Что такое страх?
Ему было 36 лет, он был очень счастливым человеком и жил так, как могут жить совсем не многие, как могут жить только те, кто умеет жить. Он ценил все, чем был заполнен мир вокруг него, он любил всё это. В его жизни всё было прекрасно и было бы прекрасно всегда, если бы он не боялся смерти. Если бы просыпался и не боялся, ходил по городу и не боялся, видел сны и не боялся. Он никому об этом не говорил и никогда не показывал виду, просто молчал и боялся, говорил и боялся, думал и боялся. И однажды он умер: случайно, неожиданно и глупо. И не потому, что так было нужно, не потому, что такова была его судьба, а потому, что он боялся смерти.
p.s. кто-то наверное скажет: «Что это за рассказ такой? Вовсе это не рассказ! Заметка в газету какая-то! Рассказы такими маленькими не бывают!» А я «Маленькими? – отвечу я, – по-вашему, он маленький? Тогда прочитайте его еще раз и, может быть, вы поймете, что он длинный, как сама жизнь».
Что такое спасение?
Своими мощными мохнато-когтистыми лапами он раздвигал беспомощно гнущиеся ветки деревьев, под ногами шуршал хворост, и было слышно сопение его огромного угольновидного носа с глубокими как норы ноздрями. Он искал дупло, в котором жило семейство пчёл. Они делали потрясающий мед: тянущийся, тающий и сладчайший. Как вдруг он наткнулся на куст.
–Ай-яй-яй! – крикнул медведь. Кустик своими мелкими шипами прошёлся по подушечкам медвежьей лапки и оставил свои царапчатые следы. – Какая болючая трава!
Вдруг мишка присмотрелся и заметил, что в кусте прячется какая-то ягода. Он дотронулся, теперь уже аккуратно, до одного из стебельков кустика и заметил удивительно зернистую, похожую на уменьшенную копию виноградной лозы, малинку. Он потянулся было к ней своей лапой, как вдруг, откуда ни возьмись, у самого куста возник ужик. Он вился вокруг лап, а медведь за ним наблюдал.
Вдруг уж заговорил:
–Малинку нашёл! Молодец! А то тут мама-птица весь лес обыскала в поисках хоть одной ягодки! У неё детеныши голодные, а ты вон: раз, и нашёл. Молодец! Оставишь?
–Нет, я хочу её съесть!
–Конечно! Ешь! Ты же хочешь. Тебя совершенно не должно волновать, что птенчики останутся голодными. Ведь эта ягодка – последняя в лесу. Не важно, что ты можешь поесть и меда, а малиной полакомиться как-нибудь в другой раз. Срывай её! Ешь! Мы ведь живем всего один раз! Нам должно быть наплевать на всех, мы живем для себя!
–Мне кажется, что я не могу…
–Но ты же хочешь?
–Очень!
–Так чего ты медлишь! Ешь!
Медведь потянулся своей лапкой к веточке, подвинул ее к себе за стебелек и приблизился к ягоде носом. Он глубоко вдохнул её аромат, а потом резко отпустил, даже как будто оттолкнул от себя.
–Нет!
–Что ты делаешь! – прикрикнул ужик.
–Я не могу. Мне даже кажется, что я больше не хочу малины. Я ведь искал мёд. Вот за мёдом и пойду. Тем более что он гораздо слаще.
–Не стоит отказывать себе в своих желаниях! Хочешь – значит ешь. Птенцы сами разберутся, это не твоя забота.
–Нет! Если мы будем постоянно думать лишь о себе, больше никто о нас думать не будет. Если мы будем любить только себя, мы не оставим возможности другим любить нас. Мы останемся одни, совсем, во всем мире. Как страшно! Иногда нужно переступить через себя, чтобы себя сохранить.
И медведь, гордый и довольный тем, что, он был точно уверен, всё правильно сделал, прошёл мимо малинки. Он знал, что он себя спас.
Что такое танец?
