Loe raamatut: «Полночное солнце»

Елена Баранчикова

Font:

Фотограф Родион Петров

Редактор Анастасия Соловьева

Корректор Инна Тимофеева

ISBN 978-5-0050-6391-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Елена Баранчикова

ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

Пьесы, рассказы, новеллы, эссе

В своих пьесах драматург Елена Баранчикова расставляет героев как фигуры в шахматах, дальше они уже сами делают свои шаги, начинают жить своей жизнью. Хаос, безумие, помрачение разума крушат всё вокруг, ломают нравственные преграды. Герои часто становятся жертвами стихии, которая бушует внутри них, оказываясь на грани физической метаморфозы, которая взрывает обыденную жизнь. Проходя через боль и страдание, они приходят к нравственному искуплению, очищению.

Пьесы – притчи и метаморфозы – истории любви, вечного бунта и нескончаемых физических страданий: «Уйти с мамонтом», «Наводнение», «Призрак Фриды», «Меч Аттилы», «Облако Чингисхана», «Первая любовь», «РЭПетиция одиночества», «Ночное солнце».

Особое место занимает историческая тема взаимопроникновения Востока и Запада. Наряду с драматургическими произведениями («Вторая жизнь») в разделе «Жажда» представлен цикл рассказов, новелл и эссе.

Пьеса «Наводнение», удостоенная Приза Международного конкурса драматургов «Свободный театр», в 2019 году поставлена в Пермском театре «У Моста», реж. Овлякули Ходжакули, Лондон, «Облако Чингисхана» нашло сценическое воплощение в Академическом башкирском театре им. М. Гафури, реж. Мусалим Кульбаев, Уфа.

СТРАДАТЕЛЬНЫЙ ЗАЛОГ

Театральный мост Ростов – Лондон – Пермь… У меня возникло ощущение, что я весной прошла по мосту, который перекинут через несколько рек – Дон, Темза, Кама. Весна всегда ассоциируется с водной стихией, она в нас самих. История театральной постановки «Наводнение» в Пермском театре «У Моста» началась в Ростове, иначе «наводнения» на Каме не состоялось бы.

Мосты – не простое совпадение, пьесу «Наводнение» опубликовал журнал «Петровский мост», послала её на Международный конкурс современной драматургии «Свободный театр» и получила приз. Дальше тройка сама понесла, всё закрутилось и поехало, и покатило. Пьесу поставил человек мира, талантливый режиссёр и трагический сюрреалист Овлякули Ходжакули, который специально для постановки прилетал в Пермь из Лондона, он ученик Г. Товстоногова и М. Туманишвили и самого Питера Брука.

Счастлива, что познакомилась с Сергеем Федотовым, художественным руководителем необычного и такого притягательного театра «У Моста», с Овлякули Ходжакули, с которым нас связывает уже не одна постановка, а также желание порадовать зрителя, это международные проекты, ведь язык театра – международный.

Вспоминается Питер Брук, мастер-классы которого проходил режиссёр. Процесс создания он когда-то сравнивал с заваркой чая, говоря о том, что должна быть вода, заварка и жар, всё это в спектакле должно взаимодействовать, тогда чай получается крепким и настоявшимся. Как же хочется порой выпить настоящего терпкого чая!

Смотрю спектакль, переживая как обычный зритель, перед глазами финальная сцена – абсурдистский танец героини, который рассказывает о её смерти, и белая колышущаяся дорога к небесам, по которой она уводит за собой покаявшуюся душу. Режиссёр, актеры смогли вынуть у зрителя душу. Надпись под картиной «Мост на Каме», которую сделал в один из премьерных дней пришедший на спектакль пермский художник, подтверждает это: «Вы вынули душу».

Со студенческих лет писала рассказы, печаталась в литературных журналах и сборниках. Сначала то, что писала, было частью действительности, которая меня окружала. В своём первом рассказе «Домой» описывала дорогу к Успенской Зинаиде Николаевне, моей бабушке, которая жила в городке Дмитровск Орловской области. О нём тогда хорошо отозвался писатель Анатолий Калинин, его напечатали в журнале «Дон» и в сборнике, выпущенном Ростовском книжным издательством. Потом там же появился рассказ «Чистые столы» – о дне поминовения, когда на могилах на кладбище поминают усопших. Значительно позже стала писать пьесы и тоже публиковать их.

