Наташа открыла квартиру и вошла.
– Бабуль, я дома, – громко сказала она.
– Как хорошо, Натусечка, – послышался старческий голос из соседней комнаты. – Проходи, как раз поможешь.
Наташа скинула сандалии и прошла в комнату, где бабушка обычно принимала посетителей. Вот и сейчас в потёртом кресле сидела женщина со скорбным лицом. Её вытянутая нога с толстыми растопыренными пальцами и раздувшейся воспалённой щиколоткой лежала на низкой скамеечке. Бабушка сидела на полу, поджав под себя ноги. В руках она держала литровую банку с водой, в которой то и дело смачивала морщинистые пальцы и брызгала на ногу сидящей напротив женщины.
– Внученька, будь дóбра, – обратилась она к Наташе, – там у меня в комоде… Ну знаешь где. Тряпочки красные, заговорённые. Вставать тяжело. Принеси, моя хорошая.
Наташа молча подошла к комоду, выдвинула второй ящик и взяла красную выглаженную тряпицу из стопки. Она вернулась к бабушке и села рядом.
– Помолимся, деточка, вместе, – сказала бабка, принимая тряпицу.
Наташа сложила руки, закрыла глаза и монотонно зашептала молитву. Бабка взяла клочок бумаги в клеточку, весь исписанный кривым почерком, уложила его на больную щиколотку женщины и начала оборачивать красной тряпицей, распевно приговаривая что-то себе под нос. Когда с бинтованием было покончено, старуха взяла банку, кряхтя, встала и принялась обильно обрызгивать женщину водой.
Раздалась механическая трель. Наташа открыла глаза и перестала шептать.
– Поди, милая, открой. Кого, прости господи, принесло в такой момент? Всех прогоняй.
Наташа пошла открывать дверь. Там оказалась соседская бабка с пятого этажа.
– Мариванна, бабуля сейчас занята. Попозже приходите.
Соседке объяснять не пришлось. Та только благоговейно перекрестилась и побрела на лестницу, постукивая костылём.
– Ну кто там? – спросил голос из комнаты.
– Мариванна приходила, – крикнула Наташа, а сама пошла на кухню. Открыла холодильник и принялась изучать банки с вареньями и соленьями, размышляя, чем бы перекусить. Бабка в коридоре провожала пациентку, давая той добрые напутствия на дорожку. Хлопнула входная дверь, и она появилась на кухне с пачкой мелких купюр в руках. Послюнявив пальцы, она два раза пересчитала деньги. Убедившись, что всё верно, бабка закатала деньги в пояс передника.
– Ну что, милая, чаю попьём? Я блинов напекла.
– Блины – это хорошо, – Наташа заметила блюдо на подоконнике и закрыла холодильник. Она взяла чайник и подошла к раковине.
– Вот ведь неладная, – проворчала бабка и села у стола.
– Кто, бабуль?
– Да эта Мариванна. Глаз у неё плохой. Всё шастает. Дома ей не сидится, прости господи. Пойду к ней сейчас за семенами.
– Сходи, – отозвалась Наташа. Она включила чайник и села за стол рядом с бабкой.
– Ну вот, Наташенька, – сказала та и заправила выбившиеся из платка седые волосы, – теперь памятник новый справим. Я уже заказала и людей наняла. Была давеча в горисполкоме…
– В мэрии, бабуль, – поправила Наташа.
– Да какая мэрия, прости господи, – отмахнулась старуха. – Исполком он и есть исполком. Слов понавыдумывали теперь. Так вот, Наташенька, помощь тебе будет, как сиротке. Заживём, внученька. Все под богом ходим. Завтра на кладбище пойду, прополоть там надо. А то как же памятники ставить?
– Бабуль, в прошлом месяце пололи, – Наташа взяла с широкого подоконника тарелку с блинами и поставила на середину стола. Потом открыла холодильник, достала банку с вареньем и наполнила фигурную стеклянную вазочку.
– Как же, а дожди? Ты посмотри, сколько дождей нынче. Всё травой заросло. Вон на поле на вашем полыни по пояс.
