Я однажды приду… Часть II

© Екатерина Дей, 2018

ISBN 978-5-4490-8275-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Дом напоминал постройки известного, не то бразильского, не то мексиканского архитектора Нимейера – всё в изогнутых линиях. Этажи переходили один в другой, и невозможно было определить границу этого перехода. Окна тоже были изогнутыми, но при этом украшены прямыми полосами, ещё более усиливающими эффект кривизны рамы окна. Дополняла всё это крыша в форме дамской шляпы с большими полями, а трубы выглядели как перья шляпы. Весь футуристический вид дома был настолько чужеродным на фоне гигантских деревьев и удивительных цветников перед домом, что казался нарисованным ожившим кадром из фантастического фильма. И это – дом Аарона?

Нас встречал Самуил, он стоял на ступеньках лестницы, которая тоже смотрелась набором волнистых линий.

– Катенька, дорогая моя, как я рад тебя видеть, Глеб, наконец-то ты приехал. Охраны, конечно, много, но с тобой спокойнее. Наташенька уже тебя ждёт, она мне сразу после обеда сказала, что ты едешь.

Глеб остановился на лестнице и посмотрел на меня, высоко приподняв бровь. Самуил смутился, но уже сказал, деваться некуда, пришлось продолжить:

– Она всё о ней знает, что ты песню пела, что утром у тебя сердце от боли разрывалось. Глеб, я поэтому тебе звонил, спрашивал, как Катенька себя чувствует.

Глеб опустился на ступеньку ниже, и было непонятно – то ли хотел посмотреть мне в глаза, то ли собирался вернуться в машину и ехать домой. Глаза потемнели и скулы напряглись. А я уже была готова к тому, что он, не спрашивая, закинет меня в машину и отправит в сейф, а девочку уничтожит. Но Глеб спросил:

– И ты всё ещё хочешь с ней встретиться?

– Да, Глеб пойми…

– Я понял. Идём.

И что же заставило его так быстро со мной согласиться? Какая-то собственная мысль – он что-то для себя решил по дороге, поэтому и молчал.

К счастью, внутри дом был обычным, без этих гнутых линий. Всё в доме оказалось обставлено уютно, очень просто, и очень дорого. Мебель из непонятного дерева, я, проходя мимо стола, задела стул, и если бы Глеб меня не поддержал, то упала бы. Стул был как привинчен, настолько тяжёл, пожалуй, синяк будет. Глеб косо на меня посмотрел и взял на руки. С высоких потолков свисали люстры, состоящие из миллиона маленьких хрустальных, или бриллиантовых частичек, светящихся от собственного света. А со стен нас приветствовали величественные средневековые господа и дамы, борзые и прекрасные кони, сцены охоты и войны. Внутреннее убранство совершенно не соответствовало внешнему виду дома. Изящество непонятных линий снаружи и средневековая грубоватая простота внутри.

Когда Самуил повернул в боковой коридор, навстречу нам с громким криком выскочила Наташа:

– Катя, ты наконец приехала! Я знала – ты едешь!

Но резко остановилась, увидела меня на руках Глеба, и замолчала. Наташа рассматривала нас, наклоняя голову в разные стороны, то слева, то справа, а потом взлетела и опустилась мне на руки.

Конечно, для Глеба её вес вкупе с моим ничего не значил, но удивился сильно – ведь она его совсем не боялась. Он сделал лицо генерала, однако Наташа совершенно не обращала внимания на него, обняла меня за шею и зашептала на ухо:

– Хорошо, что ты приехала, мне тебе надо про тебя сказать. Ему тоже знать надо.

И небрежно махнула в сторону Глеба одной из рук. Надо сразу выяснить тревожащий Глеба вопрос, да и отвлечь его от взмаха руки перед носом, и я спросила:

– Почему ты сказала, что это мой приказ – привести Аарона к Норе?

– Но ты же хотела помочь Аарону найти его любовь, настоящую, навсегда, единственную. Ты сама это знаешь, только они ещё не знают. Ты сегодня разрывала своё сердце из-за него.

Она опять махнула ладонью в сторону Глеба, но он успел увернуться и в его глазах появился интерес.

– А он ещё ничего не понял, ему всё надо ещё понять, он только про себя думает. А этот, другой, большой, он думает о тебе, потому что любить хочет, а не знает кого. Он настоящую только тебя видел. А Нора совсем не знает ничего, но она будет его любить, я знаю. Только долго они понимать друг друга будут, она может не дожить, времени у неё мало без любви. С любовью больше.

