толстенькие, лысоватые любители поесть.
Перед самым отъездом Александра Михайловича в Москву Жорж вздохнул и сказал:
– Уезжаешь, и девочки все тоже на зиму в Москву собираются. Знаешь что, на память подарю тебе своего английского мопса Хуча. Забирай его в Москву, смотри на собачку и вспоминай меня.
Мы захихикали, и вот таким образом Хуч вместе с нашими собаками и кошками прибыл в Россию… Маша долгое время уверяла, что Хуч – внебрачный сын Александра Михайловича. Они и вправду чрезвычайно похожи, даже похрапывают одинаково в кресле после вкусного субботнего обеда. Александр Михайлович – убежденный холостяк, никогда не имел ни жены, ни детей, и Хуч заменил ему семью. Но примерно через год после переезда в Москву мопс благополучно оказался у нас.
Хуч – имя, звучащее для русского уха ужасно, поэтому Оля переименовала песика в Федора Ивановича. Он согласно откликается на обе клички. Ротвейлер и пит-буль, проживающие в доме, тоже любят мопсика. Правда, Аркашка уверяет, что Снап и Банди принимают его за особо крупную и тучную мышь. Может, это и так, потому что ротвейлер, как правило, таскает Федора Ивановича по всему дому, как щенка, ухватив за загривок. Ленивый мопсик воспринимает подобный способ передвижения с явным удовольствием.
В идиллических отношениях с Александром Михайловичем есть довольно большая ложка дегтя – его работа. Александр Михайлович – милиционер, более того, полковник. Несколько раз нам приходилось беседовать, так сказать, на официальном языке, с оформлением протокола. После одного дела полковник строго предупредил:
– Дай честное слово, что больше никогда не станешь мешаться под ногами.
С легким сердцем я поклялась никогда, никогда, никогда… Но кто же виноват, что на свалке обнаружился труп?
Александр Михайлович продолжал улыбаться.
– Ну, дорогая моя, расскажи, что привело тебя в такое странное для приличной дамы место? Только не говори, что собираешь бутылки и тряпки.
– Искала кольцо, которое выбросила Олька.
– Ну и нашла?
– Нашла. Только взять не смогла.
– Что же помешало, моя радость? – продолжал издеваться полковник.
– Послушай, перестань так разговаривать. Я что, виновата? Просто нашла труп. Колечко лежит в мешочке, мешочек зацепился за часы, а часы на руке этой несчастной.
Александр Михайлович крякнул:
– Ну, теперь мешочек получишь только после официального опознания.
– Не вредничай, отдай сразу.
Дверь конторы открылась, и на пороге возник медицинский эксперт Женя. Увидев меня, он расплылся в улыбке:
– Даша, и ты здесь?
– Здесь, здесь, – вздохнул Александр Михайлович, – и опять нашла мертвеца. Просто хобби какое-то влипать в истории. Ну, что у тебя?
Женя задумчиво почесал намечающуюся лысинку.
– Пока ничего определенного. На вид шестнадцать-восемнадцать лет, скорее всего убита ударом тупого предмета по голове. Одета в дешевую одежду не первой молодости, туфли отсутствуют. Похоже, что при жизни была хороша собой. Подробности после вскрытия.
Я сглотнула слюну и шумно вздохнула.
– Только не вздумай опять грохнуться в обморок, – сердито проговорил Александр Михайлович, – дай чаевые служащему, который приволок твою тушку в контору. И собирайся домой.
Мы вышли из здания на улицу. Возле ворот стоял фургон, куда крепкие санитары загружали носилки с большим пластиковым мешком.
«Бедная девушка, – подумала я, – такая молодая. Кому могла помешать? Любовнику? А может, стала свидетельницей какого-то преступления или была проституткой? Все равно, жаль несчастного ребенка, она чуть старше Маши».
С тяжелыми мыслями села за руль и поехала домой. За ужином рассказала своим о происшествии.
– Страх какой, – передернула плечами впечатлительная Оля, – спасибо, конечно, за поиски, но, боюсь, не смогу больше надеть кольцо.
