Loe raamatut: «Распечатано на металле»

Font:

Дизайнер обложки Nickt Less

Иллюстратор Yonoyona

Корректор Ксения Елюкина

Корректор Корректор Анонимный

Иллюстратор Cledanio

© Кирилл Павлов, 2023

© Nickt Less, дизайн обложки, 2023

© Yonoyona, иллюстрации, 2023

© Cledanio, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0060-9987-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Распечатано на металле

Если убить убийцу, количество убийц не изменится.

Сэр Уинстон Черчилль

От автора

«Распечатано на металле» – то произведение, которое необходимо читать в отсутствие изначального понимания сюжета и знания сюжетных поворотов. Незнание – одно из важнейших правил прочтения книги, ведь вам как читателю придется вжиться в шкуру главной героини 1029, проникнуться ее историей и испытать тот спектр эмоций, который сможете. Произведение следует прочесть дважды, ибо именно два прочтения подарят вам полную кольцевую палитру взглядов, которая заложена в тексте. Первое прочтение будет уникальным тогда и только тогда, когда вы будете стоять перед книгой нагим – без понимания того, о чем она. Второе же прочтение позволит вам сопоставить впечатления, которые вы получили в первый раз, и те, что получили, уже зная сюжет.

I

…Кто управляет прошлым, – гласит партийный лозунг, – тот управляет будущим; кто управляет настоящим, тот управляет прошлым

Джордж Оруэлл «1984»

– Работник номер 1029, прошу, пройдите в комнату к начальнику отдела, для регистрации как частично дееспособной единицы. – сказал металлический голос машины.

Я только что пришла на свою первую рабочую смену после длительной реабилитации. За пару месяцев до этого мой коллега 781 случайно прорезал мою правую щеку острым осколком трубы и повредил мне челюсть. Обычно люди восстанавливаются около нескольких лет, но мне повезло, и моя реабилитация заняла всего два месяца. Еще год я должна ходить с огромным швом на щеке, но это меньшая из трудностей, с которыми я могла столкнуться. Перед тем, как пройти в комнату регистрации персонала, я заметила, что 781 на рабочем месте уже нет. Я не предала этому никакого значения – он никогда не занимает вовремя свое рабочее место. Я совершенно не понимаю, почему его до сих пор не отправили в «Перевоспитательную», но подозреваю, что некогда он был хорошим работником. Я поднималась в комнату начальника отдела с безжизненным лицом и осматривала все помещение с высока. Комната моего руководителя находилась достаточно высоко, и лестница тут была такая, что если ее расшатать, то можно разбиться и лишить жизни часть рабочих, что уж говорить о стенах. Звуки работ наполняли это место смыслом, а меня – радостью. Мне было трудно улыбаться из-за шва, но я ощущала спокойствие за наш город, ведь этот огромный завод мог произвести, пожалуй, все, что только захочется. Вон там станок, на котором производится обувь, согласно стандарту номер четыре. Чуть выше – отдел окон, работающий по стандарту номер пятнадцать, а вон там и мой – отдел сантехники. Здесь производятся трубы по единому стандарту номер 10. Его придумали еще до времен нашего великого Часового. Хотя о таких вещах говорить не принято, я это помню. Я тоже своего рода лицо революции. Меня изобразили на одном из плакатов. Если бы я могла его сейчас показать, я бы сказала: «Вон, смотрите, я та девушка справа снизу». Я была тогда еще так молода. Я не люблю вспоминать свою юность, хотя, наверное, 25 лет – это все еще небольшой возраст, но по сравнению с 16 годами… Я не заметила, что поднялась к кабинету, моя рука произвольно скользнула по ручке и легко открыла дверь.

Мой начальник отдела имеет кодовый номер 111, однако мне приказано называть его Товарищ начальник.

– 1029, рад вас видеть.

Я сразу распознала в 111 что-то не ладное. – он очень редко называет меня на «вы».

– Здравствуйте, Товарищ начальник.

– Прошу, присаживайтесь. – он указал на стул прямо перед его рабочим столом.

