Шаман. Старушка и алабай. Часть вторая

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Шаман. Старушка и алабай. Часть вторая
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Редактор Галина Пырх

© Елена Дымченко, 2021

ISBN 978-5-0051-1986-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Баба Света с дедом Степаном уже давно жили одни. Их небольшой домик притулился на самом краю деревни. В последнее время они стали замечать, что вещи у них словно бы сами с места на место начали передвигаться, а иногда и вовсе пропадать. Поняли старики, что в их отсутствие кто-то из односельчан повадился лазить к ним на подворье, а кто – неизвестно. Были у них, конечно, подозрения, да ведь не пойман – не вор…

Как-то раз возвращалась баба Света из сельмага домой. Пошла напрямик, узкой тропинкой, и встретила огромного пса. Белый, грязный, с крупной, как у медведя, башкой, он лежал прямо на дороге. Баба Света сроду таких здоровенных собак не видела, у них-то в деревне они, в основном, были мелкие, неказистые. Остановилась она, страшновато ей стало – такой как схватит, так полруки долой. Обойти его никак не получится, а домой-то надо, не возвращаться же назад, чтобы по другой дороге пройти, это ж крюк километров пять, да с тяжелой сумкой, не девочка ведь уже…

Пёс лежал спокойно и кидаться на неё, вроде бы, не собирался, но уж больно был страшен с виду, да и вставать и уступать дорогу явно не торопился.

– Эй, супостат, чего тут разлёгся, дай пройти! – строго сказала баба Света, а у самой поджилки трясутся, и голос подвёл, дал петуха на последнем слове.

Пёс внимательно посмотрел на неё и вздохнул. Потом, с трудом поднявшись, отошёл на пару метров в сторону и снова растянулся на земле.

Когда он встал, баба Света обратила внимание на его сильную худобу, которую не могла скрыть даже густая, грязно-белая шерсть. Да и по тому, как собака двигалась, было заметно, что чувствует она себя не очень, то ли ослабела совсем от голода, то ли больна чем, а может, просто старая.

Баба Света хотела было пойти дальше своей дорогой, но вместо этого полезла в сумку и стала искать, чего бы дать псу, уж больно жалко его стало. Достав буханку чёрного хлеба, она отломила четвертинку и кинула кусок со словами:

– На, поешь.

Собака подняла голову, с недоверием взглянула на неё, но дотянулась до угощения и проглотила его за секунду. Она явно ждала продолжения, потому что, не отрываясь, смотрела на сумку.

«Вот дура старая, – подумала баба Света. – Пожалела, на свою голову, сейчас как кинется, харчи отберёт, да и мне достанется!»

Но пёс не двигался, только перевёл взгляд с сумки на лицо старушки, и она увидела в его глазах такую тоску и печаль, что страх у неё как рукой сняло. Отломив ещё кусок, снова бросила псу, и он так же молниеносно исчез в огромной пасти.

«Весь хлеб сейчас съест, – мелькнуло в голове у бабы Светы, – да и хрен с ним, дома ещё полбуханки есть». – И она отдала собаке то, что осталось.

После этого повернулась, чтобы идти домой, но вдруг услышала за спиной какой-то шорох. Испуганно оглянувшись, старушка увидела, что пёс встал и с мольбой смотрит на неё. Сделав несколько шагов к ней, он остановился. Сердце её сжалось от жалости: бедолага, хоть и страшен с виду, но ведь душа-то живая…

– Ладно, пойдём со мной! – со вздохом сказала она и пошла по тропинке, пёс двинулся за ней.

Когда они приблизились к дому, дед Степан колол дрова. Увидев бабу Свету и следующую за ней по пятам громадную собаку, он решил, что жену надо спасать. Прихрамывая, со всей возможной для себя скоростью дед выбежал за калитку и встал, держа топор наперевес, готовый к бою.

Баба Света, увидев вооружённого мужа, перепугалась не на шутку:

– Ты что, старый, совсем ополоумел? Чего делать-то собрался?

Она приостановилась, пёс тоже.

