Loe raamatut: «Мир задом наперёд», lehekülg 2

Мы жили на острове в небольшом посёлке. За его пределами – военный аэродром. Сверхзвуковые самолёты (СУ) охраняли границы. В народе их окрестили – сушки. Они брали два звуковых барьера. Такое чувство, будто ты на взлётной полосе. Со временем привыкли, редко обращали внимание на рёв двигателей и дребезжащие стёкла. А вот истории про лётчиков никого не оставляли равнодушными.

Водка и портвейн одинаковы для всех: для лётчиков и для «сухопутных». Носился выпивающий люд по магазинам с авоськами – такая плетёная сумка – сетка. В ней ничего не скроишь. Положил выпивоха пять бутылок портвейна, идёт – тарахтит, вся округа слышит. А чего скрывать? Самое интересное, никто и не пытался. После работы – не возбраняется.

Похвастаться своими «подвигами» лётчики любили. Они сродни рыбакам, только «рыбу» ловят в небе. Охраняют границы. Дело важное.

– Пили ночь напролёт, – не без гордости вспоминал Василий. – Может именины, не помню уже. Днём не отоспался. Дома дела, как обычно. А после обеда похмелиться решили. Ну и … Короче, мой вылет – ночью. Ладно, думаю, дело привычное. Годами летаешь, да и не впервой с похмелья за штурвал. Взлетел. Здоровье не подводит. Лечу над морем. Над головой звёздное небо. И тут словно чёрт попутал. Смотрю вверх – звёздное небо. Смотрю вниз – звёзды в море отражаются… Где небо, где море – не различишь. Не могу понять, куда снижаться. Долго мучился, аж дрожь пробрала. Сесть, слава Богу, помогли. Живой. Здоровый. Самолёт целый.

– Ну ты даёшь, – разинув рты, восхищаются те, кого мечта детства обошла стороной. Лётчиками они не стали, но в душе… Небо – оно в сердце. Особенно в компании за бутылкой портвейна.

– Василий, это же настоящий подвиг. Давай. Наливай. За тебя, дружище. Здоровья тебе! Летай всем на радость. Пусть небо будет тебе вторым домом.

Лётчиков любили, относились к ним с уважением. Алкоголь в авоськах никого не смущал. Люди есть люди. Никто сильно ни о чём не переживал. Как говорят сейчас, не заморачивался. Не носились со своими бедами и печалями. Во главе жизни стояла работа. Пожалуй, самой точный девиз того времени: живём – чтобы работать. А не работаем, чтобы жить, нет. Ни в коем случае. Работа на первом плане. Так решила Родина.

В четыре года я завидовала сверстникам, которые уже знали, кем хотят стать: учителем, врачом, поваром, воспитателем детского сада, лётчиком или моряком. Меня эти профессии не привлекали. Я продолжала наблюдать. Ведь ещё столько интересного впереди. Многое предстоит узнать. Зачем торопиться?

Мне почти пять, Лене – три. Мы – друзья не разлей вода. Приходит понимание: в жизни каждого нужен человек, который разделит твои радости и горести. Ты спешишь поделиться с ним пачкой печенья, зная, он его любит. Хочется сделать его жизнь лучше. Ты готов отдать ему самое дорогое, например, пластмассовый игрушечный телефон. И спать спокойно, зная, что не сломает. И он ничего для тебя не пожалеет. Твои игрушки – его игрушки. И наоборот. Всё предельно ясно. Это – настоящий друг: тыл, опора, поддержка. Он у тебя один и другого такого нет. Возраст здесь ни при чём. Слова детской песенки стали нашим девизом: «Дружба крепкая – не сломается».

Жаль, для большинства взрослых понятие дружба становиться обычным словом. Нет за ним такой отдачи как в детстве. Нет той самой пачки печенья. Современная дружба больше напоминает эксплуатацию. Время, помощь, уши, душу, не так важно, что пытается заполучить человек. Места для искренности остаётся всё меньше.

Неожиданно пришло время разлуки. Объяснить трехлетнему карапузу, почему мы больше не сможем играть вместе – нелегко. Но я попыталась. Сердце разрывалось от боли. Неужели я больше никогда её не увижу? Но судьба приготовила сюрприз. Правда, мы о нём пока ничего не знаем.