Вместе со своими друзьями они собирались почти каждое утро. В те прекрасные деньки, когда не надо было заниматься повседневными делами. Они встречались на единственной большой поляне в лесу и до самого вечера танцевали. Танцевали так зажигательно, что все те, кто проходил мимо, не могли не остановиться и с улыбкой не любоваться ими. Многие настолько восхищались пластикой и красотой их движений, что не выдерживали и присоединялись к ораве шимпанзе, выплясывающих на латинский манер. А обезьянки были только рады тому, что с каждым днём их, фанатов грации и силы, становится всё больше. Они танцевали до тех пор, пока хватало сил, даже больше. Многие просто уползали с поля, но когда они ещё были в силах танцевать, казалось, они могут делать это вечно.
Маленький шимпанзенок Гришка (так называли его самые близкие люди) обожал ловить ритм и двигаться, потакая ему! Сначала у него ничего не получалось, но потом за него взялись взрослые и, не прошло и нескольких лет, как Гриша стал настоящим заводилой. Вокруг него частенько собиралось множество зверей, чтобы научиться чувствовать музыку так, как делает это он. А Гриша был не против: пусть учатся, он тоже когда-то учился.
Однажды, в один из таких счастливейших дней, когда в потоке обезьяньих проблем появилось место безумному повсеместному счастью, шимпанзёнку стало невыносимо грустно. Он всегда был таким весёлым и вечно сияющим своей улыбкой, а тут…он вдруг перестал улыбаться. И вроде бы ничего страшного, просто произошло всё и сразу: лучший друг бросил его, разноцветные камешки, которые он собирал с самого детства, утром выпали из коробочки и теперь уже раскатились, наверное, по всем джунглям, да и по родителям он скучал, которых каждое лето люди забирали к себе, и много-много-много всего другого. Из всего, что у него было, остались только танцы. И он пошёл на поляну. Вот только танцевал он сегодня совершенно по-другому. Движения его были сбивчивы, шаги – предательски кривы, взгляд – потухш. Но никто не понял его. Все подумали, что Гриша просто разучился танцевать. Когда он пришёл в следующий раз, произошло то же самое. Он не мог объяснить себе, почему не может снова всё делать так, как раньше…не мог…Все смеялись, ему было больно, он бросил всё.
Теперь он за десятки километров обходил то место, где собирались его бывшие друзья. Он не хотел никого видеть, он старался избегать всех: смеяться же будут, лапами своими в него тыкать. А он этого не хотел. Он вообще перестал чего-то хотеть.
Как-то раз, когда он перескакивал с лианы на лиану, он случайно промахнулся и оказался не на своём дереве, где был его дом, а на другом: большом и удивительно мощном. Странно, что среди тысяч деревьев в джунглях это единственное он заметил впервые. Да оно, в принципе, и не сильно отличалось от остальных, было только как-то могущественнее. Гришка залез на самую верхушку. Какой открывался вид! Лианы, свисающие с соседних деревьев, как будто паутиной заволокли весь лес, радужно-тропическое небо цветной прозрачной плёнкой обернуло всё кругом, а вдалеке…стоп, что это там, вдалеке? О, нет…
Гриша заметил, что где-то там, чуть ближе горизонта, танцуют те самые шимпанзе, вместе с которыми когда-то был и он. Они по-прежнему собирали вкруг себя восторженно-радующихся зверей. На душе стало невыносимо. Его тянуло туда, к ним, ведь он так давно так далеко от них. Но Гришке не хотелось, чтобы животные потешались над ним, поэтому он стал снова учиться танцевать, только на этот раз сам у себя, дома. Но у него ничего не получалось. Его танец был каким-то несуразным и…в общем, это был совсем не танец. Отчаявшийся шимпанзе решил, что больше никогда не сможет вернуть себе ту славу прекраснейшего и восхитительнейшего танцора. От этого стало так разрывающее больно, что он, бросаясь на землю каплями слёз из глаз, рванул к небесам, придерживаясь за лианы.
