Клюквенники. Записки опера антикварного отдела

Глава 1
Трудовые будни вандалов.

Войнушка ничего так вышла, напряженная. Палили друг в друга отчаянно. Одни бились за святое дело. Другие – с точностью до наоборот, то есть за дело безбожное.

Схема работы у банды была отлаженная. Берешь свой черный пистолет, благо оружием затоварились знатно. Нацепляешь на свое лицо черную маску – чтобы ненароком не опознали, потому как валить наглухо всех свидетелей братва пока была морально не готова. Заявляешься с неофициальным визитом в стоящую на отшибе сельскую церковь. Ставишь батюшку и сторожа под стволы. И выметаешь Святой Храм подчистую, благо не оскудела пока русская глубинка на всякие дорогие штучки, типа икон и серебряной утвари.

Вот и эту церковь в Киржачском районе Владимирской области решили разбойники взять лихим налетом. А потом скинуть добычу оптом с нетерпением ожидающему результатов вылазки барыге, в переводе на русский – скупщику краденого. Но не свезло банде в ту ночь сильно, даже смертельно.

Выскочили пацаны из машины – лихо так и элегантно, любуясь собой. Ринулись коршунами к церкви… И напоролись на решительный огневой отпор.

На их беду батюшка оказался офицером в отставке, притом то ли спецназовцем, то ли десантником, да еще понюхавшим пороху. Так что был он вовсе не бессловесной жертвенной овцой, а вполне квалифицированной боевой единицей. И палить стал сразу, без присущих профессии тщетных призывов к совести и смирению.

Бандиты в долгу не остались и открыли огонь из пистолетов. Только счет вышел не в их пользу. Вот и валяются в церковном дворе двое раненых налетчиков. А издалека доносятся яростные вопли – это народ из деревни бежит, и тоже не с пустыми руками – кто с ружьем, кто с вилами и топором.

Двое лиходеев запрыгнули в машину, без особых душевных терзаний оставив в церковном дворе своих истекающих кровью подельников. А что поделаешь? Ситуация так сложилась – каждый за себя. В любой бандитской судьбе рано или поздно настает такой момент, когда надо позабыть о дружбе и обязательствах. И двинули они прочь на всех парах, проклиная свою бестолковую бандитскую жизнь.

У меня знакомый, светлая ему память, был тогда начальником Киржачского ОВД. С ностальгией и удовольствием вспоминал, как ввели тогда по району план «Перехват», и как оставшихся в живых бандитов лихо гоняли по Владимирским лесам и перелескам. Не ушли нехристи. Милиция взяла всех. Немного подивились оперативники составу банды – там было трое отпетых рецидивистов и один простой и честный военный железнодорожный комендант. Единство армии и народа, только слегка извращенное.

Это был конец девяностых годов. Тогда как раз шел пик налетов на церкви, и кровавых битв на этой почве было немало. В другой области батюшка, тоже со стволом наперевес, умудрился успешно отбиться от очередной разбойничьей шайки-лейки. Ну а многим потерпевшим отделаться так легко не удалось. Сколько народу перебили, перерезали, перестреляли тогда охотники за иконами.

Статистика сама за себя говорит. С середины восьмидесятых годов до середины девяностых число разбоев на религиозные учреждения выросло в семьдесят раз. Много? Да нормально для страны победившего дикого, сволочного и кровавого капитализма.

Нынешняя молодежь, так яростно ратующая за свободу против несвободы и за снос сложившиеся политической системы, даже представить не может, как оно бывает, когда эту самую систему сносят. И какой темный и унизительный кошмар обрушился в «святые девяностые» на страну.

Как черти из омута полезла всякая нечисть – кто с «пером», кто с топором, а кто со стволом. Великая криминальная революция. И откуда столько мрази вдруг нашлось на Руси – уму непостижимо. Хищная, энергичная сволочь, осененная новой верой – в доллар и рынок, так и лезла, подобно тараканам, изо всех щелей.

Нисколько не утрирую. Из каждого репродуктора, из каждого утюга журналисты, политики, экономисты и прочие морально неустойчивые организмы, то есть нравственные авторитеты, вещали: «Руби бабло! Ты для этого и пришел на эту землю, чтобы тупо рубить бабло. Грабь, бухай, отдыхай. И главное – руби бабло. Не опоздай. Бабла на всех не хватит. И не зевай, вокруг такие же жаждущие бабла крутятся вентилятором, так куси их! Куси всех! И греби, греби, греби под себя все! Основа процветания – конкуренция, и только она. Поэтому человек человеку волк и корм».