Намечался переезд в Южно – Сахалинск, областной центр. Мама выросла в Южном и хотела вернуться домой. Работа, перспектива. Город стал красивым, современным. Театр, музей, новая библиотека с выставочным залом, новый кинотеатр, турбаза «Горный воздух» и к ней канатная дорога. Естественный парк – третий среди таких в СССР: с озером, настоящим паровозом на узкоколейке и аттракционами, новые детские сады и школы. На выходные – поездки к морю. В городе жила моя бабушка. Решение принято. Для взрослых – переезд. Для меня – удивительное путешествие.

– На, – с гордостью протянула Лене любимый пластмассовый телефон. – Когда захочешь поговорить – звони, рассказывай. Я тебя услышу. Телефон береги. Не ломай. Иначе не сможешь мне позвонить.

Лена улыбнулась и с телефоном в руках убежала к себе в комнату. Через несколько минут вернулась. В руках любимая мягкая игрушка – чёрно-белый пингвин. Она молча протянула его и снова улыбнулась. Я знала – это её любимец. Мягкими игрушками во времена дефицита Родина не баловала. Каждая – на вес золота. Но отказываться от подарка не стала.

– Куда бы я ни поехала, всегда буду брать его с собой, – произнесла я торжественно, словно клятву. Лена просияла. Наши мамы что – то оживлённо обсуждали на кухне. Их работа и положила начало нашей дружбе. Короткое прощание, пингвина в руки и – в путь…

Глава 3

Новый дом

Из переезда запомнился светящийся вокзал Южно-Сахалинска. Такси мчалось по ночному городу. Из окна выглядывал пингвин. Яркие огни пробуждали противоречивые чувства. С одной стороны – ослепительная красота, с другой – едва уловимая опасность, притаившаяся в тёмных уголках улиц. Душа с любопытством разглядывала незнакомый город – мой новый дом.

Даже взрослому не под силу отследить сплетение нитей, связывающих тебя с судьбами других людей. События кажутся чистой случайностью или совпадением. Сложно увидеть картину Мира и заглянуть в глубину Бытия. Под силу ли это ребёнку? Едва ли. Но во мне жили неутомимая радость, любознательность и заразительный оптимизм. Они – то и стали путеводной звездой в этом удивительном и странном мире.

Приехали с мамой, папа остался на несколько месяцев на старой работе. Двухкомнатная квартира в Черёмушках оказалась уютной. Нас встретила моя бабушка – моложавая, полная сил женщина. Радость, объятия, ванна, чай и – в кровать.

Началась новая жизнь. Мне нравилось разглядывать людей с балкона третьего этажа: узнавать жильцов, а в хорошую погоду – играть на улице. После дождей в лужах обитали огромные червяки. Лишь настоящему мастеру ловких рук под силу поддеть червяка палочкой или веточкой, и, не уронив, перенести в другую лужу. Приходилось учиться. Такой навык за один день не приобретёшь. Червяки свисали, падали, но я не сдавалась.

– Ты неправильно их берёшь, – мальчик чуть постарше выглядел добрым и внимательным. – Смотри, нужно брать червяка посередине. Тогда он не потеряет равновесие.

Я с интересом посмотрела на незнакомца. Какое красивое слово – равновесие. Умный, видать.

– А что это такое? – вот бы и мне узнать.

– Ну, смотри, – с серьёзным видом он стал показывать. – Если взять червяка чуть дальше от середины, то равновесия не будет, он упадёт. А если точно по центру – равновесие сохранится. Одна половина червяка и другая должны быть одинаковыми.

– А откуда ты знаешь? – для меня важен источник.

– Мне мама рассказала. Раньше я тоже не мог червяков переносить.

В его рассказе какая – то магия. Я прониклась к мальчику глубоким уважением.

– Как тебя зовут? – он захотел познакомиться.

– Оксана.

– А меня – Максим. Я живу этажом выше. Давай дружить?

– Давай.

– Потренируйся с червяком. Делай как положено. Не забывай о равновесии. – Жирный червяк лениво повис на веточке. Со всей осторожностью я перенесла его в другую лужу. Все остались довольны. Червяки меняли место жительства по несколько раз на день. С их стороны никаких претензий.

– Видела нашего соседа? – Максим хотел уточнить, кого из жильцов я знаю.