«Наводнение» – моя первая пьеса, я очертила её жанр как метаморфозы. Позже появились «Призрак Фриды», «Меч Аттилы», «Облако Чингисхана», «Первая любовь», «Репетиция одиночества», «Уйти с мамонтом», «Ночное солнце».

…Наводнение, хаос, безумие, помрачение разума крушат всё вокруг, ломают нравственные преграды. Герои оказываются на грани физической метаморфозы, которая взрывает обыденную жизнь, выливается в катаклизмы. Героями овладевают бесы, искушение, на поверхность всплывает плотское и похотливое. Они идут на поводу у зла, которое поначалу побеждает, однако в финале происходит искупление. Все могут оказаться жертвами стихии, она бушует внутри нас, с каждым может случиться душевное наводнение, когда в человеке рождается зверь, упаси нас Бог от такого!

Подвижник Исаак Сирин сказал: «Никогда не называй Бога справедливым. Если бы Он был справедлив, ты давно был бы в аду. Полагайся только на Его несправедливость, в которой – милосердие, любовь и прощение». Бог милостив к падшим, он не оставляет человека, даже когда тот совершил страшный грех, протягивает руку тем, кто оказался над пропастью. Вспоминается библейское: «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако…». Милость без причин, заслуг, цены и платы, Бог может восстановить падшего, прощает, если человек искренне раскается в своём грехе, всегда есть надежда сделать шаг, прийти к нему в отчаянии.

Греховность как червоточина овладела героиней, она идёт до конца, убивает Ганьку, чтобы потом воскресить её в качестве своей дочери. Ганька как будто рождается заново и вновь умирает, уводя за собой Софью в мир небытия. Белая колышущаяся дорога на небеса напоминает, что всех нас ждёт этот путь.

До сих пор нахожусь под магнетизмом спектакля, дорисовываю мысленно новые картины, хочется написать об этом же другую пьесу. Обезумевшая, страдающая героиня в полутьме с фонарём в руке прислушивается к шорохам и звукам, к собственному голосу… Не бес ли где-то рядом, не он ли забился в угол и выжидает? Софья сама с собой разговаривает и чего-то ждёт от себя самой. Подходит к зеркалу, не узнавая своё изображение: «Ты?» И слышит из-за спины ответ-эхо: «Ты!». Ощущаю чьё-то присутствие. Не Вий ли это подкрадывается к ней? Не он ли вынимает у неё душу, ведь кто-то же вынул её? После этого она совершает грехопадение.

Неслучайно, в пьесе многое связано с беременностью и родами. В приступе родовой горячки Софья сознается в содеянном, в том, что убила соперницу. Она через боль и страдание приходит к нравственному искуплению, покаянию, рождается заново. Это по Достоевскому, с его героями происходит нечто подобное, хотелось показать это.

Меня привлёк образ Чингисхана, когда читала повесть Айтматова «Белое облако Чингисхана», эту трагическую историю любви. Сделав допуск на то, что всякое бывает, стала изучать исследования о Чингисхане, решила написать пьесу об этой противоречивой личности, окутанной ореолом загадок и тайн. Могилу правителя ищут до сих пор, как будто, она уже найдена, об этом отчасти рассказ «Пророчество шамана», опубликованный в Казани в журнале «Идель».

Появился образ неба-Тенгри, ведь тенгрианства Чингисхан придерживался вплоть до самой кончины. Среди его белой конницы был один конь, не знавший седла молочно-белый жеребец с чёрными глазами, который шел в бой без седока. В него вселился дух войны Сульде, что общался с шаманами. Так в пьесе появился шаман, потом сам Чингисхан, его брат по крови Джамуха, императрица, герои заговорили, началось движение. Пьесу поставили в Уфе в Академическом башкирском театре им. М. Гафури, она о любви и войне, о том, что надо чаще смотреть в небо, там наше прошлое и наше будущее.

