Loe raamatut: «Юность. Автобиография… почти. Книга третья. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»», lehekülg 7

– Хорошо, тогда я еще потом позвоню, дня через три-четыре.

«Ну, вот и еще один нашелся, – подумал я, опуская трубку. – Долго же он раздумывал, прежде чем позвонить. Совсем отошел от дел, а был же нормальным человеком!»

До выступления, как показывали будильники, оставалось чуть больше двух часов. Не спеша одевшись и выйдя на улицу, я решил пройтись по магазинам, раз еще позволяет время. Ходил долго и не заметил, как пешком дошел до центра города. Это же надо умудриться так идти, чтобы не заметить, как полгорода обойти. Как говорили мои друзья: «Запомни, мы с тобой по магазинам ходить больше не будем! Ты же так несешься, что и на машине не догонишь. Ищи других дураков!»

Как ни странно, но меня даже не остановила от прогулки жаркая погода. Я ее будто не замечал. Единственное, что я видел кроме магазинов с разнообразными товарами, – какого-то пьяного мужика, к которому тихо и незаметно подкрадывались два сотрудника милиции, собираясь, по всей вероятности, одеть на него «браслеты» и отправить в какую-нибудь кутузку. Погода в этот день меня мало интересовала, а попросту не интересовала вообще. Раз дождя нет, значит хорошо, можно и побродить больше обычного.

Легкий ветерок трепал вымытые после Мишкиного звонка волосы и делал воздух чистым, прогоняя прочь все выхлопные газы от машин и других вредных агрегатов. На небе с утра не показывалось ни облачка, из чего можно было сделать вывод, что такая прекрасная погода продержится до самого вечера. На улице было так хорошо, что даже не хотелось забираться в дом, а просто найти где-нибудь тенек и посидеть пару часиков, предаваясь воспоминаниям, а мне было что вспомнить – как хорошее, так и плохое. Оставаться, к сожалению, сегодня нельзя, несмотря ни на что, даже на такой великолепный день. На носу выступление (даже ближе), опаздывать ну совсем не следует. Как-никак последнее завершающее выступление, а уж после… после можно и мечтам предаться, даже не обязательно цирковым, хотя и об этом нужно никогда не забывать.

Подходя к ДК профсоюзов, я увидел, как над кирпичами тротуарной плитки дрожит воздух. Это всегда замечается при такой жаре, да и не я единственный, кто открывал такую истину.

– Ну а ты-то где ходишь? – возмущенно спросил Сергей Дмитриевич, недовольно поглядывая на часы. – Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

– А то нет, – посмотрел на часы. – Без пятнадцати четыре!

– Твои часы на «керосине». Смени масло! Открой глаза – пол пятого уже!

– Да?

Я удивился и не знал, что ответить. Неужели придется все время следить за этой полуразвалившейся техникой и проверять каждый ее шаг по телефону? Да от этого «крыша быстрее уедет». Кому сказать – в квартире куча часов, и ни одни не работают. Что же это твориться? «Точно кого-нибудь побью!»

– Значит, на керосине, – согласился я с мужчиной.

– Ладно, пошли. Ждут только тебя. Вообще-то мы и без тебя смогли бы, но Любовь Васильевна, как тебе известно, всех ждет до конца, не теряя надежды, что тот или иной артист придет. Даже и на Пашу она до конца рассчитывала.

– А разве все уже пришли?

– И ты еще спрашиваешь?

– Даже Вероника?

– О, Вероника! Она пришла самая первая.

– Самая первая? – я не поверил сказанному.

Видимо, ее утром током тряхануло (может розетку с вилкой перепутала или еще что, но мне, к сожалению, не известны все эти подробности). Да еще как тряхануло! Попала, наверное, «под горячую руку»… в смысле проводку. А может, изменилась? Не-ет, что-то менять не в ее привычках.

– Скажу по секрету, ты только не болтай никому, мы даже собирались в четверг распрощаться с ней, то есть просто-напросто выставить за пределы нашего шатра. Слишком уж она воображает и ставит себя превыше всего и всех, но ее сегодняшний приход вселил в нас надежды, что она изменится. Если этого не произойдет, то никогда не поздно помахать рукой.

