Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В первый том собрания «Голоса» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, объединенные идеей диалога – с поэтами-предшественниками и современниками, с социальными языковыми моделями и метафизическими силами. Сапгир выступает то как собеседник-оппонент, то как транслятор чужих языков, то как художник-исследователь человеческого (и нечеловеческого) многоголосья.

В оформлении обложки использован фрагмент фотографии Г. Сапгира. Фотограф И. Пальмин. Москва, 1975 г.

ISBN 978-5-4448-2346-9

ВВЕДЕНИЕ

В электронном архиве Генриха Сапгира сохранилось три варианта составленных им самим «Полных собраний сочинений»: два шеститомных и одно трехтомное. Логика всех собраний едина и вполне академична: сначала идут в порядке написания стихотворные сборники (первые три или два тома), потом – проза: рассказы и большие формы, наконец, произведения, адресованные детям. Последняя авторская версия собрания датирована 1995 годом; как известно, поэт прожил еще четыре года, в которые очень активно продолжал писать, так что многие поздние произведения оказались за рамками его ПСС. Кроме того, за рамками авторских собраний оставались также переводы, заметки о литературе, визуальные стихи Сапгира.

При этом все авторские книги-циклы поэта, созданные до 1995 года, представляют собой строго организованные художественные конструкции: писавший свои «взрослые» стихи и поэмы в условиях принципиальной невозможности публикации в Советском Союзе и не стремясь печататься за его пределами, Сапгир парадоксальным образом оказался в ситуации полной свободы творчества, не вписываясь ни в какие издательские планы и программы и не оглядываясь на цензурные и самоцензурные ограничения. В год он обычно создавал по одной-две книге, над другими работал несколько лет, причем в основу каждой был положен тот или иной принцип или прием, который может затем работать в последующих сборниках в затухающем режиме или вообще не использоваться. Именно поэтому составители трех предшествующих собраний поэзии Сапгира – А. Глезер (1993, 1999) и Д. и М. Шраеры (2004) полагались в основном на логику и рубрикацию автора, располагая произведения по его схеме, однако позволяя себе произвольно сокращать объем публикуемых в их изданиях сборников.

Правда, в последние годы жизни поэт, оказавшись в неподцензурной ситуации перестройки, нарушает свои принципы и начинает творить в условиях новой свободы, создавая по нескольку циклов параллельно и постоянно меняя их состав; этому способствовало и то, что разные издания наперебой требовали от него новых стихов, а с другой стороны, работа на компьютере позволяла варьировать наполнение вновь создаваемых циклов и книг. Эти обстоятельства естественно привели к определенным сложностям при компоновке поздних произведений Сапгира, разрешить которые мы постарались в посмертном собрании стихотворного наследия автора в составе книги «Складень» (издательство «Время», 2008).

Нынешнее, наиболее полное издание сочинений крупнейшего русского писателя конца XX века, в определенной мере подводящее итоги отечественной литературе этого времени в целом, в основном опирается на авторский замысел, однако представляет творческое наследие поэта в несколько ином ракурсе: его очень условно можно назвать жанрово-тематическим. Отталкиваясь от предельного разнообразия стилей и поэтических техник, к которым Сапгир обращался в течение своего творчества, мы, в соответствии с выделенным издательством количеством томов, разделили это творчество на четыре части, представив в них Сапгира полифонического (книга «Голоса»), Сапгира мифологического (книга «Мифы»), Сапгира экспериментально-авангардного (книга «Глаза на затылке») и Сапгира-неоклассика (книга «Проверка реальности»). Разумеется, такое распределение носит условный характер, однако благодаря ему можно зримо представить не только неисчерпаемое многообразие творчества автора, но и проследить сложные связи между его стихами и прозой, творчеством для взрослых и для детей, переводами и оригинальным творчеством, новационными и традиционными трендами, иногда причудливо переплетающимися в пределах единого цикла и даже одного текста.

От имени авторского коллектива
Юрий Орлицкий

ГОЛОСА
(1958–1962)

ГОЛОСА

Вон там убили человека,
Вон там убили человека,
Вон там убили человека,
Внизу – убили человека.

Пойдем, посмотрим на него.
Пойдем, посмотрим на него.
Пойдем, посмотрим на него.
Пойдем. Посмотрим на него.