Пьесы – не та действительность, которая меня окружает, это мир вымышленный, в котором я присутствую поскольку-постольку, только опосредованно через своих героев. Реплики – чаще не из моего лексикона, это речь других людей, героев, в которых я стараюсь вжиться. Парадокс, но всё, что с ними происходит, со мной никогда не случалось. Это не та действительность, в которую я сама погружена, а другая, которую вижу будто со стороны. Я расставляю героев как фигуры на шахматной доске, дальше они уже сами делают свои ходы, начинают жить по-своему, не так, как если бы я оказалась на их месте. Не могу ответить на вопрос: хорошо это или плохо, стараюсь не задавать его.

Я корнями прирастаю к пьесе, к героям. После того как спектакль сыгран, долго не могу отрезать пуповину, соединяющую меня с театром, с актерами. Мне долго ещё не хочется это делать, хотя спектакль сыгран, как теплоход, уже отплыл от пристани, взлетел, как птица, и надо уже помахать ему на прощание рукой. Однако время неумолимо и стремительно бежит вперёд, начинается новая пьеса…

Думаю, мой зритель – это человек, который стремится постичь тайны жизни и смерти, любви и ненависти, который живёт чувствами и неравнодушен к чужой боли. У меня есть такая формула – истинное желание должно быть выстрадано, жизнь – это «страдательный залог». Английскому критику Сэмюэлю Джонсону принадлежит высказывание: «Я буду стремиться увидеть страдания мира, ибо зрелище это совершенно необходимо для счастья». Говорю о страдании и одновременно хочу оградить человека от мук, которые он испытывает, но знаю – это невозможно. «Страдания, неразлучные с любовью, бесчисленны, как раковины на морском берегу». Это Овидий.

Невозможно оградить человека от переживаний, он часто взбирается на самую вершину своих страданий, с неё бывает очень трудно спуститься, просто невозможно и тогда человек живёт тем, что его влечёт, захлёстывает, переполняет, оказывается на пике эмоций, на грани.

Однако человек по своей натуре сильный, обладает мужеством бороться, когда есть возможность победить, терпением, чтобы принимать то, что не в силах преодолеть, и умом, чтобы отличать одно от другого.

В Мексике Фриду называют героиней боли – la heroina del dolor. Как же хочется оградить её от страдания и мук, которые она испытала, но знаю, что это невозможно. Невозможно оградить Фриду от страданий, они внутри неё, ведь вся её жизнь – страдание, она живёт им, оно захлёстывает её и переполняет. Посмотрите… это Фрида-мученица.

«Призрак Фриды» – это пьеса о человеческой боли. «Фрида – это лента, обернутая вокруг бомбы», – так основоположник сюрреализма Андре Бретон охарактеризовал жизнь Фриды Кало. Её картины – смесь мексиканских мотивов и наивного искусства в духе французских модернистов, а в их основе – история любви и страдания, страсти и непонимания, которые всю жизнь сопровождали Фриду. Из этого сплава появился образ, который прошёл через весь XX век и стал вызовом.

Это очень личная история любви, вечного бунта и нескончаемых физических страданий. Знакомство Фриды и Диего состоялось благодаря живописи, когда, восстановив силы и залечив свои раны после аварии, Фрида привезла на оценку маститому живописцу Ривере свои первые работы. «Эта девочка – художник от рождения, необыкновенно чуткая и способная к наблюдению», – так скажет Ривера о работах юной Кало. Их отношения будут переполнять эмоции и страсть, всё это выплеснется в её творчестве. «Я никогда не рисую сны или кошмары. Я рисую свою собственную реальность», – так говорила сама Фрида. Её работы – окно в сюрреалистичный мир, он сначала очаровывает, а затем раскрывает глубину чувств, боль и страсть – всего, что ей пришлось перенести, что переполняло её жизнь.

Жизнь Фриды переполняют трагические случайности, её живопись автобиографична. С ней связаны такие имена, как Максимилиан Волошин (портрет работы Диего Риверы висит в доме поэта в Коктебеле), Владимир Маяковский и Лев Троцкий (кажется, с обоими у Фриды были романы). Фрида и Ривера боготворили Россию за реализованные идеи марксизма, существовала некая ментальная связь их с Россией.

