Бросай кости

Часть I. Моя первая игра

Глава I. Скелеты в шкафу

1

Мою первую любовь звали Женей. Евгенией Сибиряковой, если быть точным. У нас была страсть, была романтика и, самое главное, это всё было взаимным. Родители заметили перемены во мне, и потому пришлось им рассказать.

Я познакомил их на ближайших же выходных. Ужин прошел неплохо, мы смеялись, и мне показалось, что она им понравилась. Когда начало темнеть, мой отец отвез ее домой, а когда вернулся – позвал меня на серьезный разговор.

– Родной, – начала мама, пока отец, видимо, нервничая, разжигал свою трубку, – она очень милая девушка, очень хорошая, правда… но вам придется расстаться.

Это удар. Родители всегда казались мне очень классными и понимающими, поддерживали меня в любых начинаниях (даже самых идиотских), помогали советами, подсказывали, как поступить, когда я заходил в тупик, но то, что сказала она в тот день, попросту перевернуло весь мой мир.

– Нет, постой, – вступил отец. – Мама немного не так выразилась.

Мне стало чуть-чуть поспокойнее.

– Она не имела в виду расстаться прямо сейчас… просто не строй никаких воздушных замков. Гуляй с ней, встречайся, занимайся сексом – тебе это нужно. Но не обещай ничего. Ни ей, ни себе.

– Но… но… – я всё же был в шоке, – нам еще учиться три года! А потом мы поступим вместе в универ, и…

– Об этом я и говорил! – оборвал мою речь отец. – Не строй воздушных замков. Ты не пойдешь в десятый – уйдешь после девятого.

– Что?! Я не хочу! – я сорвался с дивана и стал кричать. – Я не хочу уходить! У меня хорошие оценки!

– Ты не пойдешь в десятый! – тоже повысил голос отец. – Ты поступишь в колледж. Ты зачислен в него с самого твоего рождения.

– Какой еще на хрен колледж?!

– Отличный! В нем учился я, и училась твоя мать. Узнаешь в свое шестнадцатилетие.

На тот момент мне было пятнадцать, и я всегда считал, что сам буду решать, куда буду поступать и на кого учиться. Оказывается, у родителей на меня уже были планы… с рождения.

– А если я откажусь?

Отец улыбнулся, сунул в рот трубку, втянул в себя ядовитый дым и выдохнул его, распыляя по комнате. Мать никогда не запрещала ему курить в доме. Несмотря на то, что это вредно. Он курил всю свою жизнь. Эту самую трубку. Я еще разговаривать не умел – а он уже тогда курил. Даже не знаю, как мне удалось дожить до этого возраста, не имея проблем со здоровьем.

– Не откажешься, зуб даю, – улыбка с его лица так и не сходит.

А я все еще зол.

– В тебе… говорят гормоны, – продолжает он. – И я не запрещал тебе гулять с ней, повторюсь. Однако… женишься ты точно не на ней.

– Невесту вы тоже уже с рождения мне подобрали?

Они смеются, и я понимаю, что нет – не подобрали.

– Нет, милый, – мать встает с кресла и медленно подходит ко мне. – Жену выберешь себе сам. Но… ею никогда не станет… Женя.

– Но почему?! – взвизгнул я, топая ногой и разводя руками. – Что с ней не так-то?! Чем она вам не понравилась?!

– Ты поймешь, сын, – говорит отец намного мягче, чем до этого. – Обещаю – поймешь. Меньше года осталось. И ты всё поймешь…

2

Прошел учебный год, наступило лето, пролетели и летние каникулы.

Я все еще общался с Женей и планировал совершить глупость – хотел сбежать. Всерьез это обдумывал, но не знал, как осуществить. Обещал, что мы справимся. Как всегда как-нибудь.

Женя отговаривала меня, говорила, что все наладится. Говорила, что даже мое поступление в колледж не охладит наших чувств. Обещала, что мы будем созваниваться, а встречаться на каникулах и праздниках. Она спрашивала, где этот колледж находится, но я не знал – я о нем вообще ничего не знал. Он по-прежнему оставался страшной тайной.