Мертвец – и вид, как есть мертвецкий.
Да он же спит, он пьян мертвецки!
Да, не мертвец, а вид мертвецкий…
Какой мертвец, он пьян мертвецки —

В блевотине валяется…
В блевотине валяется…
В блевотине валяется…
…………………………………….

Берись за руки и за ноги,
Берись за руки и за ноги,
Берись за руки и за ноги,
Берись за руки и за ноги

И выноси его на двор.
Вытаскивай его на двор.
Вытряхивай его на двор!
Вышвыривай его на двор! —

И затворяй входные двери.
Плотнее закрывайте двери!
Живее замыкайте двери!
На все замки закройте двери!

Что он – кричит или молчит?
Что он – кричит или молчит?
Что он – кричит или молчит?
Что он? – кричит или молчит?..

ОДИНОЧЕСТВО

Мигает лампочка у входа!

Тут, на полу, на полках склада
Толь, гвозди и – кому что надо —
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Бутылку и стакан – на бочку!
Пьет водку молча, в одиночку.
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Очки на лбу. Подслеповато
Глядит. Жена? Была когда-то.
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Глядит – и тянутся концами,
Кривыми скалятся зубами
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Вдруг инструмента стало вдвое…
Все поскакало вкруговую:
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Довольно! Хватит! Надоело.
Лежите смирно. Ждите дела,
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Поднялся. Вышел из сарая.
Замок навесил, запирая
Лопаты, пилы, топоры,
Кувалды, кирки и ломы.

Луна. Леса. Громада стройки.
Барак. Старик уснул на койке.
Лопаты… пилы… топоры…
Кувалды… кирки… и ломы…

СОН

Незнакомый, но знакомо
Прикоснулся. И истома —
И испуг – и исступленье —
И сознанье преступленья —
И какое-то учрежденье.

Коридор
Сер.
Кабинеты
Все
Раскрыты.
Вошла в кабинет —
Никого нет.
Паркет.
Ступила за черту —
И полетела в пустоту.
В воздухе изгибается тело.
А-А-А! —
Целовал
Мягкий овал
Живота.
А-А-А!

Гулко в подземном зале.
Спят, сидят, как на вокзале,
Люди.
Сосед спеленутый бинтами.
Лицо в бинтах, как в белой раме,
Знакомо ей до жути.
Глядит внимательный глаз!
ОН.
В ушах металлический звон,
Во рту металлический вкус…
А-А-А!

Полетела.
В воздухе изгибается тело,
Наплывают облака.
Издалека:
А-А-А!

Тишина.
Мрак.
Сердца стук.
Вдруг
Уловила слухом жадным:
Глубоко внизу, в парадном
Гул.
На лестнице крутой
Шаги.
Приближенные темнотой
Шаги
Вырастают, как враги,
Шаги.
Вот сбились, стали неуверенны —
Во тьме отыскивают дверь они.
Дверь отворилась: никого —
Мгла и волокна облаков —
ПУСТОТА-А! —

(Сто дверей в учреждении
И сознанье преступления,
И лицо в бинтах, как в раме,
И полет над облаками.)

А-А!

Проваливается кровать,
Проваливается кровать,
Проваливается кровать,
Проваливается кровать!

ПРЕДПРАЗДНИЧНАЯ НОЧЬ

Льву Кропивницкому

Пахнет пирогами. Тихо.
Прилегла и спит старуха.

Из-за ширмы вышел зять,
Наклонился что-то взять.
Мигом сын вскочил с постели
И стоит в одном белье —
Тело белеет.
Вдруг
Зять схватил утюг.
Хряк! —
Сына сбил с ног.
(Крикнуть порывалась,
Но пресекся голос,
Встал отдельно каждый волос!)
Зять глядит зловеще:
«А ну, теща, отдавай мои вещи!»
Надвигается на тещу —
И не зять, а дворник —
И не дворник, а пожарник.
За окном кричат: Пожар!
Запевает пьяный хор
В багровом отсвете пожара
За столом пируют гости.
Зять сидит на главном месте.
Рядом с ним соседка Вера
Хлопает стаканом водку.
Зять облапил, жмет соседку.
Целовать! Она не хочет,
Вырывается, хохочет.
Зять кричит: «Женюсь, ура!
А законную жену
Из квартиры выгоню
Или в гроб вгоню!»
Галдеж: «Давно пора!»
В комнате все жарче,
Ярче.
С треском лопнуло стекло.
Дымом все заволокло.
Лица,
Глаза, разинутые рты —
Все проваливается…

В солнце половина комнаты.
На столе блюдо —
Пирогов груда.
Сын стоит в одном белье.
Из-за ширмы вышел зять,
Наклонился что-то взять:
– Эх, погодка хороша!
– С праздником вас, мамаша.

