Кирпич

Tekst
0
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Кирпич шестой

Время идет, а мы в нем стоим

«Падает тот, кто бежит. Тот, кто ползет, не падает».

Плиний Старший

Не помню точно момент, когда это произошло. С какого времени началось массовое и неуклонное вытеснение всего подлинного из нашей жизни. Когда наши детки запели их голосами и начали танцевать их танцы. Когда мы стали повторять за ними все: от манеры одеваться до манеры преподносить себя. Наша действительность стала напоминать плохую копию сомнительного оригинала. Не осталось почти ничего настоящего. У каждого явления появился свой компилированный вариант. У литературы. У театра. У кино. Псевдо-книги, псевдо-спектакли, псевдо-фильмы. Как-то незаметно всему нашлась замена: подобие образования, подобие здравохранения, подобие демократии… Суетливая беспорядочная возня в итоге породила подобие жизни.

Всей этой грандиозной фальсификации придумали название транзитный период. То есть мы еще в пути. При этом не совсем ясно, куда идем. Совсем не факт, что в верном направлении. Есть подозрение, что наши поводыри не знают дороги, поэтому часто сверяются с чужими картами.

Из прошлого нам досталось в наследство возвеличенное самолюбие, не подкрепленное ничем значительным ныне.

Честно говоря, я был бы рад, если бы все эти трансформации, вся эта ономастическая чехарда со сменой имен, прозвищ, названий и обозначений были вызваны к жизни лишь моей персональной болезненной рефлексией. Но ведь достаточно выйти на улицу, и через пару шагов я наткнусь на ларек мусоросборник, завешанный по кругу газетно-журнальной макулатурой. Магазины забиты товаром, привезенным в большинстве своем «оттуда». Все люди с головы до ног одеты во все «ихнее». Вдоль улиц висят рекламные щиты, с которых на меня смотрят красавицы с ничего не обещающими улыбками и рекламируют их продукцию: мебель, дома, машины, шмотки.

Мы живем в мире вещей, созданных чужими руками. В атмосфере чужих достижений и открытий. Увлекшись подражательством и копированием, мы потеряли собственное лицо. Утратили мироощущение великого воина и философа, творца и труженика, поэта и мудреца. А если говорить другими словами, то колонизация приобрела более цивилизованные формы.

Да что там шмотки! Недавно ко мне на кастинг привели двух девочек близняшек. Очаровательные первоклашки, чем-то смахивающие на Макпал Жунусову в детстве. На вопрос: «Как зовут?» младшая ответила: «Анжелика», а та, что на три минуты старше, Альбина. Подумалось: ну вот, даже имена у нас стали такие… со стразами.

А на днях друзья рассказали о молодой семейной паре, которая упорно держится за корни и первенца нарекла не заезженным именем Аттила. Бабушка зовет малыша на свой манер Ателенок. (Не спорю: наверное, это лучше, чем Орындык. Или Шайнек. Или Амсипаш.)

«Чему смеетесь?» обращался гоголевский городничий к своим.

И правда чему? (Ответ: Слово второе, Абай.)

Приходится признать: сейчас другие пассионарии. Они навязывают нам свои правила. И когда мы вспоминаем свои победы над джунгарами, на самом-то деле мы оплакиваем былое свое величие. В нас саднит утрата былых позиций.

Из прошлого нам досталось в наследство возвеличенное самолюбие, не подкрепленное ничем значительным ныне. Поэтому наши идеологи до сих пор празднуют Анракайскую битву.

Опять же почему так?

Наверное, потому, что всякое постижение требует усилий. С этим сложно. За нас все уже сделано. Мы живем в мире вещей, созданных чужими руками. В атмосфере чужих достижений и открытий. Увлекшись подражательством и копированием, мы потеряли собственное лицо. Утратили мироощущение великого воина и философа, творца и труженика, поэта и мудреца. А если говорить другими словами, то колонизация приобрела более цивилизованные формы.

Нет общенациональной политики есть отработки и имитации.

Нет истинных лидеров есть дежурные крикуны и площадные зазывалы.

Нет намоленного храма и есть дремучая паства.

Есть богатая земля и есть бедный темный – невежественный народ.

И, как назло, нет виноватых.