Мерило успеха одно – доллар. Ну не деревянный же рубль, который обесценивается на десять процентов в день. А мировая валюта – доллар, бакс, зелененький, ненаглядный. Пропуск в светлые райские кущи благословенного Запада с его до боли желанными стандартами потребления.

В начале девяностых курс доллара (или марки с лирой – неважно) был несуразно, просто безумно, завышен. За сто долларов в России можно было полгода прожить. Мы были такой типичной Папуасией в стадии тотального разграбления со стороны «цивилизованного мира». Это когда за бусы покупают целые острова.

И с молодецким энтузиазмом и идиотизмом нашими выродками разграблялось все, что можно обменять на валюту. Кто покруче да пошустрее, тащили на алтарь нового Идола Наживы заводы, пароходы, золотой запас. А другие, кто помельче, пожиже, ну что они могли такого конвертируемого в твердую валюту найти? Ничего? Неправда ваша. В свободном обществе самые широкие возможности есть у каждого гражданина. Можно сестру, или на крайний случай невесту, продать в валютный бордель, а потом вообще карьеру сделать и уважаемым сутенером стать. Можно около пункта обмена валютой с топором стоять и провожать владельцев вожделенных баксов до темного переулка. А можно найти то, чего у нас завались и за что иностранец завсегда готов щедро поделиться валютой. Что же это такое? Антиквариат. Он во всем мире в цене. Его всегда можно перевести, будто по волшебству, в вожделенный бакс. Его всегда с руками оторвет немец, америкос и прочий «гамбургер».

А какой антиквариат самый доступный? Икона. За ними далеко ходить не надо. Их полно. В любой деревне у старушки красный угол с иконами. В любом селе есть церковь со святыми ликами. Заходи и бери. И риска особого нет – только пни посильнее старушку, чтобы не верещала, да врежь по башке прикладом старику-сторожу, который почему-то за свою церковь грудью встает. В общем, все просто. Садишься в машину, берешь бейсбольную биту и обрез, идешь добывать икону.

Добычу сбрасываешь барыге, которых взросло немеряно на народном горе. Или с поклоном несешь гордому немцу, который отслюнявливает тебе двести марок, ободряюще трепя по щеке:

– Гуд, Иван. Карашо!

Главное не забыть кровь стереть с иконы. За рубежом народ чувствительный, такие моменты его психологически травмируют.

– Давай, Иван, неси еще! – после этих слов заезжего германца двести марок устраиваются в кармане бандюка. Нормально.

Только нельзя зевать. Необходимо опередить конкурентов. Потому как их толпы колесят по нашим проселочным дорогам.

Вообще на страну обрушилось какое-то нашествие варваров – безжалостных, бесстыдных и беспощадных. Редко какая банда не баловалась иконами. Сейчас уже подмели сильно и сельские храмы, и в деревенских домах старинных икон почти не осталось. А в начале девяностых их было предостаточно. И в покосившейся деревенской избушке вполне можно было найти икону шестнадцатого века. Не говоря уж о храмах, где порой и сами батюшки не ведали, какую ценность представляют в денежном выражении святые лики в иконостасе.

Размах разграбления был такой, что ныне утрачены целые иконописные школы, потеряны для страны и народа уникальные коллекции. Сколько стоят так и не вернувшиеся в Россию иконы из Изборской церкви в Псковской области? Десять, двадцать миллионов евро? Но не в евро дело. Дело в том, что утрачен целый пласт культуры для нашей страны, и заменить его нечем…

Солнце заходит. В деревне появляется банда. С двух сторон в клещи берут населенный пункт, чтобы не убежал никто и не подал сигнала. И бандиты методично прочесывают дом за домом, в которых в основном живут не способные к сопротивлению старики.

– Давай, старая, икону! И не верещи, как ошпаренная!

Чисто татаро-монголы. Оставляют за собой кровь и разорение.

В тех селах, где народ еще не слишком старый, боевитый и физически подготовленный, люди засыпали кто с вилами под рукой, кто с топором. Знали, что в одну из ночей обязательно придут грабить, и надо быть готовым. Но в основном ведь старики там жили, которые еле с хозяйством справлялись, куда им от орды отбиться.

Ярославская область. В восстановленную в селе церковь прихожане собирают иконы, а в ночь перед открытием храм обворовывают. И нет икон, которые от всей души приносили люди, мечтающие иметь свой уютный и достойный храм. Теперь храм обокраден и осквернен. На душе людей горе. А бандюки вручают очередному пришельцу из дальних краев очередную партию товара, удостаиваясь скупой похвалы сквозь дежурную улыбку:

– Сенкью. Хароший тавар. Приносите еще, сэээр.

