Loe raamatut: «Сердце Бури»

Пролог

Разорванный мир, за много лет почти растоптанный болью, не добитый пандемией страшной болезни, подобной СПИДу, но еще более ужасной, модифицированной людьми, убившей три четверти населения мира, а девяносто процентов оставшихся в живых сделав абсолютно стерильными, все еще кое-как дышал. Пандемия заботливо укрыла выживающих сплошным одеялом. Вырваться из-под этого покрывала не удалось никому. И если вирус не убивал человеческие клетки, то менял их структуру, основу. Возможно, учёные селекционеры биологического оружия играли цепочками хромосом, как в домино, приставляя их друг к другу то одним, то другим боком, получая многочисленные комбинации, но выжившие и оставшиеся фертильными люди обрели яростную, первобытную силу и выносливость, которой не было у их изнеженных тепличным образом жизни предков, передав свой могучий иммунитет потомству на много поколений вперед, победив, наконец, страшное заболевание.

Да только вместе с появлением крепкого, устойчивого к разного рода болячкам, пришло еще одно, скорее всего более худшее по своему качеству неприятное открытие. Нечисть. Выкарабкавшаяся после тысячелетий мытарств в тени человеческой цивилизации, воспрянувшая духом и напавшая сразу и отовсюду тысячами тысяч всевозможных форм. С виду безмозглые, они обладали всеобщей удивительной ненавистью к роду человеческому. Хотя наоборот должны были благодарить глупое человечество за своё существование, ведь они же фактически всегда были в состоянии иждивенцев у более многочисленных человеков. Когда бы ещё, во время процветания Хомо, им представился случай так развернуться? Во всю ширь и мощь. И они убивали своих бесшерстных, безклыковых и безкоготных родственников, истребляли и жрали, жрали, не насыщаясь… Почувствовали себя истинными хозяевами в этом мире и почти доели своих бывших благодетелей. Но твари не знали, что вирус способен был убить не только людей. Если оборотни тоже подыхали пачками, то кровососущая нечисть мутировала в нечто более страшное!

Крылатые кровососы – вампиры, модифицированные новым СПИДом, тупые, агрессивные, и абсолютно не боящиеся солнечного света твари, сбивающиеся в многотысячные стаи, истребляющие оставшиеся города и городища. Удивительно, но серых, осклизших, дурно пахнущих уродцев удалось вытеснить на задворки с помощью внезапно появившихся союзников, вставших на сторону слабых и беспомощных хомосапиенсов. В поисках способов борьбы с тварями кто-то смог взглянуть на них под иным углом. И выяснил, что далеко не все они одержимы ненавистью, безумны. И даже ищут контактов с людьми. Оборотни. Внешне выглядевшие, как обычные человеческие особи, они умели трансформироваться в покрытых шерстью, похожих на самых разнообразных зверей тварей. Тоже присматривающиеся к Хомо, настороженные, но не агрессивные. И, самое главное, считающие остальных тварей своими врагами. Истребляемые ими, и истребляющие их беспощадно. Впервые у человечества появились союзники по борьбе. Хоть историческая память и предостерегала от контактов с некогда фольклорными элементами. Оборотни прижились.

И тогда сами люди стали вновь сбиваться в большие группы, строить новые селения, и даже города, по кусочкам собирая почти рухнувшую цивилизацию. Казалось, новая смешанная цивилизация должна была уже крепко укорениться в теле возрожденной планеты, но, за всю историю человечества войн не было всего год! Всегда найдется паршивая овца, которая все стадо испортит. И вот тут мир, почти уже поднявшийся с колен, вспыхнул вдруг страшным пламенем войны. И люди, изначально выгодно отличающиеся от животных и нечисти разумом, и внезапно этот разум потерявшие, самозабвенно начали уничтожать друг друга. Ведь большие войны начинаются всегда неожиданно для мирного населения. Пребывающие в блаженном незнании, труженики и лентяи оказываются оглушены войной. Возмущены. Испуганы. Потом они тешат себя надеждой, что «наши» точно победят всех врагов, чтобы можно было продолжать работать или пребывать в праздности. Но все их надежды напрасны. Большие войны тем и отличаются от остальных, что не оставляют шансов никому.

