Где золотое, там и белое

Евгения Джен Баранова

Где золотое, там и белое

© Е. Дж. Баранова, текст, 2022

© А. Николаенко, иллюстрации, 2022

© А. Маркина, дизайн, 2022

© Формаслов, 2022

Когда мы превратимся в имена

«когда утрачиваешь речь…»

когда утрачиваешь речь

синицу языка

когда скользишь земле навстреч

у зимнего ларька

когда в плечах скрипит пальто

и времени слюда

ты понимаешь что готов

уйти из навсегда

запоминаешь треск машин

движение холма

твоей некаменной души

расходится крахмал

и только птичками расшит

небесный карантин

мертвец в мертвецкую спешил

да ожил по пути

«И я к тебе испытываю страх…»

И я к тебе испытываю страх,

как мошкара в электропроводах,

но выдох-вдох – и гаснут разговоры.

Был робок снег, тепла его кровать,

лати́няне готовились страдать,

диванные войска хранили Форум.

Но что мне до, когда нелепа мгла,

когда в тебе шевелится игла —

расплёскивает солнце по винилу.

Игрушечный бездарный режиссёр,

смотрю на эту музыку в упор,

не замечая конников Аттилы.

Когда мы превратимся в имена,

от пены дней останется слюна,

от цезаря – салат или могила.

У наших храмов призраки звенят,

расстрелянных приводят октябрят,

но смерти не бывает – я спросила.

«Мир меня поймал, но не ловил…»

Мир меня поймал, но не ловил.

Что поделать с пленником – не знает.

Я живу от клавиш до чернил

и над запятыми унываю.

Ничего не будет хорошо,

из телëнка сделают ботинки.

Выдумала пасеке стишок —

выдумаю подвиг для пчелинки.

Выдумаю море во дворе,

выдумаю почерк на конверте.

Интересно, думал ли орех,

что родится шкафом после смерти?..

Интересно, думала ли я,

хлопковая куколка пустая,

что уйду в молочные края,

в киселе и йогурте растаю?..

«Знакомый мужчина закончил роман…»

Знакомый мужчина закончил роман.

Другой незнакомец в раю

компьютерных истин.

Полей уретан

живыми нас держит в строю.

Я мелкая пыль – как меня ни гони,

забьюсь под рукав и усну.

Вокруг происходят великие дни,

на шее сжимается снуд.

То катятся к чёрту, то лезут наверх,

то песнь хоровую поют.

А я только снег, только снег, только снег,

лечу потихоньку, клюю.

А я только шорох, я только вода,

стиральный/зубной порошок.

(Великая Песня Большого Труда

звучит и звучит поперёк.)

«Нас очень много – пишущих и длящих…»

Нас очень много – пишущих и длящих,

впадающих в верлибр или в немилость.

– Ах, Машенька, была ли настоящей?

– Ах, Петенька, конечно, я приснилась.

Проходим незнакомцами смешными,

качаясь на верëвке бельевой.

– Ах, Дашенька, осталось только имя.

– Ах, Фёдор, не осталось ничего.

И букли, и турнюр, и гимнастëрка —

ничто не изменяет, всë искрит.

– Ах, Полинька, вы ждали слишком долго.

– Ах, Всеволод, оставьте ваш иприт.

Нас очень много.

В этом ли причина

неузнавания – хоть вейся, хоть лютуй.

– А если буквы – поезд журавлиный.

– А если тело – только поцелуй.

«Я слишком тëплая, я слишком ножевая…»

Я слишком тëплая, я слишком ножевая,

по мне бежит водица дождевая,

по мне идëт бровастый пионер

и галстуком расчерчивает сквер.

Я слишком земляная, плоть от пыли,

я помню всех, кого недолюбили,

их лица отражаются в моëм,

а я дрожу, как вязкий водоëм.

А я плетусь кореньями Толстого —

до скорого, до четверти шестого,

почтовые, товарные – вперëд.

Я там была, где не был мой народ.

Я там была – а вынырнула рядом,

я камбала с глазницами снаряда.

Я тëплая – угля не сосчитать.

Я зайчика отправилась искать.

«Жизнь проснётся…»

Жизнь проснётся,

жизнь качнётся,

улыбнётся и застынет,

оттого и остаёмся

есть сморо