Loe raamatut: «Никто не знает Сашу», lehekülg 17

Font:

17. Анатолий Савельевич Даль

ну вот он и играет, вот он и играет, и вы все видите, как он играет, кто ж так играет, так, простите, выпендрёжно играет, это он, посмотрите, как он выделывается перед вами своей игрой, даже стыдно, и хорошо, что меня не видать и не слыхать в последнем ряду, и фляжка моя полна наполовину, и никто не скажет, что это я породил, (…) не-е-ет! я не имею отношения к тому, как он выпендрёжно играет.

вы спросите, почему выпендрёжно? ведь он так чешет, так извлекает звук, так держит ритм, так поёт, так отдаётся голосу и словам, и (…) сто-о-оп! это всё шушера и шелуха, он нарушил законы жанра, он вышел из строя, ступил в сторону, а никто не имеет право ступать в сторону и нарушать законы жанра, как бы он ни был талантлив, даже если он талантлив, как мой сын, тем более, как мой сын, а мой сын не талантлив, он выпендрёжно играет, и это видно даже отсюда, с самого последнего ряда. может вам и не видно, а мне видно, мне прекрасно видно, и я не сяду ни на ряд ближе, чтобы разглядеть его талант, которого нет.

это же видно во всём, вы вот, остолопы, не видите, а я вижу то, что вам невидно с первых, где сидит его вечная защитница, устроит мне вечером, что я «не пришёл», а я пришёл, и мне видно, хоть фляга моя и полна наполовину и даже меньше, а я вижу. что он выпендрёжно играет и не имеет право выходить из жанра, хотя жанр тут вообще не причём, к чёрту этот жанр, кому нужен этот жанр, (…)

сто-о-оп! он выпендрёжно играет попросту потому, что не может взять ноту, и руки его как мои, с таким чувством и тяжестью терзают гитару, и голос его как мой, только выше и слаба опора, и воздух он хватает как рыба ртом на доборе, на конце строки, а я его сколько раз учил – не хватай воздух на доборе, на конце строки, ха-ха, а он хватает воздух на доборе, на конце строки, и строчки его, на концах которых он хватает воздух, мутны и неясны, и даже мрачны, и этот ненужный надрыв, и где диалог со зрителем, и какие-то неоправданно сложные аккорды, и закрытость от зала, и всё это нарушает законы жанра, жанр его породил, жанр его и убьёт, жанр уже убивает его, а он всё делает вид, что жанра не существует, что нас, истинных представителей жанра, не существует, что меня не существует, а я существую, сынок, зачем ты отпихиваешь мою руку, и держишь дверь, и отодвигаешь меня в последний ряд, и фляга моя уже полна лишь на треть, лучше б ты всё-таки отучился тогда, доучился и получил диплом, и работали бы вместе, я – лекции, ты – семинары, а не вот эти твои расхлябанные трынди-брынди, может, даже выступали бы вместе, а теперь руки твои взлетают бесцельно и голос, я помню, стоял с походной кружкой у костра и встретил твою мать, и пел ей, никого не будет в доме, это было такое волшебство – позднее лето, наливной август и пчёлы на надкусанном, уже пожелтевшем яблоке, и дымок ухи над котлом, и нежная жара, и я – с походной кружкой у костра пою твоей матери – никого не будет в доме, кроме сумерек, один зимний день в сквозном проёме, а в этом сквозном проёме уже видна была твоя старшая сестра, и ты, и наш горький брак, это было чудо, я смотрю оттуда сюда, отсюда сюда в себя молодого сквозь твою песню, что за волшебство ты делаешь, сынок, я не понимаю, сынок, но вот я вновь молодой у костра, я тебе напишу сейчас а ты прочтёшь после концерта, что твои песни сделали меня опять молодым, сынок, я просто напишу тебе спасибо, непослушные клавиши слепить в строку, вдохнуть воздух на доборе, и ты прочтёшь, уже прошёл перерыв, и фляга моя почти пуста, полна на четверть, один глоток, и ты уже заканчиваешь, ты так и не спел эту песню, и вот – последнюю, какую ты споёшь? спой её, сынок, пожалуйста, ты посвящал её мне, ты оглядываешь зал, и первый ряд, и всех их, а вы, остолопы, и не понимаете, кого и что он ищет на первом ряду и во всём зале, вам не понять, я тут – молодой, у костра с кружкой, с фляжкой, смотрю в сквозной проём на тебя, и он говорит, эта песня посвящена… и снова оглядывает зал, но нет, я здесь и фляга моя пуста, и ты говоришь – родному городу – и поёшь её. и опять я ничего не понимаю про этот несбыточный сад, почему ты не сказал – посвящена отцу, я удаляю смс и ухожу на первых аплодисментах.

18. Менеджер, Алина.

– Алло. Алин, у нас небольшое ЧП. Саша в полиции… Ну короче, этот идиот после концерта попытался сломать рекламный щит. Сейчас в отделении, мать с отцом туда уже… да. Да. Да. Да не надо. Не-не. Я думаю, должны, там уже его…

19. Ксения, Москва, список 4

Саша и слава были несовместимы. Известность могла пройти от Саши в сантиметре и не задеть. Как счастливая пуля. Слава богу, Саша это в какой-то момент понял, и стал относится к cему факту с иронией.

Помню, на каком-то смутном курсе, когда мы ещё не были вместе, шли пьяной студенческой толпой и кто-то сказал Саше, кивнув на афишу Киркорова – мол, скоро и ты станешь висеть на заборе. Саша тут же подбежал к отечественному поп-идолу и под испуганный хохот сорвал её с воплем – я один знаменитый! Он побежал дальше и стал срывать все большие афиши приезжих звёзд: Розенбаум, Шуфутинский, Каста, опять Киркоров. Он сминал афиши под ноги, и кричал с деланным гневом ту же фразу – я один знаменитый. И почему-то после каждой падал в сугроб. Мы бежали и хохотали вслед за ним. И всё боялись, что нас сейчас всех заберут в ментовку. Саша остановился только на третьем Киркорове – афиша сошла удивительно целой – завернулся в неё как в тогу и запел: но я не знал!.. Что любовь может быть!.. Жестокой!.. Все смеялись и снимали, а я просто смотрела на него. А он – на меня. Хотя нас тогда ещё разделяло две его будущих пассии.

Мне нравилось, что Саша спокойно шутил над своим творчеством. Курсе на третьем он уже был местной знаменитостью. Все при встрече с ним начинали петь ему его песню. Каждый думал, что это оригинально. КВН-щики перевирали слова и явно готовили номер-пародию. Но Саша их опередил. Он сделал номер с карикатурой на самого себя и на бардов вообще. Вышел в каком-то свитере, с деланным смущением. И спел эту песню с идиотским переделанным текстом. Высмеял собственную манеру петь. Закрывая глаза, как и всегда, вытягиваясь за голосом – специально упал на последней строке со стула. Зал хохотал. КВН-щики были в растерянности. Саша отобрал у них пять минут из программы. Больше всего эта песня разозлила Сашиного отца.

Как-то я должна была снимать их концерт в Поволжске. Мы тогда ещё не были вместе. Это было в полуподвальном баре. Свет вырубился на второй песне. Потом включился вполнакала. Но стоило ребятам начать играть громче – вырубался снова. Это видимо, из-за нашей энергетики, сказал Саша. Сама электросеть за акустику, сказал Саша. Пошептался с ребятами и стал в итоге играть акустическую программу под оперативно зажжённые свечи. Так он произвёл на меня первое впечатление – ни хрена не работает, но романтично.

Когда мы стали встречаться, я удивилась, насколько он отличался от своего романтичного образа. У Саши были пародии на каждую его популярную песню. Он исполнял их только мне и друзьям. Это было такое противоядие от собственного пафоса. «Жди меня, жди, меня всю ночь поили бомжи, в лесу совсем не ловит три джи, найти бы точку джи твою» – и прочий бред. Но когда Саша пел это со своим обычным, серьёзным лицом, сложно было не засмеяться. Я даже предлагала сделать вечер таких песен. Саша смущённо отмахивался.

Как-то Сашу позвали выступать на телевидение – знакомый бард заболел и не мог сам. Саша нервничал, готовился и даже забыл спросить, что за передача. Уже в лифте Останкино узнал, что это «Давай поженимся». Саша сбежал за полчаса до записи. Огромная редактор по гостям бежала за ним по первому этажу с воплем: «Жених, вернитесь! Охрана, держите жениха! У нас бард сбежал!» Помню, мы в этот вечер напились вдвоём на нашей первой общей съёмной квартире и каждый раз, когда Саша отлучался в туалет, я кричала – жених, вернитесь. У нас бард сбежал – вообще стало мемом для группы «Зёрна». До того, пока Саша реально не сбежал в Индию.

У Саши были десятки ситуаций, где слава прошла буквально в миллиметре от его головы. Саша называл это венец безвестия. В шутку завещал похоронить его в плацкартном вагоне. Однажды Сашу почти взяли на шоу талантов на «России 1» – но в последнюю секунду передумали и позвали Уриевского. Сказали, что Саша слишком мрачен, надо с юмором. Эх, они не видели его в 2008, обёрнутым в Киркорова.

В другой раз Саша должен был выступать под Новый год на разогреве у очень известного барда, настоящего Мэтра. За день до выступления выяснилось, что концерт пройдёт в баптистской церкви и для прихожан. Оказалось, Мэтр под конец жизни ударился в религию… Саша отказался, сославшись на сильную ангину. Так как врать Саша не умел, в день концерта он действительно разболелся и неделю полоскал горло.

Но что мне всегда нравилось – Саша научился относиться ко всему этому достаточно легко. Его не смущали успехи коллег по цеху и даже слава друзей. Всё начало разваливаться, когда что-то начало получаться у меня. Такого предательства Саша вынести не мог. Может, это глупо, но у меня в голове сейчас две картинки. Одна – это Саша стоит посреди нашей квартиры, в день самой последней ссоры и говорит мне самые жестокие слова в жизни. Другая – снег, 2008-й, Саша, завёрнутый в сорванную афишу Киркова, за несколько лет до нашего первого поцелуя, смотрит только на меня, только на меня и поёт, что он не знал, что любовь может быть жестокой.

20. Идущий к афише

Где же он, где, я так хотела с ним сфотографироваться, да бог с ним – просто обнять, отдать ему тепла за такой сложный концерт, где он сгорал для нас, а мы этого не оценили, не отдали ему вовремя, и теперь так хочется отдать ему тепло. А он исчез, выскользнул через чёрный ход что ли, как-то взял и выпал из кадра, а тут уже целая толпа у сцены – недоумевает, где же –

– так, наверное, она думает, эта девочка с десятым айфоном. С диском на подпись в очереди. С алыми губами, вот это всё. Хочу сфоткаться со своим перегоревшим кумиром. Прям сделал её день, судя по фэйсу, ага. А мне вот надо взять у этого старпёра вью. Ну такое. Особенно, когда он сбежал. Прям постискренность. А я как бы, из-за этого всего пропустила приезд Гиперболоида. Отдали Эмме, а меня к

– наверняка так думает. Журналистка «Уездного». Бритый висок. А денег мне кому отдать? Саша, конечно, выдумщик. Официальничает. Оставил меня с этой толпой. Поклонницы. Журналистки. Но это ж моя работа. Деньги кому? Не матери же его отдавать

– так думает он про меня, и посматривает на меня, будто я виновата, что сын сбежал и хочет отдать мне выручку с билетов, деньги на дырку в зубе, сынок, зачем ты сбежал от нас, ведь ты играл так хорошо, это почувствовали все, а кто не почувствовал, или даже не пришёл (только сумка)

– (…) сто-о-оп! так, наверное, она думает про своего засранца, пока я курю на перекрёстке в мигании светофора, и жду такси, и допиваю из фляги, и вижу, как он уходит из чёрного хода, и стоит ему оглянуться, он увидит меня, и вот он оглядывается, и там нет никого не было, только его мысли, бесконечные мысли за других, падающая в себя матрёшка.

Вот трамвай, например. Ринуться ему наперерез под лезвие дождливых рельс. Б-р-р. Плохо. Пафосно. Немодно. «Дождливых рельс!». Неиронично, сука. Да и вожатую, вот эту в наушниках, с сердитым советским лицом – засудят. Дальше.

Классно было бы как «Бёрдмене». Чтобы пистолет. И прямо на глазах у всех. Чтобы эта сука из «Уездного» написала – нет, она напишет «Вторично». И та, которая почудилась в зале – пожмёт плечами. Урод. Вот как она подумает. Испортил настроение. Больной человек. Сука.

Справа у нас площадь. Слева Волга. Гитара бьёт по заду. Концертные кеды – насквозь. В ледяную жижу. Дождь хлещет по лицу. Стрельнуть бы сигарету у тех двух. Сука, что смотрите? Что я вам, романтический герой? Пафосен в своём пальто с гитарой? Иду тут через дождь? Думаете наверняка про меня – очередной говнарь. Воображает себя гением. Сука. Как нелепо. Пошли вы, ублюдки. Можно, конечно, налево. В Волгу. Упасть плашмя спичкой с моста. Шлёпнуться боком в чёрном пальто. Вскрылась недавно, тёмная, ледяная. Ох ты ж, блядь, герой романа. Какого моста? Ты ж не в Саратове. Здесь пляж. Можно заходить плавно, чтобы это чёрное пальто намокало, полы парили на воде, когда я по колено, по пояс, а они всё выше, будто не хотят вниз, а потом бы всё потяжелело, холод, тьма, спокойствие. Гитару бы выловили раньше. Чёрная утопленница в чехле. Пошлятина.

Я даже сдохнуть не могу, чтобы не обосраться. Хочу домой. Слечь и спать. Просто смириться. И плыть по течению. Пошлятина. Вся моя жизнь – пошлятина. Для этой эпохи – пошлятина, и пошли они тогда нахуй. Нахуй со своей иронией, постиронией, лайками, рэпом, ютубом, стэнд-апом, презрением к надрыву и к моей музыке, я уже за скобками, я выйду на полном ходу, ладно.

Надо тащить эту гитару дальше, пусть бьёт меня по заду. Впереди ещё Казань, Нижний, старость, смерть.

Это всё просто дорога. Накопилась. Просто усталость. А какая разница. Если твоя дорога – такая.

Вот звёзд перевозят как дорогие инструменты. В специальных чехлах. Концертный автобус. Дом на колёсах. Пятизвёздочный отель. Прохладная мякоть бизнес-класса. Вокруг свита. Им закачивают в горло раствор, если они заболеют. В их огромных гримёрках есть всё. Хорошо быть звездой, да, как тебя там, Леонтьев, то есть, Агутин? Смотришь на меня с рекламного щита уже в котором городе. Ты такого никогда не проходил? Вот так по площади с гитарой? У тебя же – полный блэкаут во всех номерах, люди заклеивают чёрным окна, чтобы ты выспался… Разнести бы твою довольную морду вместе со щитом. Нет-нет, я просто так прохожий, парень непохожий.

Дождь ледяной, ноги замёрзли, руки замёрзли. Мог бы наслаждаться сейчас фотками со своими редкими поклонницами, давать интервью как ни в чём не бывало, будто ты не запорол концерт, будто зал встал не из жалости, будто это интервью нужно кому-то кроме тебя, да и тебе не нужно. Будто ты нужен своей семье и ей. И ему. Будто не только сумка. Ладно. Надо ехать домой. Мать волнуется. И Алина наверняка тоже. Напиться бы. Или хотя бы сигарету. Ладно, подышу на площади под дождём и.

Саша поднял глаза и увидел прямо перед собой рекламный щит, огромный плакат. Ястребиный профиль. Еврейский нос. Диктатум. Гиперболоид. 25/03 клуб «Река». «Пожалуй, главный голос поколения. Это не рэп. Это поэзия» – журнал «Гидра».

Сзади пронеслась раздолбанная «двенашка». Из неё грохотало, так что дребезжали бамперы – Саша даже не сразу узнал песню из «Мордора».

21. Происшествие, протокол, etc

…только мы с Тохой того из вешдоков, того, того самого из вешдоков, я вижу как этот увечный, вечный-увечный, увековечный, ломает рекламный щит, вот зе шит, ломает-мало-по-мало-переламывает, ну то есть, не ломает, а реально (нереально, Тох!) срывает афишу, а у меня конец смены, смене конец, мне вот вообще не упало, мне упало на лапу из вещдоков, упало на газетку и пропало и ветром шляпу унесло, шляпу мне снесло конкретно но с другой стороны палка пусть административка нарушаем мужчина но можно же и порешать халтура в натуре кум в прокуратуре хотя по пальто видно что ничего там не порешать косарь максимум конь в пальто нет никто да гитара говнарь какой-то а Тоха вообще не выкупает а я говорю акстись пошли оформлять

… хулиганских побуждений нанёс повреждение информационному щиту компании ООО «Вавилон» по адресу остановка площади Куйбышева, чем привёл в негодность промоматериалы компании ООО «Вавилон» и подставил под угрозу рекламную кампанию компании ООО «Вавилон» и выполнение компанией ООО «Вавилон» обязательств перед заказчиком ИП «Терминатор-Турне», чем подставил под угрозу мероприятие «Терминатор-Турне», происходящее в этот же день по адресу Садовая 1, культурно-развлекательный центр «Река». Вследствие противоправных действий, совершённых гражданином А. Даль, вышеозначенный гражданин А. Даль, был доставлен в отделение полиции сотрудниками патрульно-постовой службы. При задержании сопротивления не оказывал, в алкогольном и наркотическом опьянении замечен не был, на вопросы сотрудников патрульно-постовой службы отвечал вежливо и кратко. При себе имел удостоверение личности на имя Александра Анатольевича Даля 1987 года рождения, зарегистрированный по адресу: улица Мичурина 23, квартира 17, отметка о браке, отметка о расторжении брака, запрещённых веществ не имел. Колюще-режущих предметов не имел. Задержанный гражданин А. Даль попытался связаться с родственниками посредством мобильной связи, чего не смог сделать из-за действий представителей патрульно-постовой службы сержанта П. Гордеева, и А. Завидова, а также по наличию факта отсутствия заряда аккумулятора своего мобильного средства связи в связи с его устарелой и неактуальной моделью айфон пять с надтреснутым экраном (опись прилагается, трещина веткой от угла к углу). В отделении полиции у задержанного были изъяты:

мобильное средство связи с треснутым экраном устаревшей модели айфон пять, с веткой через экран

мелочь в размере двадцати трёх рублей монетами достоинства десять (1) пять (2) и двух (1) и рубля (1) штук

перчатка одна штука

шапка

пальто неопознанного фасона

гитарный медиатор и набор запасных струн какой-то там марки

гитара, которую задержанный А. Даль сначала назвал не своей собственностью, а взятой на хранение у друга, но после признал гитару своей собственностью и от версии с другом отказался.

какие-то провода ещё

Гражданин А. Даль мотивировал свои действия эмоциональным расстройством после неудачного концерта, хотя по свидетельствам зрителей концерт был закончен стоячей овацией, но А. Даль настаивал, а также сослался на несложившийся концертный тур и на свою вину перед всеми и всех перед ним, которую он полностью признаёт и раскаивается, как в присутствии понятых, защитника и после консультации с ним, так и господ птичьих заседателей и в отсутствии оных за деяние, которое он совершил из побуждений зависти, на почве гордыни, и вследствие своего полного бессилия. Вследствие чего следует, что следствие установило, что А. Даль, совершил свои действия вследствие аффекта, дефекта и де-факто, в момент, когда гражданин А. Даль направлялся после своего концерта в ДК «Волжский» по площади Куйбышева в сторону трамвайной остановки в потёмки тычась, размышляя о выборе средств возможного суицида, где столкнулся с неумолимой судьбой, в виде рекламного щита компании ООО «Вавилон», и с промоматериалами ИП «Терминатор-Турне», в рамках рекламной кампании одного известного голоса эпохи и, пожалуй, даже поэта, вакансия опасна, если не пуста.

Гражданин А. Даль в дальнейшем был отпущен вдаль под неофициальный залог, то есть, взятку, то есть, подкуп, то есть, хабар, то есть, халтуру, то есть решили вопросик, то есть, уголовно наказуемое деяние статья 291 то есть начальник давай договоримся то есть решим на месте то есть всего доброго вопросов больше не имею, в размере примерно двадцати одной тысячи рублей, ведь поделиться с постовыми ещё и майориком Петровым, и сами понимаете, да он молодой дурак, расстроен был, что никто к нему а тут ещё эта афиша вы только не упоминайте, от неизвестного лица примерно шестидесяти лет мужского пола в нетрезвом состоянии с болезненного вида лицом, а посему данный протокол считается недописанным и надлежит сожжению после прочтения до прочтения во время прочтения во имя счастья сотен тысяч и вопреки пустому счастью ста. Точка, с моих слов записано скверно, аминь.

22. Рэпер Гиперболойд, КЦ «Волга», гримёрка после концерта

Белая. Как зимы. Жжёт перегородку, моя дорога не для робких. Отдаёт бензином. Раз – и всё. Эй! Аспирин? Тонкая, как лезвие перил. Ты покидаешь третий Рим, глотнувший зелья Астерикс, шаг мимо – не подстелют здесь перин, ты выходишь на сцену, как выходят в ринг, бр-р-р-р! ЭЙ!

Ещё одну белую амфетоминовую дорожку – на дорожку, твоя маленькая роскошь.

Отличный конц. Раз – и всё. Как хук в челюсть. Ликует челядь. Взял майк, и разорвал с первого трека, с одной четвёртки. Влетел с двух ног в толпу. Бум. Эй! ЭЙ! Белая. Раз – и всё. Правда, жжёт… Что они здесь подмешивают? Стиральный порошок? Провинция. Хватит пока.

Ведь что есть концерты? Ритуал человечества, что существовал во все эпохи. Поэт – проповедник, пророк, если хотите – выходит перед толпой. И, заметьте – толпа не всегда благосклонна. Эй, там! ты проплыл через море хэй-та. Будто О-диссей, через трясину по-трясений, всех женихов отсеял будешь трахать Пенелопу от хип-хопа, даже если об-лысеешь.

Ты падал. Ошибался. И ты сделал это. Made Him Self. Смешной человечек. Твой хэйтер вечен, тебя увековечит перечень твоих увечий! Свора срывает злобу на твоих афишах, подвиг не опишут, ты – хари-хари-кришна, он – нарик, парень, рикша.