Слушал я мужчину в пол-уха – занят был какими-то своими рассуждениями, которые почему-то не удерживались в голове и быстро растворялись в небытие. Единственное, что из его слов четко вырисовывалось в подсознании – это «… она изменилась!» Может Вероника и правда изменилась? «Неизвестно, что ожидать в следующее мгновение от женщин!» – говорил Юрий Михайлович, учитель литературы, которого я всегда уважал и прислушивался ко многим его словам, цитируя их по мере надобности, но он этого не любил, а на вопрос «Почему?», отвечал: «Я не диктор и не представитель Думы, чтобы за мной все повторяли!» Отвлеклись мы от темы. Вернемся чуть назад. Так вот, в данном случае, его слова подходят, но не на все сто. Голову «сломать» можно! Почему меня наградили таким полетом фантазии? Чем я лучше других? Чем? Ничем!

– Ну, наконец-то! – произнесла Любовь Васильевна. – Я опасалась, что ты не придешь.

– К счастью, я не имею привычки пропускать представления даже по уважительной причине.

– Твой костюм!

Женщина протянула мне расшитый блестками полукомбинезон, мою собственную белую рубашку, ботинки и добавила:

– Выход через пятнадцать минут.

– Рановато что-то сегодня.

– Просто у них в программе что-то не сошлось, вот и решили нас первыми пустить, а за это время исправить все неполадки.

Остальные артисты давно сидели в костюмах и совершенно ни о чем не беспокоились. Это они сейчас так сидят и беседуют друг с другом. Просто никто не догадывается, что будет позже.

– Открывает наше представление цирк!

Начался дуэт акробатов.

Все жонглеры, кроме меня, встали и направились к сцене, в так называемый «кармашек» кулис. Я задержался, демонстративно завязывая (в третий раз) левый ботинок.

– Ты скоро? – спросила Аня, выглядывая из-за двери.

– Да-да, уже иду.

Завершив свое дело, я успел как раз вовремя, и мне даже почти не пришлось ждать своего выхода. Как шел из гримерной, так и пошел дальше на сцену. Номер прошел безупречно. Даже Подчечуйкина с вечно «дырявыми руками» не уронила ни одного мяча, чем несказанно порадовала Любовь Васильевну. Видимо, Оля пыталась доказать, что может пригодиться в Хагене. И почему туда все хотят попасть? Дома плохо, что ли?

Заслужив бурные свистящие аплодисменты, мы вернулись в гримерную.

– Отлично справились! – похвалил Сергей Дмитриевич.

– Вот можешь же нормально кидать, когда захочешь, – обратилась руководитель к Подчечуйкиной. – И не надо делать такое невинное лицо. Ты, так же, как и я, прекрасно знаешь, что тебе учиться и учиться, и путь твой к завершению обучения не близок, хотя и не стоит на месте…

– Извините! – вмешался я. – Можно мне уйти, а то сегодня крупные дела намечаются… скоро!

– Пожалуйста. Тебя никто не задерживает. Разложи реквизит и костюм по чемоданам, и можешь быть свободен.

Сделав все, как говорила Любовь Васильевна, я направился к выходу и как раз вовремя.

– Опять мне ботинки завязали! – громыхнул голос Вероники.

– И мне… и мне… – послышалось со всех сторон.

– Только догоню – пришлепну сразу! – это уже Света.

В меня полетела пустая консервная банка (где откопали такой антиквариат), но упала далеко позади. А я тем временем шил подальше уйти. Действительно, никогда не узнаешь, что им может прийти в следующий момент.

Шел я так быстро, что, честно говоря, не сразу заметил Игоря, прогуливающего со своими друзьями. Как можно более незаметно я проскользнул мимо (увидит – не отвяжется) и даже успел на автобус, на котором уже не катался недели две, а с улицы Ленина и того больше. Иногда, когда куда торопишься, ну никак не дождешься его, зато в любой другой момент – пожалуйста, едут один за другим. Проверено, можете не проверять!

Полчаса – и я дома. Только вот делать ну совершенно нечего. Почему я люблю цирк? Да потому, что это всегда праздник, веселье, счастливые улыбки на лицах как окружающих, так и самих артистов. Там я как бы ощущаю себя в «своей тарелке», но нельзя забывать, что программа не бесконечна, а выступление, даже только что начавшееся, неумолимо приближается к завершению. А что делать потом, приходя домой? Вспоминать, как удачно оказались связанными шнурки у Ани и Светы? Может, грустить о неудавшихся трюках или радоваться получившимся? Все это в прошлом, в мечтах, в «Мечте», которая зачеркнула еще один день гастролей и ни под каким предлогом не собиралась останавливаться на достигнутом. Как жаль, что нельзя всегда находиться при цирке, при манеже, который навевает стародавние (прошлогодние) выступления. Я почему-то всегда грущу по вечерам, после новых премьер. Может от избытка чувств? Может от одиночества? Неужели воспоминания беспокоят меня одного?