Дверь столовой тихонько скрипнула, и в образовавшуюся щель влез мокрый Банди. Он отряхнулся, разбрасывая вокруг комочки грязи.
– Фу, – закричал Аркашка, – фу, пришел с улицы и прямо сюда. Там что, снег идет?
Мы поглядели в окно. Действительно, падал мокрый, противный снег с дождем. Зима в этом году неприятная: вместо привычного мороза кругом слякоть.
– Значит, близнецы родятся уже в следующем году, – пошутила Зайка, – завтра 31 декабря.
Но она оказалась не совсем права. В девять часов вечера последнего дня года мы сели за праздничный стол. Под елкой лежали подарки. Сначала выпили за старый год, потом принялись разглядывать презенты. Ольга потянулась за пакетом, охнула и ухватилась за живот – начались схватки.
Пока трясущийся от волнения Аркашка выгонял машину из гаража, Наташка и Маруся закутывали Ольгу в шубу. Я бестолково пыталась помочь.
Сев в машину, мы вовремя вспомнили, что забыли документы, я побежала в кабинет и по дороге позвонила доктору. Не скажу, чтобы он очень обрадовался перспективе провести праздничный вечер на работе.
Наконец двинулись в путь. Дорога была ужасающей. Мокрый асфальт покрывала ледяная каша, на ветровое стекло все время летела грязная жижа, и «дворники» еле-еле справлялись с работой. Аркашка гнал на большой скорости. При каждом очередном Ольгином стоне он закусывал губу и нажимал посильней на педаль газа.
– Кешка, осторожней, как бы в аварию не попасть, – проговорила боязливая Наташка.
Не успела она захлопнуть рот, как прямо перед нами возник багажник чужой машины.
– Тормози! – завопила Маня.
Раздался визг, стук, звон разбитого стекла. Автомобиль резко остановился. Аркашка выскочил на улицу и кинулся к капоту, я за ним. Из другой, тоже разбитой машины вышел обозленный водитель.
– Каким надо быть идиотом, чтобы ездить на большой скорости в такую погоду, – начал возмущаться он.
Аркашка беспомощно махнул рукой:
– Все, дальше не поедем, пробит радиатор. Надо срочно ловить такси.
– Где же найти такси 31 декабря в 10.30 вечера? – спросила подошедшая Наташка. – Надо что-то делать, а то опоздаем.
– Ну вы даете, – проговорил незнакомый водитель, – разбили мне багажник и делаете вид, что ничего не случилось, на вечеринку торопитесь…
Аркашка повернулся.
– Тысяча извинений, я, безусловно, виноват. Вот визитная карточка, надеюсь, машина застрахована. Но сейчас, извините меня, жена собралась рожать, и, если не найдем такси, дети появятся на свет прямо здесь.
Водитель растерянно переводил взгляд с меня на Наташку, потом сел в свою машину, завел мотор и уехал. Мы остались одни, шел снег, на улице не было ни души.
– Сейчас позвоню, – сказала Наташка, – вызову «Скорую помощь» или милицию.
В этот момент послышалось урчание мотора. Мы замахали руками. Машина остановилась, и в окошко высунулся водитель разбитого автомобиля.
– Садитесь, отвезу в клинику. У меня только багажник разбит, а мотор в полном порядке.
Аркашка кинулся за Ольгой, мы с Наташкой и Маней забились на заднее сиденье. Зайка, бледная до синевы, судорожно вздыхала и охала, когда «жигуль» наконец двинулся с места. Нервная обстановка подействовала на водителя, и он погнал быстрей, чем Аркашка.
Минут через десять Ольга уже сидела в приемном отделении. В просторном холле, кроме нас, никого не было.
– Кто это собрался рожать прямо под Новый год? – пошутила медсестра, увозящая будущую маму.
Кешка рванулся за ними, но был остановлен железной рукой санитарки. Испуганное личико Зайки мелькнуло в проеме двери.
Наташка нервно закурила, Маня расстегнула куртку и плюхнулась в кресло.
– Может, сходить за кофе? – предложила я.
– Ну, как ты можешь думать о еде в такой момент! – взвыл будущий отец и забегал по холлу.