Родители понимали, что я продолжаю встречаться с Женей, но ничего больше не говорили. Подобный разговор состоялся лишь однажды.

В конце августа мы отметили мой шестнадцатый день рождения. Я собрал всех своих друзей и одноклассников на участке своих родителей в пригороде – там у них был загородный дом на берегу озера. Родители дали много денег – и день рождения прошел на славу. Некоторые из друзей уехали (я вызвал им такси), другие остались ночевать.

Понимая, что это наша прощальная ночь, мы с Женей провели ее на славу – даже в самом начале наших отношений не могу припомнить столько страсти.

Но я тогда даже не мог и представить, что занимаюсь с Женей любовью в самый последний раз.

3

Родители приехали утром.

Приехали точно тогда, когда мы с Женей отправили оставшихся друзей по домам и начали было убираться.

– Женя, тебе пора, – сказал отец. – Валера отвезет тебя домой.

Валера был папиным личным водителем, и сейчас ждал на улице в заведенной «ауди».

– Но я хотела сначала помочь Мише с уборкой…

– Мы сами поможем ему, – мило улыбаясь, сказала мама. – Миш, проводи, пожалуйста, Женю к машине.

Спорить с родителями было некрасиво, неправильно и глупо – я все равно сделаю так, как говорят они, а устраивать скандал в присутствии Жени очень и очень не хотелось.

Я сделал так, как мне сказали – проводил ее до машины. Мы очень страстно поцеловались, и она уехала. Когда я увидел ее вновь, все было уже совсем по-другому…

Вхожу в дом. Вокруг – кошмарный беспорядок. Я думал, что они начнут ругать меня за алкоголь – пустые бутылки из-под вина, пива и виски были разбросаны буквально повсюду.

– Хороший вкус, – говорит отец, поднимая с пола одну из них. – Хорошо, что покупаешь дорогой виски, а не ту парашу, какую пихают себе в глотки люди.

Он бросает бутылку в урну и попадает. Расстояние было метра три, и я хотел было захлопать, но атмосфера была какая-то напряженная.

Наконец, отец улыбнулся. Улыбнулась и мать (кажется, она тоже боялась его реакции от увиденного).

Он прошел к столу, снял с себя свой безумно дорогой и стильный плащ и перебросил его через спинку стула, предварительно вынув из кармана черный конверт с позолоченными узорами.

– Поздравляю тебя с днем рождения, сын, – говорит он и идет обниматься. Обнялись мы крепко. Он и правда был рад. Кажется, этого дня ждал долго. – Поздравляю.

И лишь теперь он протягивает мне конверт, переглядывается с мамой.

Держу это произведение искусства в руках – и очень жалко его рвать. Скреплен он не бумажным клеем – а засохшей красной печатью – прямо как в фильмах про средневековье.

Глотаю слюну, чтобы смочить слегка пересохшее от волнения горло.

– Ломай ее, – подсказывает мама. – Сокровище внутри, и оно более ценно, чем этот конверт.

Я ломаю печать пополам и вскрываю свой подарок. Извлекаю оттуда письмо. Я в жизни своей ни разу не видел золотой лист бумаги, да еще и такого обалденного качества! Быстро пробегаю по тексту, написанному от руки и, судя по всему, чернилами, а не шариковой ручкой: «Уважаемый Волков Михаил Сергеевич, мы рады пригласить Вас на первый курс обучения факультета общей…»

Я поднимаю глаза на родителей. От радости не остается и следа.

– Это че, прикол?

Отец смеется, мать улыбается.

– Прочти вслух, сынок, – просит папа.

Сглотнув, я громко читаю, с наигранно торжественной интонацией:

– Уважаемый Волков Михаил Сергеевич! – я делаю короткую паузу. – Мы рады пригласить Вас на первый курс обучения факультета общей магии в наш Колледж магических искусств!»