НА ШПАЛАХ

Разгружал стальные балки.
Водку пил с обходчицей.
Из-под век видны белки.
Блевать хочется.

Небо сумеречно-ало.
Провода. Их тихий звон.

Щит: ЗАКРОЙ СИФОН
И ПОДДУВАЛО

Указатель: ПРОСТИТУТКИ
Из будки
Вышла женщина,
Стоит к нему обращена.
Ветер сдул подол юбки:
Чулки, белое тело.
– А я тебя ожидала…
Вымя сжал корявой лапой.
Повалил ее на шпалы.
И ощерясь жарко дышит.
СТРЕЛКА МАНОМЕТРА НА ПРЕДЕЛЕ!
Слышит:
Рельсы загудели.
Рванулся. Держит, не пускает.
Старуха
Зубы скалит.
Обессилен весь от страха.
Гул и голос паровоза.
Надвигается угроза,
Катятся колеса,
Катятся колеса,
Катятся колеса,
Сейчас
Сомнут
И раскромсают на куски:
Ноги там, руки тут,
На ось
Намотаны кишки…
Грохот рядом! Кое-как
Вырвался из цепких рук,
Выскользнул из-под колес,
Покатился под откос.
Мимо прогрохотала
Длинная вереница металла.

Бурьян…
Голова гудит, как чугун.
Столб: 4222.

ПОТОП

«Прошу расследовать. Скорее!
Все врачи – евреи,
Сторожа – шпионы,
Действуют сквозь стены
В лоб
Лучами рентгена.
Недаром я почти ослеп.
А в пятницу устроили потоп».

(Из письма)

Распахнулись окна. Ветер
Раздувает простыни,
По волнам несет кровати,
Ударяет их о стены.
Вопли! Стоны!
Все матросы —
Альбатросы,
Стали сами
Парусами —
Сносит их от пристани,
По морю скачут шлюпки,
А в них гребут обрубки.
Маски их раскрашены,
Моськи все расквашены.

– Спасите! —
Кричит Бонапарт.
Бросили ему колоду карт.
А Спаситель
Руци горе воздел
И пошел по суху яко по воде.

Человек – огнетушитель
Заливает пеною!
Маршал – громкоговоритель!
Человек – вселенная!

Над ним летают утки
И судки,
Расстилаются бинты,
Заворачиваясь в банты,
Трубка клизмы извивается,
Как
Гадюка.
«Эвридика! Эвридика!»

Как из жопы,
Ветер дует.
Капитан командует:
– Эй, ребята-эфиопы,
Медсестру на абордаж!
Прыгай на восьмой этаж! —
От испуга
Все полезли друг на друга.
Ой-ой, нога – нога!
Ногой – по лицу,
Зубами – в ягодицу…

Тут вошел главврач
И произнес такую речь:
– БАСТА!
Все вернулось на свое место.
Но лишь 1001‐й номер на носилках вынесли,
Не вынесли нервы – умер.

СМЕРТЬ ДЕЗЕРТИРА

– Дезертир?
– Отстал от части.
– Расстрелять его на месте.
(Растерзать его на части!)
Куст,
Обрыв, река,
Мост
И в солнце облака.
Запрокинутые лица
Конвоиров,
Офицера.
Там
Воздушный пируэт —
Самолет пикирует.
Бомба массою стекла
Воздух рассекла —
УДАР

Наклонился конвоир,
Офицер,
Санитар.
…еще живет.
…нести.
Разрывается живот,
Вывалились внутренности.
Сознания распалась связь…
Комар заплакал, жалуясь.
Вьется и на лоб садится,
Не смахнуть его с лица…

По участку ходит мрачен,
Озабочен:
На доме прохудилась крыша,
На корню
Засохла груша,
Черви съели яблоню.
Сдох в сарае боров,
Нет на зиму дров.
А жена? Жена румяна —
На щеках горят румяна,
Она гуляет и поет —
Никого не узнает.
Говорит: «Чудные вести:
Пропал без вести,
Пал героем,
Расстреляли перед строем!»