Пьеса «Уйти с мамонтом» отчасти об апокалипсисе, она погружает в пещеру первобытного человека. Кроме музыканта и его супруги, которые, не смотря ни на что, пытаются сберечь любовь, в ней существует и живёт своей таинственной жизнью полуфантастический образ – подвенечное платье, оно висит на шкафу, иногда двигается и колышется, с ним героиня разговаривает как с человеком.

Языческий бог – огонь – постоянно требует жертв, но дров уже нет. Чугунная печь превращается для героев в божество, которое жестоко и всемогуще, так как распоряжается судьбами людей. Главное для Мартина и Маши теперь – не потерять человеческое достоинство, не превратиться в зверей, не перешагнуть черту, у которой они невольно оказались. В жестоком мире всё уходит в небытие, всё исчезает из жизни, даже вера в Бога, однако герои сберегают свою нравственность.

Мартин постоянно пребывает в состоянии предельного нервного напряжения, находится на грани, многого не договаривает, недосказанность повисает в воздухе, просачивается сквозь щели. День ангела Маши превращается в трагедию. Финал шекспировский: герой стоит перед чудовищным выбором: самому выпить яд или отдать его своей жене, чтобы тем самым освободить её страдания.

Для меня в первую очередь интересен текст, реплики, динамика развития сюжета, то, на чём он строится, но режиссура тоже притягательна. Когда-то в студенческие годы мечтала стать режиссёром, в Ленинграде встречалась с Товстоноговым, но всё же жизнь плавно вошла в русло реки Дон, и моё местожительство прочно приобрело очертания города Ростова.

Всегда возникает желание расширить ремарки, докопаться до истины, разложить всё по полочкам, пройтись по пьесе со скальпелем, убрать лишнее, то, что мешает восприятию, бесконечно долго хочется достраивать зрительные образы. Это сравнимо с разбором «душевных» полётов, ведь театр не сводим к механике и к одному лишь интеллекту. Текст должен быть многослоен, как земная твердь, а дальше всё зависит от того, как и под каким углом входит твоя лопата в возделываемую почву. Однако это желание приходит позже, сначала хочется погрузиться в материал с головой, нырнуть в него, как в воду, набрав в лёгкие воздуха, забыв обо всём, как неподготовленный зритель отдаться чувствам и переживаниям, сострадать…

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

Призрак Фриды

Саундрама

Действующие лица

Фрида Кало – художница

Диего Ривера – художник

Катильда – мать Фриды

Гильермо – отец Фриды

Тина Модотти – актриса и фотограф, подруга Фриды

Люсьена Блох – помощница Риверы Диего

Ногучи – скульптор-авангардист

Чавела Варгас – певица, подруга Фриды

Лупе Мартин – бывшая жена Диего

Эпизодические роли

Кристина – сестра Фриды

Мальчик-натурщик

Горничная

Натурщица

Врач

Журналист

Разносчик газет

Действие первое

КАРТИНА 1

(На улицах празднование Дня усопших. На столбах – огромные Иуды из папье-маше, которых сжигают, вспоминая о предавшем Иисуса. Весёлые скелеты повсюду раскачиваются на верёвках, ведь в Мексике к смерти относятся празднично. Тут же кукольный вертеп для детей. Большой усатый мужчина в ярком комбинезоне угрожающе держит предохранитель взрывателя.

Фрида эффектно одета, на ней ожерелье в национальном стиле из тяжёлых терракотовых бусин, символизирующее жертвоприношение. В косе, которая обвита вокруг головы, цветы из ярких лент. Её талия туго затянута, с одного плеча спадает мексиканская шаль. Подруга итальянка Тина Модотти с фотоаппаратом, она фотографирует. У обеих в руках черепа из сахара, они бредут босиком по песку).

Ф р и д а (подходя к прилавку, рассматривая игрушки). Глиняный скелет и всадник из соломы в шляпе и с патронташем на ослике, бандит-революционер, наподобие мечтателя Панчо Вильи. Нищета и гордость, слабый, но элегантный, его так легко сломать.

Ну, кто в нашем крае
Челиту не знает?
Она так умна и прекрасна,
И вспыльчива так, и властна,
Что ей возражать опасно.
И утром, и ночью
Поёт и хохочет,
Веселье горит в ней, как пламя.
И шутит она над нами,
И с нею мы шутим сами.
Ай, ай, я-яй!
Что за девчонка!
На всё тотчас же сыщет ответ,
Всегда смеётся звонко!

