Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

И Жизнь исчезла, растворилась в лунном воздухе, оставив его выбирать. Выбор предсказуем. «Каждый, кого я встретил на своём пути, на моём месте нарисовал бы душу на Луне, но не Анастасия!».

Она была вне себя от возмущения, ярость бушевала в ней! Готова погибнуть от осколков спутника, но не уступить Жизни ни капли своей судьбы! «Как же так!» – возмущалась она! – «Ещё посмела сказать: «Шах!»! Не хочется мне жить по чьим-то правилам!».

–Зачем играть те роли, что нам отведены?! – воскликнула она, когда осколкам оставалось лететь лишь минуту. – Ведь мы с тобою вовсе не актёры! Они, можно сказать, подвели нас за руку к тому, что мы сначала убьём твою душу, а потом ты её нарисуешь.

–Не они подвели, а мы сами! – ответил с тоскою Арлстау, во второй раз прощаясь со своей душой.

–Жизнь сама толкнула тебя на то, что ты проспал весь свой век, который принадлежал, лишь тебе! Не играй по её правилам, прошу тебя!

В её словах мольба, а в его мыслях: «Как же ты не понимаешь?!».

–Рисую, потому что быть хочу с тобой всегда! – воскликнул ей бездонными словами, и у обоих на сердце стало горячо.

–Думаешь, не родимся, если пойдём против них? – тихо спросила она, лишившись прежнего пыла, и слеза скатилась по и так уже мокрым глазам.

–Я не знаю этого! – ответил ей он честно и отчаянно. – Я знаю, что мы уже простились век назад с моей душой, и нет смысла вновь о ней печалиться! Зачем лить слёзы о том, что мы уже пережили, о том, что оплакали давно?

Чем-то хотела возразить, но тот пал на колени, вытащил кисть и повёл её медленно, вокруг себя по белой почве. Семь долгих секунд он шёл с нею по кругу, три вздоха и три выдоха, и лишь раз замерло сердце, и душа была нарисована!

Обычный круг, казалось бы, но он вспыхнул сильнейшим светом, и художник воскликнул мыслями, глядя на него: «Ни на что моя душа не похожа! Нет ей подобия, как и каждой душе! Сам себя лишь обманывал!».

Попытался выйти из круга, но ничего не вышло, ноги не смогли сделать и шага. Запер своё тело в своей же душе – всё наоборот у него, не по тем законам, по которым все привыкли жить!

Его любовь в слезах глядит на своего художника, прижала ладонь к невидимой преграде и тянется к нему! И он взаимно протянул к ней пальцы, и он почувствовал её ладонь, не смотря на преграду, не смотря, что заперт он.

Круг вспыхнул, и свет души художника взлетел наверх. Летел так быстро, как умел, чтобы успеть. Осколки были слишком близко, и луч света остановился на высоте трёх километров, и вся Луна накрылась яркой оболочкой, что цвета волн и океана.

Оболочка состояла из слабого света. Наверное, чтоб видеть, что за мир вокруг тебя, ведь мир их больше не узреет неба, не утонет в сиянии звёзд, но каждый житель этой планеты поблагодарит за это обоих художников!

Мир, изменивший всем краскам – он стал совершенно другим. Даже белая почва изменила себе, смешав себя с синевой.

Несомненно, в такой красоте кто-то точно останется жить, и не все полетят наслаждаться Землёй.

Люди и авры глядели на всё, как на новую жизнь, на запертого художника, как на спасение. Они молились за близкие им души, считая, что за их помолятся другие и ждали удар, который всё решит.

Удар настал, осколки рухнули одновременно, со страшным грохотом, с неудержимым свистом, и всё исчезло на миг. Но миг, и свет вернулся к ним, хоть и стал чуть темнее.

От осколков на оболочке остался лишь налёт. Лишь налёт и только. Он не мешал, но скрыл нутро планеты от будущих Землян.

Люди и авры, что отложили войну друг с другом на долгие годы, искали глазами художника по имени Арлстау, горячо желали к нему обратиться, подарить искренние, тёплые слова, но он уже покинул их, выбрался из своей же души вместе со своей Анастасией, оставив им другую, которой суждено править их миром, как пожелал Данучи.