Взял молоток,
Влез на чердак
И от злости
И тоски
Загоняет гвозди
В доски,
Всаживает
В свой живот.
Что ни гвоздь,
То насквозь.
Нестерпимая резь.
– Ай!
– Ой!

– Смотри: еще живой.
– Оставь, куда его нести,
Вывалились внутренности.
(Комар не отстает, звеня.)
– Братцы, убейте меня.

ЗЕМЛЯ

Полдень. Пыль. Удары.
Разрыты горы.
Экскаваторы – чудища!

Вдвоем, уединения ища,
Пришли на кладбище —
На козье пастбище.
На могилу прилегла она:
Чулки из нейлона,
Косматое лоно.
Узкогруд,
Худ Он.
Нервно возбужден.
Руки дрожат.
Она ждет:
– Ну!..
Что-то бормочет,
Пунцов от досады.
Она над ним хохочет.
Зной на них течет.

Зыблются ограды,
Памятников груды.
– Ушел.
– Убежал!
Летит одуванчиков пух…
В лопухах
Возник
Козел:
– Бе!
За рога притянула к себе.
Щекотанье меха – брюха…
Задыхается от смеха,
Зарычала глухо
В упоении греха…
Мясисты
Листья
Лопуха…

Под дерном застонали кости
От зависти
И злости.
Рычат моторы.
Экскаваторы
Землю грызут.
Отдается сразу
Всем она!
В воздухе летают семена…

Женщина
Растерзана и смущена,
Красным солнцем освещена
По земле идет, ступая,
Как пьяная или слепая,
Туда —
Где спутались шоссе и корпуса,
Столбы и волоса.
Репейник ей вцепился в провода.

РАДИОБРЕД

Лежа, стонет.
Никого нет.
Лишь на стенке черный рупор.
В нем гремит народный хор.
Дотянулся, дернул шнур!
Вилка тут, розетка там.
Не верит своим
Ушам:
Шум,
Треск,
Лязг металла.
Радио забормотало:

«Последние известия.
Экстренное сообщение!
…На месте
Преступления.
…Большинством голосов.
…Градусов
Мороза.
…Угроза
Атомного нападения
Эпидемия…
Война…
Норма перевыполнена!»

Снова хор. На фоне хора
Соло авиамотора.
Рев
Реактивной авиации.
Взрыв
Оваций!

Больной глядит остекленело.
Рука
Судорожно сжала одеяло.
Из дверей – издалека
Показался некто.
– Доктор!
– Надо
– У меня проверить гайки.
Диктор:
«Лунная соната.
Исполняется на балалайке».

ВОЙНА БУДУЩЕГО

Взрыв!
…
………………………………………..
…………………………………….
………
……
…………………………..
…………………..
………………………
………
…….
…
……
….
…
…
………………..
…………………
……………….
……………
…………
…………………………………..
…………………….
Жив!?!

«ОБЕЗЬЯН»

– На что жалуетесь, гражданка? —

Была одна баба бойкая, а тут будто

язык отнялся. Стоит, плачет —

ничего сказать не может.

– Дай ей новую квартиру и десять

тысяч от моего имени.

(Из народного фольклора)

Вышла замуж.
Муж, как муж.
Ночью баба
Разглядела его, по совести сказать, слабо.
Утром смотрит: весь в шерсти.
Муж-то, господи прости,
Настоящий обезьян.
А прикинулся брюнетом, чтобы значит,
Скрыть изъян.
Обезьян кричит и скачет,
Кривоног и волосат.
Молодая чуть не плачет.
Обратилась в суд.
Говорят: нет повода…
Случай атавизма…
Лучше примиритесь…
Не дают развода!

Дивные дела! —
Двух мартышек родила.
Отец монтажник-верхолаз
На колокольню Ивана Великого от радости залез
И там на высоте,
На золотом кресте
Трое суток продержался, вися на своем хвосте.
Дали ему премию —
Приз:
Чайный сервиз.
Жена чего не пожелает, выполняется любой ее каприз!

Что ж, был бы муж, как муж хорош,
И с обезьяной проживешь.

