Русская пианистическая школа как педагогический феномен

Оба Рубинштейна в руководстве консерваториями шли к основной педагогической цели, которую можно сформулировать как воспитание музыкантов в широком смысле слова. Не мастеров игры на том или ином

фразу как «помоги себе сам!» В ней есть и еще один скрытый смысл: А. Г. Рубинштейн в эпоху, когда пианистические средства несли на себе отпечаток множества условностей, решительно утверждал приоритет содержания над средствами. Главное, по А. Г. Рубинштейну, «чтобы хорошо звучало», т. е. содержание, а средства могут быть любыми, так как они вторичны.

Говоря о педагогике братьев Рубинштейнов, нельзя не упомянуть и о таком важном факторе, как обаяние крупной личности. Таким обаянием обладали оба: блестящие артисты, музыканты с большой буквы, они одними своими именами уже привлекали молодежь. Парадоксальные, афористичные высказывания Антона Григорьевича, изысканное остроумие Николая Григорьевича, блистательное мастерство обоих – эти качества сами по себе обладали мощным педагогическим

одном концерте различные инструментальные и вокальные номера. В этих условиях А. Г. Рубинштейн, используя всю мощь своего таланта и музыкального авторитета, утверждал новый тип концертной программы, не включая виртуозно-салонных пьес ради отдыха публики. Он отважился исполнить цикл из 32 сонат Бетховена, 48 прелюдий и фуг «Хорошо темперированного клавира» И. С. Баха. Венцом музыкально-просветительской деятельности А. Г. Рубинштейна стали его знаменитые «Исторические концерты», проведенные в сезоне 1885 –1886 гг. Он дал по семь «Исторических концертов» в Петербурге, Москве, Вене, Берлине, Лондоне, Париже, Лейпциге и по три концерта в Дрездене, Праге, Брюсселе. В первых семи городах концерт повторялся: на другой день та же программа бесплатно исполнялась для учащихся (впервые «Исторические концерты» были даны А. Г. Рубинштейном в США в 1872 – 1873 годах) [13].

Антон Рубинштейн в занятиях с учениками шел, как правило, от прочувствования исполняемой музыки к ее осмыслению, от эмоции к мысли. Обычно он начинал работу над музыкальным произведением с того, что увлекал молодого музыканта ассоциациями и образными сопоставлениями, направленными на активизацию мира его чувств. Разумеется, он требовал от учеников логичной интерпретации, достигаемой дисциплиной музыкальной мысли, и добивался гармонии «прочувствованного» и «обдуманного» (Л. А. Баренбойм). Но слияние этих двух начал обусловливалось эмоциональным отношением к осмыслению музыки, при широком использовании на всех этапах обучения тонкого «перевода» музыкального искусства на язык программности.