Анжа слышала, но старалась не вникать в ее крики. Она понимала, это всего лишь страх. Страх – мамин, а не ее собственный. Сапоги из добротной кожи, мех на плечах, сумка с сухими припасами, – Анжа обернулась и в последний раз осмотрела их чум, убеждаясь, что взяла все необходимое. Голос малыша нарастал, как и бессильный гнев матери – девочка ощущала, как воздух перед ней дрожал.

Вдох. Спокойствие.

– Я вернусь через пять дней. Не забывай есть, пожалуйста. Лю не перестанет орать, пока ты не перестанешь.

На этот раз голос не дрогнул – это ее успокоило и усилило уверенность в собственной правоте. Она исполнит то, ради чего была рождена.

– Все будет хорошо, мама. Вернусь раньше, если ничего не найду.

Анжа отодвинула нависающие над входом шкуры и ступила наружу. Ледяной ветер обдал лицо. Метель завыла так, что малыш Лю замер, тревожно прислушиваясь.

– Нет, вернись! Я тебя не пущу! Я сказала, вернись!

Мать проскакала за ней пару шагов, снег доставал ей до колен и обжигал неутепленные ноги. Рыдая, не в силах отвернуться, она продолжала кричать, просила, умоляла дочь вернуться в дом.

Закусив губу, Анжа упрямо шагала в сторону леса, не оборачиваясь.

***

Шаман никогда не врал.

«Духи шепчут мне о ваших жизнях, духи знают о ваших судьбах».

Он разложил перед Анжей кусочки коры – она видела, как он сушил и красил их прошлым летом, и потому знала, под каждой из них – рисунок.

«Выбери три и разложи предо мной своей рукою».

Анжа не спешила. Шаман ее не торопил. Он тихонько мычал на одной ноте, вскоре начал покачиваться из стороны в сторону – едва заметно, но потом все сильнее. Анжа не обращала на него внимания. Его низкий голос помогал думать, будто отсек все лишние переживания.

Она присматривалась к кусочкам, какие-то ей нравились – объемные, фактурные куски дерева темно-коричневого, серого, бежевого цветов. Многообразие путало, а она хотела сделать правильный выбор.

Анжа подняла беспомощный взгляд на шамана. Глаза его были закрыты, толстые губы над бородой надулись, как у старой лягушки, щеки блестели от нанесенной краски – с каждой стороны на лице шамана краснели защитные руны. Устав размышлять, Анжа села точно так же, как он – скрестила ноги, вытянула шею и положила руки на колени, ладонями вверх. Кусочки коры были там же, – она уже успела их хорошенько рассмотреть.

Если чего-то не видишь, то что-то обязательно почувствуешь. Она вытянула руку над кусочками и прислушалась к ощущениям.

За утепленными стенами хижины свистел ветер, из леса донесся волчий вой.

Пальцы дрогнули, ощутив внезапное тепло – чуть левее, вот здесь. Теплый кусочек коры. Анжа взяла его в руку и положила себе на ноги. Снова ладонь над этим беспорядком, глазам любопытно, но девочка зажмурилась, не поддаваясь им. Другой кусочек, – выше, – он мягкий? Будет вторым.

И последний. Ладонь колет холодом, хоть в хижине и тепло. Острый. Боясь порезаться, она осторожно положила его рядом с остальными.

И только тогда открыла глаза.

Шаман смотрел на нее и молчал, тепло улыбаясь.

– Открой их.

Анжа перевернула первый и второй кусочек коры рисунком вверх и помедлила. На двух из них был похожий рисунок – очертания медвежьей головы. Анжа посмотрела на шамана – тот ждал, не меняя выражения, пока она не откроет третий.

На последнем был нарисован клык. Шаман жадным взглядом пробежался по символам, отстранился и коснулся ожерелья из перьев и костей на своей груди, обратив лицо вверх. Когда он воздел руки, ветер с пронзительным свистом ворвался в шатер и колыхнул огонь, едва не затушив его. Анжа вскочила на ноги, но не сходила с места; на несколько мгновений стало темно, только белки широко распахнутых глаз неподвижного шамана блестели во мраке.

– Гибель, – произнес он, когда шатер вновь наполнился размеренным светом пламени. – Гибель и смерть идут за тобой, Анжа. Если дашь раскрыться пасти Енгура, голод настигнет тебя, а потом и тех, кто рядом, и не пожалеет никого.

Анжа рухнула на колени, растрепанные длинные волосы скрыли лицо.

– Значит, и я, и мама с братом – все умрут? Как отец?

– Я видел, что ты – важное звено, Анжа. Тебе суждено либо погубить всех, либо спасти.

Она подняла лицо. На щеках блестели две мокрые дорожки.

– Спасти? Я могу их спасти?

– И спасешь, – улыбнулся шаман. – Зная, как ты хороша в стрельбе, точно скажу, что голод вам не страшен. Но слушай внимательно, – он нахмурился, поманив ее поближе и перейдя на шепот, – ты можешь сделать гораздо больше, можешь спасти всех нас.

Она подняла брови.

– Я видел сон, – продолжал он шептать, – и долго не понимал его значения. Но, теперь я понимаю, там была ты; две отсеченные головы – две победы, и третья, которая решит исход всего. Анжа, – он положил крупные ладони на ее худые плечи.

– Ты – наша спасительница. Теперь я понимаю, что должен рассказать тебе. От успеха зависят жизни не только твоей семьи. Ты готова провести ритуал, чтобы голод не настиг наш край?

Ее сердце стучало так часто и громко, что мешало слушать шамана, но она запоминала каждое его слово, ведь от этого зависело так много.