Пересев на стул, я стал вглядываться в ночное небо, в многочисленные, рассеянные далеко друг от друга звезды, распространяющие, как мне показалось, тепло. Этим можно было любоваться до бесконечности, то есть до самого утра. Они будто вдохновляли на иное творчество, хотя я отродясь ничего не писал, кроме, разумеется, школьных сочинений. А почему бы, действительно, не взять перо и бумагу и не написать какую-нибудь легендарную эпопею «Есть ли жизнь на Солнце»? Шучу, конечно же! Если у меня вдруг действительно слетит «крыша», а шарики благополучно зайдут за ролики и я все-таки возьму в руки необходимые предметы, то напишу что-то вроде: «Цирк в цирке»… Нет-нет, э-э-э… «Цирк превыше всего!». Тоже не то. В общем вы, надеюсь, уловили суть моих мыслей.

Отбросив все эти наваждения, я принял решение, что такой ерундой заниматься не буду, а просто возьму какую-нибудь книжечку и прочитаю пару глав. Кстати – лучшее средство от бессонницы. Только вот читать нечего. Стоит на полках всякая дурь, от которой балдеет моя бабушка: «Секрет запеканки восемнадцать», «Пизанская башня: три дня до разрушения», «Колорадский жук штурмует кофейные плантации – часть первая» и «Мокрое дело полосатых – часть вторая». Как можно увлекаться такими историями, особенно если они идут по три года по телевизору, как одна недавно закончившаяся. Значит, рассказывается про древнейшие времена, когда жили гунны, инки, варвары и другие кочевые племена. И вот однажды у короля похитили дочку Санту, которую вызвался спасать один добрый, но бедный рыцарь-варвар (еще бы, бедному-то все равно, а богатый не дурак, ему такие подвиги не нужны, он и на коня не залезет – раздавит). Вот и получился фильм «Санта-варвара», протяженностью в долгие-долгие годы.

У меня бы не хватило терпения днями сидеть у телевизора и таращиться на повторяющиеся в десятый раз эпизоды.

По небу проплыла туча и заслонила звезды. Размышления прервались так же быстро, как и возникли. Спать не хотелось совершенно, но с каждой минутой появлялись какие-то тревожные ощущения. Что-то должно было произойти. Очень скоро и очень серьезное. Возможно, это повлияет на нас всех, а возможно я уже дошел до кондиции и приближаюсь к роликам, завернутым в шарики.

Невозможно предположить, когда наступит глюк. Все происходит само собой, будто кто-то заранее заложил эту схему, по которой нужно действовать. Никогда нельзя полностью рассчитывать на свои силы. Все относительно!

День девятый

Почему-то я думал, что самым коротким и нудным для меня из всех прошедших был вчерашний день, но как оказалось – это не так. Практически до самого вечера я вспоминал прошедший год, а именно его вторую половину. С чего бы это вдруг?

В училище не пошел – зачем-то ведь давали освобождение до четверга! А с другой стороны, что там делать? Ну, посидишь, в картишки перекинешься с парой – тройкой человек, а потом и домой пойдешь. Так что устроил сегодня себе выходной от всех дел, даже от друзей, которые и сами не пришли (видимо, знали), только ближе к полудню немного постирал, вымыл пол, приготовил обед, передвинул пару особо мешающих тумбочек и докрасил часть балкона, а так больше работой не занимался.

В голову лезли всякие мысли, как я, к примеру, первый раз попал в шатер и показывал Любови Васильевне некоторые трюки из своего репертуара.

– Что привело тебя сюда? Обычно юноши твоего возраста не приходят. Говорят: «Это нам не нужно! Мы уже взрослые!» Но ты же пришел! Почему?