Он и не заметил, как оказался на том самом дереве, не так давно поразившем его своим могуществом. Но теперь он не поднимался на самый верх: он знал, что там он увидит то, чего видеть ему совершенно не хотелось. Поэтому Гриша сел на среднюю веточку и зарыдал. Водопад из глаз было не остановить, как он ни пытался. Да он и не пытался.
–Послушайте! Да вы ж меня затопите! А я плавать не умею – ленюсь, – услышал Гриша где-то у левого плеча.
Он повернулся направо – ему пришлось сделать полный оборот – и увидел рядом с собой ленивца. У него были большие, когтистые лапы, мягкое, похожее на продолговатый пузырь, тело, и добрые-добрые глаза.
–Простите… – виновато произнёс шимпанзе.
–Не прощайся, ты только пришёл. Ты чего ревёшь, скажи лучше?
–Я…я… – Гриша думал: соврать, что его отругала мама, и он расстроен, или сказать правду…
–Я подожду, – пристроившись на ветке рядом с шимпанзе, сказал ленивец.
–На меня мама ругалась за то, что…
Ленивец улыбнулся:
–Я подожду.
И тут Гриша не выдержал:
–Я устал! Понимаете? Устал! Я устал бороться! С собой, со всеми, с миром! Я ничего не понимаю, у меня ничего не получается! Всё рушится прямо на глазах! Всё ломается прямо у меня в руках! А еще эти танцы! Я который месяц пытаюсь снова танцевать, как раньше, но ничегошеньки не выходит! Я больше не могу….
–Устаешь бороться – устаешь жить. Устаешь жить – перестаешь бороться. Перестаешь бороться – перестаешь жить. Ты же не хочешь перестать жить?
–Не хочу. Но что мне сделать для того, чтобы снова хотеть бороться?
–Начни всё заново.
–Это как? – недоумевал Гришка.
–Легко! Новый день – это новая жизнь. Не бойся жить заново. Если надо, из раза в раз начинай всё сначала, чтобы в конце жизни ты смог быть уверен в том, что это была твоя лучшая жизнь.
–А вы? Вы всегда так делали? – поинтересовался шимпанзе.
Ленивец обреченно и как-то светло улыбнулся.
–Я слишком поздно это понял. А ты, ты еще можешь всё: весь мир – твой! Ты главное не уставай жить. Танцуй! И если танец – это жизнь, тогда живи чаще. И дольше живи!
Ленивец хотел уйти, но был так ленив, что просто лёг к себе на лапку и уснул.
–«Не бойся жить заново. Если надо, из раза в раз начинай всё сначала, чтобы в конце жизни ты смог быть уверен в том, что это была твоя лучшая жизнь», – повторил Гриша и куда-то помчался.
Он вернулся к себе домой и снова и снова начинал танцевать, каждый раз терпя поражение в борьбе с движением и с собой. Но на утро он просыпался и опять начинал танцевать. И всё равно у него не получалось ничего. Он снова отчаялся и в порыве боли помчался туда, где собираются сотни лесных жителей, чтобы пропустить через свою душу латинский ритм.
Он влетел на середину поля и начал двигаться. Все, кто до этого момента ещё танцевал, замерли на месте и потупленным взглядом наблюдали за тем, что творится с Гришей. А он никого не замечал. Слёзы, вырывавшиеся из глаз, перетекли куда-то внутрь, заполонили собой сердце, а потом где-то просто испарились. Он танцевал нелепо, но с душой. Он пытался заглушить свою боль. И у него получалось: с каждым движением его танец становился всё грациознее и завораживающей. С каждым новым шагом его боль превращалась в какую-то бешеную танцевальную агонию, и уже через несколько минут его охватило полное счастливое безумие. Он вновь двигался по-королевски и чувствовал, что каждый взмах, каждый шаг он делает в порыве. Этот порыв, превратившийся из отчаяния в беспредельную радость, он назвал желанием жить. Оно в нём проснулось с новой силой. С такой, с которой не просыпалось раньше никогда. Он танцевал, и им снова восторгались, а он знал, что главное – не уставать. Не уставать ни бороться, ни жить. И танцевать, танцевать, танцевать…Ведь именно так ты чувствуешь всем собой, ощущаешь всем сердцем, что живой.