Не нужны ему слова! Всё понятно и так, что желают сказать; всё понятно и так, что ответит. Когда тебя благодарят, и ты отвечаешь: «Спасибо!».

Удар не расколол планету, не разорвал на ней все швы – лишь сместил с орбиты и отправил покорять другую.

Порою, дают тебе что-то одно, а ты говоришь: «Одно это мало!», и ты абсолютно прав! Тебе дают второе, а ты отвечаешь: «Две не дают!» и ошибаешься. Протягивают третье, а оно оказывается лишним.

Также и в этой Вселенной. Спутник, хоть и прекрасен, но оказался лишним и глядел он на две планеты свысока. Он оказался не прав…

Не всем им жить при тусклом свете, хоть часть Луны закончила свой час. Если б любили всю планету – не встретили войну, комету, и свет, возможно, не погас…

-–

Арлстау и Анастасия сидели в одном кресле. Он в кресле, а она на нём, обвила его красивыми ногами и целует его очень-очень вкусно, наслаждаясь каждой молекулой губ.

Крепко прижимаются друг к другу, и сейчас у них одно дыханье на двоих. Невозможно, как соскучились! Хоть пол тысячелетия им дай – не насытятся друг другом, не вкусят все атомы любимой души, не насладятся всем теплом родного тела.

Принадлежат друг другу без остатка. Желаю каждому такую же любовь!

Каждый человек на Земле, и злой, и добрый мечтает о вечной любви, но, лишь единицы её получают, лишь единицы задумываются, почему они её не получили, для чего вечность обходит нас стороной!

«У всего свой срок!» – кто-то скажет, и ответить ему придётся: «Ну да, ты прав!», зная, что он то точно не задумается…

–Почему не догадалась раньше, что в деревьях наша погибель?! – наконец, воскликнула Анастасия, крепко сжав руку художника. – Это ведь так очевидно!

–Не согласен ни с первым, ни со вторым. – ответил на эмоциях. – В Деревьях наша жизнь, а не погибель. Видишь, не совсем уж это очевидно…

–Мы первые из художников, которые пронесли этот дар через век! Какая жизнь? – промолвила она так, будто истощила себя полностью, хоть миг назад была такой счастливой!

–Прости меня. – ответил ей художник обречённо.

–Это ты прости меня! – прошептала искренне.

–За что?

–Ты прав был в том, что люди сами должны отказаться от веры в конец. Я надавила на них своим даром и стала кукловодом, и большинство людей нашей планеты подчиняются мне. Если скажу им прыгнуть в пропасть со скалы – они прыгнут, а не одумаются. Я не хочу, чтобы так было. Безвольность не подарит счастья никому…

Он представил всё это и покачал головой, оставив всю горечь в сердце, не отразив её на лице.

Она поцеловала его, он ответил и простил её за всё во время поцелуя, а она простила его за всё ещё пол века назад.

–Почему ты всю жизнь любил рассказывать истории? – спросила она, заглянув в глаза.

Ярко бросалось в глаза то, насколько её это волновало.

–Истории, – усмехнулся Арлстау. – Это, всего лишь, моя фишка. Они ничего не значили.

–Значили! – не согласилась она.

–Рассказывая чужие истории, можно неплохо сотворить свою, – перефразировал он слова мальчика по имени Жизнь, что были произнесены на острове.

Она усмехнулась грустно его фразе, но он сделал вид, что не заметил.

–Я читала их все сотни раз, и каждая была в моей жизни, но не в нашей.

–Так и есть, нашу жизнь я храню в сердце, а не на листке бумаги.

–И я храню в сердце… – парировала она.

–Хочешь, расскажу историю, которой нет в моём дневнике?

–Хочу! А почему ей не нашлось в нём места? – спросила она, и глаза её вспыхнули.

–Боялся, что она сбудется. – с грустью ответил художник.

–А теперь не боишься?

–Боюсь.

–Почему рассказать желаешь?

–Я не знаю, как жить мне в этом, уже незнакомом мире и, как растопить его лёд…

–Я тоже не знаю, но, главное, что мы вместе! – сбила его мысль она, не желая её продолжения. – О чём твоя история?

–Об Ангеле-хранителе.

–Расскажи, – прошептала она.