И бандитская команда по старым и надежным заветам войск СС едет разорять русские села и грабить следующий храм.

Некоторые церкви тогда за год выставляли по три-четыре раза. Пока вообще не оставались голые стены. Вот так методично, месяц за месяцем, год за годом преступная мразь выметала из городов и деревень наследие предков.

– Гуд, Иван, – уже более кисло принимал новую партию посланец светлого Запада. – Но почему мало?

– Потому что конкуренция, – сокрушается горестно Иван, сжимая баксы в потной руке. – Все вымели…

Не меньше, чем разбойников, развелось и воришек. Узкие специализации были. Кто-то научился отлично работать пневмоножницами и другим инструментом для вскрытия массивных церковных дверей и засовов – это требует сноровки. Были акробаты-купольники, забиравшиеся в церкви через проемы в куполах. Расцвели во всей своей неземной красе мошенники – эти, как сорная трава, пробьются при любом режиме сквозь любой бетон. Одни жулики за мешок картошки получали у старушки икону семнадцатого века с наваром в десять тысяч процентов. Другие незатейливо имени областного музея брали в сельских домах иконы «на реставрацию» с сердечными заверениями вернуть в ближайшее время, при этом представлялись, как правило, сотрудниками областных музеев или управлений культуры. Неистощима фантазия человека, решившего присвоить чужую собственность.

Антикварная преступность постепенно все больше приобретала черты организованности. Цепочка в этом бизнесе длинная. Быки исполнители. Рыночно продвинутые заказчики. Реставраторы, готовые на все за денежку малую. Перекупщики. Перевозчики. Контрабандисты. Несть числа кормящимся вокруг антиквариата.

По хищениям икон самыми пораженными были регионы, где издавна имелись иконописные школы, большое количество храмов. Это Золотое кольцо, Нижний Новгород, Москва и Питер. А на Дальнем Востоке вообще это было как-то не актуально – совершались считанные преступления, и те, как правило, раскрывались быстро.

Проблема была вопиющая. Не видеть это было невозможно. Хотя чем-то удивить народ на фоне ваучеров, Кашпировского, терактов было сложно. Но все равно – будто в душу ежедневно плевали людям эти «любители русской старины». Вот очередной храм осквернен. И такая тоска на душе у прихожан от этого. А братва в кураже своем сатанинском веселится – «грабь, бухай и отдыхай!»

Оставались еще на вершине государства люди со строго порицаемыми тогда прогрессивной общественностью фантомными болями за Отечество. Понимали, куда дело идет. И что, если этот мутный поток не остановить, то в России не останется никакого культурного достояния, ничего, только голые стены. Одно хищение из Эрмитажа перекроет десять тысяч карманных краж. Потому что потери для страны невосполнимые. Ушла икона Рублева – так автора давно нет, новую он уже не создаст. И вот прореха зияет в культурном пространстве России, а у очередной жирной свиньи на вилле на Рублевке или Лазурном Берегу появляется дорогая вещичка, чтобы все его кореша-нувориши от зависти сдохли. Музеи, церкви, частные коллекции пустели с пугающей стремительностью. А разграбленная страна без материальных предметов исторического наследия выглядит жалко и бесперспективно.

Вот в 1992 году и было принято решение о формировании в службе уголовного розыска специализированных подразделений по борьбе с посягательствами на культурные ценности. Головной отдел был в ГУУР МВД России. Его первые начальники – Мехти, Прозоров. Сильно уважаемые нами, причастными, люди, которые создали эту службу, в итоге перемоловшую вал антикварной преступности и уничтоженную уже совсем недавно жизнерадостными и недалекими реформаторами МВД.

С первых дней одной из главных задач службы было кардинально сбить вал преступлений по музеям и церквям. Вот сотрудники уголовного розыска, в основном, раньше работавшие по всякой маргинальной рвани, погружались в странный и необычный для них мир религиозных конфессий и музейных запасников.

С самого начала в службе был системный подход. Сотрудники должны знать, с чем и кем работают. Поэтому устраивались офицеры за партами, узнавая много нового в сфере искусствоведения и религиозных премудростей. Помню, Прозоров требовал от нас минимум раз в месяц посещать с экскурсиями музеи. Отчитывались мы билетами, хотя и заставлять никого не надо было – сами с удовольствием приникали к истокам культуры.

Плотно наши сотрудники общались с религиозными деятелями, организовывали взаимодействие с конфессиями в целях не только раскрытия конкретных преступлений, но и профилактики. И практически все проникались каким-то притягательным обаянием нового пространства своего профессионального существования.

