Loe raamatut: «Шампанское из огурцов»

© Елена Ликанова, 2022

ISBN 978-5-0059-0145-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

«Когда мой близкий друг, с которым мы пять лет общались душа в душу и воплотили в жизнь множество затей, внезапно скончался, я была ослеплена горем. Я пила по три бутылки вина в день в течение двух недель. Издёвка судьбы заключалась ещё и в том, что всё случилось в канун Нового года. Все вокруг веселились и пели, гуляли по улицам и взрывали праздничные петарды, а я валялась на кровати, пила и спала, спала и пила. Впрочем, смерть друга нельзя назвать абсолютно случайной. Ведь он, как и я, был алкоголиком. А умер он от цирроза печени. Очнувшись, наконец, от забытья в наступившей полной тишине первого января, когда все гулянки разом утихли, и утомлённый праздником город уснул, я встала с кровати, пошла на кухню, поставила чайник с водой на плиту и подумала: «А ведь я не пила чай уже пять лет. Ни чай, ни кофе, ни сок, ни молоко. Разве что цикорий и воду изредка. А так я пила только вино. В огромных количествах. Как так могло случиться, что я оказалась у подножия горы?» Есть расхожее выражение «Слететь в пропасть». Но мне больше нравится моё «Скатиться с горы к её подножию». Ведь из пропасти выбраться шансов нет, а вот от подножия горы подняться вновь на вершину вполне возможно.

Пять лет назад умерла моя мама. Были у меня и раньше потери – отец, муж, свекровь. Были и другие несчастья. Сын болел, от меня ушёл любимый человек, меня уволили с работы, а после – ещё с одной. Я и тогда выпивала. Но вот так, как в эти последние пять лет, – такого не было. И я полетела кубарем с горы. Тогда-то я и познакомилась с Сашей, Александром Андреевичем. Но… он оказался сильно пьющим, и мы придали друг другу ускорение в этом падении. Бывали моменты, когда кто-то из нас собирался с силами и пытался бросить пить, но тут же появлялся другой, который в этот момент был настроен иначе. Потом мы менялись местами. Быть в одной фазе в этом вопросе нам не удавалось. Я даже предлагала пойти вместе в общество анонимных алкоголиков, хотя сама не верила в успех. Но Саша лишь смеялся, говорил, что пойдёт туда разве что с бутылкой водки и закуской и «накроет для всех поляну». Если честно, я и сама туда идти не хотела. Ведь там надо было бы унижать себя, рассказывая о себе плохие вещи и называя себя каждую минуту «алкоголик». В нашей стране слово «алкоголик» носит презрительный оттенок. Хотя, по сути, это хроническое заболевание. А ещё хлеще слово «алкоголичка». Это вообще явное оскорбление. Не подходил нам с другом и вариант поездки в монастырь к чудотворной иконе, поскольку друг мой был атеистом, а я уже много лет страдала паническими атаками в транспорте, а если ехала куда-то, то в сопровождении пластиковой бутылки, наполненной вином. Таким образом я преодолевала нужное расстояние. Но случалось это крайне редко.

Заварив чай и налив в чашку, я бросила туда кусок сахара и наблюдала, как он быстро тает на глазах. Так же быстро растаяла жизнь моего талантливого и совсем ещё не старого друга от губительной зависимости. Гибель сына, уход жены, потеря работы, друзей. Всё по моей схеме. Всё почти как у меня. Наверное, поэтому мы и прилепились друг к другу. Но хочу ли я закончить свои дни так же, как мой друг (в мучениях, одиночестве и тоске)? Однозначно – нет. И он бы этого для меня не хотел. И я решила бросить пить».

Это отрывок из книги, которую я начала писать четыре года назад с гордостью и самонадеянностью. Думая, что одного моего желания бросить пить алкоголь будет вполне достаточно, чтобы победить коварную зависимость. Я была полностью уверена в успехе и спешила поделиться радостью с окружающими. Меня хватило тогда на тридцать один день. Теперь-то я знаю, что этот самообман носит название «иллюзия излечения». Ибо вылечиться от алкогольной зависимости невозможно. Но можно выздороветь. И даже прожить долгую и счастливую жизнь. И да – принятие решения бросить пить – это первый шаг на пути к выздоровлению. А второй шаг – признать своё бессилие перед болезнью и не постесняться обратиться за помощью. И вы её обязательно получите. Надеюсь, что и через эту книгу тоже.

