Чуду не слабо

1

«Раз в крещенский вечерок девушки гадали» – и дальше по тексту, известному со школы: собрались девчонки, в количестве пяти штук на квартире одной из подруг – Ники Чудовой – и стали придуриваться. Сначала раскладывали карты. Вернее, раскладывала Радка Вакулина, черноокая красотка с угольными цыганскими косами, а остальные пялились, ахали и охали, и ржали, сопоставляя королей и валетов и их масти с реальными знакомыми мальчиками. Потом Елка (в миру Дмитриева Елена Павловна) предложила сделать коридор из зеркал, но с маленькими показалось не интересно, а больших в квартире Ники имелось только два: одно на входной двери, другое в комнате родителей на дверцах шкафа, ни первое, ни второе, понятно, не транспортабельные.

– Ну, бли-и-ин! Криповенько бы получилось! – разочарованно пробасила Елка и надула и без того пухлые щеки.

– Тогда духов будем вызывать! – решила, тряхнув копной каштановых кудрей вторая признанная красавица, не только среди подруг, но и со всего их курса, Виолетта Ляхова, и скомандовала: – Ника, тащи уиджу¹! Надеюсь, не выбросила?

– Это чего еще? – переспросила Елка, смешно выпячивая оба своих подбородка.

– Доска для общения с призраками, – между прочим пояснила Рада и горделиво взглянула на Ляхову, даже не успевшую раскрыть рот.

Между этими двумя всегда чувствовалось какое-то соперничество. То одна пыталась другую уесть, то наоборот. Не все время, конечно, к счастью, ни то бы как с ними общаться?

– А у Ники есть эта доска? – восхищенно ахнула Ася Ладынина, милая простушка с короткими пепельными волосами и курносым носиком.

– Да, – Ника махнула рукой и смущенно засмеялась, – самодельная, дедушка сделал, когда мы еще в школе учились.

Она приставила табурет-лесенку к шкафу и принялась рыться на верхних полках, куда, как, наверное, у всех, складировали всё, что и выкинуть жалко, и годами не используешь. Доска нашлась под старыми фотоальбомами и коробками с настольными играми. Протянув ее Виолетте, Ника шагнула на первую ступеньку, но оступилась, потеряла равновесие, и едва не свалилась на руки подруг.

– Чудова, ты, как всегда, сама грациозность, – съязвила Виолетта.

Ника постаралась не заметить резких интонаций подруги и не обиделась, в конце концов, со школы вместе, теперь в одной группе в колледже учатся, чего им ссориться?

– Итак, кого вызываем? – обвела задорным взглядом подруг Ляхова. – Пушкина и Лермонтова – банально.

– У меня соседка недавно умерла, баба Шура, – задумчиво предложила Ася.

– Еще скажи, что она тебе стольник задолжала, – хохотнула Елка.

– Нет, – смутилась Ладынина, – просто хорошая бабушка была.

– Соседки тоже отпадают, – решила Виолетта. – Надо того, кого мы все знаем. Актера, например какого-нибудь, или певца.

Рада, флегматично тасующая карты, зевнула и показательно закатила свои черные томные очи:

– Тогда чем тебя Пушкин с Лермонтовым не устроили? – но ее фраза утонула в сыплющихся, как из рога изобилия, предложениях: и Ахматова, и Дюма, и Калиостро, и Майкл Джексон, и куча прочих своих и зарубежных.

Елка, Ася, Виолетта и Рада галдели так, словно их было не четверо, а по крайней мере, восемь. Пожалуй, одна Ника только никого не предлагала. Она вообще ко всем гаданиям относилась, как к игре, но другим не мешала – резвятся девчата, развлекаются – водила пальцем по узорам, любовно вырезанным дедушкой, и будто мысленно с ним общалась, с улыбкой поглядывая на возбужденных подруг.

В итоге, онипоспорили чуток, и сошлись на Раневской². Возложив пальцы на ромбовидный указатель, принялись завывать в унисон:

– Фаина Георгиевна, вы тут? Придите к нам, госпожа Раневская!

Указатель не сдвигался ни на миллиметр, не чувствовалось ни дрожи, ни какого-то потустороннего присутствия, просто обычная типовая трешка, а в ней пятеро ошалевших от собственной смелости девчонок.

– Надо не госпожа, – вдруг пробасила Елка, – тогда господ не было.

– А кто был? – насупилась Рада, изначально и оговорившая призывные фразы.