Отец трижды хлопает в ладоши.

– Вижу радость на твоем лице, – говорит он с сарказмом. – И знаю, о чем ты думаешь. Я в свое шестнадцатилетие думал о том же.

– И я, – улыбается мама.

Я не знаю, что сказать. Прикол странный. Чертовски странный.

– Один лишь вопрос, – наконец, рождается в моей голове мысль. – А че в Колледж магических искусств? Че не в Хогвартс?

– А ты свободно владеешь английским? – шутит отец, улыбаясь. – Кстати, тут… такой… ужасный… беспорядок. Милая, окажешь честь?

Я всерьез решил, что он заставил мать убираться после меня. Всего на секунду – но я ему поверил. Хотел уже возразить и начать убираться сам, но мать лишь приподнимает руки и дважды хлопает в ладоши.

Раздается очень странный звук. Как-будто где-то рядом щелкнул замок и лязгнула цепь. Не совсем точно такой, но очень близкий к этому.

Мама разводит руки в стороны, а затем скрещивает их перед собой так, что предплечья образуют крест, а мизинцы и безымянные пальцы слегка прижимаюся к ладоням.

И происходит нечто, что можно увидеть лишь на экранах телевизоров, или же во сне. Происходит быстро – и я даже вздрагиваю, когда все начинается.

Посуда поднимается в воздух и несется к самостоятельно открывшейся посудомойке; мусор, подлежащий утилизации, отправляется в черные мусорные пакеты, вынырнувшие из шкафа; швабра, метла с совком и пылесос принимаются за свою работу, будто они только что вернулись со съемок фильма о Гарри Поттере. Остатки еды – в пакет, бутылки – в отдельный пакет для стекла; губка отмывает плиту, а тряпочки протирают мебель. Бутылочка с «Мистером Мускулом» брызгает на экран телевизора, на котором кто-то из моих друзей оставил свои жирные отпечатки, а сухая чистая тряпочка начинает его полировать.

Все заканчивается спустя пятнадцать-двадцать секунд звуком, обозначающим включение посудомоечной посуды.

Мама опускает руки, а я падаю на жопу. Мой рот раскрыт, а руки трясутся. В горле как в пустыне Сахара.

– Тебе… воды? – спрашивает отец, словно прочитав мои мысли. Не помню, кивнул я, или нет, но ко мне по воздуху проплыл графин с водой, а следом за ним – чистый бокал. Графин наливает в него воду, словно кто-то невидимый держит его за ручку. Стакан опускается в мою все еще дрожащую руку. Графин устремляется к своему месту. – В Колледже, сынок, ты узришь и не такое, – обещает папа, широко улыбаясь.

4

Никакого поезда и станции «Девять и три четверти». Ничего такого. Отправились мы в Колледж самым обычным самолетом самым обычным рейсом. Правда, первым классом.

А вот место, куда мы летели, очень и очень меня удивило. Я думал, мы летим в какой-нибудь волшебный город, но оказалось, что это не так.

В Москву? Нет, и не в Москву.

Мы летели в Нур-Султан, совсем недавно переименованную столицу Казахстана.

– Казахстан? – переспросил я родителей, пока мы еще ехали до аэропорта в автомобиле. – Колледж магических искусств… находится в Казахстане?!

– Тогда еще не было Казахстана, – объяснила мама. – Был СССР. Тогда этот Колледж назывался Целиноградским магическим училищем. Много земли, строений мало. Строй, где душе угодно, прячь, где пожелаешь.

– Потом оно стало Акмолинским магическим колледжем, и лишь недавно – Колледжем магических искусств, – дополнил папа. – Там учатся дети со всего постсоветского пространства.

– Дети со всего СНГ собраны в одном месте?

– Нет… подобных институтов много. В России, кстати, тоже один есть, но КМИ – лучший на данный момент, – ответила мама.

– И самый дорогой, – подмигнул отец.