Каждый жест это круг – с чего начинается, тем и заканчивается. Как раньше уже не будет, после его жеста. «Она не она, я не я, наш мир стал не нашим.» – это мысли Арлстау. Он совершил свой коронный жест над краем их пропасти и обрушился, а она не поймала его за руку, потому что рук у него не было.

Взял её ладони в свои, заглянул в незнакомые глаза, с которыми намеревался, как можно ближе познакомиться и начал ту единственную историю, которую ему придётся сократить:

–Снег падал с неба на человека, и тот отряхивался, а свет не падал на него, ведь он его не замечал. Ещё не понимал его значения – не знал, что это ценное, с течением своим всегда желал спешить! Лишь радовался жизни, плескался, лишь во временном, но не спросил ни у кого: «А как мне жить?» … Затем человек всё понял! Выбор один: пол жизни тем, что не нравится или всю жизнь то, что любишь! Выбор был очевиден, и свет полился на него ручьями. В эмоциях своих себя нашёл, разыскал свою душу средь чувств. Боготворил своих близких, восхвалял свой народ, отгонял его от пропасти, не читая скучных мыслей… Бездонный коридор, и нет пути назад, хоть чуточку подвластно время. Потерял нелюбимых, и тут же повстречал любимых, чертами похожими на тех, кого терял. Но время, как волна – бывает, и снесёт. Не по воле судьбы, но он потерял свою возлюбленную, ушла она в другие миры, где потеплее…Через год он встретил девушку, и каждой своей красотой была схожа, лишь с той, что ушла навсегда! Полюбил и её, но не смог он понять одного, с каким временем он столкнулся – с прошлым или будущим. Ангел-хранитель смотрел на это всё и не мог себе позволить вернуться на небо. Глядел в человека с печалью, жалел, что тот, понимая всё, ничего ещё не знает. Семь лет, и Ангел-хранитель отдал ему всё, остались только крылья. Подождал, не ушёл, но человек снова упал, и вновь у ангела выбор: человек или крылья! Пришлось отдать и крылья. Без крыльев ангелу невыносимо, но он терпел, не уходил, а человек сделал ещё один шаг в сторону пропасти. Многое произошло в его жизни от этого шага – и потери, и благости, и падение задуманного, и свершение выдуманного…

Раздался жуткий крик вдалеке, и первый удар потряс Землю своим желанием убить! Анастасия пошатнулась, слегка улыбнувшись, но не упала. Порез на груди спрятан под платьем, и нет в нём капель крови, но боль была, довольно, неприятной.

Художник бросился к ней, затем к окну, заглянул вниз, а вокруг деревьев столпились тысячи людей, и казалось, что каждый из них готов пожертвовать собой, лишь бы убить первых художников Земли.

Они ведь все увидели седьмой фрагмент Данучи, и путь его, быть может, ничему не учит, но, как же так не можете понять: убить художника – планете смертный яд!

Арлстау был вне себя от злости, ведь ранили его любовь. Он готов был превратить их всех и в пески, и в камень, но Анастасия остановила его громко:

–Нет, не тронь мой народ! – и добавила тихонько. – Лучше, расскажи до конца свою последнюю историю…

–Мы можем их остановить, кто бы там ни был! – воспротивился художник.

Второй удар. Голос сдержал крик, а лицо не выдержало и расплакалось. Она присела на пол у окна и закричала своему художнику:

–Расскажи!

Сел рядом с ней, хоть и не успокоиться. Она положила голову на его бёдра, а он гладил её тёплые ладони и боролся с самим собой. Горел желанием ослушаться и сорваться с цепи, разорвать их всех на кусочки! Было одно «Но» – Анастасия уже не желала жить на этой планете, она думала о следующем шаге, как художник её и учил! В её мыслях было что-то такое, чего она ещё не сказала, и это что-то важное…

–Шаг человека подвёл его к пропасти, – продолжил он историю, – но вместо того, чтоб спастись, человек решил на краю не прожить, а сыграть, бросив кости, и у ангела не осталось повода не вернуться на небо, хоть и не снится небу белый снег, и капли дождя в том небе не летают… Человек не упал, но ангел исчез, а ему на смену прибыл ангел-хранитель вчерашней потери, которой не стало, пока человек играл со своей личной пропастью! Вот и вся история! – заметно сократив её, закончил Арлстау, чтобы побыть лишнюю секунду с ней, ведь не знал, когда вновь родится и с нею встретится.