Верхние военачальники на самом деле не воюют. Они играют в компьютерные игры про войну, в сетевые стратегии. На тактическом экране не видно крови и разрываемых взрывами тел. Не слышно криков и последних хрипов. Для них погибающие армии – лишь пиксели на жидкокристаллической карте. Они повелевают не солдатами, но людскими массами, номерами и названиями частей и подразделений. Масштабы военных карт не позволяют разглядеть в гаснущем огоньке юнита безусого пацана в месиве собственных кишок, который не понимает, за чьи интересы он сейчас теряет жизнь.

Сила и власть опьяняют, лишают остатков ума. И вот уже генерал с пеной у рта и стеклянными глазами долбит по кнопкам запуска «самых больших ракет», как сумасшедший композитор по клавишам рояля. И ракеты, дрожащие от нетерпения, срываются с консолей спутников, выстреливают из подземных шахт, с воды, земли, воздуха и космоса, врубают маршевые двигатели, и мчатся к своим целям. А в точке прицеливания им уже некогда разбираться, где там свои и чужие. Массовое поражение. Издержки большой войны. И больше некому работать, праздновать. Жить.

Мало кто из самих генералов не разделил участь своих жертв и однополчан. Кто-то избежал «точечного» удара баллистической ракеты с ядерной боеголовкой. Запертый в подземном бункере глубоко под землей, скорее всего поняв, что натворил своим поступком, к тому же не принесшим победы, «пианист» ещё немножечко тронется умом, вытащит именной пистолет из кобуры, сунет дуло в рот, или прижмёт к виску. Но лучше бы это случилось до того, как его пальцы коснулись смертельных клавиш. Вот так и остались сотни подобных отлично спрятанных под землей бункеров, храня в себе многие богатства для оставшихся выживших и выживающих.

Отравленные пустоши. Остатки некогда цветущей цивилизации. Руины. Дотла сожжённые города и поселения. Природа, обрадовавшаяся было освободившемуся от захватчиков и их мерзких технологий пространству, ринулась возвращать себе исконные территории. Вползла в мегаполисы, подвергшиеся ядерной атаке. Но там больше не было места и природе. Отравленные земли впустили флору и фауну, впрыснули свои смертельные яды, и оставили умирать, иссыхать, перерождаться. Мутировавшие создания, клыки, когти, шкуры, иммунитет и беспредельная выживаемость. И вот у них получилось! Твари эти уже с трудом напоминающие людей или животных редко выходили за пределы своих земель, но горе было тем, кто даже случайно попадал в пределы их владений. И более всего эти твари, как ни странно, тоже уважали человечину!

Люди, те жалкие остатки былой одиннадцатимиллиардной перегружавшей Землю-матушку орды, были на грани одичания. Преданные, брошенные, они теряли человеческий облик. Не надеясь больше ни на кого, сохранили лишь инстинкты и рефлексы. Догнать, убить, сожрать. Только так остаться и продолжать. Слабым везло меньше. Ломка от голода была страшнее, чем наркотическая. Неважно, что слабая еда – тоже человек. Мораль? Устои? Да где они? А еда – вот она. Много позже проснулось понимание, что слабого можно не только съесть, но и защитить, подчинить, использовать во благо. Появились группы, отказавшиеся от каннибализма. Ищущие другие возможности не умереть быстро. Думающие. Наблюдающие. Оборотни, к слову, очень часто тоже присоединялись к оседлой жизни своих более слабых собратьев, и, в отличии от вечно кочующих дампиров*, которые тоже иногда помогали сапиенсам, очень даже охотно помогали возводить новую, такую чуднУю цивилизацию, в которой смешались вместе прогресс и мистика, вера в светлое будущее и сверхъестественные силы.

Шли десятилетия, былые войны и эпидемии постепенно уходили в небытие, оставив современникам лишь нерадостные пейзажи. Но плохое прошлое обычно забывается, оставляя место нелёгкому, но целеустремлённому настоящему. Общины развивались, крепли, обрастали мускулами и грамотными лидерами. Выстоявшие в яростной драке Хомо поднялись с колен. Но, к сожалению, как и бывает всегда, чем ярче свет, тем гуще тени отбрасывают предметы. И если кто-то создавал процветающие города, то кто-то очень старательно уничтожал все, что удавалось сделать другим. И, к сожалению, таковых было далеко немало.