Что такое любовь?
I.
Растеребив на себе шерсть и аккуратно пригладив усы, для того, чтобы все это скорее высохло, кошка легла на подоконник. Солнце пробиралось до самых косточек и, казалось, будто каждую секунду делаешь огромный глоток чая, который растекается по всему телу и греет каждую клеточку. Киска ощущала эти солнечные глотки и расплывалась в изнеженном удовольствии.
Вдруг послышался звук скрежетания железного ключа в замочной скважине. Кошка даже не дрогнула. Она только лениво повернулась в сторону двери, откуда должны были появиться хозяева и, сделав недовольную мордашку, демонстративно стала смотреть в окно.
–Сейчас ворвутся в комнату, как спартанцы, начнут кричать «Кис-кис-кис! Где ты, Марта!» – ворчала про себя кошка.
–Марта! Марта! Кис-кис-кис! Где ты, Марта?
–Потом заметят, начнут тискать. Будут уши трогать, прижмут к себе так, что я окажусь в жутко нелепой позе! Только шерстку портят! – продолжала она.
–А! Вот ты где, проказница! Ну-ка иди сюда! Моя милая! Дай я тебя почешу…Какая же ты у нас хорошая! Мурлыкаешь… – прижимая к себе любимицу, говорила темноволосая девушка.
–Конечно мурлыкаю! Не буду мурлыкать – поесть не дадите. Знаю я вас!
–Марта, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Кошка дернулась и невольно вскочила на лапки, зачем-то собираясь защищаться. Глаза ее блестели ужасом. Солнце стало сильно обжигать шерсть.
–Что ты так распереживалась! – улыбнулась хозяйка, – Он хороший.
Это насторожило Марту. Она еще больше напряглась и ждала того, с кем ей придется знакомиться. Она была уверена, что, наверняка, хозяева решили подобрать ей друга. Ну конечно! Ведь они уже пробовали заводить хомячков, но Марта выгоняла их из дому, пробовали попугаев, но птицы сами улетали, пробовали котов, но Марта совсем не умела любить, поэтому животные надолго в доме не задерживались.
Хозяйка подошла к двери и аккуратно приоткрыла ее…
–Шшшшш! Шшшш! – зашипела, как змеюка, кошка, – Пошшшшёл! Пошшшёл!
Марта как наэлектризованная стояла на подоконнике и оборонялась. А по комнате бегал щенок таксы. Он наворачивал круги и радовался всему, что происходит вокруг. Заметив кошку, он стал пытаться допрыгнуть до неё, за что пару раз чуть не получил по носу.
Марта была жутко недовольна своим новым сожителем. Такой длинный, коротколапый, мокроносый…фи! Он вечно мешал ей спокойно спать, когда она лежала, растянувшись на кресле, он не давал ей наслаждаться хрустом своего любимого корма, теперь она стала все делать быстро, и ей казалось, что жизнь её стала просто невыносимой!
Таксу звали Джон. Он был в восторге от всего: от своих хозяев, от дома, от еды, от прогулок. Вот только понравиться Марте ему никак не удавалось. Он с ней играть пытался, но Марта всегда хотела спать. Он приносил ей мышек, потому что видел, как она их ловит, а потом съедает, но кошка не ела дохлых грызунов. Он дергал её за хвост и звал на улицу, но она только фыркала и ничего не отвечала.
Когда Джон гулял со своими друзьями, они спросили его, почему так редко видятся с ним, на что пес ответил, что дома его ждет подруга. И он рассказал о Марте.