И вот мы принялись строить. Первым делом мы обустроили свои дома и квартиры. Такие же, как у них. Обставили мебелью. Как у них. Теперь мы строим свою столицу. Тоже красиво. Не Гонконг, конечно, но и не Целиноград уже. В ресторанах стали хорошо готовить, но, опять же, в меню половина блюд с иноземными названиями. И не хамят. И официантов мы перестали смущаться. И продавцов. И вахтеры попритихли. И как-то они помолодели все, эти вахтеры и охранники, стоянщики и парковщики. В их возрасте наши отцы воевали.

А эти сторожат. Выходит, они больше ни на что не способны. Они настолько темны и слабоумны, что годны только на то, чтобы караулить шлагбаум?

Если так будет продолжаться, то может наступить время, когда наши самоуверенные, но малограмотные внуки будут охранять здесь чужие конторы и офисы. Боюсь, что единственными плюсами в их коротеньких «сивишках» будут лишь положительные резус-факторы в анализах их жидкой крови…

Почему об этом надо думать сегодня?

Потому что есть некая точка, некий предел, за которым наступает апатия. Ипохондрия. Когда человек однажды понимает, что ничего изменить нельзя. И тогда им овладевает безразличие. Боюсь, что многие светлые головушки поникли, опустили руки. И все это на фоне набирающего силу провинциального балагана.

Конечно, мои размышлизмы далеки от реальных попыток что-либо исправить мгновенно. С системой ведь не борются. Систему возглавляют.

Надежд на нынешнюю оппозицию нет. Порой мне кажется, что наша оппозиция больше союзник, чем оппонент нынешней власти. У них своя договоренка и игра в поддавки. В этой «яростной борьбе» власть применяет словесный дихлофос. Судя по всему, действует и нейтрализует.

На кого тогда надеяться? Время же идет. Время, в котором стоим.

А что нам говорит это неумолимое время?

Нет постижения есть интернет. Он знает общие ответы на все общие вопросы.

Нет самобытности есть фейк.

Нет штучного есть вал.

Нет жизнелюбивых рефлексов есть агашки и их «разводы».

Нет объединяющей Идеи есть спекуляции на актуалитете.

Нет здорового самолюбия есть болезненная ущербность.

Нет реального движения есть наезженные движняки.

Нет общенациональной политики есть отработки и имитации.

Нет истинных лидеров есть дежурные крикуны и площадные зазывалы.

Нет намоленного храма и есть дремучая паства.

Есть богатая земля и есть бедный темный невежественный народ.

И, как назло, нет виноватых.

Сейчас мы пытаемся заново открыть себя. В то же время нас соблазняют достижениями Запада. Ну и Востока заодно. Как всегда недосягаемыми (если вообще их нужно «досягать»). Но нет ничего страшнее для самобытности этноса, чем духовная ассимиляция. Народы теряли языки, теряли имена и фамилии, даже собственную землю. Но самые живучие не теряли дух. Он должен оставаться жить, и когда-нибудь он обязательно вспомнит язык и воскресит духовную память. Это болезненный процесс. Ему свойственны ошибки и метания.

В конце двадцатого века мир залили религиозные течения различного толка. Они стали заполнять пустоты, что образовались в душах и сердцах. Появились святые отцы, возглавившие толпы новообращенных. С аятолловой страстностью люди пошли за ними, потому что больше не за кем было идти. Стали возводиться мечети, святилища и храмы. Потому что человеку нужно во что-то верить. Человек не может жить все время в неверии. Человеку необходимо прижизненное чистилище.

Недавно я искал для съемок в АлмаАте старую фактурную мечеть. Таковой нет. Они все новые. В граните и кафеле. И сидят там не белобородые старцы, а как-то все больше юнцы. Я не говорю, что это плохо. Я говорю, что это опять же логично.

В такой ситуации умные правители не будут укреплять армию. Армия и полиция это последний довод. Это довод тех, кто уже проиграл битву за мозги и сердца граждан своей страны. Умные правители займутся образованием и культурой. Но, глядя на самый верх, я думаю: как же много там соратников с разбуженными инстинктами и уснувшей совестью.