Я села. Внезапно я почувствовала запах сигарет «Люмия» в комнате, обнаружила, что рыжая прическа 111 более не растрепана, а вместо рубашки на нем теперь скучный черный комбинезон. Улыбку на его лице сменила холодная мина, которую я бы никогда не заметила, если бы не пропавшие веснушки. Я ничего не понимала, но догадывалась, что 111, так же как и 781 отправили в Перевоспитательную. Видимо, он уже окончил свой курс. А 111? Есть вопросы, на которые не следует получать ответы.

– Итак, вы знаете, зачем вы тут?

– Да, мне необходимо подписать бумаги о частичной дееспособности. – мне было немного больно говорить, но я старалась этого не показывать.

– Правильно. Но, к сожалению, руководство обнаружило, что у нас нет для вас работы, поэтому мы приняли решение отправить вас во временный отпуск. Подпишите пару бумаг – и вы свободны до полного выздоровления.

Я не могла представить свою жизнь без работы, но тем не менее я подписала все согласия, ибо в ином случае я рисковала тоже отправиться в Перевоспитательную.

Я вышла из своего отдела и ощущала на себе миллионы взглядов моих товарищей по цех. Они все смотрели на мою щеку, на мой мерзкий шов, это все из-за него.

Я ушла с фабрики. Я никогда не была так свободна в выборе своего досуга – я ведь всегда работала на нашего Часового по 14 часов в день, а оставшееся время тратила на еду и сон. А теперь что? Куда я должна идти? Мне нужно пробудить собственное восприятие, дабы не сойти с ума. Фабрика, фабрика, фабрика…. В голове одна чертова фабрика! Точно! Паб «Вне времени» – туда уходит большинство тружеников, но сама я там никогда не была. Я не могла увидеть что-то еще в этом городе, физически. Как только я начинаю развеивать свое туннельное зрение – мне сразу становится плохо, меня сильно тошнит, а после мною овладевает паника, словно я вот-вот переживу сердечный приступ. Я прошла сквозь черные подворотни и с помощью чувственной памяти смогла выйти на нужное место. Перед входом в паб стояло еще не так много пьянчуг. Все они, вероятно, относились к неисправимым, но это не помешало мне прийти сюда. Я не должна была заходить дальше – я ощущала, что за этой дверью меня охватит тьма, – но я пересилила себя. Мое сердце хотело разорваться на маленькие кусочки и выстрелить шрапнелью во всех, кто здесь был, но тело пересилило мозг. К счастью, это была не душная от таких же, как и я, улица, это было просто небольшое помещение. Я взяла над собой контроль, но споткнулась и упала на бок. Голова моя тряслась словно при эпилептическом припадке, а глаза практически лопались как резиновые шарики. Ко мне приблизился темный силуэт, от него пахло спиртом и мочой, этот резкий запах сделал только хуже, но я не ожидала услышать еще и голос.

– С вами все в порядке? – спросил он.

Я хотела схватиться за уши, но знала, что, если сделаю так, меня отправят куда-то очень далеко – дальше, чем в Перевоспитательную. Мой мозг смог проанализировать этот силуэт и увидеть в нем человека. Это был мужчина. Он был одет в легкий синий комбинезон и поношенные рабочие ботинки. Сам он был полностью лысым.

– Н-нет… Я… я в порядке. – я отвечала очень неуверенно, с комом в горле.

Мне было страшно. Он помог мне подняться и провел к ближайшему столику.

– Может вам воды? Выглядите не очень.

Я не смогла отказаться и кивнула. Он что-то обсудил с другим черным силуэтом, и мне принесли небольшую бутылочку воды. Руки мои дрожали, и я попросила его налить мне стакан. Постепенно паника начала отступать, я смогла сделать пару глотков, и холодная вода смогла на время остудить мой жар от пребывания тут. Еще некоторое время я просто сидела и смотрела в стол, пока мужчина не спросил меня.

– Так как тебя звать?

«Какой логичный вопрос» – подумала я.

– Мой рабочий номер 1029. А твой?

– Нет-нет, кажется, ты не поняла. Я не про номера, я про твое имя.

Я почувствовала непритворное отвращение, но почему-то моя память словно начала просыпаться, но воспоминание могло пробиться. Нет, я не готова дать ему ответ.

– Я… я… – я не знала, как ему ответить, но ответить надо было.

– Яна? – сказал он, перебив меня.

– Нет, просто я.… я не помню своего имени. Для меня «я» – это 1029, и я всегда была 1029, ни больше ни меньше.