– Ну-у-у, товарищи, – протянула Дмитриева.

Попробовали с «товарищ Раневская». В какой-то момент всем вдруг показалось, что указатель слегка повело. Он как-то очень неуверенно двинулся сначала к «Да», а потом, будто испугавшись общего восхищенно испуганного вздоха, к «Нет».

– И что это значит? – шепнула Ася.

«Я-т-у-т» – быстро перескочила по буквам стрелочка указателя.

– О-у-у! – громогласно восхитилась Елка.

«Ц-и-р-к-д-о-л-ж-е-н-г-а-с-т-р-о-л-и-р-о-в-а-т-ь» – разразилась доска.

И никто не понял, к чему это она, издевается, дает совет или просто развлекается.

– И что спрашивать будем? – забеспокоилась Ася, ее тоненькие бровки будто взлетали, губки жалобно кривились, и так становилось ее жалко, что просто кошмар.

– Я похудею в этом году? – решилась Дмитриева.

Судя по этой неделе, когда она вместо чипсов и бургеров стоически жевала морковку и яблоки – для нее это было очень актуально. Но доска (или Раневская) не оценили:

«Ж-и-з-н-ь-с-л-и-ш-к-о-м-к-о-р-о-т-к-а-ч-т-о-б-ы-т-р-а-т-и-т-ь-е-е-н-а-д-и-е-т-ы-ж-а-д-н-ы-х-м-у-ж-ч-и-н-и-п-л-о-х-о-е-н-а-с-т-р-о-е-н-и-е».

– Не скажите, – Елка, похоже, немного обиделась.

А вот Радка, напротив, воодушевилась:

– Среди нас есть не девственницы?

«Е-с-л-и-у-ж-е-н-щ-и-н-ы-е-с-т-ь-г-о-л-о-в-а-т-о-у-н-е-е-е-с-т-ь-л-ю-б-о-в-н-и-к»

Ася Ладынина смущенно хихикнула. А Вакулина обвела девчонок любопытным взглядом. В общем-то пока никто ничем «таким» не хвастался, всем по семнадцать, учатся на втором курсе строительного колледжа, достаточно серьезные девушки, ну если не считать сегодняшний вечер.

– А кто из нас самая красивая? – жгла напалмом Радка.

«П-о-д-с-а-м-ы-м-к-р-а-с-и-в-ы-м-х-в-о-с-т-о-м-п-а-в-л-и-н-а-с-к-р-ы-в-а-е-т-с-я-с-а-м-а-я-о-б-ы-ч-н-а-я-к-у-р-и-н-а-я- ж-о-п-а» – ничуть не меньше отжигала и доска.

– Скажи, кто из нас первой выйдет замуж?

«В-с-ю-ж-и-з-н-ь-я-с-т-р-а-ш-н-о-б-о-ю-с-ь-г-л-у-п-ы-х-о-с-о-б-е-н-н-о-б-а-б» – задвигался молнией указатель, но в какой-то момент Вакулина отпустила его и со всего размаха врезала по плечу Виолетте:

– Это ты! Я чувствовала – ты!

– Чего? – закатив глаза, отозвалась Ляхова.

– Двигаешь!

– С чего бы?

– Потому что ты заносчивая стерва!

– А ты не стерва? Задаешь вопросы и ждешь, что тут будут восхвалять тебя и только тебя.

– А должны тебя? Это же ты у нас…

Ссора накалялась. Девчонки сыпали друг на друга обвинениями. Радка припомнила, что Виолетта не раз цитировала наизусть афоризмы, к случаю и без случая. Последняя шипела, что надо иметь мозги и выдержку, а не думать только в одном направлении. Ася едва не плакала. Елка хмурилась.

Да, с вызовом духов что-то пошло не так. И Ника не нашла ничего лучшего, как сложить уиджи и убрать с глаз долой. Если управляла и впрямь Виолетта, то шутку затягивать не стоило. Память дедушки оскорблять не хотелось. Лучше вспоминать, не то, как две девицы едва ни выцарапали друг другу глаза, а то, как Ника впервые попробовала кого-то вызвать на этой доске вместе с ним. Наверное, дедушка тоже намеревался пошутить: предложил пообщаться с домовым и, видимо, за него сам и отвечал. Потом тоже самое провернул уже и с Веточкой, как тогда еще позволяла называть себя Виолетта. У дедушки все выходило легко и с юмором, не то, что сейчас.