– Беги, Светка, быстрей, я его сейчас порешу!

– Кого порешишь, его?

Старушка обернулась: пёс как-то неловко, бокомсидел на дороге – видимо, ноги плохо егодержали, – и, не мигая, смотрел на её мужа.

– Брось топор, дурак старый, со мной он.

Дед Степан даже рот раскрыл от изумления:

– Совсем сдурела? Такую зверюгу в дом вести! Он же ночью сожрёт нас обоих и косточек не оставит! Жить надоело?

– Топор-то опусти, Стёпа. Плохой он совсем, то ли старый, то ли больной, пусть в сарае поживёт. Жалко мне его стало, живая душа не должна одна на дороге помирать.

Дед, опустив топор, посторонился, но ворчливо пробурчал:

– Жалостливая ты у меня больно, Светка, как бы потом не пожалеть об этом, вон какой он здоровущий.

Вернувшись во двор, он положил топор на поленницу и открыл дверь старого покосившегося сарая.

– Веди уж сюда, нехай тут на соломе отлежится.

Баба Света зашла во двор, затем в сарай, пёс следовал за ней. Поворошив солому и собрав подстилку потолще и помягче, она сказала:

– Давай, дружок, ложись здесь, сейчас поесть тебе чего-нибудь соберу.

Пёс с облегчением растянулся на соломе и прикрыл слезящиеся глаза.

Баба Света ещё минуту посмотрела на него, жалостливо вздохнула и пошла в летнюю кухню приготовитьеду для нового постояльца.

Налив в большую миску вчерашнего супа и покрошив туда же оставшуюся заначку хлеба, она отнесла получившуюся похлёбку псу.

– На вот, поешь, – подсунула миску ему под нос. – Сколько же тебе еды-то надо, такому громиле? Придётся, видно, старую козу зарезать, всё равно собирались, толку от неё уже нет, а тебе ведь мясо надо.

Пёс съел всё до крошки и, вылизав дочиста миску, удовлетворённо закрыл глаза.

– Намаялся, сердешный, ну, отдыхай. Вот тут тебе воды налила, если что.

Поставив ведро с колодезной водой недалеко от задремавшего пса, старушка на цыпочках, чтобы не разбудить собаку, покинула сарай.

Глава 2

С обедом в этот день баба Света припозднилась – хлеба-то не осталось, как и супа, поэтому пришлось на скорую руку лепить пельмешки, которые можно есть и без хлеба.

Стоя спиной кдеду Степану, она мыла посуду и как бы между прочим спросила:

– Как там коза наша, Манька?

– А что Манька? – насторожился дед. – Как всегда. Вчера сослепу в стенку сарая врезалась, совсем уже одряхлела кормилица наша. Катька, стерва, её обижает, к кормушке не подпускает; что за характер скверный у этой молодой козы, слишком уж ерепенистая и злющая, до одури.

– Зато молоко какое у неё вкусное, жирное, а Манька совсем сдавать стала, может, пора её уже того…

– Чего «того»? Порешить, что ли? Дак, я тебе давно говорю, а ты «не надо, не надо, жалко, пусть поживёт ещё», а тут вдруг сама предлагаешь…

Баба Света начала усиленно оттирать сковородку.

Так и не дождавшись ответа, дед Степан пожал плечами:

– Ну, раз сама предлагаешь, сегодня же ипорешу. Петрович мяса просил на тушёнку, можно будет ему продать половину. Нам с тобой вдвоём столько не съесть.

– Обойдётся твой Петрович, у нас свой болящий объявился, надо его подкормить, – не выдержала баба Света.

– А, понял теперь. Значит, козой собралась этого пса откармливать. Ну, ты, мать, совсем с катушек съехала! Кто это собак голимым мясом кормит? А когда коза кончится, кем его кормить будешь, может, мной? – закипятился старик.