– Почему вы не рассказали мне раньше? Почему… ничему никогда не учили? Блин! Я бы…

– Ребенок не может ни изучать магию, ни знать о ней, – сухо ответил отец. – Лишь в свое шестнадцатилетие мы узнаем о том, кто мы на самом деле. Конкретно ты – потомственный маг. Смешение крови чаще всего приводит к потере магического дара в семье. Женишься на обычной человеческой женщине – и твои дети ничего такого в свое шестнадцатилетие не узнают… с высокой вероятностью. Есть, конечно, исключения, но очень и очень редко.

Теперь мне стало ясно. Ясно, отчего они были против Жени.

– Получается… я никогда…

– Как я уже сказал тебе несколько месяцев назад, – перевел отец на меня свой взгляд, – ты никогда не женишься на Жене. Придется ее забыть.

5

Нур-Султан (ранее Астана) оказался не таким городом, какой я себе, признаться, представлял. Я ожидал увидеть нечто более азиатское, но увидел вполне себе современный город, который превосходил даже многие российские… большую их часть.

Уже в аэропорту нас встретил мужчина казахской национальности, весьма дружелюбный и разговаривающий на чистейшем русском без какого-либо акцента. Он поздравил нас с приездом, схватил мой багаж и отнес к своему автомобилю – черному «мерседесу».

Пробки здесь были далеко на такие ужасные, как у нас, но всё-таки были, и минут через сорок пять нас доставили к огромному огороженному участку. Пустому. Мы остановились на въезде перед шлагбаумом. Через лобовое стекло я рассмотрел только-только начавшуюся стройку какого-то огромного объекта.

– Зачем мы сюда приехали? – мне никто не ответил. Охранник вышел из своего домика и посмотрел на пропуск, который продемонстрировал ему водитель. Кивнул и вернулся на свой пост.

Шлагбаум медленно обрисовал дугу и пропустил нас внутрь.

Автомобиль медленно стал въезжать на территорию.

– А вот теперь смотри, – прошептала мне мама в ухо, и я пригляделся.

Сначала ничего такого – но едва мы переехали черту, отделявшую этот участок от дороги, как я все понял – некое заклятье делало то, что происходило тут на самом деле, невидимым. Создавало иллюзию недавно начавшейся стройки, а на деле тут уже давным-давно был отстроен огромный студенческий городок.

Безумно красивые и величественные здания, слегка отдаленно напоминающие готический стиль, сверкали в лучах полуденного солнца. Чтобы объяснить, как выглядит это место, я бы попросил представить типичный европейский студенческий городок с кучей корпусов, придать ему в воображении немного готики и щепотку арабского шика сверху.

– О-бал-деть, – разделяя по слогам, произнес я, рассматривая студентов, разгуливающих по зеленым лугам и валяющихся на солнышке. Как ни странно, на них не было длинных мантий, или еще какого колдовского одеяния – все по-современному. Но форма одежды была, как я понял, общая. – Вы вместе здесь учились?

– И здесь же познакомились, – ответила мама.

Автомобиль медленно подъехал к стоянке, и водитель вышел, захлопнув за собой дверь.

Отец протянул руку.

– Телефон можешь отдать – он тебе не скоро понадобится. Связь на территории не ловит, а до конца первого курса покидать стены Колледжа категорически запрещено.

– Что? Почему?

– Такие правила, – коротко и сухо.

Нехотя, но я все же отдал свой телефон.

– Все равно розеток тут нет, так что зарядить его не смог бы, – добавил папа, убирая мой телефон во внутренний карман своего плаща. – Что ж, идем. Поздороваемся с ректором.

6

Я медленно шел за родителями, разглядывая прекрасные «внутренности» административного корпуса. Все выглядело так, словно некто хотел построить замок, но сделал это с применением современных методов, добавив немного отсебятины.

К Ректору нас сразу не пустили, сказав, что там сейчас другая семья, что прибыла несколькими минутами раньше нас. Пришлось подождать, но недолго.