«Раз её не спасу, значит, и мне здесь нечего делать…». Иначе он не может, и это не благородство!

–Ты, просто, хочешь побыть со мной, вот и убил свою историю! – раскусила она его.

–Я хочу остановить людей! – взмолился он. – Моя цепь становится хрупкой!

–Не нужно. – заскулила она, заревела. – Представь, сколько я жила здесь, в этом холоде – куда мне ещё! Устала я очень от этой планеты! Хочу с тобой на другую…

–На какую? – спросил он её.

–Что с той девушкой, которую он встретил после потери возлюбленной? – не ответила она на вопрос. – Она осталась с ним, или ангел-хранитель лишился крыльев зря?

–Она и была его возлюбленной! – тяжело вздохнул художник. – Просто, он небо подарило ему вечную любовь! Нельзя лишиться крыльев зря, их лишаются вопреки!

–И, правда, не рассказал мне всей истории, – обиженно промолвила она.

–Не успел бы – не так много страниц, но не видно конца в ней…

–Ты любишь меня? – спросила она тягостно, поймав пятый удар.

Перед последним ударом люди медлят, потому она знала, что успеет всё ему сказать.

–Люблю! – на вздохе ответил ей он.

–Пойдёшь за мной в другие миры?

–Пойду…

Анастасия прижалась к его губам, но, лишь на миг, а затем, наконец-то, призналась:

–Я нарисовала продолжение нашей с тобой души!

–Я знал, что ты сможешь! – засиял он в ответ, ведь сам желал это сделать перед тем, как заснуть.

–Но не на полотне. – продолжила она, и художник замер от предвкушения. – Внутри Солнца есть планета, на ней нарисована наша с тобой душа. Душу Солнца ты увидишь, как только меня не станет. Когда решишься начать со мной новую жизнь на той планете, что под Солнцем, что в тысячи раз больше нашей Земли и в миллионы раз красивее, убей душу Солнца!

«Когда решишься?!» – спросили его мысли, но голос произнёс вопрос:

–Убить душу Солнца?

Такие вопросы вернее оставлять без ответа. Анастасия сделала вдох и выдохнула в художника свою, заключительную искренность:

–А пока я буду твоим ангелом, но не лиши меня всего…

Смотрела ему в глаза, прощаясь с ним, а взгляд уже успел застыть, успел потухнуть в этой жизни! По её щеке бежала слеза, но сердце уже остановилось! Тело никак не могло охладеть к рукам художника – не желало прощаться! Её ладонь сжимала его руку в тот момент, когда Анастасии не стало

Она умерла у него на руках, и Арлстау завыл, как раненый зверь, заскулил и разрыдался на её израненной груди. Слёзы проникали в её нежность, а душа художника впервые ощутила пик любви к Анастасии!

Она умерла у него на руках, и он не желал это помнить в следующей жизни…

Прошло семь секунд, как её сердце остановилось, и одно из деревьев оглушительно рухнуло на непробиваемый лёд, и по планете побежала трещина!

Вместе с ним упала с потолка душа Солнца. Видимо, художник был готов…

Душа Солнца упала без грохота – как пёрышко летела, кружась и переворачиваясь.

Полотно метр на метр, но на нём огромная душа! Она выглядела также, как само Солнце. Насыщена той же ослепительностью и теплом. Художник видел душу Солнца и не раз, и не раз глаза его обманывали – не так она выглядит, как он думал. Анастасия видела её другими глазами. Точнее, своими…

Первый удар пронзил лёгкие, и мысль: «Как она их терпела?!» запечатала в голове её смелость.

Оторвался от Анастасии, положив аккуратно на пол её тело и взглянул на диких людей, терзающих деревья. Они были, действительно, дикими – в лохмотьях, с перепачканными лицами, босыми ногами и голодными глазами! На расстоянии ощущалось их зловоние и желание – убить! Сейчас они выбирали, кому достанется честь второго удара, и желающих было полно!

–Что? Почему он отчётливо видел их лица, раз деревья коснулись небес?