– Видела.

– Он летом в плаще и шляпе ходит. И зимой тоже. Никто не знает, почему. Дальше двора никогда не уходит. Давай так: у нас теперь есть задание, – новый друг стал серьёзным. – Нужно узнать его тайну. Это будет наш секрет.

– Хорошо, – такое общение мне нравилось. И мы развернули шпионскую деятельность.

Спустя пару месяцев тайну удалось раскрыть. Когда – то сосед, подвыпив с друзьями, на спор вылез из окна четвёртого этажа и повис, зацепившись за подоконник. На спор нужно провисеть несколько минут. И дядя Лёша выиграл бы, но один из друзей начал его щекотать. Молодой полный сил мужчина не удержался и сорвался. Он выжил, а мозги остались на асфальте, так говорили взрослые. Дядя Лёша жил с мамой, здоровался с соседями, выносил мусор, и всё. Нам советовали держаться от него подальше. Мы всегда помнили наказ родителей.

Мама работала там, где делают передачи для радио и телевидения, а бабушка в какой – то «конторе». Когда они уходили, оставляли меня соседке – бабе Шуре. Я почему -то считала, она наша родственница. Хотя на самом деле это не так. Просто её двери всегда для нас открыты. Более доброго и подельчивого человека я до сих пор не встречала. Балкон её квартиры выходил во внутренний двор. Отсюда видно всех, кто гулял, играл или сидел на лавочках. Наш балкон – с другой стороны дома, и обзор намного больше, только обозревать толком нечего. Недостроенная площадь, куда – то спешат, спотыкаясь о камни, прохожие…мимо, мимо…

Баба Шура очень полная, курила «Беломор» и постоянно раскладывала карты. Запах папирос и бесконечный пасьянс. Чистоте, как и приготовлению еды, время особо не уделяла. В холодильнике колбаса «варёнка», хлеб, покупной холодец и беляши. Как можно её не любить? Никакой каши, никаких супов. Ломтик колбасы, беляш… хочешь, рисуй, хочешь, сиди на балконе. Ограничений никаких. Готовил кушать и убирал в квартире её муж, маленький плотный мужчина, Димыч. Он ухаживал за женой и тоже был очень добрым.

По выходным мы играли в спортлото. В спортлото играла вся страна. Лотерея стоила недорого. И самое интересное – иногда выигрывали. Можно смело сказать: спортлото – часть жизни советского человека, не менее важная, чем работа и любовь к Родине. Если родители задерживались, купалась я у бабы Шуры. По стене ванной комнаты не спеша ходили огромные усатые тараканы. Они никуда не торопились. Тараканы – законные жители нашего дома. Вытравить из квартир можно жильцов, но не усатое племя. Стоило протравить их в одной квартире, они тут же переселялись в другую. Тараканы лезли из розеток, со всех дыр и щелей, но умирать не собирались. У кого-то их больше, у кого-то меньше. Но чтобы совсем без них? Я с грустью отметила, у бабы Шуры они намного крупнее. У нас какие-то маленькие, полудохлые, почти прозрачные. А у неё – внушительные, и не усы у них, а усища. Всё, как в книге: Таракан, Таракан, Тараканище. Книги не врут.

В соседнем подъезде жили глухонемые муж и жена. У них была собачка – чихуахуа. Ребята постарше передразнивали семейную пару, размахивая руками. На их выходки мы с Максимом смотрели как на что-то недостойное, и понимали: так делать нельзя.

Особого внимания заслуживает передача, которая отправляла в постель всех детей нашей необъятной Родины: «Спокойной ночи, малыши». Дети бежали к экранам телевизора, чтобы увидеть любимых собаку Филю, ворону Каркушу и поросёнка Хрюшу. Вместе с ведущей они рассказывали забавные истории, а потом показывали мультфильм. Даже музыкальная заставка передачи вызывала восторг. Каркуша, Хрюша или Филя желали всем спокойной ночи, и от усталости мы валились с ног. А завтра – новый день, новые впечатления.