Как ни странно, но я часто сам себе задавал этот вопрос. Почему? Тогда это было чем-то вроде развлечения, игры, доказательства себе, что поставленной задачи можно добиться. Мы даже с «Макаром» поспорили уже на второй день после посещения коллектива «Мечта». Он говорил: «Долго не продержишься. Уйдешь!» Так практически и произошло, но через полгода и все из-за какого-то Рублева я был вынужден покинуть пределы шатра. Это всего лишь одно черное пятнышко. О нем я тогда не думал и не знал, а часами и днями проводил свободное время в цирке, работая над собой и своим реквизитом. Именно там добился многого! Именно там приобрел нужные знания и мастерство, которого не было у других (кроме, конечно же, тех, кто занимался)!

Я вспомнил подкинутую Иннокентием коробку – подарок с обезглавленной крысой, которой до этого сделали харакири. Тогда Мерзлякова находилась «на вершине счастья». Просто сидела с широко раскрытыми глазами и еще более раскрытым ртом. Помнится, мне пришлось еще успокаивать Настю. Ведь из-за ее душераздирающего крика сбежался весь шатер. Дошутится когда-нибудь Кеша, дошутится! Подсунут ему газировку со слабительным – целый день в сидячем положении проведет. Но больше всего из негативных явлений мне запомнился Женин полет над «гнездом» циркового коллектива. Ох, и перепугала она всех нас, особенно Любовь Васильевну, а ведь из-за чего? Ради кого? Просто нужно было во что бы то ни стало отвести подозрение от дорогого-любимого двоюродного братца. Интересно, они сейчас видятся друг с другом? Конечно, почему бы и нет! Кто об этом узнает? Не буду вмешиваться в чужую личную жизнь. Они, надеюсь, знают, что делают. Пусть разбираются, как хотят. Если выводы из случившегося они сделали – я только рад!

Самым главным своим достижением я, конечно же, считал операцию «Антиревизор» (даже «Антитаракан» казался мелочевкой), которая подтвердила талант друзей в театральном искусстве. Они даже сами признавались, что это им понравилось, а я на радостях восемьсот рублей выиграл. Даже не знаю, как это получилось. А интересно, где сейчас Наталья Семеновна и Николай Алексеевич? Вспоминают ли о заместителе директора с «шоколадными шариками» на деликатес? Оставим их в покое, а то, чего доброго, снова заявятся. В этот раз подготавливаться мне будет некогда и все пойдет коту под хвост: от цирка отвернется администрация города, вновь повысятся налоги, снимутся льготы, отберут автобус, а поездка в Хаген превратится в несбыточную мечту.

«Не допустить!»

В Германии нужно показать только самое лучшее, то, что действительно считается мастерством. Попытаться завоевать симпатию зрителя и влюбить его в свой талант. Он должен как бы окунуться в цирковую жизнь, при этом оставаясь далеко за ее пределами. Мы и только мы должны отработать каждый номер, доведя его до совершенства и не творить ту халтуру, какую иногда показываем в детских садах или школах. Там ни у кого не должно быть отговорок вроде: «Живот болит», «В ухе стреляет», а также «Желудок свело» и «Мозги скрючило». Здесь ничего подобного не пройдет – останешься лишь на последнем месте, если там такая система счета.

«Напомнить!»

К тому же Жене нужно посоветовать сбросить пару лишних килограмм, да и Свете эта процедура не помешает. Ладно, Бог со Светой! Она только в жонглерах, эквилибре на цилиндре и еще каких-то танцульках-плясульках. Фоменкова же почти в каждом номере, а с ее весом не то, что вазу, пластический не сделаешь – столик сразу сломается!

«Убедить!»

Это мой первый и последний день, когда я сидел и размышлял не только о себе и новых фокусах, но и об артистах цирка, звездочках этого непростого искусства. Больше, как ни пытался, не мог вернуться к этой теме: то времени свободного не было, то постоянные непонятные звонки отвлекали, то друзья валили толпами, как на заседание Государственной Думы. По моему мнению, двадцать девятое мая – самый удачный из всех дней, так как я морально готовился ко всему худшему, даже если ничего плохого и не должно было произойти. Если бы я только мог все логично расставить и додуматься, что может произойти, то, конечно же, все сложилось бы не так. Ничего лишнего знать нельзя! Но на сей раз повезло. Только благодаря… Рано! Слишком рано Вам знать то, что случится в ближайшем времени, а для меня уже в прошлом.