– Брейк, девочки, – проронила Ника как бы между делом. – Сегодня все-таки Крещение, а вы…

Девушки замолчали. Рада отошла к окну, снова схватила колоду карт и принялась разглядывать изображения, будто только сейчас увидела. А Виолетта отвернулась к книжным полкам в шкафу.

– Может чай? – предложила Ника. – Мама перед отъездом там нам французскую ватрушку испекла.

– Круто! – оценила Елка, тут же забыв про свою диету, потом заметила насмешливый взгляд Виолетты, и опустила голову. – Можно ведь просто чай пить, без ничего, – пробубнила тихо.

– Там творог же! – одобряюще улыбнулась Ася. – Значит, если позволить себе немножко, то вреда точно не будет. Я читала, даже при ПП возможность читмилов³предусматривается.

Рада хмыкнула и заявила, будто поддразнивая:

– Я точно буду не немножко. Моей фигуре ничего не повредит!

– И самооценке, – парировала Виолетта.

Но, к счастью, Вакулина на этот раз решила просто не заметить наезда, сделав вид, что ничего не слышала. Вот чего они вечно?

Ника ушла на кухню и только там поняла, как устала. Когда в колледже, на переменах, на занятиях общаются – это одно, и даже когда готовятся к чему-нибудь, или по полтора часа ползут домой после занятий, хотя живут недалеко и друг от друга, и от колледжа. А вот так, в квартирном формате – приходится слишком стараться, и получается не айс. Все какие-то слишком разные.

Накрыв на стол, позвала подруг. Те единодушно оценили мамину ватрушку. Налетели на нее, как голодные синицы, только крошки остались. Елка сначала выбрала малюсенький кусочек, а потом вздохнула и потянулась за вторым. А остальные вообще, наверное, кусочка по четыре умяли.

– Какие там еще есть гадания? – поинтересовалась Ася.

– А ты что-то конкретное узнать хочешь? – облизнув пальцы, спросила Радка.

– Да, хоть в какой стороне мой суженный живет, – смущенно хихикнув ответила девушка.

– Можно туфли, что ли, бросать? – наморщив лоб, вспомнила Елка.

– Ага! Туфли? Зимой? Ты с собой вторую обувь принесла? – хмыкнула Виолетта.

Ника глянула на подругу. Что же ту сегодня все раздражает? Вроде бы на занятиях было все нормально. Узнав, что родители Чудовой уезжают на несколько дней по делам, первая же и предложила пойти к ней и погадать на Крещение. Говорила, что в этот день открывается какое-то там тонкое окно между мирами и можно, если не увидеть свое будущее, то хотя бы заглянуть в него глазком, а сейчас все бухтит и бухтит, и то и дело дергается проверять телефон.

– У меня полно обуви, – снова выступила в роли кота Леопольда Ника. – Новую, конечно, не дам в снегу валять, а старую – пожалуйста.

Девушки воодушевились. Пришлось снова залезать на лесенку и потрошить на сей раз антресоль, куда во время ремонта сложили всю обувь, которая казалась более-менее по состоянию. Папа, конечно, тогда предложил все просто взять и выбросить, но мама воспротивилась. Обещала, что отвезет все при случае в общественный центр.

– Да, конечно! – скептически хмыкал папа. – Там обязательно пригодятся твои туфли на десятисантиметровом каблуке.

– Ну, на свадьбу кому-нибудь, – не сдавалась мама.

И складывала все в коробку, куда до этого положила Никины балетки, несколько пар мокасин немыслимых расцветок, облупившиеся кроссовки и еще кучу всего.

Именно эту коробку Ника сейчас и достала. Елка подхватила ее и поставила на пол.

– Можно выбирать? – Рада тут же сунула нос внутрь. – Чур мне то, что покрасивее!

– Ты же не ходить в этом будешь, а выбрасывать, – не удержалась от шпильки Виолетта.

– Не выбрасывать, а бросать. И делать это с туфлей как-то прикольнее, чем с разношенной тапкой, – Вакулина показательно достала Никину балетку, надеванную от силы раза три, и пластиковый папин шлепанец, похлопала ими друг об друга и выразительно глянула на Ляхову.

– А это вообще будет считаться? – засомневалась Ася. – Если бросим не свое?

– При чем тут это? – удивилась Елка, уже даже примерившая какую-то обувку.

– Ну, энергетика там, – пространно объяснила Ладынина.