Наблюдая с балкона, я сделала любопытный вывод: обычные люди внимания не привлекают. Их не запомнишь. Одинаковые они, словно под копирку. Рисование под копирку дело занятное, вот только копия – бледная. А оригинал всегда яркий и красочный. Как все, значит, незапоминающийся, ничем не примечательный. Что делает человека необычным, выделяет из толпы? Набралось три варианта ответа. Первый: искренность, доброта, любовь и жизнерадостность. Второй: увлечённость своим делом, оно же – профессионализм. Это слово мне очень нравилось. Третий: сумашедшие дяди Лёши и прочие личности с психическими расстройствами. Последний термин мне не знаком, папа называл их проще, по-своему – чеканутые. Всё сразу становилось ясно.

Великую силу русского матерного слова я впитывала с раннего детства. Папа – настоящий кладезь забористых выражений и редкой, можно сказать, уникальной лексики. Ругался он не всегда, но, если начинал, остановить его и переслушать – невозможно. Папу уговаривала мама, уговаривала бабушка, но напрасно. Доводы из серии «здесь же ребёнок» не действовали. Слова влетали мне в одно ухо, а вылетали – в другое. Мама говорила: материться некрасиво. Я не уточняла, почему папе можно, а мне – нет. Плохо, значит, плохо. Однажды услышала на кухне разговор мамы и бабушки.

– Ему нужно лечиться, – заявила бабушка. – Это не дело.

– Да знаю я. Он ведь и слышать не хочет. Значит, принудительное лечение.

Они долго о чём-то говорили. В те удивительные времена самые важные решения принимались на кухне. Кухня – святая святых советского человека. Маленькая комнатка – зал суда, где выносили вердикты коллегам и родственникам, здесь же принимали судьбоносные решения, клеймили систему, ругали что-то запретное. А запретов было не мало. Здесь впервые я услышала слово – нарколог. Оно поразило меня. Как я поняла, нарколог – это врач, который лечит всех чеканутых. Вот это да… Разве их можно вылечить? Такой человек – взаправдашний волшебник. Творит настоящие чудеса. Значит, волшебники в жизни есть. Нарколог – живое тому доказательство. Мысли о нём не давали спать. Хотелось увидеть загадочного доктора. Как он выглядит? Добрый он или злой? И почему папе нужно лечиться? Наверное, из-за того случая в парке.

Как-то осенью мы с ним собирали листья, потом вкладывали их между страницами старой книги, и там они высыхали. Папа называл это красивым словом – гербарий. Мы запоминали название дерева, на котором эти листья росли. По дороге из парка я показала на огромный клён: таких листьев у нас нет. Папа, не совсем трезвый, долго не раздумывал. Он взлетел на дерево, словно кошка. Залезть на него даже по лестнице дело не из лёгких, но, чтобы так… Через несколько минут он почти на самой верхушке. Сердце у меня замерло и, казалось, уже никогда не застучит. Первый настоящий шок. Своей выходкой папа привлёк внимание прохожих и милиции. Набрав букет, с той же проворностью спустился вниз. Милиции объяснил – рвал листья для дочки. Его деликатно попросили больше так не делать. На том и разошлись, никаких нарушений нет. Но скорость, с которой он взлетел на дерево и прыгал по веткам, показалась какой-то странной.

Встречаться со злом мне пока не приходилось. Оно обходило стороной. С несправедливостью – тоже. Пока ты с ними не столкнулся, их просто нет в твоей жизни. Со страхом тоже не знакома. Но жизнь только начинается.

Вечерами мы с Максимом говорили о будущем. Кем станем, когда вырастим:

– Я лётчиком буду, – с гордостью заявил друг.

– Может, не надо? – пытаюсь отговорить.

– Почему?

– Они пьют много. Здоровье нужно крепкое.

– Откуда ты знаешь? – удивлялся Максим, и я рассказывала истории про лётчиков, которые слышала от родителей.

– Я такого не знал, – расстроился друг. – Придётся выбрать другую профессию. Когда вырасту, пить не буду и работать там, где не пьют.

Максим рос без отца. Мать – воспитанная, скромная молодая женщина. Достойного мужчину пока не встретила. А тот, с которым встречалась, сморщенный и похож на пьяницу. Всегда навеселе, не слишком молодой и слишком разговорчивый. Не матерился. По деревьям не лазил, листья не сушил, ничем особо не увлекался и Максиму время не уделял. Значит – обычный. Бабушка называла его БУ (бывший в употреблении).

– Я, когда вырасту, стану дирижёром, – делилась с другом. – Буду управлять музыкой.