– Ну да, – Наташа убрала банку в холодильник.
– Ты если не хочешь, не ходи. Я сама управлюсь, посижу там, помолюсь, поговорю с ними, – глаза у бабки вмиг наполнились слезами. Она принялась утираться кончиком платка. – Мне и не тяжело. Да и полоть там немного.
– Да нет, бабуль. Пойдём вместе.
– Ты моя хорошая! – бабка схватила Наташину руку и поцеловала. – Храни тебя господь. Какая же я старая, Наташенька. Господи, господи, дай сил ещё пожить, тебя на ноги поставить.
Не успела Леся зайти домой, как её тут же отправили в магазин за продуктами. Вернулась она совсем разбитая. Тихо прокралась на кухню, а там мать стоит у окна и курит в форточку.
– Мам, – позвала Леся.
Та вздрогнула, смутилась и быстро выкинула сигарету на улицу, даже не затушив.
– А если там внизу кто-нибудь? – Леся сгрузила на стол сумку с продуктами.
– Ты мне что тут устроила? – накинулась на неё мать. – Я тебе коробку брать разрешала? Намусорила, лук весь рассыпала.
Леся села за стол, опустила голову на руки и разрыдалась в голос. Мать тут же подскочила к ней.
– Дочь, ты чего? Что случилось? Тебя кто-то обидел?
– Мама! – выдавила Леся, захлёбываясь слезами, и кинулась ей на руки. – Какие все злые, мама! – причитала она. – Почему меня никто не любит, ведь я стараюсь…
– Ну как же, доченька, я тебя люблю, – тараторила мать, поглаживая её по плечам, целуя в щёки, в лоб. – Папа тебя больше жизни любит, он никого так не любит, как тебя.
– Мама, я так соскучилась.
– Я тоже, я тоже, родная, – мать вытерла щёки Леси. – Ты же знаешь, летом самые экспедиции. Хочешь, позвоним ему сейчас? Он рад будет.
– Давай, – Леся подошла к кухонной мойке и умылась.
– Мама, – позвала она, – не кури больше, пожалуйста. И папа не любит…
– Не буду, – пообещала мать.
Симкина сидела на той самой лавке в соседнем дворе и утаптывала каблуком сандалии пыль под ногами. Случайно завалявшаяся в кармане таблетка антигистаминного и ингалятор постепенно помогали. Глаза отпускало, слёзы течь перестали и отёчность, судя по ощущениям, спадала, хотя в носу всё ещё хлюпало. Ей бы домой, принять холодный душ и немного поспать, но там мать, которая обязательно догадается, что Вера опять шлялась по полю. А это грозит домашним арестом на неделю, а то и больше, и очередным походом в поликлинику к Палсимычу. Аллерголог, дай волю, посадил бы её в стерильный пластиковый мешок и держал в изоляции, никогда не выпуская.
«Хотя какая теперь разница?» – размышляла Симкина.
На улице ей делать нечего. Не с малышнёй же в песочнице куличи стряпать. С Ирой и компанией покончено навсегда. Они и сами не захотят общаться. Ведь она, Симкина, – предатель. Уж Ира расстарается, расскажет во всех подробностях и про дневник, и про запись… Жальче всего ссорится с Лесей, ведь та, на самом деле, славная и очень добрая. Однажды даже подарила Вере свой старый сотовый, когда отец ей новый из командировки привёз. А могла бы Ире отдать или хоть Наташке, или вообще никому.
Симкина достала из кармана телефон, покрутила в руках. Наверное, придётся вернуть. А она уже музыки накачала…
«Может, ещё обойдётся?» – подумала Вера, сунула сотовый назад и аккуратно поскребла зудящее веко.
– Ты тут чё забыла?
Вера вздрогнула и подняла голову.
– Да я так, – ответила она Максу, который неожиданно появился у подъезда своего дома. – Вот решила посидеть…
Макс пинал бордюр запыленным кедом, кривил пухлые губы и смотрел в сторону.
– Ну чё, похоронили? – слишком бодро спросила Вера и тут же сникла, понимая, как нелепо прозвучал вопрос.