БЕСЫ

«А, ну-ка, иди сюда!» – поманил меня пальцем гадкий толстогубый индеец, нагло ухмылявшийся с потолка. Индеец был там не целиком, а только его «поясной портрет», как принято говорить в художественных училищах, одно из которых в своё время я закончила. Индеец был чёрно-белый, как и все другие персонажи этого «немого кино», разместившиеся на тот момент на стенах и потолке. Индеец возник позже других, но вёл себя так, будто он среди них главный. Первым же появился лоточник, мальчишка в шароварах и смешном картузе. Он как бы слегка приплясывал на месте, придерживая руками висящий на шее на широкой ленте лоток с пряниками (а, может, – с лентами и гребнями для девиц. Вроде той, что кокетливо поправляла на голове шляпку, маяча на стене возле полки с книгами и игрушками). Я машинально потянулась к фотоаппарату: «Надо их сфотографировать, такие они все интересные!», но тут же опомнилась: «Ну ты даёшь! Они же все в твоей голове!» Я даже смогла рассмеяться, хотя было совсем не до смеха. Который день я лежала на кровати, скорчившись от душевной боли – мой лучший друг скончался недавно. Сначала я не осознала, что произошло. Мне показалось, что он просто уехал куда-нибудь в гости к дальним родственникам или к друзьям. Хотя, ни тех, ни других у него не было. С тех пор, как его уволили с завода в пору страшного кризиса, разразившегося в стране, Александр Андреевич опустился, стал почти что бродягой и питался на деньги, вырученные от продажи всякого старья, найденного на помойках и приведённого в порядок. У дяди Саши были золотые руки, так что, найденный им, к примеру, старый холодильник в отремонтированном виде с удовольствием купила у него соседка по лестничной площадке, Люба. На те деньги, помнится, мы пировали три дня – ели в столовке, что находится в старом двухэтажном доме возле железнодорожной станции, суп и жаркое, а вечерами пили чай с пирожками на кухне в квартире Александра Андреевича. Слава Богу, крыша над головой у него была. Выбросив дядю Сашу на улицу, директор завода проявил милосердие и не отобрал выданную когда-то служебную комнату. Теперь она была завалена грудой барахла. Чего там только не было – сломанные швейные и печатные машинки, мешки с дверными ручками и замками, настольные лампы, абажуры, табуретки и кресла. Разглядывая всё это «богатство», я как-то увидела небольшую очень красивую модель старинной шхуны с алыми парусами. К сожалению, шхуна была слегка помята с одного бока. Но, всё равно, она была прекрасна. «Нравится? – перехватил мой восхищённый взгляд Александр Андреевич, – Когда-нибудь я её обязательно починю и подарю тебе!» Он был романтиком. В своём роде, конечно. Частенько он заводил долгие и нудные разговоры о том, какие женщины все предательские натуры, корыстные и безжалостные. Я не спорила – ему виднее, ведь он дважды был женат. И всякий раз жёны выгоняли его, когда видели, что его материальное положение становится шатким.

И вот я заставила себя встать с кровати и пойти на кухню, где в холодильнике лежал пакет с едой. Позавчера его принесла тётя Вера, соседка Александра Андреевича по коммуналке, таким образом не дав повеситься моей холодильничной мыши. Позавчера было девять дней, как не стало Александра Андреевича. Я все эти дни никуда не выходила. А еда, как вы понимаете, сама в холодильнике не появляется. «Вот, – сказала тётя Вера, протягивая пакет, – это тебе от его сестры, Наташи. И вот ещё визитка. Она сказала – ты можешь звонить в любое время. Она знает, что именно ты была его лучшим другом в эти последние пять лет». Я молча взяла пакет и визитку, кивнула головой, пошла сунула пакет в холодильник, а потом вернулась в кровать. «Этих» на стенах и потолке тогда ещё не было. Они появились позже, когда, провалявшись на кровати в обнимку с котом несколько суток и запивая горе вином, не готовя себе при этом никакой еды, я вдруг решила резко прекратить весь этот бред, взяв себя в руки. Наивная, я не догадывалась, что настоящий бред ещё даже и не начинался.