РАЗГОВОРЫ НА УЛИЦЕ

Жена моя и теща
Совсем сошли с ума
Представь себе
Сама
Своих двоих детей
Нет главное – коробка скоростей
У нее такие груди
На работе мы не люди
Она мне говорит
А я в ответ
Она не отстает
Я – нет и нет
Оттого что повар и
Перепродает товары
Еще увижу с ним – убью
Мать
Твою
Уважаю, но отказываюсь понимать
Да что тут понимать
Сделала аборт
В ресторане накачался
Не явился на концерт
У бухгалтера инфаркт
Присудили десять лет
Смотрят а уж он скончался
Я и сам люблю балет.

НОЧЬ

Уберите, уберите нож…
Он хороший человек, он хорош…
Одно неладно: в голове дыра…
В атаку, сволочи,
Ура.
Вася?
А?
Не кричи
И не храпи.
Спи…
Милая, люблю тебя,
Всю тебя…
Оставь, пусти меня, не надо…
Надо!
Надо, надо, надо!
Вера, Ира, Лида, Ада…
Рикошетом в угол —
Гол!
Лезьте все на небо!
Жаба…
Прошу тебя, прости.
Люблю…
Корень из бесконечности
Равен нулю…
Не храпи – опять храпишь!
Спи.
Спишь?

ПРЕМЬЕРА

Начинается премьера —
Драма Шекспира,
Мольера
И Назыма Хикмета.
Героиня Джульетта,
Дочь короля Лира,
Любит слесаря Ахмета.
Ахмет не любит Джульетту.
Ахмет встречает Анюту…
В эту самую минуту
Побелела, как стена,
Крикнула: «Боюсь отца!»
Публика накалена.
Режиссер волнуется.
Дело близится к развязке.
Вот Джульетта в черной маске…
Отравлена Анюта!
Ахмет ее за это…
Зарезана Джульетта,
Король казнит Ахмета.
Не выдержали нервы —
Режиссер схватил рапиру,
Бросился на сцену.
– Варвар!
Одним ударом
Покончил с Лиром.
Сам
Охвачен пафосом —
Продолжает монолог
Оскорбленного отца.
(Публика беснуется)
Вдруг
Провалился в люк.
(Публика неистовствует)
Справедливость торжествует.
И хохочут фурии
В храме бутафории
И визжат эринии
У трамвайной линии.

СТОЛИЦА

Десять миллионов
Магазинов,
Ресторанов,
Министерств, контор, заводов,
Поездов и пароходов,
Самолетов.

Вибрирующий звук.
Ток.
Ритм напряженно убыстренный.
Вчера:
«Ура, молодожены!»
Был внимательный и робкий.
А сегодня вместо пробки
Жену включил
В сеть —
Электрический разряд!
А соседи
Говорят:
– Ты вредитель.
– Он убийца, я свидетель!

В милиции тупые лица:
Переполнена тюрьма,
Перегружены больницы,
Сумасшедшие дома.
Вернулся в комнату свою.
А там
Вселяют новую семью —
В дверях торчит буфет углом.

Ни крова, ни сочувствия.
Напился до бесчувствия.

Вот его квартира!
Вот его кровать!
На кровать наблевать!
Лег поперек тротуара.

Над ним,
Кругом
Идут бегом,
Мчатся десять миллионов
Магазинов, ресторанов,
Министерств, контор, заводов,
Поездов и пароходов,
Самолетов.

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ПОХОРОНЫ

На каланче кричат вороны.
Умер начальник пожарной охраны!
Красная телега
Везет бидоны из продмага.
Футбольная команда
Несет пожарный инвентарь.
Погиб вратарь —
Искусный бондарь,
Последний в городе кустарь.
Оркестр из клуба
На кладбище провожает дирижера.
Жарко.
Рявкает труба.
Машина катит без мотора.
Пыльно.
Рявкает труба.

Проявляя беспокойство,
Озирается начальство:
В магазинах – пусто —
Вместо
Хлеба – водка и спички…
Из печки
Вылетела искра.
Запылала занавеска.
Дым валит из трех окон.
Пожары с четырех сторон…

Над могилой произносят речь:
– Имущество надо беречь.
Пусть каждый житель
Приобретет огнетушитель…
Все громче карканье ворон.

ЗНАМЕНИТЫЙ ХИРУРГ

Хирурга
Вызвали из морга.
Что там?
Вертолет подкатил к воротам.
Последние рукопожатия,
Объятия,
Отплытие.
Оркестр
Играет фугу «Красный крест».