Мы так и стояли в коридоре, Самуил присел на какой-то диванчик и смотрел на нас большими глазами, даже вздохом не смел прервать Наташу.

– А почему мало времени у Норы?

– Если любить он её будет, по-настоящему, пусть даже не скажет, она узнает и будет долго жить, ждать, когда он поймет всё. А с любовью совсем много времени, больше, чем у людей. Ты для этого её спасла, через своё страдание прошла, чтобы её спасти.

Она внимательно на меня посмотрела и вздохнула:

– Ты отдала очень много, сердце твоё ещё не наполнилось, кровоточит.

– Я что – продолжаю отдавать энергию?

– Да всем подряд! Подумаешь, кого пожалеешь, тому и отдаёшь, этому больше всех, только он не всегда чувствует.

Опять взмах руки в сторону Глеба, она так ни разу на него и не посмотрела.

– А как мне восстанавливаться? Меня сейчас каждый день энергией накачивают, несколько раз в день.

Наташа рассмеялась, весело так, колокольчиками.

– Да ты её за один раз сочувствия отдаёшь всю до дна. Ты сегодня, когда сердце рвала, совсем пустая осталась, но тебе мальчик помог и Али. Али молодец, он всё может, только ничего про себя ещё не знает. Я ему скажу потом, когда он ко мне приедет.

Глеб не выдержал:

– Он к тебе приедет?

– Ты сам его ко мне пошлёшь, скоро. Я вижу.

Она резко оттолкнулась от меня и полетела по коридору, от толчка я даже задохнулась и закашлялась. Глеб поставил меня на ноги, и Самуил помассировал спину, чтобы я смогла дышать.

– Интересная девочка.

Я не поняла, чего в тоне Глеба было больше – действительно интереса или подозрения. Когда я смогла дышать, Глеб обнял меня, и спросил Самуила:

– Катя отдает мне энергию?

Побледнев, Самуил даже не сразу смог ему ответить, таков был тон Глеба. Я попыталась шевельнуться в его руках, но Глеб только сильнее прижал меня к себе, и я решила не сопротивляться. Он ведь и без меня может учинить разнос Самуилу, без меня даже круче.

– Глеб, я не могу тебе этого сказать, мы давно Катеньку не обследовали на энергию, она чувствует себя хорошо, никогда не жалуется. Явных признаков не было, она сама регулирует передачу, тогда она увидела вас без сил и перестала у вас её брать, выбрала Али. Глеб, я не знаю, что делать, Нора здесь одна, её тоже надо лечить, и Кате нельзя сюда.

Самуил совершенно растерялся. Глеб не стал особо задумываться:

– Ты возвращаешься с нами. Дома полное обследование.

Нора его совершенно не интересовала. Я поняла, что он сейчас посадит нас в машину и увезёт домой.

– Глеб, я хочу увидеть Нору и Лею.

Точно, они уже не входили в его планы – по взгляду видно. Но сегодня Глеб много надумал, пока ехали сюда. Он повернулся к Самуилу и грозно приказал:

– Веди.

Самуил суетливо пошёл вперед. Ну, зачем так? Подумаешь, отдала сколько-то энергии, чувствую я себя очень даже хорошо, да и Андрей меня сегодня накачал по самую крышку.

Комната, в которой лежала Нора, оказалась очень светлой и уютной. В ней собрали самые разные мягкие пуфики, которые было странно видеть в этом доме, разноцветные подушки и стульчики. В центре стояла большая кровать, окруженная различной медицинской техникой и какими-то стойками. Наташа висела на руках где-то у потолка и улыбалась нам. Рядом с кроватью сидела худенькая девочка, но не бледная, с длинными светлыми волосами, её огромные прозрачные глаза сразу улыбнулись нам. Лея, как ей подходит это имя. Она встала и поклонилась нам, это было так странно, совсем не по правилам поведения в кланах, ну, я так думаю. Лея подошла ко мне и что-то сказала на неизвестном языке. Глеб вдруг наклонился к ней и ответил на том же языке, потом удивленно повернулся ко мне:

– Она знает древний арабский язык.

– Я и русский знаю, и ещё пять языков, мне нравится их изучать.