–Потому что Земля за сто лет приподнялась до неба!

«До небес путь короткий, если не пешком!» – такой была мысль художника, когда тот впервые увидел деревья, что коснулись небес…

«Боже, что это за мир? Куда я попал?» – обратился художник к Богу, и Бог ответил в его же, собственных мыслях: «Этот мир не твой, ведь в нём ты и один способен поместиться…».

Ответ заставил художника ждать смерть, и она к нему пришла.

–Шах и мат! – воскликнула ласковым, женственным голосом девочка по имени Смерть и начала отсчёт, но не вслух.

Куда-то делась её хрипота – видимо, сегодня у неё какой-то праздник, раз, даже голос наделила сладостью…

–Шах и мат был ещё на Луне. – безразлично не согласился художник.

–Нет, на Луне ведь ты не позволил бы своей возлюбленной умереть, – задела она за живое.

–Ты знаешь, что я Смерть, что моя сестра – Жизнь. Обычно, художники не имеют понятия, кто мы такие, даже на последнем вздохе! Раз ты знаешь, то, думаю, будет честно предоставить тебе выбор…

–Говори.

–Твоё сердце стало чистым! – воскликнула Смерть. – Настолько, что руки сами к тебе вернулись! Теперь, ты здрав всем телом, чист продолжением души, и твой дар способен на всё! Хоть убей ты этих дикарей, хоть щади безнадёжно, сердце останется чистым, и это не позволит тебе после смерти быть вместе с Анастасией, ведь в её темноте души заблудится каждый, даже ты, и вы можете не встретиться, когда родитесь снова. Не справилась она без тебя, много ошибок. С тобой этот мир продержался бы меньше, при чём, на много – окунул бы ты его в воду и забыл отпустить. Ты не можешь их спасти! Твой мир уже упал с обрыва, когда тебе позволили заснуть…

Откровение с запахом крови, ну художника им не смутить.

–Я хочу пощадить этот мир! – прервал он слова Смерти. – Дать ему второй шанс…

–Люблю считать. – ответила она раздражённо, ведь каждая секунда дорога. – Шансов уже было больше двух, и ты бы, конечно, мог ещё им его предоставить, но я же сказала Шах и мат!

–И что? – с вызовом ответил художник.

–Ты лишился души, когда спас чужой мир! Два мира спасти – никому не дано! Ты загнал себя в тупик, точнее, Жизнь подвела тебя к нему, держа за руку.

Три строки и всё ясно, как устроен наш мир. Ни один не прожил в нём напрасно, хоть король ты, хоть самый ужасный, хоть для мира всего ты кумир…

–Жизнь это лабиринт, – продолжила Смерть о своём, драгоценном. – Ты бы из него не выбрался, никому это не удавалось! Художники всегда действуют вдвоём, друг друга подгоняете в мои объятия! В этот раз три художника, и, признаюсь, мне было интереснее, чем когда-либо!

–Рад, что угодил, – вздохнул художник, желая побыстрее закончить этот диалог.

–Ты удивил меня своим решением разделить свой дар, и Анастасия меня не огорчила, потому я для вас, как должник! Вам обоим пора начать жизнь с чистого листа…

Удивила его Смерть словом «должник», но художнику захотелось увидеть страх в её глазах, и он его ей предоставил всего одним вопросом:

–Что будет, если я откажусь от своего дара?

Смерть помолчала чуть-чуть и ответила на половину честно:

–То же самое, что нарисовать свою душу на планете!

–То есть, спасу её?

–Есть «но».

–Ещё бы! – выдохнул художник.

–Вспомни, что было, когда Данучи отказался от дара – осколки спутника замерли, но, когда он пропустил двенадцатый удар, планета не спаслась без твоей помощи!

–То есть, отказаться от дара это пустое дело?

–Понимаешь, Жизнь испытывает. Для всех художников отказаться от дара – это огромная ошибка. Это, как не пройти испытание, данное жизнью! Такая штука жизнь – сама просит, но желает, чтоб не отдавал! В случае с Данучи, всё иначе – он, ведь изменил свой разум, когда отказался от половины своей чистоты, потому он любил воевать, но он мыслил не так, как другие художники! Ты помог ему, без тебя бы он не справился, и эта была его благодарность тебе! В глубине души он надеялся, что не нанесут последний удар, и тебе не придётся оставлять свою душу в его мире…

Последние слова зацепили художника. С теплом вспомнил о Данучи – восхитился его поступком. «Ради будущего отказался от дара! Я бы так не смог!».