Буквально спустя пару минут из кабинета вышли трое – двое взрослых и моя будущая одногруппница, настолько невероятной красоты блондинка, что я с трудом смог удержать рот закрытым – клянусь, раньше я мог увидеть таких девушек разве что на экране.

– Серега? – спрашивает отец этой красавицы, в ответ на что мой стал разглядывать его лицо. Мгновение – и от былой серьезности моего папы не осталось и следа.

– Да ладно!!! – заорал он. – Вован?!

Теперь орали оба. Еще секунда – и вот они уже радостно обнимаются.

– Наши дети будут учиться на одном курсе?! – радуется «Вован». – Просто с ума сойти! Вот совпадение так совпадение! Так только в фильмах бывает! Это Эмма, – знакомит он моего отца со своей женой. – А эта юная красавица – Алла.

Лицо Аллы радости не выражало. Она вела себя так, словно была местной красавицей, а все прочие – тухлым говном. Глядя на нее, начинало казаться, что, присутствуя здесь, она делала всем огромное одолжение.

Тем не менее, она была чертовски прекрасна.

– Это Лена, – говорит уже мой отец, – а это – Михаил.

– Дети, познакомьтесь, – командует «Вован». – Вам вместе учиться.

– Очень приятно, – произносит Алла без особого желания и лениво протягивает мне ручку с безумно шикарным маникюром. Протягивает ее не как для рукопожатия, а словно предлагает мне ее поцеловать, чисто по-женски. Целовать я, ясно-понятно, не стал бы – никогда в жизни такого не делал (или в Казахстане так принято?), и потому просто аккуратно сжал ее.

Едва наши пальцы соприкоснулись, как в моей голове что-то вспыхнуло.

Яркий свет, вспышка – и вот я уже стою не в здании перед кабинетом ректора, а посреди широкой улицы в центре города. Начинаю оглядываться по сторонам. Окна нижних этажей выбиты. Автомобили разбиты и оставлены на тротуаре и дороге как попало. Есть перевернутые, а некоторые и вовсе изнутри окрашены кровью.

На тротуарах лежат мертвые искалеченные тела. У некоторых не хватает конечностей.

Кровь повсюду. Где-то неподалеку раздаются крики боли и ужаса.

Я словно перенесся в город, переживший жуткую катастрофу.

– Что ты наделал?! – раздается женский крик – и я оборачиваюсь. Передо мной эта самая Алла. Только сейчас на ее голове не та модная идеальная прическа – волосы растрепаны, некоторые пряди торчат в разные стороны, другие прилипли к коже. Тушь потекла и размазалась по лицу. Одежда местами изодрана, но совсем не та, в которой она только что была. Маникюр тоже не тот: сегодняшний был красным, а этот – белый. – Где твои кости?!

Я понимаю, что в моей руке что-то есть. Поднимаю ее к лицу и разжимаю. Там два игральных кубика.

– Так бросай же!!! – кричит она. – Бросай чертовы кости!!!

Я разжимаю руку – и они летят к земле…

И все тут же прекращается.

Я вновь стою перед кабинетом ректора, рядом родители, передо мной – эта самая Алла. Маникюр красный в тон ее туфелькам на шпильках и сумочке.

Но вот лицо совсем другое. Она отдернула руку, словно испугавшись. И смотрит на меня как-то… испуганно.

– Что случилось? – спрашивает мама Аллы, но в ответ она лишь покачала головой.

– Ничего, мам, – солгала она. – Током ударил.

Родители рассмеялись.

– Между вами промелькнула искра?! – шутит Вован. – Я был бы не против объединить семьи!

Я смущенно отвернулся, хотя Алла и продолжала смотреть на меня.

– Вам пора заходить к Ректору, – сказала секретарша, и нашим отцам пришлось на время распрощаться.

– Я тебя подожду, Серега! – пообещал Вован, и мы прошли в кабинет.

7

Когда наши отцы снова пересеклись на улице, ко мне почти тут же подскочила Алла, схватила за рукав и оттащила в сторону. Завела за ближайший угол и прижала к стене.