–Послушай, – сказал один из его друзей, – ты меня, конечно, прости, но, по-моему, это не любовь, это даже не дружба.
Джон удивленно на него посмотрел.
–Ты ведь её любишь?
–Люблю, – ответил щенок.
–А она?
–Она… – Джон замялся.
–А она – нет. Так не поступают, как она. Любовь, это когда вы оба счастливы от того, что вместе.
–Нет! Нет! – закричал Джон, – я счастлив! Счастлив! Счастлив!
–Ты все равно не убедишь себя в этом, хоть повтори еще раз миллион!
–И всё равно! Мне всё равно никто не нужен, кроме неё! Я только её люблю! – и он умчался домой.
У дверей его встретила Марта. Впервые она с ним заговорила.
–Я всё слышала. Тронута. И вот что я тебе скажу: тебе и правда повезло, что ты меня встретил! Ты счастлив! Можешь себя даже в этом не убеждать, просто будь уверен! Несчастна я, что знаю тебя! – и, отвернувшись, гордо подняв свой хвост, она завернула за угол.
Джону было очень, очень-очень больно, но он не сдавался! Он все равно продолжал звать ее на улицу, дергать за хвост и приносить мышей, а она всё также фыркала и больше не говорила ему ни слова.
Однажды Джон еле заставил себя выйти на прогулку. Он медленно спустился с лестницы и сел на первой, самой низенькой ступеньке. Он опустил голову и посмотрел в лужу. Ушки прикрывали красные глаза, а нос мокро посапывал. Вдруг в отражении он увидел своих друзей, о которых почти совсем забыл. Он не общался с ними уже больше месяца! Так долго! Он посмотрел на них, хотел извиниться, но сухой комок, застрявший в горле, не дал ему промолвить ни звука. Он виновато опустил голову.
–А ведь так можно потерять настоящих друзей.
Джон не двигался.
–Пока ты отдаешь свою любовь тем, кому она не нужна, ты бросаешь тех, кому без неё приходится очень тяжело. Ты гоняешься за сомнительным вниманием и забываешь самых дорогих…
–Прости – сдавленно и еле слышно пролепетал Джон.
Лучший друг хлопнул его по плечу.
–Догоняй! – пролаял он, и прощёный Джон полетел за друзьями вдогонку.
II.
Из дома он теперь уходил очень рано, а приходил очень поздно. Марте это не нравилось. За последнее время она так привыкла к вниманию, к дохлым мышкам у её ног, что никак не могла смириться с тем, что теперь Джон не добивается её внимания (вместо которого обычно получал острый презрительный взгляд), а играет со своими друзьями.
Как-то раз, когда он вернулся домой, она спросила его:
–Где ты был?
Джон удивился, но ответил:
–С друзьями играл.
–А где моя мышка?
–Ты же их не ешь.
Марта замолчала.
–Я тебе больше не нужна? – снова заговорила она.
–Нет, это я тебе никогда не был нужен – пролаял Джон и ушёл спать.
А Марта не могла уснуть всю ночь. Она не понимала, почему же всегда ей без любви так хорошо жилось, а теперь она, боже мой!, она должна признаться себе в том, что скучает…скучает по Джону, хотя вот он, спит, совсем рядом. Он ей нужен! Очень! Очень нужен! Почему же тогда, когда он хотел любить, хотел быть с ней, она гордо уходила, подняв кверху хвост?
И Марта решила, что во что бы то ни стало вернет Джона. Она! Вернет! Джона! Как это унизительно! Она ещё никогда и никого не возвращала! Но больше невозможно было смотреть на то, как он играет с собаками во дворе, оставив её совсем одну! А ведь раньше было возможно…
И ночью она отправилась на улицу. Было невероятно холодно и мокро. Марта дрожала от страха, но упорно шла. Вдруг где-то впереди она заметила огромную косточку. Она рванула к ней, но вдруг почувствовала, как кто-то схватил её за шею. Она взвизгнула и обернулась. Её держал в зубах бульдог, который уже целую неделю охранял эту косточку. Он поставил Марту на землю и своей плоской мордой стал медленно наклоняться к кошке. Киска была настолько испугана, что даже глаза закрыть забыла.