– Девчат, мы же просто играем! Ведь никто же всерьез ничего не думает? – высказала свое мнение Ника, но его вряд ли услышал хоть кто-то, кроме Виолетты, потому что все вдруг как-то разом принялись облюбовывать себе, то одно, то другое.

Надевали, кружились в коридоре перед зеркалом, цокали каблуками, теми самыми десятисантиметровыми, как лошади подковами, и казались дошкольницами, дорвавшимися до маминого гардероба. В этом празднике жизни не участвовали только хозяйка квартиры и Ляхова. Последняя смотрела на все с ехидной улыбкой взрослой женщины.

– Все! Нашей энергетики на все хватит! – резюмировала минут через пятнадцать запыхавшаяся Елка. – Можно бросать.

– А куда? – не унималась Ася. – И как?

Вот уж точно, кто сегодня вел себя, как дорвавшийся до чудес ребенок. У нее горели глаза, раскраснелись щеки.

– Выйти на улицу, – ответила Виолетта, порывшись в интернете, – и бросить вперед себя обувь с левой ноги. Куда носок укажет, оттуда твой суженный и придет. Если укажет в твою сторону, замуж тебе пока не судьба.

– Страхово как-то, – насупилась Дмитриева, и с сожалением стянув с ног кроссовки, кинула их обратно в коробку.

Ладынина поступила так же, видимо, глядя на нее. Но в ее действиях не хватило решительности. Показалось, или она и впрямь даже погладила лакированный, похожий на конфету мысок?

– А вот я рискну! – заявила Рада.

Подхватила балетку с левой ноги и потопала к балкону. Распахнула, поежившись от холода, завернулась в плед с дивана, и с показным хохотом выскочила наружу.

– Не с балкона же! – вдогонку попыталась вразумить Ника, но Вакулина уже открыла окно и кинула балетку вперед.

А потом вдруг со смущенным визгом заскочила обратно.

– Чего ты? – поинтересовалась Елка, все пытающаясяразглядеть хоть что-нибудь, пока Радка закрывала балконную дверь, хохоча и икая.

Озорница не признавалась, но не иначе попала в кого-нибудь. С чего бы в противном случае вести себя, как малолетка? Ника сгорала со стыда, представляя, как придется извиняться перед каким-нибудь припозднившимся соседом. Конечно, не факт, что заметили, откуда вылетела балетка, но всеравно неприятно.

– Куда носок-то показал? – улыбаясь, спросила Ася.

– Туда! – неопределенно махнула рукой Радка.

И тут раздался звонок в дверь.

Нике почему-то показалось, что он какой-то особенно пронзительный и даже обвиняющий. Ну, вот, поиграли, подурачились. Может вообще Радка в машину зарядила! В стекло! То-то родители обрадуются!

Ника прикинула, сколько удалось отложить со степешки, и хватит ли это на возмещение ущерба, в случае чего. Стыдоба!

Может, не открывать? Притвориться, что никого нет дома? Или все легли спать, а свет просто забыли выключить?

Мысли перескакивали с одного на другое, а разум отмечал, как к двери направляется Виолетта, поворачивает защелку и…

– О! Ляхова, привет! Вы чего тут, с ума сходите? Так ведь и убить человека ненароком можно. А соседка моя где? – раздался с самого детства знакомый голос.

2

Вовчик Ольховский курил на подъездном общем балконе, когда хлопнула дверь. Оглянувшись, заметил родителей Ники.

– Здрасьте! – крикнул, по-мальчишески пряча электронную сигарету за спиной.

– Здравствуй, Володя! – отозвалась с улыбкой тетя Юля.

– Владимир, – дядя Слава отсалютовал рукой. Обычно протягивал и пожимал со всей важностью, но не подбегать же ради этого. – Мы за город, по делам, на пару дней. Так что бди.

– Ага. Буду бдить, – пообещал Вовчик.

– Там сегодня к Николь девочки придут, девичник у них что ли, – махнула рукой тетя Юля. – Если будут громко хохотать, можешь шугануть.

– Ладно, – разулыбался парень на все тридцать два зуба.

Девичник – это прикольно. Жаль, не позовут. А то могли бы, по-соседски. Надо намекнуть Нике, что он мужик холостой.

Шутка, конечно. Ни на что не стал бы Вовчик намекать Нике. Это же, как расписаться в том, что у него могут быть какие-то проблемы. А разве у Ольховского могут быть проблемы? Да, ни в жизнь!