– Это как? – недоумевал Максим.

– Представь: ты стоишь перед оркестром. Это такое место, где много людей с разными музыкальными инструментами, и ты машешь перед ними палочкой. А они понимают тебя без слов. Звучит прекрасная музыка. Дирижёр – это начальник оркестра. Он главный.

– Покажешь? – попросил Максим.

– Конечно, – уверенности мне не занимать. – Давай вон ту палочку, она подойдёт.

Друг протянул удочку из детского рыболовного набора. Приняв соответствующую позу и придав лицу чуть отстранённое сосредоточенное выражение, я принялась изображать дирижёра. Максим внимательно наблюдал. Оркестр звучал слаженно. Рука с удочкой мелькала с невообразимой скоростью. Вторая рука дополняла её, делая паузы и акценты в нужных местах. От бурной деятельности на лбу выступил пот. Иногда я замирала.

– Здесь тишина, обрати внимание, – поясняла другу. – Я не машу, и музыка не звучит. Это – пауза.

Концерт получился на славу. При этом в комнате стояла полная тишина.

– Да, – протянул Максим, – у тебя хорошо получается. Главное, не бросай. Так, как ты машешь, талант нужен. Я так не смогу.

– Я учусь, – в моих глазах восторг. – Как только вижу оркестр и дирижёра, становлюсь перед телевизором и повторяю все движения.

Тему будущих профессий оставили в покое и затронули загадочную тему веры.

– Ты веришь в Бога? – спросила я.

– Не знаю, – ответил Макс. –Никогда о нём не слышал.

– Папа верит, – открыла я секрет. – Но не хочет о нём говорить. Сказал только – Бог всё видит. И всех. Представляешь? Вот мы сидим с тобой, а он нас видит. Откуда? Как?

– Может, шпион? – предположил друг. – Японский! Имя короткое, необычное.

– Нет. Папа как – то говорил, он добрый. А ты чёрта видел? – не унималась я.

–Нет. А это кто?

– Не знаю. Но черти злые. Они людей мучают. Особенно мучают тех, кто пьёт. Иногда по ночам. Папу, когда поздно домой возвращается, мама спрашивает строго: «Где тебя черти носили»? А он даже не ругается, еле на ногах стоит, уставший, измотанный. Видать, здорово они его потрепали. Говорю тебе, они сильно людей вымучивают.

– Да… – задумчиво протянул Макс. – Сколько всего необычного. Какие тут игрушки. Дело серьёзное. Нужно думать, как жить дальше.

– А слышал, соседи, когда ругаются, кричат: иди ты к чёрту или чёрт бы тебя побрал! И человек сразу замолкает. Боится. Не хочет, видать, с чертями дело иметь. Страшные они.

* * *

Жизнь шла своим чередом. Максим стал частью нашей семьи. По выходным вместе с нами ездил на море. У моря своя жизнь: пахнет сушёной рыбой, водорослями и свободой. На море чувствуешь себя гостем и вести себя нужно соответственно. Крики чаек, улыбки на лицах отдыхающих, прозрачная вода и морские камни. Я с гордостью носила зелёные резиновые тапочки для купания, соблюдала меры предосторожности: ноги можно поранить. А ещё надевала зелёные в жёлтый горошек купальные трусы и такую же панамку.

Во время отлива мы бежали по мокрому песку вглубь моря, собирали маленьких крабов и морских звёзд. Папа подсказал: брать нужно тех, которые не шевелятся. Погибших. А живые пусть растут. Мы строго придерживались оговоренных правил. Папа умудрялся находить для нас кораллы. Бледно – фиолетовые, они похожи на каменные цветы. Каждый коралл на вес золота. Находки аккуратно складывали в ведёрко и везли домой. Дома честно делили поровну. Драгоценные находки сушили на подоконнике в кухне. Затем покрывали бесцветным лаком и ставили на видное место.

Мы с Максимом придумали что-то вроде морских шахмат: крабы против звёзд. Основных правил не было. Крабы, желая одержать победу, отчаянно тарахтели сухими ножками и клешнями, а морские звёзды… просто красивые. Сражения продолжались по несколько часов. Правила придумывали на ходу. Вся прелесть – в неизвестности. Тактика боя захватывала без остатка. Казалось, морские шахматы будут всегда. Всегда будет залитый солнцем кухонный подоконник и новая партия сушёных фигурок. И детство – тоже навсегда.