– Так ты из показательных рабочих? Тогда что ты тут делаешь?

Я указала на свою щеку. Шов был все еще ужасным, и мне было страшно показывать его хоть кому-то.

– У меня нет работы на ближайший год.

– Так это же хорошо! Как думаешь проводить время?

Время?! Как я буду проводить время, когда я все еще живу своей работой. Я всегда жила идеями и думала только о том, какой диаметр доджна иметь труба. Нет… я впервые могу ответить иначе. Я должна что-то сказать.

– Я… я не знаю. Это место – одно из немногих, которые я знаю, кроме своего дома и места работы. Поэтому я и пришла сюда. Правда, я не знаю, что люди делают здесь.

– Вижу… Что ж, раз ты уже здесь, не хочешь ли ты выпить?

Я не уловила, когда мы успели перейти на «ты».

– Я вроде как уже. – сказала я немного неуверенно.

Он рассмеялся и похлопал меня по плечу. На удивление я даже не испугалась, но все еще не понимала, о чем речь.

– Нет-нет. Я вовсе не про обычную воду, я про алкоголь.

– Алкоголь? – спросила я.

– Да. Знаешь, как его называют у нас? «Огненная вода». Не слышала никогда?

– Нет.

Он улыбнулся, но с пониманием отнесся к тому, что я не знала, что такое алкоголь.

– Ладно, я не собираюсь кидаться в тебя научными терминами, пожалуй, я скажу по-обывательски. Алкоголь как обычная вода, только от нее становится тепло и хорошо.

– Что значит «хорошо»?

– Ты словно перестаешь находиться в этом сраном городе и освобождаешься от привычных законов мироздания. Попробуй, ты не пожалеешь! Первый стакан за мой счет. Что скажешь?

В обычной ситуации я бы отказалась, но раз здесь, значит, я пришла сюда за этим.

– Ладно, я думаю от одного стаканчика хуже не будет, верно?

– Его будет мало! Бармен, стаканчик фирменного этой даме рядом со мной.

Темная фигура плеснула что-то в стакан и подала мне. Стакан выглядел так, словно туда налили очень мутную воду. Запах этого вещества был похож на запах моего собеседника… Я ведь так и не спросила, как мне его называть.

– Кстати, как мне тебя называть?

– Алекс, мое имя – Алекс.

Алекс… Звучит благородно, но это имя ему, если быть честной, не очень идет.

– Что же, А-Алекс, – я запнулась, я уже почти никого не называю по имени. – Если я умру от этого напитка, то эта смерть будет на твоей совести.

Он пожал плечами и улыбнулся. Я поднесла это пойло ко рту и выпила все залпом. Вкус был отвратительным – помойные воды вперемешку с горячим бетоном, а послевкусие и вовсе отдавало пластмассой. Мне сразу стало тепло, а паника постепенно отступала, а вместе с этим появились и легкость в руках и тяжесть в ногах. Голова словно потяжелела в два раза. Я попыталась охладить себя водой, но быстро поняла, что это не поможет. Я отодвинула пустой стакан и прижала руку к своему виску. Почему-то только сейчас мне пришло в голову, что, кроме шва на своей щеке, я не помню ничего о том, как выгляжу. Я опустила голову и увидела свою обувь – я все еще была в прорезиненных ботинках с высокой подошвой. И руки – на мне были надеты кожаные перчатки. Логика подсказала мне, что я сейчас одета не в свою рабочую форму, это было что-то другое – что-то вроде повседневного наряда или даже наряда для встреч. Поэтому Алекс и не понял, что я рабочая. Я не понимала, во что я одета. Вероятно, это что-то вроде пальто или типа того? Мне пришлось наклониться чуть ниже. Нет, на мне были надеты коричневая жилетку и немного помятая синяя клетчатая рубашку. Ладно, проехали, надо поддержать разговор с Алексом, а не то, думаю, я и вовсе отпугну его.

– Вроде как, я в порядке. Мне чуть полегче.

– Рад слышать. Еще по одной?

– Нет, пожалуй, не стоит. Есть что-то еще?

– Да, конечно. Виски, мой любимый ликер или, может, что-то более «холодное», если ты понимаешь, о чем я?