Пакет с бутербродами. Ну да, они ещё съедобны, хоть и немного подсохли. Но бутерброды с поминальной трапезы не лезли в рот. А поесть что-то было необходимо. И я поставила на огонь кастрюльку с водой, чтобы сварить гречневую кашу. Когда каша была готова, я запихнула в себя пару ложек. Больше не смогла. На столе стояла початая бутылка вина. «Нет! Хватит! – заорала я сама на себя, – Ты больше не сделаешь ни глотка этой дряни!» Я вернулась в кровать. Через несколько часов меня начало трясти, бросая то в озноб, то в жар. Я завернулась в три одеяла и включила обогреватель. Бутылка на столе в кухне торжествующе поблёскивала, предвкушая победу. «Нет! Ты не будешь здесь командовать!» Из последних сил я доползла до кухни и вылила вино в раковину. Нашарила в аптечке снотворное, приняла таблетку и вернулась в кровать. И забылась тревожным сном. Проснулась я под вечер. Сумерки опускались на город. Я посмотрела на белый с разводами и трещинками потолок. «Странно. Какие-то надписи, – обратила я внимание на мелкие буквы и цифры, нацарапанные на потолке, – рабочие, что ли, когда ремонт делали, написали? Типа – „Здесь был Вася“?» Я стала приглядываться, но толком разобрать ничего не смогла – всё плыло перед глазами. И тут появился мальчишка-лоточник. Я решила, что это просто тень от дерева, которое растёт за окном, так причудливо сложилась в фигуру. Решив не думать об этом, я приняла ещё снотворное и снова провалилась в сон.

С утра парнишка был на своём месте. Это уже точно не была ни тень, ни рисунок, который, в любом случае, сам по себе тут появиться не мог. Я вспомнила, как однажды разыграла своих друзей, которые оставили мне ключи от квартиры, чтобы я поливала цветы, когда хозяева в отъезде. На стене в коридоре было нарисовано большое дерево со множеством обитателей (птиц, зверей и насекомых). Поддавшись внезапному вдохновению, я взяла со стола в комнате кисти и краски и пририсовала на одной из веток вигвам, возле которого сидели индеец и его скво. Друзья, вернувшись из поездки, не сразу заметили рисунок. Когда же вдруг увидели, то впали в недоумение. Ведь они точно знали, что не рисовали эту парочку. Но тогда всё легко разрешилось, когда я со смехом призналась в своей шалости. Теперь же всё явно обстояло иначе, и надеяться, что это чья-то шутка, и сейчас из-за занавески выйдет приятель с проектором и скажет, что это он показывает кино, не приходится. В углу, за занавеской, и впрямь, кто-то шевельнулся. Я глянула туда и обомлела – там сидел и скалился маленький синенький зверёк типа кролика. Кот Лаки, которого оставили мне соседи, внезапно уехавшие в другой город, мявкнул недобро и кинулся на занавеску, раскачиваемую ветром. «Ты тоже его видишь?» – опасливо поинтересовалась я у кота по поводу синего зверька. И тут же испугалась. Мне показалось, что кот сейчас может ответить на человеческом языке. Но этого не произошло. Повозившись немного с занавеской, кот улёгся рядом, забавно умывая лапкой мордочку. «Гостей намываешь?» – машинально пошутила я. И тут же пожалела об этом, бросив взгляд на стену и потолок. Там уже обитали барышня в длинном платье с турнюром и зловредный губастый индеец.

Поняв, что шутки закончились, я наспех переоделась и выскочила на улицу. И даже, кажется, не заперла дверь квартиры. На улице я немного успокоилась. Там никаких странных персонажей не было. Вернее, они были, но вполне реальные. «Привет! – сразу же и попался мне навстречу один из них. Бредущий в неизвестном направлении Николай Николаевич, сантехник, любитель выпить, – Ты чего это в такую рань?» В той, прошлой жизни, я вставала довольно поздно, пила кофе, работала немного над очередной картиной, а уже во второй половине дня выбиралась наружу – в магазин за продуктами или по каким-то другим делам. «Мои галлюцинации выжили меня из квартиры», – мрачно пошутила я. Хотя – какие уж тут шутки. «Вот это да! – заржал Коля-Коля (так его зовут близкие и друзья), – А ты не пробовала с ними подружиться? Ну там, выпить на брудершафт». «Нет уж, спасибо, – усмехнулась я, – брататься с ними у меня желания нет». «Н-н-н-у-у-у, тогда-а-а-а, – почесал репу Николай Николаевич, – тогда терпи!» И махнул рукой, как бы закрывая эту тему. После чего побрёл понуро дальше – чинить то, что сломано, или ломать то, что починено. «Терпеть? – подумала я в отчаянии, – Он что имеет в виду – что „ЭТО“ навсегда?» Такая перспектива пугала.