Она взяла меня за руку и неожиданно поцеловала её, чем привела меня в состояние шока. Я хотела отнять у неё руку, но не смогла, она держала очень крепко. Глеб положил свою ладонь на её руку и жёстко сказал:

– Отпусти.

– Ты не понимаешь, она совсем без энергии, скоро может умереть. Я ей помогаю.

У меня даже ноги подкосились, Глеб подхватил меня на руки, но Лея мою ладонь не отпустила, посмотрела бездонными глазами и предложила своим нежным голоском:

– Там кресло, положи туда.

Глеб усадил меня в кресло и Лея села рядом со мной, с потолка соскочила Наташа и тоже взяла меня за руку.

– Я же сказала, что всё отдала, а ты не верила.

– Наташа, я же хорошо себя чувствую, почему так?

– Ты себя обманываешь, хочешь его обмануть, а себя обманываешь. Тоже, испугалась за него, и решила опять ему отдавать, только отдаёшь больше, чем берёшь. Ты помни – если ты умрёшь, ему ещё хуже будет.

В меня вливался огненный поток, он бушевал внутри, и мне казалось, что я сейчас потеряю сознание от этого буйства энергии. Лея улыбалась милой улыбкой, но сила потока в её руках была значительно сильнее, чем у Наташи.

– Девочки, хватит, мне уже хорошо, у вас ещё Нора, ей больше надо.

– Ей достаточно пока, мы с ней, а ты уедешь. Нам не жалко, мы сильные, поедим и хорошо. А ты его не жалей, он сильный, сильнее, чем думает, только понимает мало, тебя не понял, пока тебя не поймёт, силу свою тоже не поймёт.

Наташа не обращалась к Глебу напрямую, она всё время говорила о нём в третьем лице, как будто его не было рядом. Глеб, бледный до синевы и с плотно сжатыми губами, внимательно слушал её, хотя взгляд был очень строгим и глаза приобрели стальной цвет. Самуил сидел на пуфике и не сказал за это время ни одного слова, я обернулась к нему и попыталась улыбкой приободрить его, но он только горестно покачал головой.

Лея улыбнулась мне своей нежной улыбкой, и я поняла – ничего в жизни не бывает случайным. Я могла не выбрать её в школе, а Глеб мог отказаться взять её в клан. А сейчас она спасала меня, держа за руку. Наташа тоже улыбалась – только, если лицо Леи было нежным, ещё совсем детским, то Наташа выглядела ребенком с очень взрослыми глазами, которые видели что-то своё, совсем не здесь. Мне стало жарко, и я сняла шубу, надеясь, что девочки уже не возьмут мои руки, но они продолжили, и я вскоре уснула.

Когда я проснулась, ни Глеба, ни Самуила в комнате не было, только Лея и Нора. Оказалось, Наташа свернулась калачиком на пуфике, и я её не сразу увидела. Лея, заметив, что я проснулась, улыбнулась мне:

– Они скоро придут, не переживай.

– Ты вообще ни о чём не переживай. Я знаю, он любит тебя, только боится, себя боится. Он много страдания тебе принёс и помнит об этом, простить себе не может. Вот тебя поймёт, сильнее станет. Только энергии ему не давай, не жалей его, убьёшь себя – убьёшь его.

Тяжело вздохнув, я встала и подошла к кровати. На ней лежало нечто, полностью обмотанное бинтами и какой-то странной серой тканью, гипсы на ногах и руках, даже лицо закрыто маской. Наташа перепрыгнула на стул рядом и погладила по тому, что должно быть руками.

– Завтра гипсы будут снимать, Самуил сказал.

– Так быстро?

– У неё всё хорошо заживает, быстро, энергии много, без гипсов ей будет лучше, всё быстрее будет оживать.

– Глеб хочет увезти Самуила, а кто гипсы снимет?

– Он нам всё уже показал и рассказал… мы сможем, Лея лучше, чем он сделает, он уже и не нужен. Хочешь на лицо посмотреть?

Увидеть будущую любовь Аарона очень хотелось, и я закивала головой. Наташа сняла маску и под ней оказалось лицо молодой женщины с впалыми глазами, явная блондинка, судя по бровям, но не белесая, а русая. Черты лица определить сложно, так как отёк разошелся по всему лицу. Глаза должны быть светлыми, но они были закрыты, и я решила уточнить у Наташи, вдруг она знает, но спросить не успела, она как прочитала мои мысли:

– Серые.

– Как это – серые?