–А я бы справился без него?

–Нет! – снова удивила Смерть, хотя Арлстау считал иначе.

–Знаешь, я жил жизнью, которая мне не нравится. – начал художник свою откровенность. – Следовательно, я всю жизнь жил неправильно! Я смотрел по сторонам, и жизнь каждого мне не нравилась! Каждого! Другим я был, не мог я жить, как все. Я жил то, лишь, благодаря вере, что кем-то когда-нибудь стану, и кем-то стал задолго до того, как научился рисовать, но, к сожалению, я это не заметил. Всегда хотел другого, того, чего ни у кого не будет – только у меня. Здесь каждый может стать художником, но до сих пор не стали, а я никогда не смогу отказаться от дара! Выйдя в путь, ничего не знал я о душе! Теперь, понимаю, насколько она важна…

–Порою, всю жизнь нужно прожить неправильно, чтобы хоть что-то узнать о душе, – ответила ему своей, собственной истиной.

Художник выглянул в окно, уткнув ладони в подоконник. Люди столпились перед деревом, глядели на него и бездействовали. Они замерли, они чего-то ждали – отложили свой коронный, двенадцатый удар!

–Чего вы ждёте? – закричал им художник, но не откликнулись они, не шелохнулись и глазами не повели.

–Думаешь, чистым уйти? – усмехнулась Смерть.

–Играю с судьбой. – ответил ей Арлстау.

–Пытаешься думать только о себе?! Не поздно ли?! – расхохоталась Смерть. – Они ждут, от чьей руки умрёт их мир – от твоей или Анастасии. В эту секунду мир умирает от рук твоей возлюбленной, от её вспышки чувств, но ты можешь это исправить. Она твоя любовь, твоя супруга – кому, если не тебе, разделить с ней тяжёлую ношу и следующую жизнь провести с ней в любви, а не врагами на поле боя. Расклады ведь могут меняться – сам знаешь, что брошенные в воздух кости имеют двенадцать сторон…

В её руке сверкнул кинжал, и Смерть поместила его в ладонь художника, не спросив на то разрешения.

Взгляд Арлстау коснулся кинжала, а в нём порхает его собственная душа, и она живая!

Он это почувствовал и не мог не улыбнуться своей ошибке в лицо. Держа его в руке, он ощущал не холод, а тепло. Пригрел губами – оставил лёгкий след.

Перевёл взгляд на продрогшее тело Анастасии и направил свои ступни к душе Солнца, что заждалась своей участи.

Вспомнил, как любил просыпаться от его лучей. Вспомнил каждое утро, каждый восход и закат. Вся его жизнь пролетела перед глазами и махнула рукой на прощание…

–Тебя каждый поймёт, – подтолкнула его Смерть, – даже скажет спасибо, что ты так закончил всё, а не как иначе!

–Где мы больше всего были живы, там мы больше всего и нужны… – сказал он ей о своём, просмотрев всю свою жизнь, и глаза стали мокрыми.

У каждого художника своя причина, почему он творит и почему не может остановиться.

Арлстау замахнулся кинжалом и замер на миг, почувствовав мандраж, и ударил по полотну своей лёгкостью!

Кинжал проник в душу Солнца и впитал её в себя одним вздохом, смешав с душой художника. Рука не дрожала, ладонь не обожглась, потому не выпустил кинжал из рук. Взглянул на него и не знал, как назвать то сияние, что пылало в его правой руке!

В кинжале было Солнце, и переглянуться с ним взглядом невозможно, но и выпустить из рук не очень-то хотелось. Чувствовал художник, что без его ладоней кинжал не справится.

Чуть помедлив, всё же, подошёл к окну, чтобы взглянуть, что будет. Смерть встала рядом – ей далеко отходить не надо. Наблюдала вместе с художником, как завершается жизнь, как начинается новая…

Солнце начало меняться на глазах – в нём бурлили оранжевые краски, становились гуще, но готовились умереть! Солнце пыталось вспыхивать, но ничего не получалось! Его огонь куда-то улетал и создавал своим прощанием другие очертания – те, что не такие тёплые.