Хотя есть, есть еще золотые люди, которые делают свое дело. Они есть везде. Я знаю, например, крутых бизнесменов, поднявшихся, как это ни удивительно, не на криминальных деньгах. Я знаю незамаранных ментов и совестливых чиновников, скромных начальников и грамотных подчиненных. Незаметные, честные пахари. Конечно, такие скорее исключение, чем правило. Потому что им тяжелее всех: находиться в системе и служить ей с глубоким противлением в душе. В основном же я вижу приспособленцев. Тех, кто не сеял, но пожинает. Высокопоставленных циников, спекулирующих на пустопорожних лозунгах, которые они сами же и выдумывают. Это такой неистребимый сорт внутренних предателей: неглупые, образованные, начитанные, смышленые. Когда-то они выносили врагам ключи от крепостей. Потом писали доносы на алаш ордынцев. Теперь сидят в президиумах и напряженно морщат лбы, не уставая восхвалять любой Его жест, готовые броситься за карандашом, если он вдруг соскользнет с Главного стола. Они же первыми и станут раскладывать костер, если вдруг затеется курс на разоблачение культа.

Рядом с Ним я вижу испытанных менеджеров государственного масштаба, сильных хозяйственников, бывалых силовиков, грамотных экономистов… Но на фоне всего этого нельзя не замечать и того факта, что в обществе не осталось духовных отцов. Столпов культуры. Носителей знания. Не осталось мостов, которые бы соединяли берега. У микрофона в большинстве своем льстецы и оплаченные словоблуды.

В такой ситуации умные правители не стали бы подкупать иуд и отщепенцев, впустую тратя на них казну. Не стали бы унижать аксакалов дорогими подарками, нивелируя их достоинство в глазах простолюдина. Умные правители не стали бы затыкать несогласных. Они бы им дали возможность высказаться, чтобы люди сами решили с кем им идти. Умные правители не стали бы прилюдно баловать своих детей, дабы не вызывать у подданных ревности, которая перерастает затем в ненависть. Тем более что дети давно уже выросли и по усвоенной привычке балуют нынче своих.

 

Умные правители не стали бы устраивать красочные фейерверки, придумывая праздники, и заставлять там музыкантов играть громче для оглохших от шума. И, прежде чем думать, как повысить в стране рождаемость, умные правители задумались бы о том, как понизить вырождаемость.

Общая доля молодого поколения от 1 до 29 лет составляет примерно 50 процентов от общего населения. Каждый 113й гражданин Казахстана ребенок инвалид. 36 777 детей сироты. Прожиточный минимум детей инвалидов 17 119 тенге в месяц.

И еще я думаю: а кто придет потом?

Умные правители не стали бы устраивать красочные фейерверки, придумывая праздники, и заставлять там музыкантов играть громче для оглохших от шума. И, прежде чем думать, как повысить в стране рождаемость, умные правители задумались бы о том, как понизить вырождаемость.

Год 2011-й

Кирпич седьмой

Над пропастью во лжи

«1 декабря. Ученые Института геологических наук им. Сатпаева открыли новый минерал и назвали его нурназен, посвятив 20летию независимости Казахстана, сообщает Zakon.kz со ссылкой на пресс службу Министерства образования и науки.

Минерал был представлен среди 20 введенных в производство и готовых к внедрению научных разработок в рамках форума ученых, который проходит сегодня в Алматы с участием президента Казахстана Нурсултана Назарбаева. Главная тема форума обсуждение достигнутых за годы независимости свершений в научной сфере и горизонтов дальнейшего развития».

«Сейчас Казахстан подает заявку в комиссию по новым минералам и их наименованиям при Международном минералогическом обществе», сообщили в Министерстве образования и науки республики…»

Я не стал дочитывать… Скучно стало уже на втором абзаце. Попытался вспомнить: в какой жизни это было? Когда я в последний раз слышал этот нестройный хор? Вроде бы не так уж и давно. Происходило это так.

За трибуной сидели хмурые дядьки прискорбного возраста. Затем в зал врывались «пионэры» с горнами и барабанами. Высокими умильными голосами они признавались в преданности и любви шайке старых разбойников, то есть коммунистам в законе. Звонко декларировали бойкие вирши про преданность и верное дело, о том, «как они подхватят и понесут». И действительно подхватывали и несли…

Боже мой, какую чушь они несли! И кто им эти тексты писал? Руки бы поотрывать. Бедные детки.

Помнится, бровастый вождь ввел тогда в моду фривольное приветствие. Никого не пропускал. Целовал взасос всех подряд: сталеваров, комбайнеров, механизаторов, врачей, учителей, иностранных коллег подельников. Таким уж был, извините, партийный этикет. Приверженность генеральной линии носила демонстрационный характер. Традицией было и групповое признание, когда «.весь советский народ в едином порыве, под чутким бессменным руководством партии.».