– Не голубые и не зеленые, и не прозрачные. Серые.

Я пыталась вспомнить, но ужас перекрывал цвет – помнила огромные глаза, но не помнила цвет этих глаз.

– Я ей сказала, что ты её спасла.

– Она приходила в себя?

– Да, но она пока ничего не понимает, только потом вспомнит тебя.

– Это Глеб с Олегом её спасли, не я.

– Ты, они бы не стали её спасать, ты знаешь.

Не стали, она права. Но они убили тех, если бы Олег не поехал туда, то её бы убили. Следующая фраза Наташи подтвердила моё подозрение, что она читает мысли.

– Олег хороший, всё понимает, он всё понял, когда я ему сказала, он умный. Ты ему верь, он много боли видел, столько не могут вынести, он тебя понимает в твоей боли. Он и силу свою прячет, как этот, не хочет её использовать, ты её снова разбудила.

Она засмеялась своими колокольчиками, пролетела по комнате и приземлилась на кресле, махнула рукой в сторону коридора.

– Уже идут.

Вошли Глеб с Самуилом. На Глеба я только взглянула и поняла – недоволен всем, категорически. Самуил подошёл к Норе, вздохнул и обернулся к Лее.

– Лея, я тебе всё показал, ты сумеешь, я знаю, мы с Катенькой разберёмся, и я приеду. Норе сейчас нужен покой и помощь энергетическая, всё будет хорошо, Олег где-то близко, он поможет.

– Самуил, ты не переживай, Лея всё сделает, да и я помогу, всё хорошо, ты Катю спаси.

Глеб превратился в статую, недовольную всем статую. Он мрачно посмотрел на Наташу, потом на Лею. Нора для него не существовала, мне показалось, что он даже не посмотрел на кровать в центре комнаты.

– Поехали домой. Самуил, мы едем.

Наташа подбежала ко мне и обняла.

– Ты не забудь, пошли Али сюда, он сам поймёт, ты ему помоги понять, что Али надо сюда отправить. Лея всё правильно сделает.

Она чмокнула меня в щеку и отбежала, я подошла к Лее.

– Спасибо тебе за всё.

– Приезжай, я тебе помогу, береги себя, так больше не делись, можешь не выдержать.

Она опять, совершенно неожиданно для меня, поклонилась мне и поцеловала руку.

– Лея, я не понимаю, зачем ты мне руку целуешь, ты мне ничего ни за что не должна.

– Я помню твои глаза, когда ты в школу пришла. Ты за кого-то меня выбрала, жизнь мне изменила, я бы там погибла, я знаю. Ты тогда вину заглаживала, которой не было, ты так решила, но её нет, твоей вины. А меня спасла, я бы не была такой как сейчас, я знаю.

Глебу всё не нравилось, он подошёл ко мне и обнял.

– Поехали.

Ещё раз попрощавшись с девочками, я вышла, подталкиваемая Глебом. Чем же он так недоволен? Глеб для быстроты передвижения взял меня на руки и мгновенно оказался у машины, посадил меня и закрепил ремень безопасности. Это что – он думает, я останусь и никуда с ним не поеду? Он сел в машину и стал ждать Самуила. Ещё осталось двери защелкнуть, что он и сделал, как мысли услышал.

– Глеб, что опять случилось?

Он мрачно на меня посмотрел, отвернулся и стал смотреть в окно.

– Мне не нравится Наташа со своими предсказаниями.

– Но она пока ни в чём не ошиблась. Глеб, она предсказывает, но не решает судьбу. Если Нора была предназначена Аарону, то я тут не причём.

– Ты её спасла.

– Надо было там оставить?!

Он ничего не ответил, но мрачно насупился. Почти бегом появился Самуил и сел в машину. Не сказав больше ни слова, Глеб включил скорость истребителя.

Дело было не в спасении Норы. Наташа сказала, что он меня не понимает, поэтому ничего не получается. И ещё то, что я продолжаю терять жизненные силы и больше всего отдаю ему. Он обвиняет себя в этом – что я опять чуть не умерла, и он этого не заметил, а девочка-мутант заметила и спасла меня. Девочка-мутант, которую я выбрала взамен убитой им Алисы. Какой клубок неслучайных случайностей.

В своих размышлениях я даже не заметила, как мы добрались домой. Ужинать я не хотела и сразу заявила об этом Глебу. Он ещё больше помрачнел, кивнул и ушёл. Это была настоящая ссора от непонимания друг друга.