Ф р и д а. Смотри, Тина, сейчас вспыхнет (показывает на раскачивающегося Иуду), это наделает столько шума, разлетится на кусочки, он такой разноцветный. Люблю гримасы скелета, он превращает смерть в весёлую штуку (перебирает ногами песок). Песок скрипит как скелет в тёмном склепе (смотрит себе под ноги) сыпуч, горяч и мягок, нестерпимо жжёт ступни, видишь, мы постепенно переходим от солнечных часов – к песочным… Какой милый этот сахарный черепок и такой сладкий (любуется сахарным черепом, который у неё в руках), кажется, улыбается и подмигивает. Правда, очаровательный? (начинает его поглощать).

Т и н а. Не буду своего есть, слишком сладкий, а то ненароком поправлюсь, это тебе можно с твоей осиной талией. Смотри! (показывает на высокого полного мужчину, который разговаривает с подругами, машет ему рукой). Да, это пузан Диего, наверняка не одного такого уже съел и ничуть не страдает от этого, его не мучает вопрос. «Есть или не есть».

Ф р и д а (насмешливо). Неистовый пожиратель женщин, старый Фасто! Осторожно, Диего, Лупе идёт. А у него очень легкомысленный вид!

Т и н а. Фрида, ты, кажется, у меня о нём недавно спрашивала. Ещё с ним не знакома?

Д и е г о. Привет, итальянская дива, вижу – в ударе. Какие новости, Тина? (шутливо приставляя руку к уху). Вас нельзя отвлекать, вы заняты поеданием сладостей!

Т и н а (смеясь). Ты в своём репертуаре, весельчак и балагур, каких мало. Знакомься, это Магдалена Кармен Фриде Кало-и-Кальдерон, а это Диего Диего Мария де ла Консепсьо́н Хуан Непомусе́но Эстанисла́о де ла Ривера и Баррье́нтос Ако́ста и Родригес. Придётся, как следует, выучить его имя, наверняка он скоро будет очень знаменит.

Ф р и д а (меряя взглядом подруг Диего). Что из того? Можно мне всё же не заучивать это длиннющее имя и обращаться запросто – Диего? Перейду к делу (Диего), у меня просьба. Можете ли вы посмотреть мои работы? Приходите в мастерскую (выпалила заготовленную фразу, смущена).

Д и е г о. Да, да, конечно.

Ф р и д а (замешкавшись). Чао, вы тут воркуйте, не буду мешать. Мне нужно зайти за сестрой, обещала ей показать праздник. (Обращается к Диего). Надеюсь, придёте? Зачем откладывать встречу, заходите завтра утром. До свидания, жду вас с нетерпением. (Фрида удаляется, помахав рукой одной из подружек Диего, посылая ей воздушный поцелуй).

Д и е г о (раздражённо). Какая бесцеремонная, настырная девчонка, однако держится с достоинством и уверенностью, в глазах – огонь (щёлкает пальцами). Чудный ребёнок, у этого дьяволёнка, к тому же красивая грудь. (Фейерверк озаряет Иуду. Раздаются выстрелы, кто-то начинает пальбу. Толпа ликует и веселится, чучела загораются).

КАРТИНА 2

(Дом с зелёными ставнями. Патио с голубыми и красными стенами. Тени от деревьев, повсюду пальмы, тропические растения. Фонтан, в центре – пирамида с идолами доколумбийской эпохи. Вход в дом охраняют два Иуды из папье-маше. Вечереет. Фрида встречает Диего, в ушах у неё – серьги в виде крохотных клеток, куда посажены живые светлячки, которые сияют словно брильянты).

Д и е г о. Добрый день! Зашёл из любви к искусству (с почтением прикладывает руку к груди).

Ф р и д а. Здравствуйте, очень рада. Всё ж рискнули? Риск возвышает человека, это всегда благородно.

(Фрида берёт его за руку, ведёт в комнату, где вдоль стен расставлены её картины. Диего озирается по сторонам, с интересом разглядывая всё вокруг).