Через пару минут я уже звонила в дверь квартиры, где жили Вера Дмитриевна и Александр Андреевич. То есть, Александр Андреевич уже не жил. «Вот такая со мной произошла история, – закончила я описывать свои мытарства, уже сидя в мягком кресле в комнате тёти Веры и попивая горячий сладкий чай, – а главное – я ведь совершенно нормальная. И я осознаю, что происходит на самом деле, а что – в моей голове. Но, всё равно, я боюсь идти домой. Потому что „они“ там». «Это бесы, – вздохнула, покачав головой, тётя Вера, – В храм бы тебе надо». «Да я еле на ногах держусь. К вам, в соседний дом, еле доплелась, -на глаза навернулись слёзы, – как же я в храм-то дойду?» «Ты пей чай, пей! – спохватилась тётя Вера, – И вот бери – сыр, конфетки. Я где-то читала, – продолжила она, – что это, ну, то, что у тебя, – тётя Вера деликатно опустила словосочетание „белая горячка“, – оно дольше недели обычно не длится. Я ведь, Леночка, многое повидала. После медицинского института сама попросилась на Север работать. А там – поселение осуждённых преступников. И вот я – один-единственный врач на всё это поселение. А основные болячки там какие? Вот и приходилось выводить из запоев по десятку человек на дню. Бывали у них и галлюцинации. Но длились дня три-четыре, не больше». «Неделя? Дня три-четыре? – опять попыталась я шутить, – Я тут за один день чуть с ума не сошла. Мне страшно. И не только от того, что „они“ появились. Ладно бы, они были одни и те же, на постоянной основе, так сказать. Так ведь они множатся. Не знаешь, чего ожидать в следующую минуту». «Я бы тебя оставила на ночь у себя, – вздохнула тётя Вера, – но у меня места мало, коты всё время орут, – коты тёти Веры, и правда, ребята несносные, – а у Саши в комнате всё так завалено, что и не зайти». «Про это я в курсе, – хмыкнула я, – помнится, я его спрашивала, как он сам в комнату проникает, а он смеялся – мол, как муха, по стенам и потолку». Тьфу ты, зачем я вспомнила про стены и потолок? «Жаль Сашу, – продолжила вздыхать Вера Дмитриевна, – хороший был человек, а какие руки золотые! И так рано ушёл. Шестьдесят – разве это возраст?» Не возраст, конечно. Но я понимала, что всё идёт к такому печальному финалу. Александр Андреевич после увольнения много пил. А когда я уговаривала его не делать этого, отшучивался: «Да что я там пью? Как воробей. Рюмочку перед сном. Иначе никак уснуть не могу». Где рюмочка, там и две, и больше. В последний год Александр Андреевич тяжело болел. Я таскала его по врачам, периодически клала в больницы, там его подлечивали… Но дома его уже снова ждала бутылка водки. Дня за два до смерти дядя Саша уже не выходил на улицу и попросил меня зайти к нему, занести продукты. Я позвонила в дверной звонок. Дверь открыл глубокий старик, в котором трудно было узнать дорогого моему сердцу друга – скелет, обтянутый кожей, ввалившиеся глаза и восковой нос. Печать смерти лежала на всём облике. Я кубарем скатилась по лестнице, едва обняв Александра Андреевича и пихнув ему пакет с едой. «А знаешь, – прервала мои тягостные воспоминания тётя Вера, – у Саши ведь многие предки были священнослужителями. И один даже канонизирован. Вот, посмотри», – и протянула мне небольшую бумажную иконку. «Что это?» «Это мне Наташа подарила, сашина сестра. Здесь изображён архимандрит Григорий, предок Саши. Посмотри, как похож!» Я вгляделась – да, и правда, похож – такое же, словно вырубленное из камня, лицо, сжатые плотно тонкие губы, проникающий в душу острый колючий взгляд. «Возьми. Потом вернёшь. Когда отпустит», – тётя Вера зажала иконку мне в кулачок. «Спасибо!»