Полночи я прокрутилась на кровати: продумала всё, что думалось, триста раз вздохнула, десять раз вставала и снова ложилась в кровать. Так нельзя, завтра Глеб куда-нибудь уедет, чтобы энергию у меня не забирать, Самуил начнёт проводки ко мне присоединять и вздыхать от безнадежности. А мы опять с Глебом будем долго друг друга не понимать. Надо успокоиться и найти его.

Успокаивалась я долго. Продумывая наш разговор, я всё больше и больше волновалась. Неожиданно в комнату вбежал испуганный Самуил, и крикнул:

– Перестань, Катенька, перестань, ты не должна этого делать, ты опять всё отдашь, мы тебя можем не спасти!

Я смотрела на него удивленно и ничего не понимала – я же никому не передаю энергии, я просто думаю.

– Самуил, я не понимаю, о чём ты говоришь?

В комнату практически влетел Андрей и сразу взял меня за руки, побледнел и сказал:

– Когда ты успела?

– Что успела, о чём вы говорите?

– Да ты совсем без энергии, ты приехала нормальная, я чувствовал тебя.

А я поняла – волнение, я волновалась, представляя наш разговор с Глебом, и, видимо, в этот момент и разрядилась как батарейка. И отдала всё ему.

– Где Глеб?

– Да он как почувствовал тебя, сразу уехал, даже не знаю куда. Сказал: «Подальше».

Всё. Ничего у нас не получится, никогда. Истерика длилась совсем недолго, сил не было, и я просто сидела, закрыв глаза, а Андрей держал меня за руки. Он сначала пытался меня успокоить, но ничего не получилось, и он просто сидел рядом.

– Хватит Андрюша, мне уже хорошо, правда, я себя нормально чувствую, да и Глеба нет, он далеко уехал. Для вашего спокойствия можете Али позвать.

– Катенька, так его Глеб с собой забрал.

– Али? Зачем?

– Не знаю, как тебя почувствовал, сразу позвал его и уехал.

Зачем ему Али? И я только махнула рукой, уехал и уехал. Устала я сегодня, слишком много всего произошло за один день. Андрей ещё посидел немного, но видимо энергии уже было достаточно и он, пожелав мне спокойной ночи, ушёл. Самуил тоже почти сразу ушёл. Истерика помогла, я чувствовала себя значительно лучше, спокойнее. Завтра, всё завтра, будет день – будет радость.

Утром я долго не вставала с кровати. Проснулась очень рано, проспала всего несколько часов и чувствовала себя совершенно разбитой. Мир продлился один день, и то не весь. И как нам понять друг друга? Один выход остается – скотч. Навсегда. Если я и буду чего-то там мычать, то никто не поймёт. Обидно, зато безопасно для всех, кстати, для себя тоже. Только целоваться неудобно, но, пожалуй, меня тогда и целовать-то никто не будет: Аарон в бегах, а Глеб в обиде. Главное, я никак не могу понять, за что он на меня обиделся? Наташа не нравится, а обиделся на меня, правду она сказала, а я виновата. Вот тебе и замужняя жизнь. Может, сесть на диету и не завтракать, ужин я уже пропустила, почти голодание оздоровительное. Вот буду стройная и красивая, ещё пожалеет, что так со мной поступает.

В дверь постучали, и в комнату вошла Лея.

– Доброе утро.

– Доброе, как ты сюда попала?

– Меня Глеб привез.

– Глеб?

– Он сказал, что тебе плохо, оставил Али, а меня привёз.

Лея смотрела на меня своими бездонными глазами и улыбалась. Она быстро подошла ко мне и взяла за руку, огненный поток понёсся по венам.

– Тебе нельзя так, это плохо, думай в первую очередь о себе. Научись контролировать свои чувства, твой организм не выдержит таких мгновенных потерь энергии. Я знаю твою историю.

– Кто тебе сказал?

– Наташа, она всё знает. Она про тебя рассказала всё, только что будет, не говорит.

– Лея, ты тогда сказала, что я чувствовала себя виноватой, ну, тогда, в школе. Я действительно виновата. Из-за меня Алису убили.

– Глеб, я знаю, но ты не виновата, она сама такая была. Она не могла понять, как Глеб тебя выбрал, настоящей женой сделал.

Она опять улыбнулась, погладила меня по руке и отошла.