– Ага, – буркнул Макс.
Он не уходил, но и на разговоры был явно не настроен сегодня.
– Ну ладно… – Вера соскользнула с лавочки и медленно побрела домой.
– Тебе, кстати, бойкот, – крикнул ей вдогонку Макс.
Симкина вернулась. Она серьёзно посмотрела на Макса. Тот опять принялся сосредоточенно изучать что-то вдалеке.
– Ты теперь тоже со мной не разговариваешь? – спросила Вера.
– А я-то тут при чём? – выпалил тот. – Я вообще не с вашего двора. Меня ваши тёрки не касаются.
– Удобно, – она сощурила свои и без того заплывшие глаза. – И в школе ты меня стороной обходишь.
– И чё?
– А знаешь, ты не притворяйся особенным. Будь как все, – Вера развернулась и зашагала прочь. – Бойкот, значит, бойкот! – крикнула она, не оборачиваясь.
Макс сделал неуверенный шаг в сторону Симкиной, но передумал и быстро скрылся в своём подъезде.
Светка с интересом наблюдала за сценой между старшими, сидя в песочнице неподалёку. Как только Симкина и Макс разошлись в разные стороны, она кинулась к Рите на качелях.
– Рит! А давай тоже кому-нибудь бойкот объявим, – вдруг предложила Светка подруге.
– А кому? – спросила та и принялась оглядываться.
– Ну вон хоть Дениске с первого подъезда.
Дениска долбил мяч о стену возле подъезда, где скрылся Макс. Девчонки подошли к нему. Светка толкнула Риту. Та немного потопталась на месте, а потом неуверенно объявила.
– Дениска, мы тебе… бойкот!
– Чё? – Денис поймал мяч и недоумённо уставился на девчонок. – А это чё?
– Мы с тобой не разговариваем, – выпалила Светка.
– А… ну ладно, – флегматично ответил Денис. – А я думал, мы в классики попрыгаем.
– Свет, а давай в классики лучше? – воодушевилась Рита.
Светка строго посмотрела на обоих.
– Хорошо, – согласилась она. – А потом бойкот.
– Ладно! – засмеялись все. – У кого есть мел?
«Что бы такого придумать?» – ломала голову Светка, сидя на качелях и облизывая чупа-чупс. Накануне старшие ребята со двора устроили голубиные похороны и в кои-то веки разрешили им с Ритой поучаствовать. От вида мёртвого голубя подташнивало, но само действо Светку захватило. И жутко, и интересно, то есть жутко интересно! Ушли на полынное поле за соседний дом. Продирались сквозь заросли, как цепочка муравьёв с добычей. Мама категорически запрещала туда ходить, и Светка догадывалась, что неспроста. Должно быть, пряталось там что-то таинственное, загадочное и немножко опасное. И точно – голубиное кладбище! Старшие ребята вырыли ямку, Наташа пела странные песни про рай, а потом Симкина, даром что большая, струсила и решила уйти. А Ирка объявила ей бойкот, и все переругались. Вот это настоящее приключение! Не то, что ковыряться весь день в песочнице у мамы на виду. После такого Светка загорелась придумать ещё чего-нибудь, не хуже голубиных похорон. Вот только не придумывалось. Хватило ума лишь подбить Риту объявить Дениске из соседнего подъезда бойкот, а тот сделал вид, что не понял, и предложил поиграть в классики. Классики – дело, конечно, хорошее, но про бойкот-то потом забыли. Светка вспомнила уже дома, засыпая: «А Дениска не дурак, хоть и мальчишка. У него что не спроси – всё знает!»
Во дворе показалась Рита с какой-то голубой коробкой в руках.
– Смотри, что мне подарили! – закричала она издалека, и вприпрыжку подбежала к Светке, тряся у неё перед лицом пластмассовым чемоданчиком с красным крестом на крышке. – Бабушка из Москвы привезла.
– Ого! – тут же воодушевилась Света. – Давай-ка сюда, – она потянула липкие от леденца руки к чемоданчику.
– Нет, – Рита спрятала бабушкин подарок за спину. – Это моё!