Постепенно я начала замечать, что для меня становится все более и более привычным это помещение. Темных частей для меня почти что нет, все люди отчетливо видны. Это очень странно, может, дело в этом алкоголе?

– Что из этого вкуснее?

Весь день я провела, пробуя коктейль за коктейлем, благо, денег у меня было столько, что я могла позволить себе пить тут хоть каждый день. Я мало трачу – мне не на что. Мне было весело с Алексом, он рассказывал шутки и постоянно пытался показаться веселым. Он был такой беззаботный и такой забавный! Примерно на пятом коктейле мне стало очень плохо. Мой шов дико заболел, а содержимое желудка полезло наружу. Как назло, туалет занял какой-то пьяница, но сделать то, что нужно, прямо здесь я просто не могла. Я сказала Алексу, что вернусь, и вышла на улицу.

Я зашла за угол паба и, убрав руку от своего рта, испустила из него все свои поганые мысли. Я называю иногда это так. На улице был уже вечер, мне было пора отправляться домой, но сил идти не было. Когда я закончила сие действие, ко мне подошел и схватил меня за жилетку чернокожий мужчина в шляпе, кожаных перчатках, резиновых сапогах и длинном черном плаще.

– Где оно?! – крикнул он, смотря мне прямо в глаза.

Я ничего не понимала, но, раз этот мужчина для меня не силуэт, значит, я его знаю. Но откуда? Я не могла ничего вспомнить под действием алкоголя.

– Что вам от меня нужно? – сказала я, запинаясь и чуть ли не плача.

– Ты сама знаешь. Я искал тебя 9 лет и нашел у гребаного бара, когда собирался отлить! Ты хоть понимаешь?! Мне сказали, что придет время, когда ты сможешь мне помочь!

На крики выбежал Алекс, он попытался нас разнять и принялся говорить, так как я была не в состоянии.

– Так, успокоились, а не то я вам обоим лица раскрошу.

– Успокоились?! Успокоились, блять?! Ты серьезно?! Кто ты вообще, ебать тебя в сраку, такой? Новый нализыватель пи… Ладно, неважно, мне нужно то, что есть у нее. Без этого каждый из нас обречен быть замороженным до конца своих гребаных дней.

– Кто ты такой, и откуда ты ее знаешь? – спросил Алекс, пытаясь разредить обстановку.

– Я сам, мать его, Уинстон Вилсберг, а она сама, блять, до… – Уинстон не успел договорить, сзади ему в спину прилетела пуля.

Он упал на мои руки, но я не удержала его, и он шлепнулся прямо в сделанную мною зеленую лужу. Снова раздались выстрелы. Одна пуля пронзила мне грудь, и я тут же упала рядом с Уинстоном. Боль в груди в моей разбитой от огненной воды голове будто смешалась с этим отвратительным запахом. Вот он – напиток агонии. Тут же в мой бок прилетела еще одна пуля. Я пыталась прикрывать свои раны, но из них все равно струилась густая и горячая кровь. Алекс поднял меня, я пыталась понять кто стрелял, но для меня стрелявший так и остался темным силуэтом со значком «Органов опеки за жителями» Думаю, Алекс назвал бы их «Полиция» – было их названием до революции. Я помню, ибо самолично убивала их. Все смешалось в одно: чувства, запахи, звуки, мысли. Я не знала, чему верить. Я услышала, как Алекс говорит: «Все будет хорошо, потерпи еще чуть-чуть». Но в моих глазах потемнело, тало так легко. Я закрыла их и погрузилась в темноту…

II

…Естественная свобода человека заключается в том, что он свободен от какой бы то ни было стоящей выше его власти на земле и не подчиняется воле или законодательной власти другого человека, но руководствуется только законом природы

Джон Локк «Два трактата о правлении»

Я проснулась в своей постели в холодном поту. Я задыхалась, но мои внутренние часы не позволили мне встать на несколько минут раньше, хотя мне снился кошмар. Я попыталась прийти в себя. Как хорошо, что это был сон, и я смогу спокойно пойти на работу!