Тем более, для Ники, соседки, которую Вовчик знает, фактически, с самого рождения. Она, практически, как сестра, как Янка. Только та старше Вовчика на шесть лет, а Чудо (от Чудова) – на шесть месяцев. Одно время Вовчику казалось, что он влюблен в Николь, но ровно до того момента, пока не влюбился в другую, потом в третью и так далее. Соседка же сразу почему-то посчитала его неподходящим объектом для девичьих грез, буквально с первого знакомства, и после того, как они отучились вместе девять классов, а потом поступили в один строительный колледж, на архитекторов, просто оказались в разных группах – своего мнения не поменяла, хоть и не сомневалась, что Вовчик парень далеко не глупый, с мозгами у него полный порядок, это девушки все не те попадаются.

Впрочем, это все лирика.

Дождавшись, пока за родителями Ники закроются двери лифта, Вовчик снова затянулся и выпустил изо рта ароматное облачко. Глянул с балкона вниз. По дороге чапала еще одна соседка, правда, не с этажа, просто из подъезда. В руках полные пятилитровые баллоны. За водой что ли ходила? А помнится, еще летом разорялась, что люди с жиру бесятся, из водопровода не пьют, минералку покупают.

Но, едва додумав до конца эту мысль, сообразил, что сегодня Крещение. Точно! Святую воду несет, значит. Будет пить и бесов изгонять.

Хмыкнув, убрал сигарету и достал телефон. Пока залипал в интернете, замерз. Зайти домой погреться чаем с бутерами и на репу.

Только зашел домой, завопил телефон. Маму-у-уля.

– Да? – проворковал ласково.

– Чего делаешь, Пупсик? – мама, как всегда.

Иногда казалось, что она просто забывает, какое у сына имя, поэтому использует любое более-менее подходящее прозвище.

– Собираюсь на репетицию.

– Допоздна?

– Как обычно.

– Зайчик, не теряй тогда меня сегодня. Я у тети Гали переночую.

Понятно. Еще один девичник. В более старшем исполнении. Хотя Вовчик подозревал, что тетя Галя – это давно уже какой-то «дядя Гал». Раньше мать так часто подругу не навещала.

– Ок, мам. Не потеряю.

– Напишешь мне, когда вернешься с репетиции.

– Зачем? – удивился он.

– Чтобы я не волновалась.

– Ла-а-адно.

Когда Янка внезапно кинула универ на третьем курсе и уехала в какую-то Тьмутаракань работать, чего от нее совсем никто не ожидал – мать иногда перегибала палку, видимо, боялась упустить еще и сынулю. Хорошо, что приступы заботы у нее случались не слишком часто, а то с ума сойти.

– Перед репетицией поужинай. Там суп в кастрюле. В судочке котлеты. В жаровне пюре. Сухомяткой не питайся.

– Слушаюсь, mongénéral⁴!

Наконец, закончив с наставлениями, матушка отключилась.

Бережно упаковав басуху, поставил чайник, порезал колбасу щедрыми кусищами, хлеб, сыр, сложил пирамидкой и сунул в микроволновку – какое-никакое горячее получится, значит, уже не сухомятка. Но спокойно поесть не получилось, позвонил Артемон – Артем Самойлов и попросил прийти на полчасика раньше, там у него какие-то планы, задумки, как всегда, туда-сюда, с пятого-на десятое. Пришлось одеваться и на ходу, обжигая нёбо, ужинать. А потом еще проталкиваться в полный из-за часа пик автобус, с басухой и мордой кирпичом, не топать же две остановки по морозу.

Разумеется, Вовчика первым делом встретила недовольная фраза Артема:

– Ольховский, ты как всегда! Не можешь булками побыстрее шевелить!

– У кого еще булки, – бурча под нос принялся распаковывать бас-гитару парень. Сказал бы громче, но с Самойловым лучше не спорить, он хоть и ниже на голову, и с причесоном, как у не стриженого пуделя, однако группа его, договаривается о месте репетиций и концертах – тоже он, сделает ручкой и прощай, музыка. – Я готов, кстати.

И понеслась! Пашка Юзов – солист, орал до хрипоты. Валька Толстой, а по-простому – Толстый – выдавал кренделя на клавишах, Самойлов долбил аккордами на ритм-гитаре, а Лешка Волков (Леший) – просто пытался подстроиться подо всех на ударных.