Кухня. Едой я не перебирала. С аппетитом никаких проблем. Папа придумал хитрую игру. Кто первый съест суп, тот увидит, какой рисунок на дне тарелки, и он выигрывает. Тарелок не так много, вычислить рисунок не сложно. Но выиграть хотелось в любом случае. К чёрту логику и вычисления. Вкус победы куда слаще. Папе не везло, он выигрывал редко, а меня распирало от гордости или от второй тарелки горохового супа. Не высока цена.

Прожив в городе почти месяц, даже маленький ребёнок усвоил – снабжение здесь куда лучше, чем в посёлке. Много больших магазинов: продукты, вещи, игрушки, книжки. Понятия качественные и не качественные товары в советское время не было. Если что-то не так – давали нагоняй, за качество велась настоящая борьба. Непонятным словом «ОБХСС» (отдел по борьбе с хищением социалистической собственности) можно сильно напугать любого продавца. Товары людям вполне доступны.

В магазине «Океан» морепродукты продавались в таком ассортименте, что поход за покупками превращался в настоящую экскурсию. Здесь «рыбачили» жители всего города. Свежие кальмары, крабы, морская капуста и множество рыбин, названия которых я не запомнила: большие и маленькие, длинные и толстые, свежемороженые и сушёные. А вот одну рыбу запомнила сразу – корюшка. Корюшку сушили: нанизывали дома на крепкие нитки и вешали на балконе. Грызть её – дело не лёгкое. Нужна сноровка и крепкие зубы. Конкурентов дома нет. Я отчаянно рвала рыбу руками, жевала, вгрызаясь в неё, по словам взрослых, как чёрт в грешную душу. Опять этот чёрт. Папа говорил, так рыбу едят чукчи.

Красная икра чем – то особенным не считалась. Я узнала, достают её горбуши или красной рыбы. Морские гребешки, морская капуста и другие обитатели моря стоили недорого. Икру минтая в консервах окрестили «закуской алкоголиков», стоила она всего двадцать три копейки. Закусывать килькой считалось позорным. Икра посолиднее будет.

Название конфет быстро выучила наизусть. И рисунки на фантиках помню по сей день: «Кара-Кум», «Мишка на севере», «Гулливер», «Красный богатырь», «Алёнушка» и всеми любимый ирис «Кис-Кис». Конфеты покупали по выходным. Взрослые легко находили оправдание своей жадности – зубы нужно беречь. Чем корюшку будешь грызть? Аргумент веский. Открою взрослым секрет: детям на зубы наплевать. Мы совсем по этому поводу не беспокоимся, пока не вырастем. Или… пока не столкнёмся с зубным врачом. Любые доводы – лишь слова, а конфеты – штука осязаемая и очень даже вкусная.

Магазин игрушек «Детский мир». С названием взрослые явно ошиблись. Понятно, мир у ребёнка детский. Какой же ещё? Название «Взрослый мир» почему-то так и не появилось. Да и чем можно удивить взрослого? Правильнее бы назвать «Детский Рай» или «Рай для детей». А ещё объяснить ребёнку, что такое рай и как туда попасть. Тогда с воспитанием проблем точно стало бы намного меньше. Послушание, прилежное поведение, режим сна и питания – не так уж и высока цена, если в перспективе, пусть даже отдалённой, намечается жизнь в раю. Желательно, вечная. И возможность владеть всеми игрушками, какие только пожелаешь. Тогда диалог родителей и ребёнка выглядел бы примерно так:

– Хочешь жить в раю, слушай маму и папу.

– Кого же мне ещё слушать?

– Мой руки и садись за стол. Послушание – дорога в рай.

– Хорошо. А в магазин, когда пойдём?

Поймите, взрослые: первое посещение «Детского мира» для ребёнка – откровение свыше. Пробуждение личности и благоговейный трепет перед новой жизнью. Всё так масштабно. Душа замирает и никак не возьмёт в толк, как такое возможно? Откуда столько? Ряды, только вдумайтесь, целые ряды кукол, розовых пупсов, колясок, зайцев, мишек, машин, роботов, солдатиков, велосипедов. Сердце колотится, глаза жадно скользят по полкам, пытаясь обхватить необъятное. Не выходит. Эйфория идёт за тобой по пятам и ласково шепчет:

– Смотри, смотри. Какая красота. Как тебе этот медведь?