В другой раз ты бы проигнорировал. Тебе прислали в директ этот короткий видос, как человечек с гитарой, пытается сорвать твою афишу, а его винтят двое полицейских под гиенистый хохот за кадром. Ты б проигнорировал. Мало, кто там срывает мои афиши. Но его запостили с «АнтиЛэйбла». Эти подростки, что хэйтят тебя при каждом случае. Всё хотят вытащить Гипера на баттл. Мол, даже барды тебя ненавидят. И мол, полиция с тобой за одно – раз на видео чувака тут же винтят мусора. Постмодернисты, господи, несут чушь с серьёзным лицом. Если бы ты проигнорировал, расценили бы за слабость. Пришлось перепостить. С подписью, что Анти пытается задеть тебя любыми способами. И даже подключает малоизвестных говнорей с гитарами. Пусть увидят героя.

Теперь, наверное, бедного барда сожрут. Твои фэны будут ему написывать. А парниша вообще не причём. Но он сам зачем-то пошёл срывать твою афишу.

И ведь это даже сакральный акт. Сорвать изображение идола. Сыграть в бунтаря. Он попытался выставить себя андердогом. А тебя – диктатором. Это очень выигрышный сюжет. Давид и Голиаф. Рокки и Драго. Бэтмен и Джоккер, если хотите. И это не плохо. Это окей.

Но афишу? Камо-он. Нет, к тебе тоже можно придраться. Ты оступался. Ты извинялся за свои слова. Легендарные лещи. Но срывать афишу?

Настоящая, что называется трушная, гитарная музыка – это клёво. Когда все хэйтили рэп, когда это был настоящий андеграунд, бро, мы делали то же самое, что и сейчас. И будем делать, когда этот ажиотаж уйдёт. Но ты не срывал афиши Гребенщикова. Ты вообще с большим трепетом отношусь к БГ… Ноу хомо!

Да что они знают, ублюдки. У тебя менеджера не было до этого года. Мы всё делали на коленке. Загружались в «бронник» со своими хоуми и ехали по городам, иногда не спали по двое суток, жили в каких-то дешёвых номерах, бывало, собирали по сотне. Кто знает, что такое – каждый вечер новый город, концерт за концертом, в маленьких клубах – тот никогда не будет срывать чужие афиши. Ещё одну. Раз – всё!

Устал от них. Цепляются к каждому жесту. Ждут промаха, чтобы напасть. Вот и эта афиша.

О, великий Гипер оступился. И оступился он, и упал. И не расскажешь никому – ибо высмеют. Зажрался Гипер. Ибо никто не понимает, какая ответственность. Какая миссия! И целая команда готовит конц его, и продают святой мерч его. Ибо от одного зависят судьбы сотен. И счастье тысяч. Ибо стоишь на лезвие – шаг влево, шаг вправо – пропасть. Господи, как я от этого устал. Они же просто психи. Убьют за селфи. Ибо ещё одну? Аминь! О, тонны хэйта на чело его. О, недоносок от рэпа. О, очкастый ботаник, влезший в культуру. О, недопоэт, прикрывшийся битами. О, самовлюблённый жидовский выскочка. О, гений. О, принёсший поэзию и смысл в рэп. О, поднявший рэп-культуру на новый уровень. О, талант, ублюдок, выродок, пророк. Ликом его может подтереться каждый во веки веков. Они видят в тебе того, кем ты никогда не был. Тебя уже и не остаётся. Выйди на очередной стадион и дай им надоевших песен. Соответствуй. А если хоть где-то сфальшивишь – Гипер скатился. Кем ты стал. Они все хотят тебя уничтожить. Трушный образ. Стритабилити. «Культура». Записать фит, заработать бабла, сорвать афишу. Устал от них. Стебётесь над Гипером? Срываете афиши? Гипер не смолчит! Чёрта с два. Надо будет, Гипер и дисс на вас запишет. Надо будет и на баттл выйдет! Ублюдки! Я вас всех сделаю. И этого выродка с гитарой. Ладно. Ладно. Это всё недосып, амфетамин, дорога, тур. Но чувак сам виноват. Пусть теперь хлебнёт хэйта.