Кто-то тронул меня за плечо. Рядом стоял наш спаситель.
– Позвольте представиться. Меня зовут Владимир Резниченко.
Кешка перестал бегать и сказал:
– Огромное спасибо, господин Резниченко, и простите нас.
– Ну что вы, что вы. Прекрасно понимаю, такой напряженный момент, волнение…
Дверь, ведущая в глубь клиники, распахнулась, и весело улыбающаяся девушка радостно проговорила:
– Поздравляю! У вас мальчик, вес 2.100, рост 46 см.
Аркашка онемел:
– Как мальчик, а где девочка?
– Пока только мальчик, но надеемся, что сестричка не задержится.
Я посмотрела на часы – без десяти полночь. Так, близнецы родятся в разных годах, надо же такому случиться.
– Мелкий такой, – разочарованно протянула Маня, – 2.100, как головка сыра «Рокфор».
– Близнецы, как правило, бывают меньше, – сказал Владимир, – но зато потом быстро набирают вес и хорошо развиваются.
– Вы врач? – спросила Наташка.
– Стоматолог, – засмеялся Резниченко, – с другого, так сказать, конца, но кое-что из курса акушерства осталось в памяти. Рад знакомству, должен ехать. – И он протянул визитную карточку.
Мы дождались появления девочки – вес 2 кг, рост 43 см – и отправились домой.
Утром первый звонок сделали Александру Михайловичу и рассказали о рождении близнецов. Полковник пришел в полный восторг. Следующая неделя целиком и полностью была посвящена покупкам. Суеверная Наташка не разрешала до родов приобретать никакие вещи и теперь в самозабвении носилась по магазинам, скупая распашонки, пинетки, памперсы, бутылочки. Не отставала от нее Маня – тащила плюшевых мишек и собачек.
На втором этаже оборудовали большую детскую.
– Станут постарше, расселим по разным комнатам, – приговаривала Наташка, – а пока пусть живут вместе.
Две разноцветные колыбельки с пологами ждали хозяев, шкафчики ломились от пушистых кофточек и крошечных штанишек. И как апофеоз – гигантская железная дорога и два трехколесных велосипеда, купленные обезумевшим от радости Аркадием.
За день до приезда близнецов домой я нашла в сумке визитную карточку выручившего нас водителя и устыдилась – надо хоть позвонить ему.
Трубку сняла женщина.
– Алло.
– Будьте любезны господина Резниченко.
– Он будет через час, что передать?
Я попыталась объяснить цель звонка. Женщина стала еще любезней.
– О, это у вас родились двойняшки! Владимир очень переживал. Давайте познакомимся, я Нелли Резниченко. Кстати, страховая компания требует ваши свидетельские показания, а их агент примерно через час приедет к нам. Если не очень заняты, подъезжайте, а то придется тащиться в агентство, такая морока!
Мне пришлось согласиться.
Резниченко жили в престижном районе. Консьерж вежливо осведомился о моей фамилии и вызвал лифт. Я поднялась на третий этаж. На площадке находилась всего одна квартира. Тяжелая дубовая дверь распахнулась, в проеме улыбался Владимир.
– Как мило, что согласились заехать.
Он провел меня в роскошно обставленную гостиную. На широком кожаном диване цвета топленого молока сидела полная женщина без возраста. Короткие белокурые волосы, скорей всего крашеные, карие глаза.
– Познакомьтесь, – проговорил дантист, – моя жена Нелли.
Женщина приветливо улыбнулась:
– Здравствуйте, присаживайтесь. Как смотрите на чашечку кофе?
Я заверила ее, что смотрю благосклонно, и симпатичная домработница принесла поднос с кофейником, конфетами и булочками. Владимир вынул из бара бутылку. Скорее всего у него нет недостатка в клиентах – коньяк был двадцатилетней выдержки. Разговор плавно потек своим чередом: обсудили погоду, падение рубля, невероятные цены.
– Мамочка, – раздался вдруг робкий детский голосок.