Любовь и преданность принято было проявлять при большом скоплении свидетелей. На площадях и в торжественных залах. Там же раздавались и слоники. Оды и касыды правителям слагались в безмерном количестве. Сочинители касыд жили кучеряво: отдыхали в Барвихе, тарились в спец буфетах, лечились в кремлевских больницах. Никто в те времена не думал, что им придется сжигать партбилеты в кострах, которые они сами же разведут позднее на тех же самых площадях. Мало кто задумывался, что булыжники этих площадей помнят еще и другого вождя усатого. Он тоже любил устраивать широкие празднества с раздачей керамических коней вперемежку с раздачей сроков. Ему тоже обожали признаваться в любви. И, между прочим, многие делали это от чистого сердца.

Наши «отечественные» площади тоже помнят восторженные голоса профессиональных зазывал, перекрываемые шквалом аплодисментов. Хор статистов, готовых в любую минуту подхватить всеобщий радостный психоз. Глаза. Эти глаза. Широко распахнутые, обращенные на предмет обожания и поклонения, полные восторженного трепета и слез.

Но.

Но. Я помню при этом неизменное чувство конфуза. Какой-то внутренний дискомфорт. «Какое-то мокрое неудобствие», как говорил мой Мастер ВалерСеменыч Фрид. Как если бы в разгар торжества в трамвай влез нищий с гармошкой.

И не знаешь, куда деваться. И не убежать, не спрятаться. А он идет к тебе, продвигается сквозь толпу, горланя идиотскую песню про любовь и преданность. Причем эта песня обращена именно к тебе. Вот он уже совсем рядом. Уже близко. От него несет недельным перегаром и еще какой-то кислятиной. Он смотрит на тебя по собачьи преданно и тянет грязную пятерню… Надо бы, думаешь, дать, чтобы отстал, и начинаешь лихорадочно шарить в карманах в поисках мелочи. А ее нет! Что делать? Купюру жалко. И ты в бессилии отворачиваешься к окну. А бродяга, постояв чуток, проходит мимо, тихо тебя матеря.

Эти коллективные письма. В поддержку. В осуждение. Одних превозносят, других клеймят. Я полагал, их времена прошли. Оказывается, нет. Ошибся.

А так оно легче. Когда ты в толпе, ты защищен высокой волной показательной любви. Или ненависти. И, значит, безнаказанности. А когда ты один это личная ответственность. Это позиция. Ты обнажился, а значит беззащитен. Обратного хода нет.

Наверное, с точки зрения идеологии такая всеобщая истерия, то есть, извините, благонадежность, нужна, и те люди, которые составили это просительное письмо, а потом, не поленившись, обошли всех, чтобы собрать подписи. Тоже ведь большая работа. Сколько терпения! Найти всех, объяснить, доказать, уговорить. Тем более ученых.

А так оно легче. Когда ты в толпе, ты защищен высокой волной показа тельной любви. Или ненависти. И, значит, безнаказанности. А когда ты один это личная ответственность. Это позиция. Ты обнажился, а значит беззащитен. Обратного – Хода нет.

К сожалению, я не вижу за этим письмом личностей. Группа это не Личность. У толпы размытое лицо и неразборчивая речь. В толпе трудно различить отдельные фразы и уж тем более услышать отдельное слово. Я хочу сказать, что составители этой. просьбы сослужили подписантам плохую службу. Они отняли у них право на собственное мнение. Они забрали у них шанс быть услышанными. Они выстроили в жалкую шеренгу наших любимых и обожаемых. Они выставили их как тех пионеров с барабанами. Они сунули им под нос микрофон, в который каждый произнес по фразе из плохо состряпанной речи. Как куча родственников со стороны жениха на разгульной аульной свадьбе. Словом, они сделали так, что я снова почувствовал досаду. Эту неловкость за тех немногих, кого я искренне уважаю. Их в очередной раз подставили. Мне хочется оправдать их в собственных глазах. Я в замешательстве перебираю в уме различные варианты: наверное, кто-то торопился, кому-то неверно объяснили, кто-то не так понял. Хотя допускаю, что кто то напросился и сам. Но я не об этом. Я о другом.

Я думаю. А интересно…

Что заставляет людей, умных, зрелых, заслуженных, бросаться прилюдно на алтарь любви? Кому из них выкручивают руки? Кто из них озабочен проблемой выживания или же неблагополучным завтрашним днем? Что за всем этим стоит? Помутнение разума? Паралич воли?