– Пока хватит. Отдыхай, лучше поспи. Я рядом буду.

И я сразу уснула. Ощущение полной жизни, так можно назвать мое состояние, когда я проснулась. Я выспалась, чувствовала себя как ребенок, который радуется от того, что проснулся. Со мной такого не было уже очень давно, даже не помню – когда.

Лея сидела рядом и задумчиво смотрела в окно. Она сразу обернулась ко мне и улыбнулась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Удивительно, так не было уже давно.

– В тебе силы остались, не ушли, поэтому ты чувствуешь себя так, как должна.

– И что теперь, мне так и лежать на кровати и экономить энергию, не видеть никого, Глеба в особенности?

– Он здесь был, сидел долго, но с тобой ничего не произошло.

– Глеб приходил?

Почему-то я была абсолютно уверена, что Глеб опять уехал далеко-далеко, и мне придётся долго вызволять его из добровольного заточения. Лия тихонько засмеялась, она даже смеялась тихо, как бы стеснялась своего смеха:

– Наташа ему сказала, что если он сейчас от тебя уйдёт, то потеряет навсегда.

Ох, эта Наташа, пошла на откровенный шантаж, она же знает – я его сразу прощу, надо ему только объяснить всё, он поймёт. Я радостно улыбнулась, Глеб дома, всё хорошо. Надо умыться, собраться и идти на завтрак. В дверь постучали, и вошёл Андрей.

– Доброе…

У него было такое лицо, будто его ударили по голове, и он пропустил этот удар, что в принципе невозможно. Он так и остался стоять у порога.

– Привет, Андрюша, ты с Леей не знаком?

Он даже не сразу понял мой вопрос, недоумённо посмотрел на меня, и снова повернулся в сторону Леи. Мне так понравилась эта сцена, что я рассмеялась. Вот так и рождается первая настоящая любовь. Он не отрывал глаз от девочки – тоненькой, как тростинка, с длинными распущенными русыми волосами и огромными, в пол-лица пронзительными глазами. Ну, это я решила, что любовь, жизнь покажет. Лея грациозно встала и протянула руку Андрею.

– Лея.

Андрей долго смотрел на изящную руку, пока догадался, что эту руку надо пожать, или хотя бы коснуться. Когда он это понял, то едва тронул пальцы Леи и с трудом проговорил:

– Андрей.

Лея улыбнулась своей мягкой улыбкой и отошла к окну. Андрей растерянно посмотрел на меня.

– Лея приехала мне помочь с энергией. Завтракать идём?

Он только покивал мне головой и исчез. Придётся идти самой без сопровождения.

– Лея, пойдём, посидишь со мной в столовой, пока я есть буду.

– Нет, я подожду тебя здесь.

– Почему, ты не хочешь ни с кем видеться?

– Мне хорошо в твоей комнате.

– Как хочешь, я скоро вернусь.

Она как-то странно посмотрела на меня и кивнула. Оказалось, Андрей ждёт меня в коридоре. Он сразу взял меня на руки, но пошёл спокойно, не понёсся как вихрь. Мне очень хотелось узнать, понравилась ли ему Лея, но я сделала вид, что совершенно этим не интересуюсь. Он сам не выдержал и спросил:

– А Лея надолго приехала?

– Пока мне не станет лучше, она Нору лечить помогает. Ты же её видел, мы с Глебом её вместо Алисы привезли.

Андрей помолчал, видимо вспоминая, потом сказал задумчиво:

– Она очень изменилась, совсем ребёнком была.

И я вдруг поняла, что он прав, это я её воспринимаю как ребёнка, а она изменилась, сильно изменилась. Она ещё не девушка, но уже не ребёнок. И Андрей, как самый молодой по их меркам возраста, сразу на это обратил внимание. Они очень подходят друг другу, оба нежные, спокойные, даже внешне похожие чем-то друг на друга.

Глеб сидел в столовой на диване и разговаривал с Самуилом, судя по лицу Самуила разговор был тяжёлым. Андрей усадил меня на стул и сразу исчез. Я сказала:

– Сезам.

Мне принесли завтрак, и я начала есть, не обращая внимания на занятых разговором Глеба и Самуила. В то, что Глеб меня не заметил, поверить было невозможно, Самуил, понятно – весь в разговоре, но Глеб всегда всё видит и чувствует. Здороваться с ними я не стала, не видят, значит, меня нет.