Небо зарумянилось в последний раз, и тут же потухло вместе с Солнцем, оставив этому миру лишь ночные краски.

И снова темнота, но взгляд стремится вверх, чтобы взглянуть на планету, на которой Анастасия нарисовала продолжение их души.

Продолжение души – не тот же круг, а ярчайшая звезда, из которой они оба не пожелают выбраться!

Планета, действительно, хороша. Пусть вдвое меньше Солнца, но с Землёй размеры и богатства той планеты не сравнить. Земля для неё это нищий – и визуально, и изнутри!

На ней те же моря и океаны, но они сиреневые, как платье девушки по имени Жизнь. Морей меньше, чем суши, а, значит, мир не разделён на континенты. Суша богата всеми красками, и, если Земля это зелёная планета, то на той планете все цвета и оттенки, но в основе бордовые и алые.

Арлстау представил алые клёны на ней, услышал, как синие птицы поют, кружась над острыми скалами. Сочинил в голове, что сиреневые волны теплее тех, что накрывали его с головой.

Затем пожелал, чтоб на этой планете души и авра, и человека не были похожи на круг.

Планета сама подсказала, что на ней поселятся три разума – люди, авры и змеи, и Арлстау задумался об этом дальнем будущем. «Что же это за мир такой, раз именно эти три разума решили в нём собраться?!».

Не терпелось начать. «Вроде бы, я всё здесь закончил…». Впереди Новая жизнь, которую так сильно ждал!

–Я счастлив, что именно так всё сложилось в моей жизни! Благодарен каждому дню! Я знаю, для чего родился; знаю, для чего жил; знаю, во имя чего я умру!

Смерть не ответила, промолчала, улыбнулась чему-то и задумалась о своём.

–О чём думаешь? – не выдержал художник.

–Задев чью-то душу своим пороком, ты способен избавить не только её от этого порока, но и половину мира от него, да и другую половину тоже…

Девушка не спешила, растягивая слова! Девушка знала, что без её взмаха руки никто не убьёт художника

–На острове была пятая статуя. – продолжила она и поймала заинтересованный взгляд художника, чему очень была рада. – Твоя и Иллиана до сих пор стоят не тронутыми. Статуя Анастасии в день красного цунами лишилась, лишь щита, но она рухнула, когда проснулся ты…

Последнее слово она искусно растянула для эффекта.

–Почему? – немедля, спросил художник, боясь умереть именно в эту секунду.

–После смерти у тебя будет много времени подумать! – разочаровала Смерть своим ответом и продолжила. -Две рухнули, после цунами – статуи полководца и Леро, которую Анастасия решила не показывать тебе! Ревность…

Затем изящный жест рукой и восклицание:

–Она часто бывает не права!

–Что было в руках Леро? – тихо спросил художник, и Смерть не могла этому не улыбнуться!

–Она стояла на одном колене, – громко ответила она, – на берегу океана и играла вам всем на скрипке..

Её лицо было наполнено сильнейшими эмоциями, когда это говорила, словно вот оно счастье для неё – сказать коронную правду в конце!

Одна секунда стоит всех восьми тысяч лет игры!

–Вот как! – улыбнулся художник и что-то из этого извлёк.

Жаль, что забудет потом…

–Знаешь кто нанесёт последний удар?

–Кто? – с благодарностью спросил художник.

Благодарил за вторую интригу, но не более.

–Иллиан, – ударила она на третий слог.

–Думаешь, пожертвует собой?

Он не был удивлён, что тот жив. Раз родился на том острове, значит, больше других понимал суть своей же игры. Раз не рухнула статуя, значит, ещё не вышел из игры этот боец.

–Думаю, да! – уверена была Смерть.

–Я его заранее прощаю – он, наверное, тоже устал! Пора обоим начинать нам новое, но всё, что уже создано, пусть вечно хранится в памяти каждого, пусть не остынет его след…

–Иллиан больше не родится, как и Леро!

–Почему?

–Потому что все, кто наносит удар по деревьям, навсегда лишает себя души!