Я привык к мысли, что все младенцы мужского пола, рожденные в Казахстане шестого июля, не имеют шансов. По меньшей мере, будет странным, если нерадивые родители назовут мальчика, допустим, Алибеком… Или не дай бог, Акежаном. Но камень то тут при чем?

Я, например, тоже воспринимаю Назарбаева. Он президент. И я понимаю, что Нурсултан Абишевич масштабная личность. И он останется в истории. Другой вопрос в какой? Но я также уверен, что далеко не все из того плохого или хорошего, что происходит в нашей стране, зависит только от него. Нельзя связывать с ним восход солнца или неожиданный выигрыш сборной по футболу. И все ярлыки, которые на него наклеивает оппозиция, или, наоборот, гимны, которые ему поют сторонники, лично для меня мало что значат. Я просто пытаюсь понять: почему обязательно надо рвать рубашку на груди и прилюдно клясться в верности? Ну присваивают имена улицам и площадям, заводам и пароходам, заново открытым звездам наконец.

В УзунАгаше есть бензозаправка, которую почему-то назвали «Принцесса Диана». Я знаю ресторан «Попробуй у Афанасьича». У моего друга есть собака Терминатор. Но зачем называть в честь президента. камень? Причем исковеркав собственно имя нурназен. Между прочим, минерал изготовили по нанотехнологиям. Следовательно, такого в природе нет. Его создали искусственным путем. Что, интересно, наши ученые имели в виду? Что они хотели этим сказать? Мне, к примеру, лезут в голову всякие непристойности.

Я привык к мысли, что все младенцы мужского пола, рожденные в Казахстане шестого июля, не имеют шансов. По меньшей мере, будет странным, если нерадивые родители назовут мальчика, допустим, Алибеком. Или, не дай бог, Акежаном. Но камень то тут при чем?

Помнится, многоуважаемый аксакал, поцеловавший высочайшую Руку, породил в обществе противоречивые суждения. Кто-то осудил его. А кто-то позавидовал. Боюсь, что вторых у нас зримо больше. Им по душе мораль уходящего поколения?

Отцов понять можно. Им не повезло с эпохой. Им туго пришлось в этой жизни. Они долго терпели унижение нуждой и пресмыкательством. Им приходилось жертвовать многим, иногда даже совестью, чтобы нам их детям жилось лучше. И мы в какой-то мере должны быть им благодарны. Мы надеялись, что с ними уйдет из нашей жизни и ген фарисейства. Но недавно я видел на трибуне молодого, пышущего здоровьем… штангиста. Из его волнительной речи я понял, что он не смог бы рвануть штангу, если бы не почувствовал за спиной отеческую поддержку Нурсултана Абишевича.

Что это за вирус такой? Как он проникает в мозг? Как овладевает душами? Как он клонируется?

Известно: богатство порождает надменность. Бедность множит льстецов. Тут есть над чем задуматься. Может ли страна с рабским сознанием и колониальным прошлым в короткий срок стать свободной, даже если завесить ее всю из конца в конец мажорными плакатами? Такое, кстати, мы тоже проходили. И тоже сравнительно недавно.

«Психология у русских людей собачья. Их бьют они скулят. Чешут за ухом ложатся на спинку». Это из Чехова. Вы, наверное, думаете, что Антон Павлович ненавидел свой народ. Нет, ошибаетесь. Просто он его так любил, что не мог смириться с его «псиной натурой». Это его сильно коробило изнутри. У него страдало самолюбие. У Абая это тоже есть. Почитайте.

Помнится, незабвенный Жданов задавался вопросом: «С кем вы, мастера культуры?» Как видим, наши высказались вполне определенно. Ну что ж, наверное, их тоже нужно понять. Наверное, у них есть какие-то скрытые мотивы. Непонятно только нужно ли это Ему?

Я представляю, как Ему трудно. Эта гармошка в трамвае. Она так надоела. Этот заезженный назойливый мотив. Честно говоря, вряд ли это Ему нужно. Неудобно как-то. «Конфузливо». И нам это не нужно. Тогда кому это нужно?