– А чем его кормить предлагаешь? Картошкой? Он же собака, ему мясо надо. Вон, у нас крупа, ещё с прошлого года припасённая, осталась, думала, курам отдать, а теперь сгодится – кашу ему варить буду. Тогда ему этой козы не на один день хватит. Да и не протянет он долго, сам же видел – еле ходит. Пусть хоть перед смертушкой порадуется.

– Вот недаром моя мать тебя сумасшедшей считала, всех болезных да убогих подбираешь, всю жизнь так! – сплюнул дед Степан и заковылял к выходу.

– Козу-то порешишь? – крикнула вслед мужу баба Света.

Тот ничего не ответил, но вернулся за большим ножом и бруском для заточки.

Когда он вышел, баба Света присела на табурет и облегчённо вздохнула:

– Ну и слава богу! Может, сослужишь, Манечка, службу напоследок, спасёшь душу собачью.

Пока дед Степан в хлеву разбирался с козой, баба Света оставалась в хате. За всю свою жизнь она так и не смогла привыкнуть смотреть на то, как лишают жизни домашнюю скотину, хотя и понимала, что её для того и держат.

Выйдя, наконец, во двор, она решила заглянуть в сарай, чтобы узнать, как там пёс, живой ещё, или уже нет. Она зашла внутрь, подождала, пока глаза привыкнут к темноте, но с удивлением обнаружила, что собаки в сарае нет.

«Куда же этот супостат делся?» – заволновалась баба Света и приступила к поискам.

Калитки на улицу и в огород были притворены, значит, он был где-то здесь. Но, обойдядом изаглянув во все потаённые места, куда мог бы спрятаться этот огромный пёс, она нигде его так и не обнаружила.

«Пойду у Стёпы спрошу, может, видел, куда он подевался», – решила старушка.

Зайдя в хлев, она обомлела. Деда Степана здесь не было, зато приведённая ею собака, лёжа на полу, с наслаждением обгладывала подозрительно большую кость. Подняв на бабу Свету глаза и отвлёкшись всего на минуту, пёс плотоядно облизнулся и снова продолжил своё кровавое пиршество.

– Батюшки-светы, что ж ты натворил-то, убивец! – выдохнула старушка, испуганно прикрыв рот рукой, и заголосила уже в полный голос: – Стёпушка, муж мой любимый!

Выскочив из хлева, она сделала несколько шагов, но ноги её подкосились, и, упав на траву, она забилась в рыданиях.

– Стёпушка, прости меня, дуру глупую! Как же я теперь без тебя буду, осталась одна-одинёшенька! Не послушала тебя, принял ты по моей вине смерть лютую…

Тень упала сверху на бабу Свету; решив, что пришёл и её час, она зажмурила глаза – бежать сил не было.

– Ты чего тут разлеглась-то, по ком причитаешь? – раздался вдруг за её спиной ворчливый голос мужа.

Обернувшись, она увидела оплакиваемого супруга. Присев рядом и положив руку ей на плечо, он с удивлением смотрел на залитое слезами лицо жены. Затем, переведя взгляд на двери хлева и обратно, вдруг прыснул в кулак:

 

– Ну, ты, Светка, и дура у меня!

– Стёпушка! Я уж такое подумала, такое!!! Решила, что это он тебя доедает, я же долго в хате сидела. Слава богу, жив ты, мой соколик! – кинулась баба Света на грудь мужу.

– Тихо ты, тихо, свалишь своего соколика с ног-то! – засмеялся дед Степан. – Пришёл твой дружок на раздачу, я как раз мясо рубил, ну так он жалобно смотрел, так смотрел, что отдал я ему голяшку погрызть. А ты чего подумала?

– Ой, да что теперь говорить-то, жив ты, мой Стёпушка, здоров!

Припав к мужу, она всё никак не могла успокоиться после пережитых страшных минут.

– Ладно, давай подымайся, горлинка моя, а то твоему соколику тебя уже не поднять.

Дед Степан помог бабе Свете встать на ноги и, обняв за плечи, довёл до крыльца.

– Давай-ка, садись, отдышись, – усадил он жену на ступеньку. Сам присел рядом и начал крутить самокрутку.