В сорочке и кружевном белье я вошла в уборную, где наконец увидела свое лицо. Я ожидала вновь увидеть обезображенную щеку, но я остолбенела, когда увидела, что рана почти зажила. Я начала ощупывать себя. Да, это мой маленький носик, вот зеленые глаза, еле-еле заметные брови, небольшой лоб. Это золотые кудри до плеч, вьющиеся как корни деревьев, которые я видела уже давным-давно. В моей голове что-то заиграло, что-то зашевелилось, словно шестерни в машине, словно рабочие вернулись после перерыва и вновь начали что-то двигать. Я попыталась прервать эти ощущения и двинулась к календарю. Мое сердце замерло. Я смотрела на календарь следующего года. Не так давно я вешала календарь девятого года после революции – теперь тут висел календарь десятого. Значит, это был не сон? Я умерла? Но почему я воскресла? О великий Часовой… Кажется, я вспомнила.

Во время революции я поклялась в верности нашему великому Часовому и стала его верным помощником. Я сражалась за его имя, и за свои заслуги я была удостоена его награды. Он даровал мне возможность переживать свою смерть раз за разом, но каждый раз терять год своей жизни – просыпаться в следующем году, но для всех остальных все это время жить привычной жизнью. Я почти уверена, что единственный, кто мог помнить меня мертвой, – Алекс. Я не знаю где он сейчас. Вероятно, в Перевоспитательной, или вовсе убит. Мне тяжело думать об этом, но я хотела бы уберечь его от любой участи. Я начала вспоминать, но я никак не могла протянуть нить до имени Уинстон. Почему я забыла это? Это же часть меня, часть моего сознания! Я должна вспомнить, а не то я рискую и просто забыть, что я человек. Я понимала – надо найти то, что от меня так хотел Уинстон.

Я быстро привела себя в порядок и надела то, что надевала всегда. Мне нравился этот наряд, он был не слишком выделяющимся, но и не слишком простым. Также я нашла свою немного поношенную коричневую шапку, она была хороша для такой ветреной погоды. Чувствую, отныне гулять я буду много и долго, но пока я не собираюсь ее надевать – мне нужно закончить некоторые дела тут. Я начала думать, где же в своей скромной комнатушке я могла что-то оставить? Тут было-то всего-ничего. Справа в углу кровать, а рядом с ней окно. Матрас мой иногда кажется очень мягким, но на самом деле он достаточно плотный, и, скорее всего, он размяк просто из-за своего возраста. Там явно не могло быть ничего интересного. В шкафу, где было всего три наряда, я уже покопалась. Про кухонный уголок и говорить не приходиться. Я почему-то решила порыться в комоде. Там были лишь очень старые часы на цепочке. Я решила, что у меня с собой всегда должно быть что-то, за что я сражаюсь, ведь, если Уинстон не врет, я должна что-то поменять, чтобы я и этот город не были заморожены во времени навечно. Под моей кроватью была небольшая коробочка, куда я складывала всяческие вещи, связанные с моим прошлым. Тут были куколки, парочка фигурок и… Вот оно – единственное сохранившееся письменное послание в этом городе, зашифрованное и напечатанное на металле.

Когда я смотрю на него, в моей голове всплывает воспоминание. Лик нынешнего Часового – это неправильный лик, это лишь то, как Часовой видит себя, а не то, кем он является на самом деле. Я бы не вспомнила этого, если бы не это послание. Я отчетливо помню лицо нынешнего Часового: оно гладкое, на нем густые усы, на голове короткая, но опрятная прическа, а сам Часовой молод как никогда. Великий Часовой, которого я помню, был уже не молод, усы его сливались с бородой, и он был вовсе не брюнетом – он был блондином, прямо как я. Я не могу вспомнить других деталей – его лицо словно смыто, но зато я помню, как у меня очутилась эта штука. Сам великий Часовой подарил ее мне еще до революции, но я не помню при каких обстоятельствах. Проблема в том, что послание состоит из белых квадратов, расшифровать которые может только он. Уинстон явно искал эти записи, значит, он нашел способ расшифровки – там явно что-то важное. Пластина с посланием была достаточно толстая и носить ее в руках было бы, наверное, сродни суициду. Хотя для всех это кусок металла с белыми квадратиками, но, так как в моем городе запрещена любая письменность, за исключением официальных бумаг, я не хочу рисковать. Одни примут эти квадратики просто за рисунок, вторые – за текст. Что ж, видимо, у меня действительно нет выбора – я должна попасть к великому Часовому, чтобы узнать, что в этих записях. Он их уничтожит, но я возьму свой кассетный диктофон и запишу все, что он скажет. Даже если он откажет мне, люди узнают, что от них что-то скрывают. Мне не страшно умереть, я проснусь тут и что-то да сделаю.