– Да я только посмотреть, – надулась Светка.
– Лучше давай я тебя вылечу!
– А я не болею. – Светка отвернулась и начала раскачиваться на качелях, обсасывая палочку от чупа-чупса. Рыжие хвостики над её ушами заколыхались в такт.
– Ну ты чего? – захныкала Рита.
И тут Светку осенило:
– А давай голубей лечить?
– Давай! – Тут же согласилась подруга. – А как? Разве их поймаешь?
– А мы их прикормим булкой. У тебя булка есть?
– Нет.
– И у меня нет. Может, им червяков накопать?
– Голуби червяков не едят, – отрезал хрипловатый голос из-за спины. Светка оглянулась. На вершине горки, подогнув под себя ноги, сидел Дениска. Откуда только взялся?
Светка презрительно сощурилась.
– Дениска, хочешь, я тебя полечу? – Рита с надеждой открыла чемоданчик и достала пластмассовый стетоскоп.
– Не, – просипел тот и съехал с горки, не вставая с корточек, – я лечиться не люблю.
– А может, кошку найдём? – Светка опять заскучала.
«С такой компанией каши не сваришь», – подумала она уныло.
– У кошек блохи, – невозмутимо заявил Денис, подходя к девчонкам. – А ещё они царапаются. Я кошек не люблю. Другое дело – собаки. Вот у бабушки в деревне…
Светку окликнули. Она обернулась и увидела отца. Он стоял у подъезда их дома и призывно махал ей. Пришлось оставить ребят и идти к нему.
– Светка, мне срочно нужно уехать по работе, а мама ещё не вернулась. – Отец зашагал к припаркованной у тротуара машине. – Иди домой и дождись её, она вот-вот придёт, – он протянул ключи от квартиры.
Машина пискнула, и Светка ловко взобралась на заднее сиденье.
– А можно я с тобой?
– Куда со мной? – раздражённо отмахнулся отец. – А ну, вылезай! Ты слышала, что я сказал? – отец сел за руль и воткнул ключ в замок зажигания, мотор бодро заурчал. – Давай-ка без разговорчиков.
Светка неуклюже выбралась из машины, проводила тоскливым взглядом отъезжающее авто. Потом вытащила из-под футболки отцову автомобильную аптечку, ловко припрятанную сзади под футболкой, и пошла назад на детскую площадку к ребятам.
– Вот настоящая докторская сумка! – Она покрутила перед носом Риты аптечкой, расстегнула молнию и принялась выгружать на лавочку содержимое. – У меня здесь бинты, вата и пластыри, йод и даже ножницы! А ещё какая-то присыпка и таблетки.
Дениска подошёл поближе и уважительно попросил посмотреть. Рита раскраснелась и чуть не плакала. Она схватилась за ветку кустарника, росшего за лавкой, и со зла отломила её.
– Ты зачем деревья калечишь?! – неодобрительно покачала головой Светка. – Им же больно!
– Не, им не больно, – тут же встрял Денис, – у них нервной системы нет.
– А тебя кто спрашивал?
Светка подобрала отломанную палочку, покрутила в руках.
– Я её привяжу. Срастётся. Буду деревья лечить.
Светка распечатала пачку бинта и принялась приматывать отломанную палочку к ветке кустарника.
– А я послушаю дыхание! – тут же спохватилась Рита. Нацепила на уши стетоскоп и попыталась пристроиться к кусту.
Денис закатил глаза и, снисходительно поглядывая на Риту, покачал головой. Потом взял из аптечки ножницы и помог Светке отрезать бинт. Когда разобрались с «пациентом», предложил:
– А побежали к школе! Там вдоль ограды много деревьев.
Девчонки, забыв про разногласия, тут же откликнулись, и все помчались к школе. Там деревьев, нуждающихся в лечении, оказалось хоть отбавляй. Вся компания работала слаженно: диагностировала Рита, Светка смазывала «раны» и трещины йодом, припорашивала присыпкой и накладывала тугую повязку или приклеивала пластырь. Дениска ассистировал обеим, помогая находить очередного ветвистого «пациента». Ребята работали не покладая рук, пока не обнаружился особо тяжёлый случай, требующий экстренного вмешательства.