День десятый

Проснулся я настолько поздно, что времени хватило только на то, чтобы перекусить вчерашней стряпней. В цирк вовремя, конечно же, не попал – трамваи подвели (хорошо, что вообще добрался – забастовка у них там что ли). Хотел попросить Мишку подбросить до шатра, но того дома не оказалось. Сказали: «На рыбе с Лешей». Опоздал на двадцать минут. Хорошо, хоть с черного входа вошел да в гримерке переоделся – успел. Буквально минуты через три дверь открылась и вошла Любовь Васильевна.

– Ты здесь? А мы думали, не пришел. Что случилось? Все на манеже репетируют, а ты? Последнее официальное занятие как-никак.

Облегченно вздохнув, я откинул голову к спинке кресла и просидел так без движения несколько минут. Посмотрев в большое, на всю стену, зеркало, я провел по его краю рукой, вспоминая прошлое. Интересно было бы знать, куда подевалась Корабовкина. Почему ушла?

Встав, осмотрел комнату, которую в этом году видел почти что впервые, не считая того одного-единственного раза, когда прятался от буйной каратистки Светы и не менее опасной Ани. Тогда мне не довелось подобающим образом осмотреться и найти изменения. Пока время разрешало, я сделал это сейчас. Перестановок особо не было, разве что убрали пару больших и никому не нужных ящиков, которые лишь захламляли гримерную и мешали пробраться к более нужным вещам. Любовь Васильевна когда-то на днях говорила, что в эту комнату они заходили редко. Во-первых, других хоть отбавляй, а во-вторых, где-то в глубине души все же надеялись на мое возвращение, и оно не заставило долго ждать.

Еще раз обведя глазами знакомые коробки с теми же самыми этикетками и полуразвалившийся диван, располагавшийся напротив окна, я, закрыв глаза, вздохнул и вышел в коридор. Здесь, как всегда, не хватало пары-тройки ламп дневного освещения, но зато стало не так грязно и намного теплее. У противоположной двери, если артисты не поменяли комнатки, не стояло ни одной коробки. Неужели Иннокентий, которого я так хорошо знал, как мне кажется, стал меняться в лучшую сторону? Не может быть. Он, наверно, ждет более подходящего случая, намереваясь сотворить какое-нибудь грандиозное шоу с вовлечением в него некоторых девчонок. Я бы даже посоветовал, над какими проводить эксперименты, если, конечно, случай представится. Что ж, пожелаем ему удачи и надеемся в скором времени увидеть его задумки в реальной жизни. Этот мальчик без дела сидеть не может. У него прямо руки чешутся на всякие крупномасштабные затеи. Его хлебом не корми, дай только в кого-нибудь из катапульты яйцами пострелять!

Манеж был освещен многочисленными прожекторами, а на нем проводили свое последнее занятие в уходящим цирковом году девчонки и мальчишки. Толпа оказалась настолько огромной, что некоторым не хватило места, но они не отчаивались и перебрались за бортик круга – поближе к зрительному залу. В этот час, он, как и подобает, был пуст. Только в одной его части сидело шесть ребят с Кешей – видимо, репризу новую разучивали. А почему бы и нет? Подумаешь, на каникулы уходят! Что из этого? Летом отдых для всего организма, но одной-двумя пантомимами праздник не испортишь, да и друзьям-соседям можно будет посмеяться вместе.

В центре, как всегда, Фоменкова с Конарейкиной – их излюбленное место. Разучивая новые трюки в дуэте акробатов, они мало-помалу оттесняли от себя всех остальных, а те вовсе не сопротивлялись и не высказывали свое недовольство. Это и понятно! Не дай Бог Женя ногой в нос – все, ты в нокдауне! У нее не заржавеет.

Аня, Света, Ксения и Вероника «толкались» своей компанией, разбрасывая во все стороны мячи, булавы и кольца. У Колошиной получалось лучше всех, но и остальные не отставали в мастерстве. Самой проворной из четверки была Анюта (как ее ласково называли подружки). Девочка ловила мячи даже в тех позициях, когда они казались безнадежно пропущенными. За феноменальную ловкость брат Веры в шутку, конечно же, называл ее «Аня – длинная рука!»

Чуть-чуть левее от них, рядом со столиком руководителей, расположились две Оли (Подчечуйкина и Микробывая соответственно). Они, в отличие от квартета профессионалов, только-только освоили все приемы с тремя мячами и перебрались к кольцам. Чудо свершилось! Я даже не мог прогнозировать, когда они освоят и это ремесло – слишком уж долго перебирались на вторую ступень жонглирования.