Д и е г о. Люблю этот стиль, он мне импонирует (рассматривает глиняные статуэтки, маски улыбающихся младенцев, собак, фигурки богинь плодородия, берёт в руки статуэтку и внимательно рассматривает её), как и твой наряд, кстати. Блистаешь как павлин, который распустил свой хвост. Хочется схватить тебя за яркий хвост и не отпускать (приближается к Фриде, но та уклоняется). Кстати, светлячок из серёжки выпал (пытается его найти), сейчас я его найду.

Ф р и д а (смущённо). Не стоит, давайте без всех этих буржуйских нежностей, по существу. Похоже, мои картины вас мало интересуют, но всё же хочу, чтобы вы взглянули на них как профессионал. Они вам нравятся или нет? Прошу сказать откровенно, получится ли из меня художник и стоит ли продолжать это занятие, я хотела бы этим зарабатывать себе на жизнь.

Д и е г о. Уверен, ты должна заниматься живописью, у тебя свой стиль, это приведёт тебя к успеху, к тому же, вижу, ты волевая девушка. Не возражаешь, что перешёл на «ты»?

Ф р и д а. Ничего, хотя, если честно, не в восторге от этого. Я не нуждаюсь в комплиментах, вообще-то мне не советовали полагаться на ваши слова, ведь они ничего не значат. Если вашего мнения спрашивает не уродина, вы готовы превозносить до небес. Но мне продолжать или все же подыскать себе другое занятие?

Д и е г о. Тебе палец в рот не клади, того и гляди откусишь.

Ф р и д а. Этот сценарий, похоже, отрепетирован, похвала – заготовка, гарантирующая успех на любовном фронте, сознайтесь, это для вас очередная интрижка, людоед, так, кажется, вас прозвали? (Фрида испугалась, пытаясь загладить конфуз). Не обижаетесь, что вас так называю?

Д и е г о (с напускной серьёзностью). Не будем о грустном, считай, мы уже обо всём договорились (серьёзно), в твоих картинах – боль и настоящее, не придуманное, а пережитое.

Ф р и д а. Для многих главное – добиться успеха, стать кем-то, если честно, у меня нет амбиций, презираю тщеславие, это неинтересно быть большой шишкой.

Д и е г о (меняя тон). Ловлю на слове, за большую шишку стоит выпить! Прихватил с собой текилу, она расставит всё на свои места (ловко открывает бутылку). Пью за тебя, мой павлин (загадочно улыбается). Признаюсь, мои мысли и о другом тоже (они чокаются), думаю о многом, ты не можешь мне запретить думать (делает нажим на последнем слове, с видом заговорщика). Мы оба тут бессильны, этот закон (подчёркивает последние слова) вступает в силу помимо нашей с тобой воли и таланта.

(Диего обнимает Фриду, пытается её поцеловать, она садится на кровать. Они приобнялись. Гаснет свет, звучат переборы испанской гитары).

Д и е г о (гладя её волосы). Алый цветок кактуса, вижу, уже раскрылся, чтобы получить пыльцу, принесённую ветром, текила на твоих губах говорит о том, чего ты хочешь. Почему же продолжаешь сопротивляться?

Ф р и д а. Знаешь, у меня в голове полно крохотных паучков и всяких мелких букашек.

(По залу струится коричневый цвет).

Цвет соуса моле – цвет увядающих листьев, земли.

(Вспыхивает жёлтый). Сумасшествие, болезнь, страх… солнце и луна. Ещё больше тайны, все призраки носят одежду этого цвета, ну, или, по крайней мере, бельё.

(Прорезается голубой). А это электричество, чистота, любовь.

(Зелёный переходит в сине-зелёный). Листва, грусть, наука, целая Германия, цвет плохих новостей и успешных дел.

(Цвет морской волны). Расстояние… нежность также может быть голубого оттенка.

(Комнату заполняет чёрный). Ничего не бывает по-настоящему чёрным, ни-че-го.

(Красный). Кровь, кто знает?

Д и е г о. Почему в твоих картинах боль?

(Фрида встаёт с кровати и подходит к окну, опирается о спинку стула. Звучит мелодия «Аранхуэс»).