Баба Света всё не могла наглядеться на своего Стёпушку.

– Ну, ты прям как в молодости, глаз с меня не сводишь, – усмехнулся тот.

– Дык, попрощалась уже с тобой, а ты вот он, рядом сидишь, – не могла нарадоваться она.

Из хлева с костью в зубах вышел пёс. Увидев парочку около дома, он подошёл к ним, улёгся неподалеку и продолжил глодать кость.

– Ну здоров, просто медведь, – не удержался от комментария дед Степан, – как ты не испугалась, не сбежала-то от него?

– Испугалась, ещё как, а потом в глаза ему заглянула, а там такая тоска, такая боль, что весь страх и прошёл. Да и бежать-то особо некуда было, – засмеялась баба Света, вспомнив встречу с псом.

– Добрая ты у меня, за что и люблю тебя, Светка, но в сельмаг завтра вдвоём пойдём, а то и вправду медведя домой притащишь, знаю я тебя. А Петрович обойдётся без нашего мяса, пускай у Семёновны купит, у неё и коза помоложе нашей будет.

Глава 3

На следующий день баба Света встала, как обычно, спозаранку, чтобы выгнать коз навстречу дежурному пастуху, который поутру собирал всю поселковую скотину и гнал её на луга пастись.

Своего пастуха в деревне не было, поэтому на сходе односельчане решили, что будут пасти живность по очереди. От такого расклада выигрывали все – и скотина травку свежую жевала, и на пастухе экономили.

Сегодня дежурным был дед Петька, шебутной старик с другого края деревни. Ох и красавец он был в молодости, все девки по нему сохли, да уехал в город и вот только под старость, как мать схоронил, так и вернулся. Один, с потухшими глазами и с какой-то неизбывной тоской во взгляде. Попивал Петро крепко, но работник был знатный, на все руки мастер.

По молодости воевали они со Степаном из-за черноокой Светки, икак знать, кого бы она выбрала, если бы Петька тогда в город не умёлся за большой деньгой. Даже сейчас, уже на старости лет, при одном только виде бабы Светы у него начинали плясать былые чёртики в глазах, лицо светлело, молодело, и становился он похож на прежнего ясноглазого Петьку.

– Причепурилась уже? – язвительно просипел дед Степан с кровати, наблюдая, как баба Света вяжет на головубеленькийплаточек. – Там тебя уже Петька твой, поди, заждался.

– Постыдился бы, старый, глупости говорить, – проворчала та в ответ, но с укладыванием складочек всё-таки поспешила. – Сам тогда коз выгоняй, если хочешь.

– Иди уж, егоза.

Баба Света вышла во двор, чтобы отворитьхлев. Выпустив своё блеющее стадо из пяти рогатых душ, она увидела стоящего возле сарая пса. Опустив голову, он немигающим взглядом смотрел на сбившуюся в кучу скотину. У бабыСветы сердце ушло в пятки:

«Вот дура, надо было его сначала в сарае притворить. Он же за ночь, поди, оголодал, сейчас порешит моих кормилиц. Как отбивать-то буду у него?..»

Пёс подошёл поближе, и она уже открыла было рот, чтобы позвать мужа на помощь, но, увидев, что он лёг в стороне и живодёрствовать, вроде бы, не собирается, потихоньку погнала коз к выходу.

Пёс провожал каждую козу долгим взглядом, как будто хотел сосчитать их и запомнить, как они выглядят.

– Наши это козы, дружок, наши, их обижать нельзя, – сказала ему со всей возможной строгостью баба Света и, открыв калитку, выпустила их навстречу небольшому стаду, которое уже собрал дед Петька.

– Утро добренькое! – поприветствовала она его. – Как жив-здоров?

– Помаленьку, Светик, помаленьку! – ответил ей с улыбкой бывший ухажёр. – Как сама, красавица?

В Петькиных глазах запрыгали те самые чёртики.

– Красавицу нашёл… Была, да вся вышла…

– Для меня ты всегда красавица.

