– Кушай, кушай, еще приходи, – только и говорил узбек с акцентом.
Что ж, пришлось убирать лишнюю сотню в карман.
Беренчук удивился. Подошел Красильский, тоже с удовольствием взял лаваш.
– Всех вызвал, – отрапортовал он, жуя. – Сейчас следак приедет, потом судмедэксперты.
– Встретить надо бы, заблудятся, – вставил Беренчук.
– Я встречу, провожу, – предложил Дима.
– Спасибо. А начальник ругать не будет? Мы ж тебя вроде с работы дернули?
– Я сам себе начальник, – рассмеялся Дима. – Я директор магазина. На работу хожу, когда удобно.
– Хорошо устроился, – присвистнул Беренчук.
– Не устроился, а устроил, – усмехнулся Дима.
– А… – начал Беренчук, но его прервал телефонный звонок. – Да? Да! – через паузу. – Да! Написал! Да, опросил… Да, рапорт на столе… Да, за подписью сходил… Я не знаю, почему Лариса Викторовна не в курсе!
Повесив трубку, он снова обратился к Диме:
– Видишь? И все время так. Бумажек одних – на целый лес хватило бы. Тут рапорт, там рапорт, все в пяти копиях, одно туда, другое сюда… Говорят, лет пятнадцать назад дело по убою толщиной в два пальца было. А теперь в два тома!
Дима сочувственно кивнул. Беренчук воспринял кивок как предложение продолжать.
– Надоело. Вот каждый год даю себе зарок: с нового года увольняюсь. А что–то как держит. Не могу рапорт на стол. Хотя и достало все.
– Так, может, ты любишь свою работу? – спросил Дима.
– Может, и люблю. Но вот хотел бы как ты: когда хотел – пришел, когда хотел – ушел…
Дима усмехнулся, но не стал ничего говорить полицейскому. Он действительно мог уходить и приходить, когда ему хотелось, но Дима работал по 10 часов в день, выходил на работу в выходные, если не было планов с семьей. Он любил свою работу, хорошо разбирался в ней, и ему доставляло особое удовольствие ежедневно самому снимать кассу, вспоминая людей, уходящих из магазина счастливыми. Это ведь он, часто оставив свой кабинет на задах магазина, выходил в торговый зал, общался с людьми, помогая, рекомендуя… иногда даже отговаривая от ненужной покупки. Пожалуй, он тоже был счастлив у себя на работе.
– И семью кормить надо, – вздохнул Беренчук.
– Дети?
– Ага, два парня. Сладу никакого, хоть ремнем лупи. Жену не слушают, дерутся. Старший в школе уже, учиться не хочет. Ничего не хочет, только ютуб тупой свой смотреть. И жене некогда с ними, тоже на работе целыми днями.
– И что? Лупишь?
–Аааа, – махнул рукой Беренчук.
– А дети здоровые?
– Здоровущие. Как два кабана.
– Так и радуйся. Два пацана растут, настоящих. Мальчишки, они и должны быть мальчишками: драться, характер показывать. Что не слушаются, нехорошо, конечно, но лучше разве, если в углу тихонько сидят? Вот слушай: у меня жена водит младшего к логопеду. И иногда приходит и говорит: «Знаешь, каких детей я сегодня видела!» И рассказывает, какие дети бывают: и физически больные, и с психическими… недостатками. Некоторым по восемь лет, а они только мычат, сами ходить не могут… Мы на своих смотрим и радуемся: здоровые!