Ты замираешь перед большой мохнатой игрушкой. И всё перестаёт для тебя существовать. Земля остановилась, время замерло, и ничто не имеет значения: родители, дом, магазин куда-то исчезли. Есть только ты и медведь. Один на один в целой Вселенной. Ты сознаёшь, что пришёл в этот мир встретить своего мохнатого друга. Жизнь без него не имеет смысла. Он ждал тебя. Иначе, зачем он здесь? Ты погружаешься в непонятное состояние и просто выпадаешь из реальности. Пояснение. Если родители считают, что ребёнок замирает перед игрушкой и стоит в ступоре без причины, вытаращив на неё глаза, в общем, киндер притормаживает малость, то поспешу их огорчить. Такое мышление примитивно и говорит об одном: либо ты в детстве не встретил свою игрушку, либо напрочь забыл, что сам был ребёнком.

– Оксана, идём, – голос мамы возвращает в реальность. – Домой пора.

В полной растерянности, осознав свою беспомощность и абсурдность ситуации ты в недоумении задаёшь резонный вопрос:

– А зачем мы сюда пришли?

Теперь в состоянии ступора пребывает взрослый.

– Действительно, зачем? – задумывается он.

Ты собираешь в кулак всю свою волю и уверенно заявляешь:

– Хочу медведя.

Родитель пытается отвертеться, игрушка дорогая, денег до зарплаты может не хватить.

– Давай купим медведя после зарплаты.

И тут, отстаивая право на собственность, просыпается маленькое Эго. Терпеть мирскую несправедливость оно не намерено. Уверенными шагами в твою жизнь входит незнакомое до сего дня понятие – эгоизм. Пробудившись однажды, он будет расти вместе с тобой, неотступной тенью следовать рядом. Деньги – аргумент веский, только давайте сразу проясним и бросим камень, да побольше, во взрослый огород. Дети понятия не имеют ни о каких зарплатах, авансах и прочих «нюансах» взрослой жизни. Хотите играть на равных? Дам совет. Чтобы воспитывать понимающего всю взрослую чехарду ребёнка, начните как можно раньше объяснять: что такое работа, зачем туда ходят. Чем там занимаются? Сколько платят? Учите понимать эти важные вещи. Абстрактное понятие «деньги» нам, детям, ни о чём не говорит. Да и работа воспринимается как место, где родители торчат целыми днями, и чёрт знает, чем занимаются. Ещё и задерживаются часто. Создаётся впечатление – занятие это им в радость. Взаимное понимание облегчит жизнь всем. Не нужно с нами сюсюкать и уговаривать. Может, мы и маленькие, но голова у нас на плечах всё-таки есть.

Не успела я открыть рот, как мимо в слезах, с диким криком: – Хочу куклу! – промчалась девочка чуть постарше. За ней бежала мама.

– Маша, подожди! Вернись! – кричала она на весь магазин, пытаясь догнать непослушную дочь. Ошибка в объяснении налицо. А маленькое Эго разобиделось не на шутку. Видно, девочка не в первый раз вступает в битву за желанный трофей. «Детский мир» не такое уж простое место.

– Мне очень нужен этот медведь. Он – мой, – настаивала я. После коротких переговоров игрушку понесли на кассу. Медведь стоил двадцать пять рублей. Эту сумму я хорошо запомнила, потом она не раз оглашалась на кухне. Очевидно, мы вышли за лимит семейного бюджета.

У взрослых свои правила, а у детей свои желания. Лучше рассказать ребёнку, где делают игрушки. И что есть люди, которые каждый день ходят для этого на работу. Поверьте, взрослые, ребёнок будет потрясён, узнав, что такое вообще возможно. Используйте детский интерес к жизни, не ждите, пока чаду исполниться двадцать. Потом на работу пинками гнать придётся, потому как время упущено.

Домой возвращалась в обнимку с медведем. Он будто сам шёл по улице, если не считать моих головы, рук и ног, едва выглядывающих из-за него. Наше «содружество» вызывало улыбки у прохожих. Пришлось тащить игрушку, преодолевая невероятную усталость. Так впервые я столкнулась с великой силой преодоления. Она не раз выручит, когда стану взрослой.