– Вот трепло… Ещё за околицу меня позови, как стемнеет, – засмущалась вдруг баба Света.

– А придёшь? – тут же спросил дед Пётр, улыбаясь. – Я бы тебя до самой зорьки ждал.

– Вот же малахольный, каким был, таким и остался, время тебя не берёт. Принимай давай коз, тороплюсь я.

Пётр не унимался:

– Стёпка твой дрыхнет, что ли, ещё? Всё-то ты сама да сама крутишься, вон, забор починить надо, что же твой ленится? Может, прийти, помочь?

Баба Света ничего не ответила; чтобы скрыть своё смущение, она повернулась к нему спиной и пошла к дому, при этом не могла не заметить, как дёрнулась, закрываясь, белая занавеска на окне – подглядывал за ней Стёпка-то.

«Вот уж и смех, и грех, – усмехнулась она про себя, – о душе надо думать, а они всё, как петухи», – и, пряча улыбку в платочек, затворила за собой калитку.

Зайдя в летнюю кухню, баба Света стала думать, в какой же кастрюле варить кашу для собаки. Прикинув, что такому великану еды надо много, она выбрала самую большую и поставила варить бульон.

Выйдя во двор и увидев пса, дремавшего возле сарая, она решила налить ему свежей воды. Онподнял голову и, не отрываясь, смотрел на неё. Баба Света подошла и протянуларуку, чтобы тотеё обнюхал. Откуда она узнала, что так надо делать, и сама не могла бы сказать, но почему-то решила, что надо именно так.

Пёс потянулся и стал обнюхивать её руки. Немного поколебавшись, старушка робко погладила его по голове; он закрыл глаза и не двигался. Тогда, осмелев, она начала гладить его по голове, по шее, по спине, вполголоса приговаривая:

– Ничего, ничего, Дружок, всё будет хорошо, ты теперь не один.

Баба Света расстаралась и сварила для собаки такую наваристую кашу, что дед Степан не удержался и тоже попробовал.

– Ну, мать, всем кашам каша, почему мне такую не варишь? – облизывая ложку, спросил он.

– Дык, не знаю, – растерялась хозяйка, – ты это, Дружку-то оставь, а то навалился, я тебе вон, драники жарю.

– Дружку? – удивился дед Степан. – Ничего себе, Дружок! Вот у Пантелеевны – Дружок, а этому имя надо посерьёзней, может, Потапычем назовём, на косолапого уж больно спереди похож.

– Не-а, пусть будет Дружок, мне так больше нравится.

– Ну, Дружок так Дружок, – согласился дед Степан. – А ты чего так долго с Петькой балакала, об чём говорили? Так и крутится возле тебя, окаянный.

– Когда это он крутился? Совсем ты на старости разум потерял; лет-то намсколько уже, а он всё Отеллу из себя изображает.

– Знаю я его, больно ушлый да бесстыжий. Зенки, помню, свои выкатит, а вы, девки, так и сохли по нему.

– Да когда это было-то… И не сохла я по нему вовсе, мне ты всегда люб был.

Баба Света улыбнулась и приобняла мужа за плечи. Дед Степан не поддался на женину уловку:

– Ты мне зубы-то не заговаривай, лиса. Так об чём балакали?

Баба Света отвернулась к плите и начала ворочать на сковородке драники:

– Да так, ни о чём, вызывался с забором помочь.

У деда Степана окончательно пропал аппетит; стукнув в сердцах ложкой по столу, он вскочил с табуретки:

– Чтоб я этого малахольного и близко возле дома не видел! С забором он хочет помочь… Пустобрёх.

Баба Света не испугалась, – она хорошо знала нрав своего вспыльчивого, но отходчивого мужа, – и сказала примирительно:

– Стёпа, ну хватит тебе кипятиться, людей-то не смеши. Я пойду Дружку поесть дам, а ты тоже давай закругляйся, – в сельмаг надо сходить, хлеба нет, да и крупы нужно подкупить. Ты же со мной хотел пойти.

– Пойду, пойду, тебя одну разве отпустишь, – пробурчал дед Степан.