Я выглянула в окно. Из него отчетливо была видна возвышающаяся над всеми домами башня Часового. Это было величественное здание, из которого открывается вид весь город, высоченная башня с самыми большими часами в мире наверху. Я восхищаюсь ей, но я никогда не была внутри. Видимо, настал тот час, когда я побываю там.

Я взяла свою сумочку, которую обычно использую для документов, но на этот раз я положила в нее металлическую пластину, диктофон и пару кассет и прикрыла их всякими отчетами и другими официальными бумагами. И, судя по датам, я должна буду их сжечь уже через три дня. По закону номер 145 все бумаги подвергаются сожжению по истечению срока годности. Мне нельзя больше терять ни минуты. Кто-то бы взял с собой оружие, но если меня поймают, то никакой нож не поможет, а если у меня его найдут, то у меня будут большие проблемы. Ну все, теперь точно пора выходить.

Я вновь открыла дверь своего дома. Сегодня она была особенно тяжела, а мои руки почему-то тряслись. Подъезд моего дома был просто отвратителен. Я не знаю, почему заметила это только сейчас. Судя по почтовым ящикам, жильцы уже не раз отправляли заявки в «Отделение жилищного хозяйства» и получали отказ. Кстати, оповещения эти следовало сжечь еще вчера, но, видимо, подъезд настолько плох, что само отделение не хочет сюда заходить. В подъезде пахло протухшей рыбой, а по всему полу был разбросан мусор: пачки сигарет, бутылки.

Я быстро спустилась по лестнице вниз. Я жила на четвертом этаже, и это был самый верхний этаж в этом доме. Дверь в мой подъезд была выломана еще в восьмом году со дня революции каким-то бандитом. Нам сообщили, что он был членом группировки «Маятник», но я не предала этому значения. Что если Уинстон из этой группировки? Не стоит об этом думать, мне надо идти.

Я прошла несколько шагов вперед и поняла, что путь в башню прямо противоположен пути на мою работу. Я стою на освещенной улице. Мимо меня проходят люди. Здесь открыты «Центры раздачи», где все получают свои ежедневные пайки, рядом – «Центр красоты», где мы делаем стрижки, хотя я делаю дома сама, чуть дальше – детский сад, в котором детям рассказывают о нашей великой революции. Я помню, не так давно был издан указ о введении уроков биографии великого Часового в детском саду. А напротив этих зданий – темные, словно нефть, улицы, полные странных силуэтов с белыми глазами. Очертания этих домов кажутся мне очень знакомыми – они построены по тем же чертежам. Что если я воспользуюсь своим воображением? Может, у меня получится без труда добраться до башни? Я мысленно достроила дома. Моя реальность получалась не идеальной, к примеру, я не смогла достроить другие центры, но я смогла построить дорогу. Но почему я не смогла достроить людей? Я не могу признать повторяемость людского вида? Вздор! Я ведь воевала за это и знала, что сейчас человек будет просто винтиком!

Я мучилась, но ничего не получилось. Видимо, я действительно не могу пойти против своих убеждений, видимо, я действительно верю в человечество… Возможно я верила и тогда, просто меня обманули. Но раз я верю, значит, есть причина, а значит, я должна идти.

Я перешла дорогу и пошла дальше. Я старалась не смотреть наверх – так я могла смотреть лишь на человеческие ноги, а не на лица или тела. Это было в разы легче, но все равно я дышала часто и глубоко, а сердце бешено билось. Тело будто твердило мне, что я делаю что-то противоестественное, что я не должна этого делать, но интуиция подсказывала, что если этого не сделаю я, то этого не сделает никто. Я придерживала сумочку и пыталась делать вид, что просто устала, хотя сейчас был только день. Звуки, окружившие меня, тоже давили. Тут шуршание, там что-то упало и где-то совсем рядом чей-то голос.