Кстати, некоторые остались в этом странном пространстве на сгибе духовного и материального миров навсегда. Кто-то стал сильно верующими, чтит все посты и творит молитвы. А кто-то через много лет пришел на работу в Патриархию. Ну прямо как я…

Глава 2
Служители культа

Когда расстался с правоохранительными органами, мне год довелось поработать в одном очень крупном православном учреждении. Не буду говорить, в каком – на то нет разрешения его руководителей, которых я очень уважаю. Так что изнутри смог наблюдать некоторые аспекты жизни представителей РПЦ, их взгляды. И должен отметить, что они полностью отличаются от расхожих и тиражируемых всякими недалекими горлопанами штампованных представлений о жирных и невежественных попах.

Вообще, сейчас почему-то стало очень модным пинать Русскую Православную Церковь. Притом солидарно пинают все – и либералы, и консерваторы, и правые, и левые. Иногда пинают искренне, создавая какой-то совершенно странный и непривлекательный образ в общественном сознании. Правда, есть и противоположная сторона, которая не жалеет пасторальных красок. Так что борются две крайности – от «там все святые» до «все паразиты, пьющие кровя из трудового народа».

Действительность к этой пропаганде имеет примерно такое же отношение, как пьяные бомжацкие песни к ариям Большого Театра. Все не так и не то.

Не буду мусолить надоевшие всем гуляющие в СМИ и сети перевранные факты и фактическое вранье. Больше хочется сказать о своих ощущениях – светского человека, окунувшегося в религиозную деятельность. Притом в таком Учреждении.

Что сразу ощущаешь – наполненность мощной и позитивной, где-то устрашающей энергией, за которой стоят тысячелетия Христианства. За которой наша многострадальная и великая история. Предметы, понятия, люди, слова – все наполненного иной, не суетной, а изначальной народной мудрой энергией и смыслами.

Можно сколько угодно, до хрипоты, спорить об истинности и ложности религиозных воззрений, но, очутившись внутри системы, ощущаешь главное – церковь есть монументальное творение, результат тысячелетней духовной и материальной деятельности человека разумного и верующего. Долгими веками строились удивительные храмы. Создавались прекрасные предметы искусства, религиозного назначения. Оттачивались в дискуссиях важнейшие понятия, гранились, как драгоценные камни, лучшие душевные устремления. Также совершались великие ошибки, неблаговидные деяния, кипели темные страсти – без них ведь тоже не бывает человека. Эта энергия материальных и духовных свершений ощущается там явно.

И еще там совершенно иные отношения со временем. Почему-то именно в Учреждении, когда ты попал в его сферу и крутишься в его порой достаточно банальных бытовых и материальных заботах, ты воспринимаешь течение времени совершенно по другому. Ощущаешь, что жизнь – всего лишь миг в плавном течении Вечности. В поступках, взглядах причастных к религии людей – во всем это просматривается. Церковь степенна и не суетна. Церковь – не пожиратель, не убийца времени. Она его маяк.

Работа в Учреждении – это ежедневное разрушение штампов. Например, о вечном мракобесии и недалекости попов, якобы до сих пор с неохотой принимающих факт, что Земля круглая. Мол, все старозаветные христианские каноны – это взгляды и риторика иудейских пастухов древности. А попы верят в эти сказки или, понимая их сказочность, корыстно умышленно пичкают ими паству.

На самом деле все с точностью до наоборот. Гуманитарное образование священнослужителей всегда было на высочайшем уровне – это не секрет. Знание истории, языков, литературы – батюшки всегда могли похвастаться этим. Не говоря уж о постижении чисто религиозных материй. Но и в естественнонаучных их воззрениях мракобесия что-то мной не замечено.

Те, кто пришел служить церкви сознательно, как раз одержимы стремлением познать мир во всех его оттенках и ипостасях. Да и риторика среди продвинутых священнослужителей вовсе не ветхозаветная, а вполне современная.

Наслушался я в религиозных разговорах за чашкой чая и про параллельные реальности, и про квантовую запутанность. И про доказательства взаимодействия духа и материи. Притом удивили не только вполне рациональные и глубокие взгляды, но и определенное стремление и увязать, и размежевать религиозные и научные способы познания реальности.

Конечно, это не дискуссии в сельской церкви, а риторика людей, занимающих достаточно высокое положение, духовно развитых, не растерявших с годами неукротимого стремления к постижению мира.

И еще насчет невежества. Вот отец Александр, он же Ильяшенко, с которым общался много лет, как с заместителем руководителя отдела Патриархии по связям с армией и правоохранительными органами. Он тоже невежественный в естественнонаучных дисциплинах? Для справки, бывший физик-ядерщик, долгое время работал в Курчатовском институте. Помню, как в разговорах очень доступно объяснял нам концептуальные просчеты в термоядерной физике, и почему затея с термоядерным реактором вряд ли в обозримом будущем увенчается успехом.