– Пациент – рябина, – коротко констатировала Светка, внимательно осматривая сухую ветку с пожухлыми листьями. – Потребуется обрезание!
– Не обрезание, а ампутация, – уверенно поправил Дениска.
– Сделаю укол, чтобы не болело, – Рита полезла в свой чемоданчик за игрушечным шприцем.
Светка тем временем приготовила ножницы:
– Санитары, держите пациента! – приказала она.
– Я тоже доктор! – насупилась Рита.
Светка принялась пилить сухую ветку ножницами, Дениска придерживал. Они провозились минут десять, но дерево не поддавалось. Совсем выбившись из сил, Светка предложила:
– Может, просто отломаем!
– Что ты за врач такой! – возмутилась Рита. – Давай я! – она выхватила у Светки ножницы, сделала несколько быстрых размашистых движений и ойкнула. На её розовые сандалии закапали красные кляксы.
– У дерева кровь! – восторженно ахнула Светка.
Тут Рита заголосила, и стало понятно, что помощь нужна доктору. Светка застыла в нерешительности, а Дениска не растерялся, опрометью бросился к тропинке неподалёку и через несколько секунд вернулся с пыльным зелёным листком.
– Вот! Подорожник! – он плюнул на листок, пожамкал его в ладонях и приложил к Ритиному порезанному пальцу. Та заверещала ещё громче:
– Мама! Мама-а-а-а!
Проверенное народное средство, по всей видимости, не сработало, Рита трясла рукой и извивалась всем телом.
– Рита, давай я тебе укол сделаю, чтобы не болело? – с отчаянием в голосе предложила Светка.
Рита заковыляла к дому, позабыв про свой докторский набор. Ребята растерянно проводили её взглядом. Скоро пострадавшая скрылась в подъезде.
– Ну и дела… – просипел Дениска. – Я что-то проголодался. – С этими словами он сиганул с места и умчался, оставив Светку одну в полном замешательстве.
Она ещё какое-то время потопталась на месте. Потом собрала разбросанные по траве инструменты – бинты, вату и злополучные ножницы – в аптечку отца, игрушечный градусник и шприц – в голубой чемоданчик.
«И что теперь с ним делать? – соображала Светка. – Надо бы вернуть».
Она пошла к дому Риты, позвонила в домофон. Отозвался взволнованный женский голос.
– Позовите, пожалуйста, Риту, – затараторила Светка. – Она свой чемоданчик забыла.
В ответ женщина разразилась руганью, из которой Светка поняла лишь, что им с Ритой больше дружить не стоит. Светка испуганно отшатнулась от дверей и побежала было домой, но на полпути разрыдалась.
– Что это получается? – всхлипывала она. – Я же только вернуть… Она ведь сама поранилась…
Светка села на лавочку у своего подъезда, положила рядом вещи и крепко задумалась. Обида за несправедливость точила в груди. Всё-таки они с Ритой дружили, сколько Светка себя помнила. А теперь им не разрешат играть вместе. Всегда эти взрослые так: не разберутся, а уже запрещают. «Им бы только запрещать! – ворчала Светка, взгромоздившись на лавочку у своего подъезда и вытирая слёзы. – И как только умудряются всё так поворачивать, что ты всегда остаёшься виноватым? Они, конечно, умные – эти взрослые, но до чего же глупые! Им говоришь одно, а они тебе не в лад, невпопад! Вот и мама такая же. Я ей: “Не дорисовала ещё, краска засохнет”. А она: “Зубы чисти!” Я ей: “Минуточку!” А она: “Завтра к зубному отведу”. И ведь отвела! Чтобы ей подождать минуточку, и к зубному идти не надо…»
– А это у тебя фто?
Светка подняла глаза и увидела кудрявого щуплого мальчишку лет четырёх. Он разглядывал сложенные на лавке аптечку и голубой чемоданчик. В нескольких шагах от него стояла, сцепив руки в замок, толстая девочка с жидким хвостиком на затылке. Эта, кажется, была постарше Светки. Наверняка уже школьница.