Всё, как всегда. Потому что Артемон уже всех завел и достал. Стабильно раз в месяц он приносил новую песню своего сочинения, а когда ему пытались намекнуть, что она снова похожа на что-то старое и давно известное – жутко обижался. Вот и сегодня – история повторилась.

У матери Вовчика было какое-то любимое кино, то ли «Ширли-Мырли», то ли «Ландыш серебристый», где герой Валерия Гаркалина играл композитора, который весь фильм периодически вваливался к продюсеру с криками, что написал шедевр, и играл то Морриконе, то Мориа. Самойлов из этой оперы.

Когда же ребята предлагали что-то свое – делал оскорбленное лицо.

Может, ну его нафиг – этот мазохизм?

Басуха Вовчика испустила какой-то немыслимый визг. Совершенно невыносимый звук, даже не опишешь.

– Ошалел? – Юзов вытаращил глаза.

– Я что, специально что ли? – огрызнулся Вовчик.

Артемон драматически закатил глаза. Приготовился уже завести привычную шарманку, что если кому-то нет дела до музыки, то никто никого не держит насильно… Но вплыла Вера Пална. Окинула всех волооким взглядом.

– Ну, что, мальчики? Получается? Сбацайте мне чего-нибудь для души! – и кокетливо запахнулась в цветастую шаль с кисточками.

Самойлов тут же растаял и поплыл, тоже, как обычно, хотя Вера Пална была старше, наверное, лет на пятнадцать. Она вела колористику в колледже, но еще и всю культмассовую работу, так что периодически курировала музыкантов. Артему льстило ее внимание, он млел и пытался в лепешку расшибиться, чтобы ей угодить.

Вот и сейчас пообещал показать все, на что способна ЕГО группа. («Его» и «эго» – слова случайно похожие? Или нет?)

От делать нечего, разумеется, заиграли то, что репетировали до прихода Веры Палны. Той, похоже, не очень понравилось. Она как-то сморщилась вся, отчего лицо ее приняло сразу капризно-озадаченный вид.

– Ребят, у нас вообще-то восьмое марта на носу. Мы на вас рассчитывали.

Кто бы знал! Но, судя по немного смущенному виду Самойлова, он был в курсе, и новость новостью для него не оказалась.

– А что надо-то? – решился переспросить Толстый.

– Не зна-а-аю, – протянула женщина, надувая губки.

– Я знаю! – поднял палец Юзов. – «Под небом голубым»⁵, там, или «Если б не было тебя»⁶, ну, на русском, конечно, я во французском не силён.

Вера Пална задумалась на минуточку, а потом яростно закивала головой:

– Да! Да-да-да, Павлик! Вы мыслите в верном ключе!

Артемон огрел Юзова ревнивым взглядом и начал что-то говорить о новой песне, как раз довольно лирической.

– Новой не надо, – перебила «заказчица». – Давайте остановимся на стареньком. Сможете?

Леший дал ритм. Толстый каким-то чудом уловил и выдал соло на клавишах, присоединился Вовчик, запел Пашка, от нечего делать подтянулся и Самойлов.

– Под небом голубым есть город золотой,

С прозрачными воротами и яркою звездой.

А в городе том сад, все травы да цветы;

Гуляют там животные невиданной красы…

Получилось в целом очень даже неплохо. Вера Пална сидела, слегка покачиваясь под мелодию, прикрыв глаза и улыбаясь.

– Хорошо же, ребята! – похвалила, когда отыграли последние аккорды. – А не ваше бац-бац, – вспорхнула со стула птицей, давая понять, что на сей раз визит закончен. – Подберите песен шесть-семь такого плана, ладно? У вас время есть, чтобы хорошо подготовиться, полтора месяца, даже больше. Ну, и подумайте, что еще можно включить в концерт, – одарила улыбкой и ушла.

– Слышали? – обвел Артемон всех строгим взглядом, как будто это они настаивали на исполнении именно его музыки.

– Митяева еще можно, – не оценив момента, добавил Пашка.

– Да, играйте вы, что хотите! – психанул Самойлов, принялся нервно отключать и упаковывать гитару, потом оделся под недоуменными взглядами ребят и ушел.

– Ну-у-у, – почесал затылок Толстый, – ему же сегодня надо было куда-то идти? Он же не навсегда свалил?

Леший принялся монотонно отбивать по бочке. Юзов начал изучать потолок. Вовчик дернул струну на басухе.