Сразу же за Женей с Настей по лестнице лазил Вячеслав. Радовало то, что в этот раз подпиливать ее никто не собирался. Каким был настырным мальчишкой, таким и остался. Вот скажите мне, почему он все время приставал к Фоменковой? Других разве нет? Да она его как пнет, тот со своей лестницей в зрительный зал улетит. Не советовал бы я ему дергать ее за косички – сразу придавит, моментально. С этой девчонкой только Иннокентий умел разговаривать, ну и я еще, если было о чем говорить.

В метре – двух от меня, а следовательно, от входа за кулисы – Древний и Продвинутый тренировались с булавами, сделанными из пластиковых бутылок.

Репетиция шла полным ходом, и в этот день каждый старался приложить максимум усилий для того, чтобы овладеть выбранным жанром. Но что можно сделать за полчаса до ее окончания? Практически ничего. Время неумолимо двигалось вперед, и Любови Васильевне все же пришлось собрать детей на манеже, призвать к порядку и добиться полной тишины. Женщина знала – за лето многие не вернутся в коллектив, но это обстоятельство ее не особо волновало: у нее были мы – базовый состав цирка.

– Сегодня последнее занятие, – говорила она. – Надеюсь, в сентябре мы со всеми увидимся вновь и создадим новую оригинальную программу. У меня уже сейчас есть некоторые задумки, но для их воплощения в жизнь нужны вы! Все вы! Я надеюсь, что никто не бросит цирк и пойдет с ним по жизни дальше, как это делаем мы! На сегодня занятие окончено! До сентября!

Все сразу оживились, зашуршали пакетами, сумками и стали собираться. Остались лишь только те, кто был готов к поездке. Они сидели, переговариваясь друг с другом, и даже никуда не спешили уходить, как это обычно бывало после репетиций. Когда удалились все не участвующие в предстоящем выступлении, Любовь Васильевна осмотрела детей, по-видимому, вспоминая то, что происходило с ними ранее: их неудачи и победы, пропущенные выступления и многодневные гастроли. Годы пролетели за одну секунду! Вся их жизнь протекла здесь и сейчас женщина думала об их первом появлении, когда они приходили совсем маленькими и ничего не умели.

– Вы, наверное, знаете, для чего я вас попросила задержаться. Речь пойдет о гастролях в Хагене. Так как все согласны на поездку, еще раз переназначим день занятий, по которым вы будете приходить, чтобы усовершенствовать свое мастерство, ведь там должно пойти самое лучшее. Остановимся на настоящих репетициях, то есть вторник, четверг и суббота, но ко всему прочему добавим еще и воскресенье. Время проведения занятий с девяти до шести часов, в зависимости от сложности номера.

Она сделала паузу.

– Подготовку начнем со вторника, а пока можете отдыхать. Все сведения и более подробную информацию получите в первый день. Пока это все, что я хотела вам сообщить. Увидимся четвертого июня!

Наступила очередь расходиться по домам и нам. Я, не спеша направился к своей гримерке, обдумывая то, чему я должен научиться за столь короткий срок. Проходя мимо полуоткрытой двери комнаты директора, я услышал голос Сергея Дмитриевича – он ушел сюда минуты две-три назад, когда услышал, что звонит телефон.

– Кто? Наталья Сергеевна? Вы не ошиблись номером? Да… цирк. Хотите прийти? Когда… Недели через три? Вы в Париже… Позвольте спросить, какое отношение вы к нам имеете? … ревизоры… Конечно-конечно, можете приходить в любое время. Ждем!

У меня больно ёкнуло сердце. «Сглазил, блин!» Всю дорогу домой меня преследовали неприятные мысли и черные соображения по этому поводу. Я понимал, что все рушится. Вся построенная мной пирамида рассыпается на глазах. Нужен ответный ход – быстрый и четкий, который изменил бы ближайшее будущее.

Войдя в квартиру, я от злости и обиды зашвырнул свой пакет за шкаф, который так в последствии и не нашел; разломал «нечаянно» полку с ботинками и, включив музыку, поудобнее устроился на диване, собираясь отвлечься и расслабиться.

Телефонный звонок прервал все мечты. В тот момент я был готов его выбросить.

– Это Любовь Васильевна! Я забыла сказать тебе на репетиции, чтобы ты во вторник пришел с Сашей. Возможно, в Хагене помимо гимнастки на трапециях будет шест. Сообщишь ему?

– Конечно.

– Удачи!

«Макар» помрет от радости, когда узнает о своем невиданном счастье. Вот что значит быть в цирке, жить цирком, дышать цирком…

Вновь звонок.

«Боже, когда это все закончится?»

– Алло.

Тишина как в подземелье. Наконец через секунду на другом конце линии кто-то громко кашлянул, отчего у меня стрельнуло в ухе, и девичий голос произнес:

– Позовите, пожалуйста, Игната!

– Да, я слушаю.

– Привет! Чем занят?

В голове пронесся поток возможных ответов, и я остановился на одном, более или менее правдоподобном.

– Стихи учу.

С чего бы мне учить стихи? Ну да ладно.

– А зачем?

– Так… для общего развития.

– Ах ты просвещенный наш…

«Откуда ко мне занесло такую мымру? Кто она вообще такая? Что нужно? Может, беженка по телефону – хлеба просить будет?»

– Давай встретимся!

«Вот! Я знал, что это беженка! Нутром просто чуял».

– Пожалуйста. Где?

– У магазина «Исай». В субботу. Устраивает?

Закрыв ладонью трубку, я отсмеялся в сторону и продолжил:

– Вполне.

– В пять!

– Хорошо.

– Тогда пока!

– Ага.

«Что за народ пошел? Никогда не дадут спокойно провести выходные дни в свое удовольствие. Обязательно кому-то нужно позвонить и испортить весь день. Ладно, схожу, посмотрю на нее. Хлеба только нужно взять побольше! Вдруг не одна придет.

Значит, до субботы…»

Гармония… Все должно гармонировать друг с другом. Все должны гордиться тем, что занимаются в цирке! Такое искусство должно жить вечно!

Цирк считается уникальным, и не потому, что в городе подобного нет, а из-за того, что простые дети: мальчики и девочки – добиваются всего, если ставят перед собой такую цель. Главное желание!

Некоторые участники могут даже конкурировать с более взрослыми и опытными артистами… В руках детей все!

С прискорбием хочу сообщить, что операция «Вихрь-антиревизор-два» начинается!

Посмотрев наконец на озарившееся лучами солнца небо, а потом на будильник, Евграфий Порфирьевич понял, что опоздал. Так и не найдя времени сомкнуть глаза, мужчина с трудом доехал до больницы и, поднявшись к себе, запер дверь, рухнув на кушетку практически без признаков жизни.

Бурлящий рабочий день пролетел мимо незамеченным. Приходивший следователь наткнулся на глухую закрытую дверь и, прождав несколько часов, удалился ни с чем. Надоедавший телефон пришлось отключить, а мобильный оставить в выключенном состоянии вплоть до самого выхода из больницы. Мимо регистрационного стола Евграфий Порфирьевич пробирался тайно, словно разведчик, пытающийся оставить гестапо после сотворенной диверсии. Никто не видел, как заведующий покинул место работы, сел в автомобиль и направил его в сторону своего дома.

В дверях квартиры уже торчала сложенная в несколько раз записка. Развернув ее, Евграфий нахмурился и тяжело задышал.

«Здравствуйте, Евграфий Порфирьевич» Целый день не мог застать вас ни на работе, ни дома. Что ж, вы занятой человек. Еще раз взываю к вашему благоразумию. По крайне мере два человека отчетливо видели и могут дать показания, что именно вы забрали дневник Игната Андреевича из больницы и увезли его, как предполагается, домой. Не обманывайте нас! Отдайте его на время следствия, а потом можете читать его сколько угодно!»

«Лиза и Аглая в очередной раз подставили меня. Что ж, все играет не в их пользу. Придет время и им не помогут ни слезу, ни уговоры, ни мольбы. Недоученная практикантка и пенсионерка… Вряд ли после моих характеристик их смогут взять на какую-либо другую работу».

Мужчина смял письмо, не поленился спуститься к мусоропроводу и с облегчением отправил его в полет до первого этажа по зловонно пахнущей трубе. Сморщив нос и чихнув от витающего вокруг этого места «аромата», Евграфий вернулся в квартиру.

Заварив кофе, он несколько раз пытался начать его пить, но так и не смог сделать ни одного глотка из-за проносящихся в голове мыслей. Взявшись за голову, мужчина достал с кухонного ящичка бутылку коньяка и, налив, сел в кресло-качалку.