Дома медведь восседал на самом видном месте. Рядом сидел пингвин. Глаза медленно закрывались. Я знала – нет на земле человека счастливее меня. Душа и Эго прибывали в полном согласии, я почувствовала, как родилась гармония. Душа радовалась желанной игрушке, а Эго – исполнению пока ещё маленького желания. Потому как сама игрушка Эго и нафиг не нужна. Забыть новое сильное чувство невозможно. Ясно одно: счастье – это когда все довольны, и каждый получает, что ему хочется.

Особое место в жизни города – краеведческий музей. До сентября 1945 года южный Сахалин оккупировали японцы. После освобождения в центре осталось несколько японских зданий. Самое большое и красивое заняли под областной музей. Издалека видна бордовая черепица на изогнутой крыше. Сразу за металлической оградой – фонтан с круглым бассейном, аккуратно посаженные цветы, кустарники, редкие деревья. Огромная чёрная пушка, отполированная штанами лазающей ребятни, никого не оставляла равнодушным. Дети считали своим долгом собирать пыль с сего необычного экспоната нарядной одеждой. О войне никто не думал. Взрослым невдомёк, орудие напоминало о знаменитых приключениях барона Мюнхгаузена. Кто не мечтал полетать на огромном чёрном ядре? Получить по шее за испачканные вещи – не велика беда. А упускать такую возможность – глупо. Здесь ты сталкиваешься с другим миром, другой культурой. Как будто попадаешь в сказку.

Мы ходили с папой в музей каждую неделю, как по расписанию, поэтому нас там хорошо знали. Моей любознательности и выдержке дали определение «человек воспитанный» и относились с уважением. В отличие от других посетителей у меня появились привилегии. Когда посетителей в музее не оставалось, мне разрешали трогать экспонаты. Чучело огромного бурого медведя, стоявшего на задних лапах и наводящего ужас на маленьких детей. Крупный поджарый волк, погибший, пытаясь зимой перебежать с материка на остров. Мягкий морской котик с добродушной улыбкой. Но самый любимый экспонат – огромная раскрытая морская раковина. Она сохранила перламутровый блеск и недоступную для человека тайну океана. Если бы я смогла сесть в неё или лечь, то чувствовала бы себя вполне свободно. Экспериментировать не стали, всё-таки ракушка старая и хрупкая.

Посещения музея заставили задуматься: что означает «человек воспитанный», и почему он вызывает уважение? Сотрудники шутили: воспитанные люди на вес золота, их хоть заноси в «Красную книгу». Дома мне объяснили, что это за книга и за какие «заслуги» в неё заносят. Я расстроилась. Получается, я – представитель вымирающего вида. Неужели когда-нибудь стану музейным экспонатом, как серый волк или бурый медведь? Я начала пристальнее наблюдать за поведением людей. Сталкиваясь с человеком, важно точно определить: есть для него место в «Красной книге» или нет? Странностей у взрослых немало. Ясно одно: воспитание – ключ, открывающий перед тобой любую дверь. Максим тоже причислен к исчезающему виду. И его мы приобщили к посещению музея. Я в роли экскурсовода со знанием дела водила его по залам.

Вскоре появились новые экспозиции. Небольшие деревянные ящики с «глазком» стояли на уровне головы взрослого человека. А в самом ящике – сцены из жизни людей, только совсем крохотные – в миниатюре, как пояснил папа. В одном из них находилась комната. Скромная обстановка выглядела поразительно точно: железные кровати, деревянный пол, у двери лежит вязанный коврик, стол, несколько стульев. На кровати сидит солдат Советской армии. Он держит в руках письмо, в котором написали об окончании войны. В маленькой измождённой фигурке застыла безмолвная радость. На глазах солдата – слёзы. Объёмные предметы делали экспозицию живой, будто ты находишься там. И даже падающий из окна ненастоящей комнаты солнечный свет отражался на столе. Первые послевоенные дни. Дни долгожданной победы. Свет солнца выбивался из серой картины и оставлял неизгладимое впечатление. Нам, детям, не раз говорили: мирное небо нужно ценить, от войны никто не застрахован. Значение слова «застрахован» не знакомо, но мы понимали – это что-то важное.