– Даже если свалил! Что мы сами не справимся что ли? – заявил упрямо. – Тем более, Артемон нам группу так просто не отдаст. Нервы подлечит, подумает и прибежит. Веруся же попросила.

Отыграли то, что напевал Пашка. В целом, для первого раза очень даже хорошо. Не хватало, конечно, привычных аккордов Самойлова, но пойдет. Сами не заметили, как вышли из оговоренного для репетиций времени и очень удивились, увидеввползающуюс ведрами и тряпками бабу Шуру.

– Баб Шур, мы поможем! – прежде, чем она схватилась за стулья, предложили едва ли не хором.

Та чего-то проворчала, но беззлобно, больше для порядка. И пока ребята сдвигали стулья, составляли их друг на друга, уже зашуровала тряпкой.

3

Лешему было далеко ехать, в другую часть города. А по времени – поздно, хоть такси вызывай. Он угрюмо прикинул, сколько денег осталось на карте до следующей степешки (учился он не с ребятамив строительном колледже, а в аграрном универе на ветеринара), и решил, что может разориться. Достал телефон, уже зашел в программу «Увезём», но потом решил проверить наличие автобусов на дороге.

Вовчик заметил его метания и сомнения.

– У тебя завтра пары есть?

– Нет.

– Тогда гоу ко мне! Мать сегодня не дома, – предложил по-дружески, и добавил в качестве заманухи, – а в соседней квартире к моей соседке подружки должны прийти.

– Подружки? – воодушевился Толстый. – Красивые?

– Ты их всех знаешь, – немного осадил Вовчик. – Кто к Нике прийти может? Наверняка, Ветка, Радка, Ася и Елка. Ну, может, еще кого для кучи пригласила, но я сомневаюсь.

– Берем! – не сдался Валентин.

Юзов хмыкнул. Поежился в модной куртейке на рыбьем меху.

– Мне, между прочим, тоже долго добираться, а меня не зовешь.

Вовчик хлопнул его по плечу.

– Не проблема. Приглашаю всех.

– Жрать чего есть? – поинтересовался Толстый.

– Тебе лишь бы пожрать, – поиронизировал Пашка.

– А что? – вытаращил глаза Валентин. – Я же в плане, может купить чего надо, с пустыми руками вообще-то в гости не ходят.

– Есть, – махнул рукой Вовчик. – Мать наготовила, а сама на диете.

Но в магазин всеравно заскочили. Набрали всякой ерунды вроде чипсов, газировки, шоколадок. Зачем-то прихватили торт-этобыла инициатива Толстого, который, видимо, все не мог забыть про девушек из квартиры напротив.

И обсуждая, что еще можно быстро выучить на предстоящее мартовское выступление, играя в футбол попавшейся под ноги ледышкой, вопя, как стая бандерлогов на выгуле, ребята двинулись к дому Вовчика.

В доме, несмотря на поздний час, горели окна почти во всех квартирах, видимо, потому что, во-первых, пятница, во-вторых, Крещение. Свет отражался от снега, и это создавало впечатление, что времени гораздо меньше, чем на самом деле, поэтому парни не сдерживались, гоготали и баловались. Ольховский, конечно, берег басуху, а остальные шли налегке и отрывались.

Пока вдруг сверху не прилетела туфля и нехило так заехала по голове Лешему. Не будь на нем шапки и капюшона – точно бы сотрясение получил, несмотря на то что обувка особо массивной не выглядела.

Юзов сунул в рот два пальца и свистнул. А Вовчик быстро глянул, откуда прилетел «нелетающий объект». Ого! Кажется, от Ники. Вот дают девчонки! Их девичник подобрался к той фазе, когда и море по колено? Неужели его соседка способна на подобный разгул?

– Это от Чудовой! – заявил уверенно. – Что ж, расценимнападение туфли на Лешего, как приглашение в гости.

Леший почему-то смутился, насупился, и так, не особо разговорчивый, сейчас и вовсе, будто язык проглотил.

А вот остальные только поддержали Вовчика. Тем более – торт же! Куплен! И даже с розочками!

Лифт, зараза, не работал: или выключили, считая, что в это время уже некому ездить, или сломался в очередной раз. Седьмой этаж – не шутка, но радовало, что не шестнадцатый. Валька весь испыхтелся, на что Вовчик не раз сказал, что вообще-то Толстый сам напросился, а пошел бы к себе, поднимался бы только на второй этаж. Пожалуй, лишь Леший совсем не запыхался. Вроде не качок, просто коренастый, но он бы и на последний этаж, наверное, взошел играючи.