– Что ты увидел? – резко спрашивает она тоном злой училки.

– Что? О чем ты?

– Я знаю, что тоже что-то увидел – у тебя рожу перекосило! У нас были одинаковые видения? Или у тебя что-то другое?

Я смотрел в ее изумительно чистые сапфировые глаза и, кажется, мозг работал совсем не так, как должен был.

– Я видел разбитую улицу, кучу перевернутых автомобилей… трупы… и тебя. И ты кричишь, чтобы я какие-то кости бросил. В руке игральные кубики… и я их… бросаю.

Она хмурится, с лица уходит вся строгость и серьезность. Она слегка растеряна.

– Ну… ладно тогда, – выпрямляется и отходит от меня на шаг. Обхватывает руками свои плечи, словно ей холодно.– Прости, что так набросилась… просто у меня впервые такое… как удар в голову – и галлюциноз!

Она улыбается.

– А… ты что видела?

– Да то же самое, да, – очень неумело солгала она. – Могу я тебя попросить? Не рассказывай родителям, пожалуйста. Не хочу, чтобы они поговорили с моими, и чтобы те затем устроили какую-нибудь диагностику, или еще чего. Они у меня параноики – и… в общем, им нельзя знать. Хорошо?

– Я, сказать по правде, и не думал им говорить. Мысль была, но я ее отсёк на корню, как говорится. Меньше всего мне сейчас надо их повышенное внимание.

– Ладно, тогда договорились. Увидимся.

Алла улыбается и гордо шагает к месту, откуда только что меня привела. Я еще немного стою, прижимаясь спиной к стене и прислушиваюсь к звонкому цоканью ее каблучков.

Закрываю глаза.

– Проклятье, Миша, – шепчу сам себе, – ты не должен о ней думать. У тебя есть Женя. Просто не делать глупостей. Нельзя…

Но не думать об Алле я не мог. Ни стоя у стены, ни заселяясь в свою комнату и знакомясь с соседом, ни перед сном. Все мысли словно вытеснила эта чертова Алла и то видение, которое я увидел, коснувшись ее пальцев. Проклятье! Может, у нее есть парень, который ее ждет. Точно так же, как меня ждет Женя…

– Не спится, друг? – спрашивает Дмитрий, мой сосед.

– Совершенно.

– Девушка есть?

Я киваю.

– Небось, о ней думаешь?

– Можно и так сказать.

– Я тоже о своей думаю. Хотя предки мне давно сказали, что я с ней недолго буду.

– Та же фигня, – подтверждаю его слова и тяжело вздыхаю.

– Ты давно узнал?

– Вчера.

– Вчера?! Тебе вчера только шестнадцать стукнуло?!

– Позавчера. Но родители рассказали вчера.

– С прошедшим, братуха! – он спрыгивает с кровати и подбегает. Пожимает руку. – Слушай, ну давай тогда отметим, что ли?! Я быстро сейчас пацанов соберу! Я здесь уже неделю, и со всеми перезнакомился. Девок не обещаю, но крутых поцев быстро приволоку!

– Да нет, спасибо, – сажусь, отбрасывая одеяло. – Я еще от своей бухаловки не отошел.

Дмитрий понимающе кивает.

– Ты мне не поверишь, но я тебя охереть как понимаю! – кивает он. – И все же! День рождения с новыми друзьями грех не отметить! Тем более что снова бухать будем уже не скоро! Порядки тут серьезные, знаешь ли…

Он подмигивает мне.

– Лады! Ты тогда штанишки накинь хотя бы! Я сбегаю за Толяном и Ильясом. Крутые пацаны! Им только повод дай – и они тебе такой праздник замутят! Они второкурсники!

И Дима, быстро запрыгнув в свои шорты, выскочил вон из комнаты.

Я нехотя встал и подошел к шкафу, достал свои брюки и надел их. И рубашку тоже. На всякий случай. Заправил свою постель и сел за стол.

Дима явился вместе с двумя парнями – тощим русским и неплохо сложенным (я бы сказал мускулистым) казахом. Казах первым протянул руку.