Ф р и д а. Мне надо многое рассказать. Всё началось с боли в правой ноге, мою ногу мыли в тазике с ореховой водой и вытирали горячим полотенцем, но это не помогло, она так и осталась худой. «Фрида – деревянная нога!» Вначале думала, эти шутки не будут меня задевать, потом они стали меня злить, и чем дальше, тем больше. Самое страшное в моей жизни случилось после. Я потеряла зонт, мы вышли, чтобы его найти, так оказалась в автобусе, который разорвал меня в клочья около рынка Сан-Хуан. Трамвай повернул, наш автобус был зажат между ним и стеной.

Первое, о чём я подумала, – пёстрая безделушка, которую купила, я пыталась найти её. Неправда, будто люди сразу осознают, что с ними произошло, и плачут. Я не плакала, хотя обломок одной из ступенек пронзил меня, как шпага пронзает быка. Видя, что я истекаю кровью, прохожий положил меня на бильярдный стол, дальше обо мне позаботился Красный Крест.

Д и е г о. Ты не похожа ни на одну из женщин, которых я до сих пор знал.

Ф р и д а (поворачиваясь к Диего, без смущения). Так я потеряла невинность. У меня была повреждена почка, я не могла мочиться, хуже всего было с позвоночником. Матильда три месяца не отходила от меня. Когда сказали сестре, она упала в обморок, мать была в шоке, так и не навестила меня, отец от расстройства заболел.

Д и е г о. Хрупкость твоего тела, красота, твои блестящие глаза по-детски искренни, они меня обезоруживают (близко придвигается к Фриде).

Ф р и д а. Не представляешь, как было больно, когда меня поворачивали в кровати, я плакала. Впрочем, собачьему визгу и женским слезам верить нельзя (пытается улыбнуться).

Д и е г о. Когда мне было полтора года, умер мой брат-близнец, мать от горя заболела, свои чувства я перенёс на кормилицу, индеанку. С прямой мускулистой спиной, чудно вылепленными ногами, она высоко держала голову, словно несла на ней какую-то тяжёлую ношу, её горделивая осанка напоминает твою. Для меня это идеальный тип женщины, рисую её по памяти в длинном красном платье и большом синем платке. Теперь буду рисовать вас двоих (страстно обнимает Фриду). Люблю тебя, мой экзотический цветок!

(Звучит песня Чавелы Варгас «La Llorona»).

Начинается
Плач гитары,
Разбивается
Чаша утра
Начинается
Плач гитары,
О, не жди от неё
Молчанья,
Не проси у неё
Молчанья!
Неустанно
Гитара плачет,
Как вода по каналам – плачет,
Как ветра над снегами – плачет,
Не моли её
О молчанье!
Так плачет закат о рассвете,
Так плачет стрела без цели,
Так песок раскалённый плачет
О прохладной красе камелий,
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала.
О гитара,
Бедная жертва
Пяти проворных кинжалов!

Прорытые временем лабиринты – исчезли.
Пустыня – осталась.
Немолчное сердце —
источник желаний – иссякло.
Пустыня – осталась.
Закатное марево
и поцелуи – пропали.
Пустыня – осталась.
Умолкло, заглохло,
Остыло, иссякло, исчезло.
Пустыня – осталась.

КАРТИНА 3

(Некоторое время спустя, за окном осень, утро, кровать застелена по-другому, обстановка изменилась, балдахин откинут. Диего влюблённо смотрит на распростертую перед ним Фриду, нежно дотрагиваясь до её лица. Кажется, их разговор не прерывался).

Д и е г о. У тебя, как у маленького мальчишки чёрненькие усики (улыбается), а во лбу звезда, дай её поцелую (целует в лоб).

Ф р и д а (прикрывая их рукой, задумчиво). Мне было шесть, когда я вообразила, что дружу с девочкой. Подышала на оконное стекло комнаты, выходившей на улицу Альенде, стекло запотело, пальцем нарисовала дверь, в своём воображении я протискивалась через эту дверь, добиралась до молочной «Пинсон», входила в букву «О», спускаясь внутрь земли.

Д и е г о. Там жила твоя подруга?

Ф р и д а. Не помню, как она выглядела, но знала, что она много беззвучно смеётся и танцует, будто невесомая. Я повторяла её движения, делилась с ней своими тайнами, она знала обо мне всё, я возвращалась через ту же дверь в оконном стекле, это могло длиться секунду или тысячу лет.