Вспомнили люди, что когда-то владели этим миром всегда, с незапамятных времён. И что именно они здесь хозяева, а не всякая нечисть, даже сражавшаяся за светлое будущее плечом к плечу. Оборотни вдруг оказались существами второго сорта, нелюдями, как, собственно, и было задолго до катаклизмов. И стали не нужны бывшим союзникам… И люди, как вид безжалостный и эгоистичный, научились уничтожать этих достаточно благородных сверхъестественных созданий, доверившихся им, будто дикие собаки, подарившие когда-то вся свою жизнь первобытным людям. Но в отличие от древних пращуров, новые люди более не желали делить с ними свой развивающийся быт. После этого в некоторых регионах существование уже оборотней было поставлено под угрозу.

***

Из глаз Гиены* (– далее в случае принадлежность оборотня любого из подвидов пишется с большой буквы, если оборотень на данный момент не находится в своей звериной или переходной подобе) уже давно пропал блеск надежды. Они стали просто безжизненно бурыми, словно пятна на ее шерсти, когда она преображалась, «перекидывалась», как говорили злые языки. Ей было уже двадцать, а в плен девчонка угодила в юном возрасте. Она уже настолько свыклась со своей неволей, что с трудом представляла какую-то другую жизнь. Она даже перестала трепать себе нервы этими глупыми и беспочвенными надеждами о нормальной, вольной жизни. Да и какая она эта нормальная жизнь на воле?

Ей было всего пять лет, когда она утратила свободу. Отстала от своих родичей, спасающихся бегством. Нападение банды ловцов душ было внезапным, посреди ночи, когда все спали. Её семья устроилась на ночлег чуть поодаль от костровища, и старшие успели сообразить, что происходит. Пока бандиты громили основной лагерь, мать приказала дочерям хватать малышей и скрываться в лесу, а сама бросилась на врага. Но даже будучи опытным воином, даже обратившись в страшного зверя, даже впав в состояние исступления, она была бессильна против острой стали, а когти и зубы не справились с броней, защищающей нападавших. Полный яростного отчаяния вой заглушил крики и ругань, когда ее подняли на посеребренные копья. Беглецы смогли бы раствориться в ночной мгле, да только наскочили на арьергард налётчиков. Тут маленькой Эйо* повезло ещё раз, сестра просто сунула её в заросли, когда саму девушку уже схватили за волосы и поволокли. Насытившись кровавой бойней, пленив с десяток сородичей Эйо, отряд уходил из леса. Всадники растянулись колонной на сотню метров, между лошадьми была протянута верёвка, к которой привязали пленников. И им приходилось брести, чтобы не попасть под копыта. Будь девчонка постарше, пересидела бы тихонько, подождала ухода бандитов. Но как об этом мог догадаться пятилетний ребенок? Выползла из кустов, и точно была бы затоптана. Однако была замечена, схвачена крепкой грубой рукой, небрежно заброшена на круп коня, поэтому не попала вместе с родственниками на рабский рынок, и не сгинула безвестно. Хотя впоследствии не раз жалела о таком выборе судьбы.

К сожалению, сколько бы ни прошло лет со дня последних катаклизмов, но одного лютого изъяна люди до сих пор не утратили. Каннибализм. Не только нечисть до сих пор нередко прибегала к такому легкому способу получения ценной пищи. Сами люди все еще периодически продолжали страдать данным пороком.

Да, сама Гиена тоже была далеко не святой, но людоедство для нее было скорее вынужденной мерой. Ведь в те моменты, пока она не сидела в клетке, Гиена участвовала в боях на закрытой арене. Боях до смерти. С людьми, с другой нечистью или нежитью, с себе подобными оборотными. А когда много дерешься, то нужно много есть, чтоб быстро приходить в форму в короткие сроки. И так как бои, в основном и оканчивались гибелью одного или нескольких соперников, то тела погибших гладиаторов часто попадали на стол победителям. Ведь ничто так хорошо не заращивает раны молодого крепкого оборотня, как свежее, парное мясо. А мяса нужно было очень и очень немало.