– Катенька, я не заметил, как ты вошла, доброе утро, дорогая моя, ты прекрасно выглядишь. Как ты спала? Вижу, что хорошо.

– Доброе утро, Самуил, всё хорошо, спасибо Лее.

И продолжила поедать кусок торта, как будто Глеба нет. Самуил засмущался, быстро допил свой чай и ушёл. Наступила напряжённая тишина. Я пыталась спокойно пить чай, но у меня это плохо получалось, как только ушёл Самуил и мы с Глебом остались одни, я сразу почувствовала напряжение Глеба. Но решила, что раз меня нет, значит – нет, опустила глаза и старательно доедала торт, который сразу стал невкусным.

– Доброе утро.

Голос Глеба оказался глухим, как будто он сильно волновался.

– Доброе утро, Глеб.

Он что, имя моё забыл? Напоминать не будем, забыл, так забыл.

– Как видишь, я исполнил поручение Наташи.

Глупый генерал, он её подозревает, он думает, что она это специально устроила чтобы мне плохо было, и он привёз Али, как она и предрекла. Чашками я ещё не кидалась, а сковородок, видимо, в этом доме нет, еда по волшебному слову появляется. Я долго рассматривала чашку – красивая, жалко бить, небось, какой-нибудь восемнадцатый век, судя по рисунку и фарфору. Ничего, новую купит. Я высоко подняла чашку и уронила её на пол, она разбилась на несколько осколков. Какое-то время я рассматривала их на полу, потом подняла глаза на Глеба.

– Глеб, я нарушаю твои непреложные принципы?

Он ожидал чего угодно, но не битья посуды и этого вопроса. У него были совершенно чёрные глаза, которые по мере осознания моего вопроса, сначала стали серыми, потом синими, и снова серыми. Многоцветный мыслительный процесс. Я сидела совершенно спокойная и ждала ответа на свой вопрос.

– Почему мои принципы?

– Наташа не давала тебе поручения, она лишь видит ближайшее будущее, моё будущее. Она знала, что я могу в любой момент отдать… неважно. Глеб, посади меня в сейф, будет легче всем, тебе в первую очередь, а ещё скотчем меня обмотай всю, вдруг ещё что скажу или сделаю.

Высказавшись, гордо встала, во мне всё кипело, вулкан извергался, и я поняла – надо молчать, а то ещё скажу чего-нибудь, и девочкам будет плохо. Неожиданно в столовую забежала Лея, схватила меня за руку и почти крикнула:

– Перестань, не нужно, перестань. Андрей!

Появился Андрей, схватил меня на руки и перенёс в комнату. Я не успела ничего понять, меня уложили в постель, и оба – Лея с одной стороны, а Андрей с другой, взяли за руки.

– У меня всё хорошо, Лея, всё хорошо! Андрей, скажи ей, зачем, я должна ему сказать, он не понимает.

Андрей вдруг улыбнулся и, взглянув на Лею, ответил:

– Что ещё ты можешь сказать? В сейф ты уже попросилась.

Лея не стала отвечать на его улыбку и была очень серьёзна.

– Катя, не нужно сердиться, волноваться и переживать, тебе это сейчас совсем нельзя. Ты опять ему всё отдала до дна, пустой сосуд. А ещё нам пыталась отдать, мне и Наташе, ты о нас подумала?

Я только кивнула головой.

– Глеб нас не тронет, он понимает, что мы сейчас тебе нужны, мы должны тебя спасти.

А потом? Что потом? Мою попытку встать Лея остановила громким криком:

– Катя, перестань, не смей! Твой организм этого не выдержит, ты понимаешь! Андрей, позови Самуила, надо укол сделать, пусть лучше спит пока.

Но Андрей даже не успел встать, как в комнату вошёл Глеб с Самуилом на руках.

– Катенька, что это, почему, что делать с тобой, так нельзя, вечно ты за других, ну почему, зачем? Всё будет хорошо, укол сделаю, и ты поспишь.

На Глеба я не смотрела, плотно закрыла глаза и ругала себя последними словами, опять истерику закатила, Самуил прав – уколы и спать, чем дольше, тем лучше. Глаза я так и не открывала, почувствовала укол и просто ждала, когда усну.

Просыпалась я тяжело: голова как чугун, мысли тоже примерно такие же, руки и ноги ватные. Надо открыть глаза, тогда будет легче, почему, непонятно, но я так решила. У кровати сидела Лея с той же ласковой улыбкой, у окна опустив голову, стоял Глеб.