А сколько известных советских академиков были глубоко верующими людьми. Тот же основоположник советской космической программы гениальный математик и физик Борис Раушенбах прославился трудами и в исследовании христианского искусства, и в вопросах изучения веры, автор монографии «Логика Троичности». Трудно представить, что такие люди глупее тех, кто огульно обвиняет всех верующих в невежестве и недалекости.

Надо отметить, что интеллектуально Церковь вполне подстроилась под наше подстегнутое прогрессом время. И ощущает себя тут вполне свободно.

Ну а как с антисоветизмом и хрустом французской булки, ностальгией по монархии и сословным барьерам? Правда, что вся церковь ненавидит не только коммунистов, но и весь советский период? В принципе, высказывания многих представителей РПЦ дают основания для таких утверждений. Но истина, как говорится в «Секретных материалах», совсем не там, а где-то рядом.

Я искренне удивился, когда в одной из бесед с руководителями Учреждения выяснил, что по убеждениям они вовсе не антисоветчики, и не слишком уж сильно скорбят об угнетении коммунистами церкви. Даже больше – они сами чуть ли не сталинисты. Во всяком случае, сочувствующие. У одного дедушка был руководителем республиканского НКВД, и он им гордится. К непростой советской эпохе относятся с уважением и, насколько позволяет христианский гуманизм, в целом с пониманием. Вот и слышу я от одного из высокопоставленных иерархов РПЦ:

– Понимаешь, для Русской Православной Церкви – судьба России, ее неделимость, сила, крепость государства всегда были главным. И монахи не устранялись от борьбы с врагами, сами дрались и с татаро-монголами, и с разными французами-немцами. Подвигали людей на борьбу и бились в окопах. Поэтому те, чьими трудами Россия стала великой – как к ним мы можем относиться без должного уважения? А тот же Сталин сделал для укрепления Российского государства так много, как никто другой.

Мне стало интересно, и я завел старую песню:

– А репрессии все же были.

– Вся история – это репрессии. Это исторический процесс. Они были всегда. Потому что такое вот человечество. Во все века были жертвы. Главное, чтобы они не были напрасны. А Петр Первый, а Иван Грозный, те, кто сделали Россию великой. Жестко правили, да. Но главное – на пользу Отечеству.

Интересно, но к юбилею Сталина именно одна из организаций РПЦ издала праздничный календарь, в связи с чем либеральная общественность ядом брызгала в неистовстве.

Также заметил, что нет сильного акцентирования на теме о том, чтобы подставить щеку врагам. Зато защита Отечества – звучит очень часто. Взявшему оружие за Отечество грехи прощаются.

Среди батюшек кого только не видел. Немало служивого люда. Помню батюшку – подполковника запаса, бывшего командира звена ядерных стратегических бомбардировщиков. Не счесть ветеранов всяких войн.

«В окопах атеистов нет» – известный термин, который вызывает какую-то ироничную, а то и озлобленную реакцию. Есть, конечно, атеисты в окопах. И не каждый солдат, попавший в переделку, приходит к Богу. Но то, что свист пуль, осознание хрупкости твоей жизни и смерть друзей наталкивает на мысли о судьбе и Высших смыслах, а желание залечить душевные раны немало людей приводит к тем, кто это делать умет, то есть в церковь – с этим смешно спорить.

Поэтому среди священнослужителей много отставных военных, ветеранов различных войн. Вон, легендарный Павлов, тот самый, чей дом в Сталинграде прогремел на весь мир, по очень настойчивым слухам в итоге стал монахом. Что, нам претензии к такому человеку предъявлять?

Все эти достойные люди. Они что, тоже антисоветчики? Дураки? Что-то недопонимали? Менее ответственные, чем оголтелые критиканы церкви? Нет. Просто они увидели свой путь именно таким. И, учитывая значимость этих людей, их авторитет – необходимо признать – значит, что-то есть притягательное и важное в таком пути…

Главное ощущение в Учреждении – за всей бытовой суетой, хозяйственными проблемами, кучей организационных моментов, за массой бестолкового, как в любой организации, хаотичного движения ощущается какая-то инаковость. Это иное пространство. Эти люди на какой-то другой волне. Жизнь там видится под другим углом.

Там, несмотря ни на что, во главе стоит постижение духа. А в миру чаще, даже если люди и пытаются постичь дух, все равно все сводится к постижению материальной стороны мира.