Гиена уже настолько сильно привыкла к своему маленькому мирку в виде пары комнатушек-клеток и образу жизни, что и не хотела бы менять его на другой, ведь новая жизнь – это новые проблемы. Вот только новая жизнь совершенно была иного мнения…

***

Ее вели где-то по колено в вонючей то ли воде, то ли жиже, с крепко связанными руками, в ошейнике, повернутом шипами внутрь и завязанными глазами, чтоб ничего не видела, так же закрыли уши, чтоб не слышала лишних разговоров, во рту был кляп, чтоб не кусалась, а на голову ей надели мешок. Так, на всякий случай. Но чувствительный нос молодой самки оборотня улавливал каждый минимальный новый или необычный запах. Поэтому все их продвижение накрепко запечатлелось в ее мозге, и девушка легко бы могла найти обратную дорогу, если бы представился случай для побега. Только вот возможности совсем не предвиделось, ни до вонючей воды, ни после. Ее охраняли круглосуточно. Похитители, а ее именно похитили, увели прямо из клетки, в которой она жила столько лет, не спускали с нее глаз ни днем, ни ночью. Даже сделать свои дамские дела без того, чтоб ее не охраняли, не удавалось.

Поначалу она еще пыталась сопротивляться, бросалась на выкравших ее людей. Толпа неизвестных выломала замок в ее клетке-комнатке, даже не дав прийти в себя. Уставшую, горячую, только пережившую очередной сложный бой и зашивание ран наживую, ее попросту спеленали. Накинули целую сеть ремней на шею. А потом, когда она повалилась без сил, под воздействием аконита, натянули ошейник, в котором ее выводили на арену, и закрепили для надежности цепями со всех сторон. Поначалу она пыталась оборачиваться, падала и отказывалась идти, издавала громкие призывные крики, созывая оборотней, которые возможно проживали в местности, по которой ее вели. Но все ее попытки оказывались бесплодными, ибо ее держали одновременно несколько человек, а веревки и цепи, которые ее удерживали, были хорошо вымочены в настойке аконита, лишающем сил подобных ей.

На четвертый день таких мытарств оглушенная и ослепленная Гиена изменила тактику своих действий и успокоилась, затаилась. Она решила, что так лучше разузнает дорогу, изучит своих противников, да и силы, которых и без того было не очень много, сэкономит. Отныне стараясь не напрягаться, ведь кормили ее скудно – пара кусочков каких-то сладковатых корнеплодов в день. Чисто для того, чтоб не померла с голода и могла передвигаться самостоятельно. На такой диете Гиена, будучи от природы достаточно крепкой высокой девушкой, с трудом волочила ноги от голода.

И вот теперь, медленно влачась следом за конвоирами, оборотница в мечтах уже разработала план грандиозной мести. Обдумывала, у кого какую часть тела оторвет, чтоб сожрать, первой.

Пленников сопровождало и несколько женщин. И пахли они очень знакомо, какие-то неуловимые нотки будоражили память. Возбуждали обострённое обоняние. И тут она вспомнила этот запах! Тот, с кем она билась на арене накануне пленения, источал похожие флюиды, словно приходился им соплеменником.

Гиена мечтательно зажмурилась. Сильный противник, яркий, могучий самец и при этом очень искусный боец. Светловолосый, обладающий истинной мужской суровой красотой. Как давно у нее не было подобных соперников, и как же она не хотела биться с ним до конца. Ей очень понравился этот крепкий суровый самец, но слова хозяина были законом. Смерть. Один из них должен был умереть. И умер именно самец. На арене, от ран. Но, даже истекая кровью на песке, он не был сломлен морально.

Гиена сожалела о гибели своего соперника, наверное, в первый раз в своей жизни. И уж точно в первый раз она не стала употреблять в пищу мяса этого человека, даже учитывая то, что перед смертью он нанес ей несколько достаточно ощутимых ран серебряным клинком. Теперь же эти раны воспалились и причиняли своей хозяйке довольно сильную боль, усугубляя и без того плачевное ее состояние.