– Привет.

Я сказала это, только чтобы показать, что проснулась. Глеб головы не поднял, а Лея ответила:

– Привет, ты долго спала, молодец. Теперь просто полежи, я скоро приду.

И она ушла, оставив нас вдвоём с Глебом. Он сразу поднял голову, и я быстро закрыла глаза.

– Теперь ты можешь перебить всю посуду в доме и сердиться на меня хоть всё время, даже побить.

От удивления я открыла глаза и увидела перед собой два совершенно синих глаза.

– Али перекрыл твою способность всем всё отдавать, мне тоже.

2

Глеб был спокоен, но не улыбался. Он наклонился надо мной, руки в карманах, а губы плотно сжаты.

– А посуды хватит?

– Хватит, я ещё из других дворцов привезу.

Резко выпрямился и отошёл к окну.

– Неси.

Он повернулся ко мне и переспросил:

– Что?

– Неси посуду.

Хитро взглянув на него, я улыбнулась: один раз комнату я уже разгромила, теперь наступила очередь посуды – скоро действительно переплюну Глеба в объёме разрушений. Глеб удивлённо смотрел на меня, он не ожидал от меня такой решимости настолько быстро, наверное, надеялся, что хоть до столовой дойду. Я медленно встала, ноги были совершенно недвижимые, я даже покряхтела, с трудом разогнула спину, сладко потянулась и ушла в ванную.

В воде я лежала долго, из комнаты не доносилось ни звука, может за шумом воды и не услышала, как Глеб ушёл за посудой. Выйду – а там горы посуды. Но в комнате был только Глеб, посуду не принёс, просто так же стоял у окна. Я была обернута полотенцем и не сразу поняла, что мне надо одеться, а он так и стоит, смотрит на меня своими синими озерами и улыбается.

– Где посуда?

– Ты здесь собираешься её бить?

– Да.

– По какому поводу?

– Сейчас придумаю, без посуды сложно повод придумать.

– Как придумаешь, сразу принесу. Хотя, вот ваза стоит.

Он показал на изящную вазу цветного венецианского стекла, в ней стоял букет цветов. Неужели эти цветы растут в нашем саду? Они были такие разноцветные – эти небольшие бутоны, ещё не совсем раскрывшиеся, едва выпустившие стрелки лепестков: белые, красные, фиолетовые, синие, жёлтые. А аромат! Надо спросить у Самуила, как они называются, это просто невозможно, что может создать природа. Я наклонилась над цветами и всем лицом вдохнула аромат.

– Жалко, цветы погибнут, пусть остаётся. Да и повод я не придумала.

Глеб взял букет в руки и цветы стали раскрываться на глазах, я широко открыла глаза от удивления – через минуту все бутоны раскрылись и в его руках уже был удивительный многоцветный букет с совершенно раскрывшимися цветами. Он его протянул мне и сказал, улыбаясь:

– Бей вазу, цветы я спасу.

Я взяла букет и полной грудью вдохнула усилившийся от скоростного развития цветов аромат.

– Глеб, как это у вас получается, какая красота, а пахнет…

Вазу бить не стала, в ней букет смотрелся удивительно, и я долго с удовольствием раскладывала цветы. Пусть стоят и меня радуют в неразбитой вазе. Рассмеявшись, повернулась Глебу и призналась:

– Повод пока не придумался.

– Тогда идем завтракать?

Но мне нужно одеться, а Глеб никакой попытки выйти из комнаты даже не делал, стоял и улыбался. Ах, так! Я скинула полотенце и повернулась к шкафу. От волнения руки почувствовала только тогда, когда Глеб взял меня за плечи и развернул к себе, даже перестала дышать, смотрела на него и ждала. Он не обнял меня, только смотрел мне в глаза, и я сразу утонула в этой синеве. Глеб вздохнул и провел пальцами по моей щеке, потом рука опустилась ниже, и пальцы коснулись шеи, затем, едва касаясь, груди. Он как бы пытался ощутить мою кожу, почувствовать её, а я вспыхнула и с трудом сдерживалась, чтобы не обнять его, не прижаться к нему всем своим пылающим телом. И вдруг пальцы, мягкие и нежные, стали как мрамор, твёрдыми и холодными. Глеб как- то длинно и тяжело вздохнул, отступил от меня, сжал кулаки и глухо сказал: