Loe raamatut: «Грани», lehekülg 5

Доехал быстро – две-три минуты. Домик простой, деревянный, со ставнями и наличниками. Возле дома палисадник, в котором я и застал Эмму Викторовну за посадкой каких-то цветов. Женщина милейшая – седые туго собранные сзади гребнем волосы, крупные очки с массивными линзами, пестрый халат и фартук, объемная телогрейка поверх. Возраст ее был отражен на ее лице и руках, но не портил, а лишь облагораживал. В уже наверное сотый раз в этом городе я представился и рассказал все то, с чем и каким образом я пришел к старушке. Выслушать меня она согласилась весьма охотно, а слушала так, словно сама хотела раскрыть эту загадку, хотя ответ уже был у нее в голове. Ни разу не перебив, после того как я наконец задал вопрос: «Знаете ли вы что-то?», Эмма Викторовна на несколько секунд задумалась, затем присела на хиленькую скамейку возле дома и начала рассказ, не скрывая неравнодушного отношения к теме своего монолога.

– Ланге? Ну что тут сказать… Действительно потеряли все, а ведь много что имели, много чем ведали и занимались, и все, что мне рассказывали об этой семье – лишь хорошее. Сейчас уж нет их потомков здесь – всех выслали. У меня у самой мать немка. Повезло лишь потому, что замужем за русским была, не погнали прочь. А так, правда, молодой человек, всех за одни сутки в сорок первом собрали и увезли. Ничего тогда от города не осталось.

Но это совсем другая история. А Роберт Ланге и правда жил такой, мне о нем рассказывала мама. И невеста Мария была у него. Вот только совсем не знала я, что это и есть Мария Келлер. Когда историю эту впервые я услышала – малеханькая была, всего и не упомнила. Теперь понятно, откуда такой богатый памятник, скорее всего семья Ланге его ей и поставила, ведь Роберт сильно любил свою Марию.

Проделали вы большую работу, чтобы узнать правду. Но Мария погибла более трагично, чем просто умерла с горя. В день своей смерти должна была пойти она на свидание, а к нему хотела подготовиться как следует, дабы очаровать Роберта, потому сходила в баню да намыла голову. Сама она, со слов мамы, красавицей особо не была, но волосы у нее были роскошные, все девушки вокруг завидовали ей. Пора стояла осенняя, уже холодная, не успевала Мария просушить свои волосы, а потому решила привычным для себя способом воспользоваться керосиновой лампой, и над теплом ее волосы прочесать. Одна она была в тот вечер в доме, и что там могло произойти – неизвестно, да только увидели Марию уже на улице, бегущую по дороге словно живой факел. Одежда на ней какая была – вся горела, волосы все опалились. Спасти не удалось, скончалась в тот же день. Свидание молодых не состоялось.

Ох и убивался Роберт. Шибко любил он ее, по рассказам. После смерти Марии еще одни беды немалые свалились на его семью. Как вы и сказали, все большевики по-своему устраивали: и бедных и богатых – всех грабили, крестьянские хозяйства разоряли, имущество отбирали у зажиточных, свой режим устанавливали. И семья Ланге у разбитого корыта осталась. Во времена тех восстаний Роберт и вовсе пропал без вести. Никто его судьбы его не знал – ни семья, ни соседи. Да вот только поговаривали, и сама я склонна этому верить, что по воле своей он те восстания уехал поддерживать, чтобы хоть как-то отомстить красным за семью. Хоть и знал, наверное, что на верную смерть отправился, ее то он скорее всего и искал, потому-что все время поговаривал он, что: «Нет мне жизни без Марии…»

От услышанного я был поражен. Вот и вся легенда, сложившаяся в совершенно противоположную историю. Казалось бы, история простая – житейская, да только жалко, что такая трагедия незаслуженно стерта из памяти горожан.

С другой стороны, а может оно и к лучшему, меньше беспокоят могилу бедной девушки.

О местном проклятии Эмма Викторовна слышала, но никогда в него не верила, да и теперь уж подавно, когда устоявшаяся байка оказалась совершенно несостоятельной.

И все же, после обнародования мной данной истории, она имеет право на существование все-таки также лишь в качестве легенды, но только о совсем другом человеке – Роберте Ланге, от горя отправившимся на смерть в совсем юном возрасте.

Что я чувствую

Вы хотите, чтобы я рассказал, что чувствую? Но я ничего не чувствую, понимаете? Ну, как не чувствую… Ну вот если представить, что чувства – пустыня и все, что в ней происходит – то вот это они. А там ведь не происходит ничего, да? Изредка какая-нибудь ободранная колючка пролетит. И все равно вам хочется послушать и хоть что-то узнать о выжженной пустыне? Хм, ну слушайте.

Ха-а, а вы думаете я одинок и несчастен? Не-ет, я был женат, и от этого брака получил двух прекрасных ребятишек. Почему вы уверены, что после развода мне тяжело? Мы ведь остались друзьями, знайте. И я не несчастен, вот о чем речь. С женой мы прожили счастливую жизнь. Так уж вышло, мы больше не любим друг друга, но у нас есть общие дети, да и сама она красавица и умелица. Мне повезло, что у меня была такая жена, между прочим. Тоски я не чувствую, хоть и приходить в гости стала редко.

Не считайте мое малодушие причиной того, что случилось. Это не так! Сейчас я вполне счастлив. У меня собственный дом. Взгляните хотя бы на яблоневый сад. Да тут же сколько угодно яблок! А до чего красива гостиная? Я и подумать не мог, что в доме бывает так много комнат, а тут еще и собственный гараж. Правда, пока нет машины, но это тоже уже результат. Тут живу уже девять месяцев. Кругом дружелюбные соседи и даже есть собака во дворе. Хотя, вот уже как несколько месяцев я перестал чувствовать морозное утро и ощущать тепло камина. Да ну и ладно. Зато есть камин.

Вот раньше – да! Раньше камина не было. Мы жили небогато, скромно и по возможности. Год назад я еще писал на заказ эти проклятые портреты и иллюстрации для долбанных умалишенных детей за гроши. В те моменты я чувствовал, что не способен на более существенное, и в то же время стремился к этому. Ежедневно работая, я искал то, что смогу потом хорошо продать, что обретет популярность. Чаще засиживался в мастерской за холстом. Иногда искал вдохновение в прогулках, слушая шум реки на набережной или гудки судов на речном вокзале, вглядываясь в прохожих и наблюдая за погодой. Эту какофонию красок я соединял у себя в комнате на льняном холсте. Увы, не всегда удавалось писать сочные и гениальные вещи так быстро, как мой приятель Том, друг и соперник в художественном мире. Но я знал, что напишу нечто необыкновенное, новое и востребованное, что прославит и вознесет меня. В это верили и члены моей семьи, и каждый мечтал о своем.

Марта, моя жена, хотела собственный сад, но жили мы в квартире, и тут уж не до садов было. Миа и Нил, мои дети, мечтали о раздельных комнатах, так как они делили одну детскую на двоих. А сам я мечтал о просторной гостиной с камином, похожей на картинную галерею. Я считал, что каждый уважающий себя художник обязан иметь такую гостиную. Но тогда мы ютились в скромной квартире и надеялись, что вскоре покинем ее. И это должно было решиться очень скоро. Оставалось лишь завершить шедевр, который обязан был обрести признание публики. Зачем же я тогда кропотал над ним шесть лет?

Я тогда сильно переживал, помню, когда состоялось открытие выставки. Они отказали, не приняли, не поняли. Дьявол! Дьявол сыграл в пользу другого. Сейчас ничего не чувствую: ни досады, ни печали, ни радости. Просто спокойно. А тогда – о да, было мерзко. На дворе стоял чертовский холод. Я шел домой и не знал, что сказать семье. Ведь все, во что они верили и ждали, рухнуло и было напрасно… Вся моя жизнь одно сплошное «напрасно», из которого я не видел выхода.

Марта не дождалась. Она собирала чемоданы и детей, когда я вошел в квартиру, похожий на обледенелый труп. Она уже не верила в меня и заранее знала, что я обречен на провал. Она уходила к тому, из-за кого мой шедевр отвергли, из-за кого не признали и не поняли, к самому главному сопернику по творчеству и по совместительству бывшему другу, гениальной и талантливой фифе с большой буквы – Тому Милту. Она спала с ним, как она сама рассказала мне второпях. Моя муза спала с моим врагом, можете представить?

И я выгнал ее и детей. Она не сказала ни слова, лишь сипела неразборчиво и захлебывалась слезами, будто ей не хватало воздуха. Дети плакали, но недолго. Вскоре они молча ушли, и я остался один. Дряхлая, пропитанная несбывшимися грезами квартира опустела.

После я уже ничего не помню. Пришел в сознание в какой-то больнице. Оказывается, я надолго потерял сознание. Мне пришлось пробыть там пару недель. На протяжении всего времени, вот как вы сейчас, меня расспрашивали о том, почему я выгнал жену, и что чувствую из-за неудачной выставки. Я уже рассказывал это даже журналистам, насколько я помню.

Но, после выписки мне подарили дом. Правда! Человек представился давним поклонником моего творчества и рассказал о пустующем доме за городом, который он хочет мне подарить за работы и тот холст, из-за которого я так пострадал. Я отдал это ненавистное вымученное детище без вопросов. И вот, сама судьба и фортуна услышали меня, и появилось все, о чем я мечтал: и камин, и гостиная в виде галереи. Правда, картины там висят чужие, а своих я больше не пишу. Появился и сад, о котором мечтала Марта.

А с Мартой… С Мартой мы остались друзьями. Я, конечно, не смог ее простить, но сохранить дружеские отношения нам удалось. Она приходит в гости, приводит детей и любит сидеть у меня в саду. Ребята любят играть в прятки в лабиринтах комнат и коридоров.

В принципе, история закончилась. Я слишком многое пережил, слишком большие надежды когда-то возлагал и не предполагал, что все рухнет в один миг. Может, слишком раним и близко к сердцу принимал все события, но даже слез выдавить не могу.

Теперь я болен. Мне хотят помочь, зародить во мне семя живых чувств. Но как семени прорасти в выжженной пустыне? Регулярно меня посещает врач, приносит лекарства и беседует со мной. А теперь вот вы. Скучать мне не приходится, событий полно.

Вы хотите, чтобы я объяснил вам, что я чувствую? Мне нечего пока вам ответить.

***

Эта запись речи заключенного психиатрической больницы Марка Фолза сделана 19 ноября 1970 года для следственного эксперимента.

27 февраля 1969 года Марк задушил свою жену, а после зарезал кухонным ножом 13-летнюю дочь и 8-летнего сына. Судебно-медицинская экспертиза признала Фолза невменяемым.