Я пыталась выцепить что-то, что я узнаю, среди всего этого шума и я нашла. Из окна доносилось чье-то пение, я узнала этот мотив. Это «Мой орнамент на груди» – одна из немногих песен, которую разрешено исполнять, помимо нашего прекрасного гимна.

 
Мой орнамент на груди,
Один-один ты погоди,
Работа нас всех единит,
А Часовой благословит.
 

Я не помню ее полностью, потому что слышала всего несколько раз. Но этот мотив чуть-чуть успокоил меня.

Иногда мое любопытство бывает мне не на руку. Я люблю заглядывать в переулки и наблюдать за тем, что там происходит. Мне не стоило этого делать сейчас, ведь из-за этого моя голова начала раскалываться так, словно по ней били киркой. Судя по силуэтам и значкам, здесь орудовали люди из «Органов опеки за жителями». Я видела силуэты людей, которых прижали к стене и чем-то избивали. Гул от ударов разносился эхом в моем черепе. Я чувствовала, что эти бедняги страдают. Но я не должна была подавать виду. Из-за болей в конечностях я простонала и привлекла внимание одного из работников. Мне пришлось привыкать к его виду, пока он подходил. От этого у меня почти потемнело в глазах, но я справилась. С каждым разом мне все легче и легче переносить это состояние. Подошедший был высоким мужчиной в бронежилете с дубинкой, он носил шлем и единственное, что я разглядела за ним, – это его серые, как сама смерть, глаза. Он был из «Ордена высших исправителей». Я поняла это по армейским штанам и берцовым ботам. Орден занимается исправлением неисправимых – тех, кто осмелился выступить против великого Часового. Он приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки. Он был больше меня в несколько раз. Мне стало страшно, но я обязана была сохранять спокойствие.

– Время в наших руках! – это приветствие наших органов опеки.

– Всегда было и будет! – я произнесла это рефлекторно.

– Назовите свой рабочий номер, гражданка. – сказал он, доставая наручники.

– Мой рабочий номер 1029.

– Что работник образцово-показательной фабрики делает здесь вместо работы? Вы нарушаете статью 12. Если вы не назовете мне веской причины вашего отсутствия на рабочем месте, я вынужден буду позаботиться о вас.

Я влипла! Я должна срочно показать ему шов.

– Я в отпуске в связи с травмой.

Я указала на шрам. Он убрал наручники. Мне стало легче от этого, но он внезапно протянул руку к моему шву. Сопротивление бесполезно.

Он потянул за одну из нитей. Это приносило адскую боль, но я держалась как могла. Он резким движением вырвал один конец нити и с силой вытянул оставшуюся часть. Я кричала от боли. Я держалась за его руку и пыталась его оттолкнуть, но не могла. Эта огромная скала вырвала нити одну за одной. Пара минут – и эта кровавая нить с кусками моей плоти была у него в руке. Я прикрывала рукой щеку, она сильно кровоточила. Боль была такой сильной, что мне казалось, что я прямо сейчас упаду на колени без сознания, но я держалась как могла. Я тряслась, и зубы мои щелкали. Ноги еле-еле удерживали вес моего тела. Он положил вырванную нить мне в свободную руку. Это было омерзительно. Как мне идти в таком виде?

– Считайте, что вы легко отделались. Вам, как и другим, запрещено наблюдать за процедурой перевоспитания. Я надеюсь, вы усвоили урок?

Я не смогла ничего ответить, лишь сжала свою нить в кулаке и кивнула ему.

– Отлично. Обратитесь в ближайший «Центр здоровья», там вам обработают рану. Должно зажить быстро. Не шастайте без дела, где не надо.

Я снова кивнула. Я не заметила, как мои глаза наполнились слезами, когда он едва коснулся шва. Только сейчас я поняла, что плачу.

– Ближайший центр здоровья – чуть-чуть вперед и направо. Скажите, что случайно потянули за шов, вам помогут. А теперь, время пошло.

«Время пошло» – это прощание, после которого отдают честь.

Он последовал инструкции и вернулся к работе.