Д и е г о. Ты фантазёрка, это твоя вторая натура.

Ф р и д а. Я была счастлива, стирала рукой дверь, она исчезала, со своей тайной я бежала в дальний угол патио, там под кедровым деревом плакала и смеялась, пораженная, что нахожусь одна и так ясно вижу перед собой маленькую девочку.

Д и е г о (игриво). Подруга такая же красивая, как и ты, познакомишь меня с ней? (серьёзно). Девушка с лилиями и скелет в кружевах, ты – Дух Посады, в котором соединились гримасы смерти и воспоминание о красоте индейского народа.

Ф р и д а. Как удивительно звучит, можно даже пропеть По-сад-а-а-а…

Д и е г о. Да, он открыл мне дух страны, где жизнь и смерть едины и преподал мне урок. Ничто нельзя выразить, если не опереться на силу чувства.

Ф р и д а. Душа таланта – в силе чувства.

Д и е г о. Много домов я видел, настолько старых и жалких, они больше походили на норы, но в каждом из них были гравюры, картины или цветы, гирлянды из разноцветной бумаги, всё это походило на алтарь.

Ф р и д а. Там поклонялись религии цвета.

(Фрида гладит Диего по голове, пристально смотрит на него невидящим взглядом).

Д и е г о. Ты рассматриваешь меня как натурщика!

Ф р и д а (экспрессивно). Необузданный мужчина, красочный вихрь, полный неожиданностей!

Д и е г о. Когда ты ничей, тебе принадлежит весь мир.

Ф р и д а (зажимая рукой ему губы, не давая говорить). Хочу всё запомнить, всё-всё, у тебя устрашающе громадная, массивная фигура, мягкое выражение лица и маленькие беспокойные руки. От тебя исходит первобытная сила, перед твоим магнетизмом трудно устоять, хотя ты некрасив, даже уродлив.

Д и е г о. Заткнись, у тебя собачья морда! (беседа превращается в семейную сцену).

Ф р и д а. А у тебя лицо жабы, задира, смутьян, враль, неистовый, мстительный (затыкает ей рот рукой, она высвобождается). Совершенно неотразимый, при редком безобразии – у тебя лицо индейского воина и телосложение японского борца.

Д и е г о (многозначительно). Почему не договариваешь, что ещё есть у меня? (бросается на неё со страстными объятьями, но Фрида резко отстраняет его). Я и мужчина, и женщина одновременно (показывает ей свою большую грудь).

КАРТИНА 4

(В красно-синем доме в Койоакане приготовления к свадьбе. Семья в сборе. Отец фотографирует дочь в белом подвенечном платье с букетом лилий. Фрида прикрывает больную ногу. Младшая сестра Кристина суетится, поправляя её наряд и причёску. Заходит мать Катильда, как истовая католичка набожно крестится, с недовольством смотрит на происходящее, она не в духе).

К а т и л ь д а (гневно Фриде). Твой жених напоминает толстяка с картины Брейгеля. Эта свадьба голубки со слоном, скоро он преподнесёт тебе букет своих пороков! (Наклоняется к дочери, гладит её руку, её тон становится мягче). Доченька, подумай о разнице в возрасте, он вдвоё старше тебя, к тому же атеист, развратник, был дважды женат, имеет четверых детей от жены и любовницы, ещё не поздно, опомнись!

К р и с т и н а (мечтательно). Мама, но ведь он такой большой и талантливый!

К а т и л ь д а (дочери). Тебя никто не спрашивает. Что ты молчишь, гер Карло (обращается к мужу), или тебе всё равно?

Г и л ь е р м о. Разве не знаешь, в нашей дочери скрыт демон!

Ф р и д а (швыряя букет, сбрасывая с себя подвенечное платье, переодеваясь в наряд индеанки. Непременно выйду замуж за этого мачо и рожу ему сына и сделаю это сейчас, просить вашего позволения не буду, я люблю его, остальное для меня не имеет значения. (Надевает юбку в горошек с воланами, блузку и длинную шаль, на шею вешает ожерелье. Обращается к матери с напускной почтительностью).

К а т и л ь д а. Дура!