Одиссея

Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют!

Зло от нас, утверждают они; но не сами ли часто

Гибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?

Ибо из тварей, которые дышат и ползают в прахе,

Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека.

Унижение человека несправедливостью, насилием – это позор и мука для каждого из людей;

Ты, вижу, такой же, как я, бесприютный

Странственник; бедны мы оба. Лишь боги даруют богатство.

Воли, однако, рукам не давай; не советую; стар я:

Но, рассердясь, я всю грудь у тебя разобью и все рыло

В кровь; и просторнее будет тогда мне на этом пороге

Завтра, понеже уж, думаю, ты не придешь во второй раз

Властвовать в доме царя Одиссея, Лаэртова сына».

Тут от покойного сна пробудил Телемах Писистрата,

Пяткой толкнувши его и сказавши ему: «Пробудися,

Несторов сын Писистрат; и коней громозвучнокопытных

В нашу скорее впряги колесницу; в дорогу пора нам».

Вдруг на бегу поскользнулся Аякс: повредила Афина

В влажный ступил он помет, из волов убиенных разлитый,

Коих Патроклу в честь закалал Пелейон благородный;

Тельчим пометом наполнились ноздри и рот у Аякса.

Чашу, награду свою, подхватил Одиссей терпеливый,

Первый примчась; а вола захватил Оилид знаменитый;

Стал и, рукою держася за роги вола полевого,

Он выплевывал кал и так говорил аргивянам:

"Дочь громовержца, друзья, повредила мне ноги, Афина!

Вечно, как матерь, она Одиссею на помощь приходит!"

Снова ж, что было дано, отбирать у народа - позорно!

Ежели стыд у старца убитого псы оскверняют,-

Участи более горестной нет человекам несчастным!

Крепость ему в рамена и в колена богиня послала,

Сердце ж наполнила смелостью мухи, которая, мужем

Сколько бы крат ни была, дерзновенная, согнана с тела,

Мечется вновь уязвить, человеческой жадная крови,-

Смелость такая Атриду наполнила мрачное сердце.

Если, однако, ты бросишь сражение или другого,

Речью твоей обольстивши, отклонишь от ратного дела,

Вмиг под моим ты копьем распрострешься и душу испустишь!