Глава 4

Баба Света отложила Дружку из кастрюли половину каши, оставив вторую часть на вечер, и пошла его кормить. Пёс ел с таким аппетитом, что её сердце радовалось: вот ведь, смогла ему угодить.

– Ешь, Дружок, ешь, набирайся сил.

Забрав у него вылизанную дочиста миску, старушка погладила пса по голове и пошла собираться в магазин.

Уже на выходе она засомневалась:

– Стёп, как думаешь, может, Дружка в сарае лучше закрыть, а то ещё натворит чего?

– Чего он натворит? Ты кур прикрыла, огород закрыла? Пусть во дворе будет, нехай охраняет, кашу отрабатывает, тем более что и делать-то ему ничего особо не надо. Кто полезет, увидев такого медведя? Я бы точно не полез.

– Ну и ладно, действительно, пойдём быстрее, провозились мы с тобой. Успеть надо, а то Надька повадилась в последнее время пораньше закрываться.

Старики проверили, надёжно ли закрыта калитка, и отправились в поселковый магазин. Пёс, выйдя из сарая, проводил их глазами, затем лёг возле крыльца.

Возвращаясь из сельмага, уже на подходе к дому они услышали доносящиеся с подворья истошные крики:

– Помогите! Спасите! Убивают!

– Господи-святы, что там такое? – охнул дед Степан и припустил со всех ног. Баба Света кинулась за ним.

Когда запыхавшиеся старики открыли калитку и вбежали во двор, то увидели такую картину. На поленнице дров, прижав колени к груди, сидел молодой человек, с виду городской, и голосил, как оглашенный:

– Спасите! Помогите!

Внизу в вальяжной позе развалился Дружок. Он лежал, казалось бы, совершенно расслабленно, но, услышав бабу Свету и деда Стёпу, приподнял голову и посмотрел на них, будто спрашивая:

«Ну, и что прикажете с ним делать?»

Старики затоптались у калитки, не зная, как поступить. Пёс вроде агрессии не проявлял, но и командовать им было страшновато – кто его знает, как он отреагирует.

Дед решил сначала поговорить с попавшим в ловушку незнакомцем:

– Эй, парень, и давно ты тут голосишь?

Тот замолчал и ошалело уставился на хозяев.

– Ты чей будешь, что-то я тебя не припомню? – продолжила дипломатические переговоры баба Света.

Неизвестный нервно сглотнул и ответил:

– Ничей я, сам по себе.

Баба Света с дедом Степаном недоумённо переглянулись: село жене город, все друг друга знают, а тут, здрасьте вам, «ничей» он…

– А как ты здесь оказался и что делаешь в нашем дворе? – дед Степан подозрительно сверлил взглядом нежданного гостя.

У парня забегали глазки, он снова нервно сглотнул.

– Ну, это… я мимо, типа, проходил, хотел водички попросить попить, а тут ваша собака меня чуть не сожрала, еле спасся вот, – его голос неожиданно начал крепнуть: – Развелисобак, людям пройти не дают, почему он у вас без намордника и без поводка? – визгливо вскрикивая в конце каждого слова, совсем разошёлся «прохожий».

От такой наглости старики даже растерялись.

– Без чего, без чего? – переспросил дед Степан.

– Без намордника! – голос незнакомца сорвался на визгливыйвопль.

От его нервного ёрзанья вдруг одно полено скатилось вниз, за ним второе… Парень испуганно замолчал и, боясь пошевелиться, замер на своём насесте. Баба Света с дедом Степаном вместе с ним с замиранием сердца следили за траекторией полёта каждого падающего полена.

Пёс же, склонив голову набок, внимательно наблюдал за малейшим изменением в дислокации устроившегося на дровах пленника. После тогокак поленопад прекратился, а тот так и остался сидеть в своём неустойчивом убежище, Дружок разочарованно вздохнул, облизнулся и положил голову на лапы – этот пёс умел ждать. Парень опять нервно сглотнул.