На пятый день оборотница уже с трудом держалась на ногах, а гнилая, вонючая жижа вокруг, по которой брели с вечера четвертого дня, никак не хотела заканчиваться. Несколько раз она поскальзывалась в этой скользкой холодной грязи и падала, уходя в жижу с головой, но у ее похитителей, видимо, не было в планах убить ее прямо сейчас, поэтому ее сразу же поднимали и пинками заставляли идти дальше.

К вечеру похолодало и с неба заморосил мелкий промозглый дождь. Девушка промерзла до костей и невольно тряслась, словно напуганный детеныш. К наступлению ночи у нее начался жар, она несколько раз чихала, заложило нос, чего с ней никогда не было, дышать из-за кляпа во рту было довольно сложно, и вот тут Гиене стало страшно, она лишилась самого верного и безотказного своего чувства. Она более не могла запоминать дорогу и поняла, что сбилась с пути.

И в этот же момент где-то в хвосте их небольшого отряда раздались громкие испуганные крики. Люди суетились и кричали, создавая волны на вонючей воде.

Оборотница бестолково вертела головой, пытаясь понять, что происходит вокруг нее, но все было без толку. А потом ей в грудь прилетел сильный удар, опрокидывая внезапно на что-то твердое и очень болезненное. За первым ударом последовал второй, третий. А после они посыпались на нее непрерывным потоком. Били, видимо, ногами, вкладывая в каждый новый всю злость и силу. Самку спасло только то, что тело ее годами было подготовлено к чему-то подобному. Другая бы давно сдалась, но Гиена только приняла позу эмбриона, укрыв голову и грудь с животом, и молча терпела издевательства над собой. В этот момент она прекрасно поняла, какая судьба ждет ее, по прибытии на место дислокации отряда.

В лучшем случае, обошлась бы она только увечьями.

Меж тем, крики над ее головой снова стали сильнее, и внезапно избиения прекратились. Гиена еще несколько мгновений полежала без движения, но, убедившись, что ничего ей больше не грозит, встала сначала на четвереньки, а потом поднялась на две конечности, попутно отметив для себя, что в этот раз все-таки совсем без травм не обошлось. Голова кружилась, перед закрытыми глазами плыло алое марево. Во рту появился сладковатый, металлический привкус крови, ведь один или два удара пришлись как раз по голове. Хорошо, что хоть зубы все на месте остались. На бьющего она не злилась, она ведь точно не знала, может что-то и успела сделать ему или его родным. Неделя до похищения у нее выдалась достаточно продуктивная. Пять достаточно сложных боев. Может, помимо того шикарного самца, она успела-таки прибить еще одного мужчину их племени. Этого я знать никак не могла, но все же знала, что это избиение было небеспричинным.

Ее чувствительно дернули за веревку, вновь заставляя идти, и вся процессия снова двинулась куда-то, но теперь уже по относительно сухой земле. Где-то вдали послышался приближающийся гул многих людей, которых она услышала даже с завязанными ушами. Вскоре вокруг нее гудела толпа, и эти крики были ничуть не добрыми. Гиена поняла, что вот сейчас, скорее всего, и решится ее дальнейшая судьба.

Потом ее ударом под колени заставили упасть на землю, и содрали с головы ставший ненавистным мешок.

____________________________________________________________________________

Хомо* – краткое обращение к простым людям со стороны нечисти.

Гиена* – далее в случае принадлежность оборотня любого из видов пишется с большой буквы, если оборотень на данный момент не находится в своей звериной или переходной подобе.

Глава 1

Адриан был, мягко сказать, не в духе. С самого утра уже очень сильно хотелось разорвать весь этот недобитый мир на куски. Кое-как удалось спрятаться от людей в своей хижине и спокойно посидеть, обдумать сложившуюся ситуацию, по возможности хладнокровно. А ситуация эта была препротивная.