Тяжелое ранение
В лесу – в далекой области.
«Начинается гниение
В области
Брюшной полости».
Приближенье парохода,
Самолета,
Парашюта. —
В воздухе раскрылся макинтош.
Врача встречают на пороге
Провинциальные коллеги.
Больного сунули под нож.
Врач в лесу – в далекой области
Проявляет чудеса доблести;
Под лампой занавешенной
Оперирует, как бешеный.
Разрубил больного топором —
Пополам!

А больной говорит:
Я сейчас в бреду.
Больной говорит:
Я сейчас приду,
Продолжайте операцию без меня…

Сегодня
Герой
Возвратился в столицу,
В свою больницу.
Пафос встречи.
Вот отрывок из его речи:
«…Скверно!
Диагноз был поставлен неверно.
Но, вообще, операция челюсти
Не лишена своеобразной прелести».

ИКАР

Скульптор
Вылепил Икара.
Ушел натурщик,
Бормоча: «Халтурщик!
У меня мускулатура,
А не части от мотора».
Пришли приятели,
Говорят: «Банально».
Лишь женщины увидели,
Что это – гениально.
– Какая мощь!
– Вот это вещь!
– Традиции
Древней Греции…
– Сексуальные эмоции…
– Я хочу иметь детей
От коробки скоростей!
Зачала. И в скорости
На предельной скорости,
Закусив удила,
Родила
Вертолет.
Он летит и кричит —
Свою маму зовет.
Вот уходит в облака…
Зарыдала публика.
ТАКОВО ВОСПИТАТЕЛЬНОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ
ИСКУССТВА!
Раскланялся артист.

На площади поставлен бюст —
Автопортрет,
Автофургон,
Телефон-
Автомат.

ДВА ПОЭТА

На дороге
Волочится воловья шкура.
В овраге
Лежит ободранная туша,
Ноги кверху задраны,
На осине голова.
Глазеет бритая сова.
К реке идет Сапгир и Холин.
Смеется филин
Над простофилями.
Овечья шкура удаляется,
Под ней лопатки
Выделяются,
Четыре палки
Передвигаются.
Поэт Холин заявил:
«У меня возникло подозрение,
Что это – обман зрения».
Но, по мнению Сапгира,
Эта шкура
Не собачья,
Это человечья
Кожа, из которой шьют перчатки,
На пятки ставят заплатки,
Вьют спирали
На электроплитки;
Пергамент, на котором
Вырубают правила морали
Топором!……………
А корову все же ободрали
Несмотря на прописи морали.
Хохочет Холин,
Хохочет филин,
Хохочет эхо.

Бычья шкура лопается от смеха.
И в лесу становится тихо.

ГРУЗИНСКАЯ ЗАСТОЛЬНАЯ

Грузин
Зарезал армянина.
Армянин – враг,
Прокурор – друг,
Адвокат —
Брат,
Заведующий магазином
Приятелям рад.
За бутылкой Гурджиани —
Цинандали, Тибиани,
Хванчкара, Вазисубани,
Что-то мутное с Кубани,
Снова ящик Цинандали
И так далее…
…и Марину и барана!
– За здоровье армянина!
– Ты мене друг, враг?
– Я тебе брат, Брут.
– Русским не простим обиду!
– Грек
Воюет за свободу!
– Суд – хороший человек.

ПЕТР И КЛЕОПАТРА

Зал кинотеатра.
Драма ПЕТР И КЛЕОПАТРА.
На полотне вместо
Петра —
Пустое место.
Рокочут трактора —
С фонарями ищут Петра.
Венера в ожидании
Тюремного свидания.
Входит Петр
Небрит.
Говорит
Адвокат:
«Обратите внимание
На форму черепа —
Репа.
Подзащитный от рождения
Был невинен, как жопа».
Крики:
– Мы не дураки! —
Дамы в обмороке.
У Верховного судьи
Вырос
Волос
Метра
На три.
– Это что за пугало? —
Мода: все обриты наголо!
Актриса
Лыса.
В темпе скерцо
Сделал предложение
Руки и сердца —
Потерпел поражение.
С горя вырвал на себе все волосы
И удалился за кулисы.
Снова человечество
Ждет: еще чудачество.
В небо трубами – орган.
Играют фугу Баха.
У конферансье из уха
Вырастает половой орган.
Вопль из партера.
Автор трубит отступление…
Петр и Клеопатра
Маячат в отдалении…
Зал в недоумении…
Ни фантазии, ни смысла.
Судьи, улыбаясь кисло,
Смотрят тем не менее.