Я невольно повернула голову. В комнату, неслышно ступая, вошла девушка лет семнадцати. Такая же шатенка, как отец, но глаза материнские – карие с длинными пушистыми ресницами. Она странно двигалась, словно кто-то связал ей ноги в коленях. На руках у девочки весело гулил младенец примерно восьмимесячного возраста.
– А это наши дети, – обрадовался Владимир. – Ева и Юра.
«Ничего себе разница между братом и сестрой», – подумала я.
Словно услышав мои мысли, дантист рассмеялся.
– Классическая ошибка супругов средних лет. Думаете, что пришел климакс, и не волнуетесь о задержке. А потом раз, и получается отличный мальчишка.
– Владимир! – возмущенно сказала Нелли.
– Прости, дорогая, юмор врача грубо физиологичен, циничен даже.
Женщина покраснела как-то странно – пятнами. Багровые ореолы покрыли шею, побежали по щекам, на лбу выступила испарина.
«Похоже, что у нее и правда климакс, – невольно подумала я, – успела родить в последний час».
Очевидно, Нелли очень разозлилась на мужа, потому что грубо обратилась к дочери:
– Что тебе надо, зачем принесла малыша?
– Мамочка, Юра не хочет спать, плачет все время, – робко проговорила девочка.
– Ну, так успокой, дай соску и не приставай с глупыми вопросами.
Ева потупилась, малыш весело пускал слюни.
Владимир, желая сгладить грубость жены, бодро потер руки:
– Садись, доченька, выпей кофейку.
– Ей вреден кофе, – отрезала мать, – к тому же надо делать уроки, опять получит кол по французскому. Ты написала упражнение?
Девочка кивнула.
– А проверила?
Дочка вздохнула.
– Кажется, правильно, пусть папа посмотрит.
– Папа может только советы давать, – продолжала злиться женщина.
Глаза Евы стали медленно наливаться слезами. Она умоляюще поглядела на отца. Я решила вмешаться:
– Можно взглянуть на работу? Преподаю иностранные языки.
Девочка обрадованно побежала в комнату. В гостиной повисло тягостное молчание. Чтобы нарушить его, я встала и подошла к большому шкафу со стеклянными дверцами.
– Какая прелесть!
На полочках стояли разнообразные фигурки – нэцкэ. Нелли подошла ко мне. Красные пятна сошли с лица, и она вновь стала приветливой хозяйкой дома.
– Правда, хороши? Собираю с двенадцати лет. Первую фигурку, вон того дракончика, подарил на день рождения дедушка, с тех пор просто заболела нэцкэ. Здесь есть настоящие редкости, но кое-что не представляет ценности. Вот, например, подделка, правда, очень симпатичная.
Фигурки стояли парами, некоторые по трое. Дракончики, жабы, божки, собачки… Только утка пребывала в одиночестве.
– Ну, теперь знаю, что можно вам подарить, – и я показала на унылую утку.
Нелли горестно вздохнула:
– Даже не ищите ей пару. Вы уже догадались, что скульптурки живут семьями? Так вот, уток нигде нет – лебедей сколько угодно, а с утками настоящая драма. И самое обидное, что пара-то у нее была. Прелестная фигурка, чуть розоватая, глаза – цветные бусинки. Увидела вещицу и просто влюбилась. Был, к сожалению, небольшой дефект – отбитая правая лапка, но ее это не портило. Я так радовалась, что нашла селезня для утки! И представьте, он пропал, просто исчез, как испарился!
– Не расстраивайся, дорогая, – проговорил Владимир, – еще когда-нибудь попадется селезень.
Вернулась Ева с исчерканной тетрадкой. Я поглядела упражнение. Французский явно не был ее коньком. Жуткие ошибки, убогая лексика. Кое-как поправив, а вернее, написав изложение заново, я отдала работу девочке.
Нелли опять начала злиться:
– Сиди и работай, лентяйка, гулять не пойдешь, давай быстрее. Проснется Юра, дашь ему кашу.
«Зачем только рожать ребенка, если ненавидишь детей, – подумала я. – И потом, можно нанять девочке репетитора, вроде не нуждаются; похоже, что из Евы сделали няню для Юры».
Раздумья прервал вошедший служащий страховой компании.