Мало того, что его старший брат Эрик – между прочим вождь их племени, был захвачен в плен неизвестными людьми, напавшими на ватагу их собирательниц, среди которых была жена Эрика, так еще и пропал достаточно большой отряд, ушедший вслед за врагами на выручку, оставив стойбище почти без защиты. Сам Адриан не смог идти на помощь брату, так как еще не до конца отошел от ранения, полученного в одном из недавних рейдов на Брошенный город*. Рука его еще покоилась на перевязи, но чувствительность пальцев уже вернулась. Прыткий мерзопакостный мутант, полутораголовый и с тремя руками, выследил его, затаился за деревом и ударил увесистой дубиной в лицо. Только чудом мужчина успел увернуться, и удар пришелся по касательной, не раздробив костей.

Мужчина не был вождем, он был солдатом, защитником, правой рукой брата, он не умел руководить людьми, как делал это брат, но, когда на третий день напуганные и не знающие, что им делать, люди потянулись к нему с вопросами, Адриан понял, что негласно-таки был уже выбран новым главой стойбища. А еще он понял, что его брата никто уже не надеется вновь увидеть живым.

И теперь еще люди роптали. Роптали от того, что в пропавшем отряде была большая часть взрослых, умеющих защитить окружающих, мужчин. Роптали от того, что на пороге уже была зима, и неизвестно, чего от нее стоило ждать в этот раз. В их долине не было никаких съедобных растений, дичи в количестве, что могло бы помочь не оголодать, тоже не водились. Да, их не тревожили крылатые кровососы – те, почему-то до дрожи боялись Отравленных топей, не совались в них, чтоб напасть на стойбище. Остальная нежить облюбовала другие места для охоты, даже мавки и русалки тут не водились. Но вот их жилища совершенно не были приспособлены к грядущим холодам, а запасов пищи вряд ли хватит даже до середины зимы.

Как раз с этими вопросами и шли люди к Адриану. Он, исходя из их логики, должен был, как новый вожак, по одному хлопку ладоней решить все насущные проблемы. А ещё, помимо будущего голода и холода, жителей стойбища все-таки пугали враги, которые могли прийти как раз с наступлением холодов, когда замерзали Отравленные топи. Сказать по правде, вот этого, последнего пунктика опасался и сам Адриан, поэтому все эти последние дни и ходил он мрачнее грозовой тучи, погруженный в свои не самые веселые мысли.

Однажды вечером, спустя две недели после исчезновения поискового отряда, уже почти в потемках Адриан был потревожен гулом встревоженной толпы людей. Не понимая, что происходит, мужчина выбрался из своей хижины, где в этот момент рассчитывал, сколько еще нужно собрать запасов, и внезапно для себя узрел одну из вернувшихся спасательных групп. Огонь вспыхнул в его голубых, словно небо, глазах, но лишь на мгновение. Ни брата, ни его жены среди пришедших не было. Сами спасатели так же были не в полном составе, а еще хуже того, из семи захваченных в плен женщин и трех мужчин, они привели всего трех израненных и измученных женщин. Мужчин не было вовсе. У брата вождя все еще теплилась небольшая надежда на то, что брат просто отстал, прикрывая спины своим людям, но, когда он подошел ближе, погасла и она. Лица пришедших были мрачнее ночи. Черные синяки залегли под глазами, и в них читалась смертельная усталость напополам с волчьей тоской. Они прятали взгляды от командира.

–Где все остальные? – произнес мужчина, подходя к старшему отряда – Иргасу – молодому, но уже испытанному в боях юноше, и вдруг заметил, что его люди привели какого-то странного, грязного и очень несуразного пленника, облаченного в балахонистые, вымазанные грязью одежды.

–Больше нет никого, – юноша отвел глаза, – все погибли.

–Что случилось с моим братом? – голос Адриана дрогнул.

–Погиб, на арене, в бою, – Иргас опустил голову, – мы ничего не смогли сделать, там было слишком много врагов. А Азира – его жена, сошла с тропы, и Отравленная топь поглотила ее в один миг.

–Вы что, не обвязались веревками? – в голосе мужчины прозвенели стальные нотки.

–Она как-то отвязалась, никто ничего не успел заметить. Но, Адриан, мы привели убийцу твоего брата, на твой суд, делай с ней все, что пожелаешь нужным!