– Тётя Светка, а тётя Светка! – послышался вдруг торопливый женский голос. – Что тут у вас за шум-гам?

Старики дружно обернулись и увидели заглядывающую в калитку соседку, вездесущую Стешку.

– Тю, – протянула она изумлённо. – Матерь божья, чем это вы тут занимаетесь?

Стешка хотела было зайти во двор, но поднявшийся во весь рост пёс заставил её тут же передумать. Быстро юркнув обратно, она захлопнула за собой калитку.

– Тётя Светка, а тётя Светка, чего там у вас? – снова раздался с улицы её изнывающий от любопытства голос.

Старики снова переглянулись, не зная, что ей ответить.

Стешка не могла позволить себе остаться без информации, поэтому вскоре за забором послышался поспешный топот, какая-то возня, затем грохот и яростный женский матерок. После этого над забором внезапно вознеслась Стешкина голова. Вцепившись в верхний край досок побелевшими пальцами и яростно сдувая с лица прядь волос, выпавшую из-под съехавшей набок косынки, Стешка взором опытного полководца быстро окинула поле действия и сразу же оценила расстановку сил. Глаза её загорелись, ноздри раздулись, она чуть не лопалась от жгучего интереса к происходящему.

 

– Ну, ты, Стешка, просто Шварценеггер какой-то, – усмехнулся дед Степан. – На чём там повисла-то?

– Да так, ведро тут какое-то старое валялось. Что тут у ва… – не успев закончить фразу, Стешка с грохотом низвергнулась вниз, за забор, в неизвестность.

– Ты там не убилась? – забеспокоилась баба Света. – Что ты, как пацанка, по забору-то лазишь, он у нас и так еле стоит, завалишь ещё. Ты давайзайди, что ли.

– Ага, щас, один вон, гляжу, уже зашёл, сидит теперь на дровах, отдыхает. Щас я… – послышался с улицы запыхавшийся голос Стешки.

Через минутуеё голова вновь вознеслась над забором.

– Вот, так-то лучше, – удовлетворённо пробормотала она и, утвердившись, наконец, в своей шаткой позиции, затараторила:

– Так, что это у вас тут деется? Чего Кирюшку-то Танькиного в плен взяли? А что за собака такая страшная у вас? Она кусается? Где взяли? Почему я её раньше не видела? Что с Кирюшкой делать собираетесь? Почему он на дровах притулился? Он чего-то натворил? А пёс его покусал? В больничку повезёте парня? А зачем вам собака? А почему…

Она спрашивала коротко, быстро и по делу: вероятно, ожидая очередного своего крушения из-за неустойчивого ведра, времени решила не терять.

– Хватит тарахтеть! – поморщился дед Степан. – Голова сейчас от тебя разболится. Так ты говоришь, это Танькин племянник, Кирюшка? Да уж, вымахал малец, и не узнать.

Он повернулся к парню, который побелел, и было очень похоже, готов был свалиться в обморок.

– Светка, – повернулся дед к жене, – притвори-ка собаку в сарае, пора Кирюшку освобождать, а то он совсем сомлел.

Баба Света сделала большие глаза и беспомощно развела руками, давая понять мужу, что не представляет, как выполнить его просьбу.

– Притвори, притвори, – глядя ей в глаза, с напоромснова повторил дед Степан. – Дружок, иди со Светкой, – обратился он к собаке; и послышалось в его голосе что-то такое, что пёс встал и перевёл вопрошающий взгляд на старушку.

– Пойдём со мной, пойдём, – засуетилась та и направилась к сараю; пёс двинулся за ней.

Сделав несколько шагов, он обернулся и исподлобья посмотрел на бывшего пленника, который, не в силах больше усидеть на своём насесте, уже совсем было собрался свалиться наземь.

– Дружок! – позвала баба Света собаку.

Дождавшись, пока пёс зайдёт в сарай, она погладила его по голове и негромко сказала:

– Молодец, Дружок, спасибо тебе. Ты побудь здесь, пока Стёпа там с парнем этим разберётся.