–Отстань от неё! Это кошка, которая с Джоном живет, – услышала Марта из-за спины бульдога, потом она все-таки решила закрыть глаза, а когда открыла – была уже дома. Все на том же месте спал Джон.
Под утро он опять убежал играть с друзьями.
Теперь Марта пыталась всеми возможными способами вернуть его, но он не замечал её больше. Он не видел, что она доставала каждый день по одной дохлой мышке, из тех, что он когда-то ей поймал, и ела, хотя ненавидела старых мертвых мышей. Он не замечал, что она стала выходить на улицу и следить за тем, как он бегает, лая, по двору.
Как это неправильно! Как неправильно забывать своих друзей и как неправильно отказываться от любви!
Когда Джон вернулся домой, Марта ждала его у входа.
–Прости меня! – сказала она. – Ты мне очень нужен!
Но Джон только улыбнулся и пошел спать.
–Ты тоже нужна мне – вдруг поздней ночью услышала Марта. Она жутко обрадовалась и подбежала к псу, чтобы приласкаться к нему, но когда подошла, она заметила, что он спит.
Так прошло еще несколько месяцев, пока малыш Джон не заболел. Чумка напала резко, и собаку мгновенно вывезли из дома. Марта даже не успела ничего сказать ему, не успела ничего услышать…
III.
Растеребив на себе шерсть и аккуратно пригладив усы, для того, чтобы все это скорее высохло, кошка легла на подоконник. Солнце пробиралось до самых косточек и, казалось, будто ты каждую секунду делаешь огромный глоток чая, который расплывается по всему телу и греет каждую клеточку. Вдруг послышался звук ковыряния железным ключом в замочной скважине. Кошка радостно спрыгнула с подоконника и побежала встречать хозяев. Как приятно они чешут за ушком и как здорово прижимают к себе! Ощущаешь себя частью их, такой пушистой и мягкой!
После теплой встречи Марта снова вернулась на подоконник.
Вслед за ней в комнату вошла хозяйка.
–Марта, я хочу тебя кое с кем познакомить.
Кошка дернулась и невольно вскочила на лапки, зачем-то собираясь защищаться. Глаза ее блестели ужасом. Солнце стало сильно обжигать шерсть.
–Что ты так распереживалась! – улыбнулась хозяйка, – Он хороший.
Это насторожило Марту. Она еще больше напряглась и ждала того, с кем ей придется знакомиться. Она была уверена, что, наверняка, ее хозяева решила подобрать ей друга. Ну конечно! Ведь они уже пробовали заводить хомячков, но Марта выгоняла их из дому, пробовали попугаев, но птицы сами улетали, пробовали котов, но Марта совсем не умела любить, поэтому животные надолго в доме не задерживались. А потом ещё этот пёс, который просто перевернул её сердце, и которое теперь стало биться в совершенно другом ритме.
Хозяйка подошла к двери и аккуратно приоткрыла её…
В комнату, с мышкой в зубах, аккуратно, еле наступая лапками на пол, зашел пёс. Марта тут же спрыгнула с подоконника и, счастливая, побежала к нему.
Джон! Ну конечно, она не могла не узнать его, даже такого уставшего и замученного недавно только оставившей его болезнью.
Она хотела приблизиться к нему, но потом резко остановилась. Она посмотрела на него, хотела извиниться, но сухой комок, застрявший в горле, не дал ей промолвить ни звука. Она виновато опустила голову.
–А ведь так можно потерять настоящую любовь.
Марта не двигалась.
Джон молча положил к её ногам мышку. Она была ещё живой. Марта лизнула её и отпустила. Мышонок тут же нашел свою норку и исчез в ней.