На Западе в одно время широкое распространение получили исследования Ричарда Докинза. В книге The God Delusion он пишет о вирусах мозга. Докинз полагает, что распространение компьютерных вирусов, обычных биологических вирусов и религиозных идей основано на одном и том же механизме. «Эгоистичный» и вовсе необязательно приносящий пользу своему носителю фрагмент информации может самопроизвольно распространяться в системах, специально предназначенных для исполнения и копирования определенных инструкций. Главное, чтобы код «информационного паразита» совпадал с тем, к которому приспособлено данное считывающего пирующее устройство. Клетка идеально приспособлена для выполнения и копирования инструкций, записанных в виде последовательности нуклеотидов в молекуле ДНК или РНК. Поэтому живые клетки идеальная среда для распространения информационных паразитов (вирусов), представляющих собой записанные тем же кодом инструкции: «размножай меня», «синтезируй для меня белки, которые позволят мне проникнуть в другие копировальные устройства».

Известно: богатство порождает надменность. Бедность множит льстецов. Тут есть над чем задуматься. Может ли страна с рабским сознанием и колониальным прошлым в короткий срок стать свободной, даже если завесить ее всю из конца в конец мажорными плакатами?

Могут ли в подобном «копировальном устройстве» не завестись вирусы? Типичный пример вирусов мозга это всем известные «письма счастья»: «Кто разошлет это письмо десяти своим друзьям, у того сбудется самая заветная мечта! Кто этого не сделает, того постигнет несчастье!» Нетрудно заметить, что письмо наших Самых Самых отчетливо перекликается с ними по содержанию.

 

«После коммунистов я терпеть не могу антикоммунистов». Это Довлатов. Ничего не поделаешь, людям нужны божки. Без них они чувствуют себя обездоленными. Им нужны поводыри. А в стране слепых и одноглазый ясновидец.

Обычно в качестве резюме предлагают какие-то оптимистические прогнозы. Обнадеживающие хлопки по спине. Так вот, должен признать, у меня нет никаких предложений. У меня вообще нет никаких иллюзий насчет нашего с вами будущего. Страна не может перестать быть рабской, если даже ее вдруг однажды громко объявили страной свободных людей. Это просто декларация. Если вы в этом сомневаетесь, включите «Казахстан» и посидите так минут пять. Ну, десять. И если там какой-нибудь деятель: будь то бизнесмен, ученый, писатель или комбайнер в своей речи не вспомнит в высокопарных тонах Елбасы, то это сегодня признак дурного тона. Мне иногда кажется, что упоминание Его имени всуе служит у нас уже обычной связкой слов. Есть ощущение, что у этого тоста не будет конца. Словом, той явно затянулся…

Соловей поет не оттого, что у него хорошее настроение, а оттого, что у него нет другого голосового аппарата.

Наверное, пора одуматься? Не все нормально в обществе, интеллектуальная элита которого увлечена такими душевными порывами, как «письма счастья». Мне думается, тут явно присутствует путаница. Есть признание, и есть пресмыкательство, есть благодарность, и есть лизоблюдство, есть человеческое достоинство, и есть неприкрытое подобострастие. Ладно бы если я замечал подобные жесты только со стороны политиков. Это нормально. Популизм это их рабочая зона, двуличие благоприобретенный рефлекс. Как заметил кто-то из мудрых, соловей поет не оттого, что у него хорошее настроение, а оттого, что у него нет другого голосового аппарата. Он так выражает свое, по сути, воробьиное кредо. Соловьиная трель не предмет его бравады. Как, допустим, не является предметом особого бахвальства хвост павлина. Он его распускает не для того, чтобы им любовались. На языке орнитологов это просто признак самца. Кстати, замечено, когда со двора исчезают павлины, их место занимают индюки. Издали они вполне смахивают на птиц с царственными манерами. Так вот, павлинов у нас не осталось. Были да и исчезли. Повыселись. Теперь и смотреть то не на кого. Приходится наблюдать клонов.

Между прочим, никто не задумывался, почему на проспекте АльФараби так много фонарных столбов? Говорят, пессимисты смотрят на них с грустью. Оптимисты с вожделением. Пахнет крамолой, но я все-таки задам еще один вопрос.

А что если вдруг все перевернется и начнется курс разоблачения? Кто, интересно, выступит первым? Наверняка все бесхозные подшивки нынешних газет и диски с передачами «Хабара» резко подскочат в цене. И тогда наверняка многие из нынешнего списка благодарных переметнутся в лагерь хулителей. Уверяю вас, им будет что вспомнить. Вряд ли тогда обойдешься одним микрофоном. Придется ставить ряд. Так что любителям коллекционировать компромат рекомендую запасаться сегодня нынешним типографским хламом. Припрячьте куда-нибудь и это письмецо. Как подсказывает исторический опыт, может пригодиться.