– Ильяс, – назвался он. – А это Толян. У тебя тут, значит, днюха?

– Два дня назад была, – встаю и обмениваюсь с парнями рукопожатиями.

– Ну надо что-нибудь замутить, – тут же говорит Ильяс. – Поздно уже, конечно, но народ не проблема собрать.

– А че с бухлом? – интересуется Толян.

– Да придумаем что-нибудь, – скрещивает Ильяс руки на груди. – Пацан-то вроде нормальный. Грех не помочь. Правда…

Они с Толяном переглядываются.

– Какие-то проблемы? – чувствую я подвох.

– Ну… с девчонками было бы интереснее, – говорит Толян.

– Так их же никак к нам не притащить сюда, – появляется рядом со мной Дима.

Ильяс поднимает руку, улыбаясь.

– Есть же клуб. Если договориться с Максом, то он за час нам диско-пати организует. С бухлом, девчонками и танцами…

– А кто будет с ним договариваться? – спрашивает Толян. Ильяс смотрит на меня и улыбается.

– Ребят, – я улыбаюсь, – если прямо совсем начистоту, то я не планировал вечеринку закатывать. Без обид, но позавчера я выпил столько алкоголя, что до конца первой четверти хватит.

– Что значит, без обид? – шагает на меня Ильяс. – Что значит, без обид?

Он смотрит на меня очень серьезно.

– Показался мне крутым пацаном, серьезным, – продолжает он практически не моргая. – Я думал – о, какой крутой парень этот Мишаня… а он, значит, отпраздновал свое шестнадцатилетие… а перед новыми корешами проставляться и не собирается. Ему вообще насрать на пацанов, я погляжу. Насрать на друзей, на наши порядки и устои. Ни уважения, ни желания познакомиться поближе со своей будущей семьей… я ошибся, кажись…

И Ильяс поворачивается ко мне спиной.

– Идем, Толян, мистер Волков слишком крут, чтобы бухать с таким отребьем, как мы.

– Окей, – громко произношу я, сломавшись под его манипуляторской речью. – Что за Макс и где его искать?

8

Макс был пятикурсником. Последний год – и навсегда покидает стены этого Колледжа. Когда я вошел в его комнату, то мне тут же ударил в нос табачный дым.

Макс сидел на подоконнике перед раскрытым окном и курил. Его иссиня-черные волосы были растрепаны, словно он только что проснулся.

– Это у тебя день рождения два дня назад был? – спрашивает он и затягивается, все еще глядя в окно.

– Да.

– И ты хочешь, чтобы я закатил тебе пир?

Улыбаюсь то ли от того, что было немного неудобно, то ли из-за формулировки. Пир – это звучит как-то… саркастически, что ли…

– Пацаны требуют. Говорят, так надо.

– Так надо, – подтверждает он, продолжая курить.

Я немного подождал, а затем понял, что сам он говорить теперь не будет.

– Так ты поможешь?

– Заключим сделку. Ты мне – я тебе, – и вот теперь он оборачивается. – Сегодня я закатываю тебе дискач с бухлом и телками, а когда придет время, ты сделаешь то, о чем я попрошу.

– Смотря… что ты попросишь.

Тяжело вздохнув, он отворачивается к окну и снова затягивается.

– Тогда проваливай.

Стою еще немного, думаю.

– Одолжение не будет незаконным? Я не вылечу с первого же курса?

– Как знать… – задумчиво говорит он. – Но с сыкунами я не очень люблю дело иметь. Ильяс сказал, что ты норм пацан, а на деле – типичный слюнтяй-перваш. Так что иди. Подрочи и ложись спать.

Играю желваками, топчусь на месте и, скрестив на груди руки, говорю:

– Ладно, по рукам. Что бы ни попросил, сделаю.

Он медленно поворачивает ко мне голову, выпускает изо рта клубы сизого дыма и слегка улыбается.

– По рукам, – слегка кивает он.