– Это отдать нужно, – буркнула Светка. – А вы откуда?
– Рудик, пойдём, – позвала толстая девочка, собираясь уходить. – Не мешай детям, – сказала она высокомерно, будто сама была старшеклассницей.
Однако Рудик и не думал послушаться:
– А давай игать! – Он бесцеремонно подсел к Светке, положил на колени голубой чемоданчик и попытался его открыть.
Светка хотела аккуратно забрать, но он оттолкнул её руку. Тогда толстушка подошла поближе, с невозмутимым выражением на лице вырвала чемоданчик из его рук и передала Светке.
– Просто это не моё, – извиняющимся тоном промямлила заплаканная Светка. – Отдать надо. А так мне не жалко.
– Да он наглый, ты не обращай внимания, – с пониманием отозвалась толстая девочка.
– Тебя как зовут? – спросила Светка, тут же проникшись симпатией к девчонке.
– Марта, – важно заявила та.
– Это ты придумала! – засмеялась Светка, вспомнив, как сама недавно рассказывала всем, что на самом деле её зовут Снежана. А Светка – это так, прозвище для простоты.
– Почему придумала? – опешила толстушка. – Это Рудик – мой брат. А я Марта.
– Таких имён не бывает! Ты что, в марте родилась?
– Нет, в июне. Пойдём, Рудик, ома1 ждёт.
Рудик помотал головой и опять потянулся к голубому чемоданчику. Марта недовольно сложила руки на груди, но трогать брата не стала.
– А вы к нам переехали? – спросила Светка.
– Мы у бабушки в гостях, ненадолго…
– Пока мама не умёт! – выпалил Рудик, не дав сестре закончить.
– Заткнись, Рудик! – ещё сильнее насупилась Марта.
– Я сам слыфал! – заверещал Рудик.
Светка не знала, что и сказать на такое. Она лишь разинула рот и захлопала рыжими ресницами.
– Ага…
– У нас мама болеет, – спокойно пояснила Марта. – А мы мешаем, шумим и балуемся, – она покосилась на брата. – Папа сам не справляется, поэтому нас пока сослали к бабушке. Бабушка старая и тоже всё время болеет, давление у неё. Мама поправится, и мы вернёмся домой.
– Она не поплавится, – заспорил неугомонный Рудик. – У неё лак!
– А ну, пошли! – разозлилась Марта, схватила упирающегося брата за руку и, не обращая внимания на визг, потащила его на противоположный конец улицы.
Тут заскрипела оконная рама и сверху послышался голос Светкиной мамы:
– Ну-ка домой, живо!
Светка подхватила вещи и помчалась в подъезд.
Мама вернулась уже давно – успела подогреть суп, принесла свежие булочки к чаю. Заставила Светку вымыть руки и усадила обедать.
– Мам, а ты тоже умрёшь? – вдруг спросила Светка. Её встревожил разговор с Мартой.
Мать замерла с тарелкой у плиты, потом медленно повернулась к Светке и спокойно сказала:
– Когда-нибудь, но ещё очень нескоро.
– Только на следующий год?
– Нет-нет! – затараторила мать, отложила тарелку и обняла Светку, крепко прижала к груди. – Вот когда у тебя самой будут взрослые дети и внуки, тогда, может быть.
Светка понимающе покивала. Потом заметила розовый лак на ногтях матери и забеспокоилась:
– Сотри лак! Сотри быстро!
– Что такое? – удивилась та. – Тебе не нравится цвет?
– Нет!
– Ну хорошо. Да он уже и облупился, – задумчиво проговорила мать, разглядывая ногти. – Сейчас.
– Мам, ты когда умирать будешь, меня не отсылай, ладно?
– Светочка, ты чего? У тебя что-то случилось? – мать повернула лицо дочери к свету и внимательно осмотрела её. – Ты не заболела?
– Нет! – уверенно заявила Светка. – Мам, а давай играть в прятки?
– Давай. Только сначала пообедаем.
Светка заскулила, принялась хлебать ложкой борщ.