Я поспешно удалилась с места происшествия и спряталась за угол. Я одернула руку от раненой щеки. Не знаю, что я ожидала увидеть, рука была вся в крови. У меня не было зеркала, чтобы оценить масштаб бедствия, но я точно знала, что выгляжу я неважно. В панике я попыталась вытереть руку одним из документов, которые были у меня в сумке, как салфеткой, но бумага, скорее, размазывала кровь по моей ладошке, нежели впитывала ее. В кармане жилетки я нашла зажигалку и сожгла окровавленную бумагу. Мне пришла идея прижечь рану. В центре здоровья я проведу как минимум целый день, поэтому надо действовать самой. Я поднесла зажигалку к свежей ране. Я обнаружила невдалеке небольшую лужу и ориентировалась по отражению в ней. Важно было не сжечь кожу. Мои руки все еще тряслись, но я смогла совладать с этим. Я вновь взглянула в лужу, и в моей голове вновь начало что-то пробуждаться.

Я увидела себя в прошлом, молодую себя. Незадолго до революции я прошла курс самообороны. Я увидела, как бью по большой груше с правой, затем с левой руки. Я услышала голос, он мне знаком. Он произнес: «Хорошо! А теперь твою коронную!» Я кинула взгляд в сторону, пробила лоу кик, сделала странный удар вытянутыми пальцами, после чего пробила серию из простых ударов и завершила все хуком. Судя по всему, удар пальцами – это резкий удар в кадык, если представить вместо груши человека, то удар попадет в точности туда. Я услышала гонг и ко мне подошел высокий чернокожий мужчина в спортивной форме. Мы пожали друг другу руки. Я подняла лицо и узнала в нем Уинстона.

– С каждым днем ты все лучше и лучше. Твой отец бы гордился тобой!

– Спасибо, Уинстон. Я уже боюсь, как бы не забыть все приемы, которым ты меня обучил.

– Не забудешь, – улыбаясь сказал он. – Это мышечная память. Тебе стоит только подумать о чем-либо, и ты все вспомнишь.

– Надеюсь… Так, когда, говоришь, следующая тренировка?

На этом воспоминание оборвалось. Дальше все, словно молоко в кофе, растворилось и смешалось в единое целое. Так Уинстон был моим тренером? Он так добр в воспоминании, а когда я его встретила, то он был груб… Мир изменился. Но я и не знаю этого, ведь я не знаю и того, каким он был раньше. Бедный мистер Вилсберг. Судя по всему, он столько сделал для меня. Еще он упомянул отца, но я не помню родителей. Ни матери, ни отца. Даже отдаленные образы не всплывают в сознании. Он что-то сказал про мышечную память. Может, я должна прислушаться к своему телу и позволить ему вспомнить. Ладно, я попробую, все равно никто не видит меня сейчас.

Я спрятала зажигалку и приняла боевую стойку. Как минимум, как надо двигаться в бою, мое тело помнит. Я попробовала нанести удар. Я не заметила, как мое тело подключило к удару тазобедренную часть. Я почувствовала этот импульс и поняла, что Уинстон не врал. Что же, время проверить мою коронную комбинацию? Я представила сотрудника, который распустил мой шов. Вот он, стоит передо мною, тянется к моей щеке. Сначала я бью ему по ноге, после – резкий удар в кадык, удар по шлему, апперкот, и его шлем улетает на землю, еще парочка ударов – и хук справа отправляет его в нокаут. Ну и кто теперь большой и грозный?! Хотя если бы он мог дать мне сдачи, то я бы тоже сильно огребла. Не стоит прислушиваться к телу всегда, как и к разуму. Я должна найти баланс, иначе я уничтожу саму себя.

Vanusepiirang:
18+
Ilmumiskuupäev Litres'is:
13 detsember 2023
Objętość:
491 lk 3 illustratsiooni
ISBN:
9785006099876
Allalaadimise formaat:
Audio
Средний рейтинг 4,2 на основе 968 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 68 оценок
18+
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 4,7 на основе 57 оценок
Tekst, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 4,7 на основе 1759 оценок
Mustand
Средний рейтинг 4,9 на основе 362 оценок
Mustand
Средний рейтинг 4,6 на основе 105 оценок
Audio
Средний рейтинг 4,6 на основе 23 оценок
Tekst
Средний рейтинг 4,9 на основе 41 оценок
Mustand, helivorming on saadaval
Средний рейтинг 4,7 на основе 144 оценок
Tekst
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок
Tekst
Средний рейтинг 5 на основе 1 оценок
Tekst
Средний рейтинг 0 на основе 0 оценок