Художник хотел задуматься, но времени мало.

–Хочешь третью интригу в дорогу? – прервала его мысли она.

–Хочу.

–Жизнь не любит образы, ей нужно всё целиком, пусть и не сразу! На твоей планете она продлилась восемь тысяч лет. Когда ты нарисовал свою душу на Луне, ты наградил их всех чистым разумом. Многие прожили сотни лет. Немногие тысячу. До восьми тысяч лет дотянул лишь один персонаж той планеты, остальные родились здесь. Персонаж помнил лишь последний век своей жизни. Это я так решил! Это справедливо – столько и отведено человеку. Когда этот человек забыл тебя, тогда ты и очнулся! Угадай, кто это – Алуар или Анастасия?

В последнем имени послышалось шипение, но это Смерть – любит она так играться, и счастье на её лице сейчас неизмеримое!

«Вот так да!» – выдохнул художник. – «Так люди и умирают с улыбкой на лице…». Не знал художник ответа, ведь над этим вопросом он не размышлял. Хотелось верить в одно, но в голове крутилось, что всё не так просто, что все интриги были продуманы до мелочей!

«Леро со скрипкой, Иллиан с мечом в руке и восемь тысяч лет!». Может, и к лучшему, что всё именно так, а не иначе. Не по зубам наука о душе, потому искусство о душе мы выбираем…

–Об этой вечности ты так безжалостно мечтал?! – засияла Смерть, увидев выражение лица художника. – Раз души решил рисовать, то ты первый претендент на вечность! Ты готов?

–Да, – выдохнул художник.

–Как звучит твоё имя?

Её последний вопрос был так похож на первый, когда спросила: «Сколько тебе лет?!», что художник не мог не засмеяться напоследок.

–Моё имя Арлстау! – воскликнул громко он.

Раздался последний удар, и Иллиан стал пылью, лишённой души, а художник завершил своё падение!

Упал на широкую спину, выронив ставший тяжёлым кинжал.

На лице еле заметная улыбка от сказанных собою слов, а в глазах запечатано счастье. Не ожидал именно сейчас, но это жизнь, а смерть и так слишком милостива.

Быть может, через минуточку он был бы к ней готов, но Иллиан не дал ему шанса, узрев, во что превратил он их Солнце! Всего-лишь, в какую-то планету, до которой ему не достать…

Художник видел своё тело, улетая в облака, и оно было таким беззащитным. Зачем защита, если ты уже мёртв?! Художник видел, как где-то далеко и глубоко, на дне океана, рухнули две статуи, а брошенные кости впервые коснулись дна.

Пусть облака были тёмными и беспросветными, но он среди них не только что-то потеряет, но и что-то найдёт! Анастасия в них. Быть может, ждёт или без остановки ищет своего художника.

Смерть заглянула в его потухшие глаза и усмехнулась, позавидовав слегка. Бережно подвинула его тело ближе к Анастасии – не ногою, как обычно, а ладонями! Отряхнула руки и поаплодировала так, как видела это в кино!

Затем она исчезла…

Кинжал, что лежал между ними, не устоял на месте и закружился по часовой стрелке. Ему бы остановиться, одуматься, но тяжело держать в себе душу художника и душу звезды. Желание одно – отпустить.

Стрелки часов – кузнец противоречий, кудесник перемены мастерства. Пробьёт твой час, и сам попросит встречи, и смерть не станет ждать глубокий вечер, и жизнь – уже опавшая листва…

Кто-то увидел своими глазами, кто-то, лишь ощутил затылком. Два света вырвались наружу и смешались в единое целое. Их родственность не имела значение, так как не имела границ. Были одним, а стали чем-то новым.

Но чудо – лишь момент. За секунду Земля стала Солнцем, погрузив себя под немыслимый жар! И свет её другой – он, как океан, и глаза ослепляет иначе.

Новое Солнце за четырнадцать секунд увеличилось настолько, что поглотило всю Вселенную, но дало шанс другим мирам воспрянуть от нового света…

На седьмой секунде Солнце обожгло половину планеты, на которой предстояло жить художнику! Ожёг стал пустыней, и планета улетела в другие Вселенные, навстречу неизвестности. Найти свой свет, возможно, и в чужом.