– Так! Я сейчас, – Вовчик, слегка задыхаясь, поискал по карманам ключи от общего коридора, открыл, потом закинул в свою квартиру басуху, и лишь после этого позвонил в квартиру Николь.

За дверью слышались девичьи голоса, какие-то вскрики, смех. Точно, развлекаются по полной. Наконец, отворили. Только почему-то не хозяйка квартиры, а Виолетта! Как всегда, со своей высокомерной улыбочкой.

– О! Ляхова, привет! Вы чего тут, с ума сходите? Так ведь и убить человека ненароком можно, – Вовчик вручил Виолетте туфлю. – А соседка моя где?

Ника выглянула сразу после этих слов, растерянная и, показалось, немного расстроенная.

– Мы не нарочно, Вов, – пролепетала огорченно. – Больно попало?

– Не мне, Чудова! У Лешего спрашивай! – Ольховский подтолкнул замешкавшегося друга вперед, тем более, все остальные особо не терялись и уже разувались на пороге, не ожидая особого приглашения. – Это Леха Волков, прошу любить и жаловать. Остальных знаете, думаю.

Подскочившие девчонки тоже принялись представляться. А Радка, оценив и выразительные темно-синие глаза новенького, и его хоть и сурово сжатые, но пухлые губы, бесцеремонно отодвинула Нику и выдала:

– Ну, если уж извиняться, то мне. Это я кидала. Честно, травмировать не хотела. Первую помощь оказывать надо или пациент самостоятельно справился?

– Справился, – буркнул Леший.

Он все не решался пройти дальше порога, хотя девушки недовольства от того, что к ним на ночь глядя ввалились четверо парней, не проявляли. Леший все ждал, что откуда-нибудь вынырнут родители Ники, но потом до него дошло, что они отсутствуют. Конечно, иначе бы и Вовчик так уверенно сюда не напросился – гости гостями, но не в полночь же.

– Проходи, – пригласила Ника.

Застенчивая улыбка, орехового цвета глаза – вся она напоминала робкого олененка, того и гляди припустит в страхе прочь, топоча копытцами.

Леший кивнул. Разулся, немного стесняясь размера своей обуви. Хорошо еще, что носки новые.

– Мы тут гадали! – вещала Рада.

– Да-а-а? – деланно удивлялся Юзов. – И чего кому нагадали?

– А не скажем! – кокетничала Вакулина.

Казалось, что она одна из девушек чувствует себя полностью в своей тарелке. Даже Виолетта и та помалкивала, одаривая прохладнымивзглядаминечаянных гостей. Ася, чтобы занять руки, принялась мешать тысячу раз перемешанную колоду карт, но так ловко, как у Рады у нее не получалось, то одна вылетит, то другая. В конце концов, к ней подскочил Пашка, подхватил одну карту и глянул:

– Бубновый король. Интересно, кто же это у нас? А? – и, словно позируя, причесал пятерней свои светлые волосы и томно поморгал голубыми глазами.

Пожалуй, самым ярким блондином среди всех был именно он. Ася, приняв намек за свой счет, зарделась.

Толстый, устав держать торт, примостил его прямо на полку.

Ника заметила это и смутилась:

– Хороша я хозяйка, – всплеснула руками, – гостямдаже чай не предложила.

– Да уж, предложи! А то мы после репы, голодные, как волки, – подхватил Вовчик. – Сейчас я еще посмотрю, что мать в холодильнике оставила, принесу, чтобы наша банда тебя не объела!

– Я помогу, – подхватился Леший, по-прежнему чувствующий себя довольно неловко.

Рада передернула плечиками, подскочила, поправляя кудри.

– И я.

– Нике помоги, – предложил Вовчик, но она будто не слышала, всеравно увязалась за парнями.

И так и терлась, как кошка возле Лешего, бросая на него зазывные взгляды, норовя прикоснуться, будто невзначай. Больше мешала, чем помогала, пока Ольховский выкладывал из холодильника на стол все, что можно было перетащить в квартиру напротив. Попытки привлечь внимание выглядели довольно неуклюже. Они умилили бы того, кто и сам положил глаз на девушку, но Лешего лишь напрягали. Парень и представить не мог, что на него кто-то клюнет буквально с первого взгляда, он не красавчик, не фотомодель с обложки.