Параллельные вселенные

© Константин Задорожный, 2018

ISBN 978-5-4496-0353-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чёрный скрипач

Рассказывают, что давным-давно, когда правил Светлоречьем добрый король Франтишек, был этот край цветущим и радостным. Множество мелких, чистых речек, сбегая по зеленым холмам и тихим лощинам, вплетались в широкую, полноводную Валбу и вместе неторопливо текли к далекому теплому морю.

По берегам реки издавна селились люди и были они работящими, добрыми и веселыми. Растили они хлеб и ловили рыбу, воспитывали детей, занимались ремёслами да науками, а пуще всего любили свои яблоневые сады. Бывало задует по весне ветер-озорник, разбежится над широкой Валбой, подхватит белые лепестки и понесет душистой метелью над городами и сёлами, полями да перелесками, укрывая благословенный край белой фатой невесты. Хорошее было время, мирное и спокойное. Всякому путнику находился тогда и кров, и стол, и доброе слово.

Рассказывают, что бродил в тех краях один музыкант со своею подругой. Звали его Славомир, а её – Элишка. Играл Славомир на скрипочке и мастерил деревянные фигурки, а Элишка пела, танцевала, да устраивала с его куклами веселые представления на потеху публике. Жили они легко и весело, вместе праздновали в тучные дни, вместе грустили в тощие, и любовь всегда согревала их лучше старого плаща.

Но случилось так, что нашли в холмах золото. Разошлись о том суетливые слухи и потянулись в край люди тёмные, жадные, лихие. Скончался добрый король Франтишек, а сыну его больше нравились разгульные пиры да псовая охота, нежели государственные дела. Зашевелились подлецы с дураками, подняли голову негодяи, слово за слово, ниточка за иголочкой… много ли надо гнилому яблоку, чтобы испортить мешок?

Так и кануло незаметно старое время. Поселилась в сердцах людей печаль и тревога, появились на дверях замки да засовы, на дорогах – разбойники, а на ярмарках – шлюхи да карманники. Потянулись прочь из Светлоречья шуты да балаганщики, ремесленники и ученые люди, пекари и художники. И совсем уж было решили Славомир с Элишкой податься в другие края, да только в несчастный день убил кто-то добрую девушку, позарившись то ли на тощий кошелек, то ли на девичью красу. Много ли горя вынес Славомир, нам не ведомо, да только рассказывают, что появился с тех пор в Светлоречье Чёрный Скрипач.

***

В тот вечер трактир «У пьяного вепря» был полон. Да и то сказать, куда людям податься? На дворе холод собачий и дождь проливной, дороги развезло так, что ни конный ни пеший в такую погоду из дому не выйдет, в путь не отправится. Здесь же – пылает огонь в очаге, крутится на вертеле вепрь, роняя янтарные капли на алые угли, ломятся столы от вина да закусок – гуляют люди лихие, разбойные. Кто в кости играет, кто горькую пьёт, кто девицу по бокам оглаживает. Пляшут черные тени по стенам, хохочут, сыпется на столы проклятое, мертвое золото.

Примостился в углу деревенский дурачок. Что он там бормочет?

 
Музыкант бродил по свету, ой-ей,
Пел он песни за монету, ой-ей,
Если ты совсем бедняк, что тут скажешь,
Он споёт тебе и так, правда-правда…
 
 
Чудна дева с ним была, ой-ей,
И красива и мила, ой-ей,
Их любовь вела повсюду, что тут скажешь,
Я ведь врать тебе не буду, правда-правда…
 
 
Злые люди лиходеи, ой-ей,
Погубили как-то деву, ой-ей,
И остался он один, что тут скажешь,
Белый свет ему не мил, правда-правда…
 
 
К Смерти лютой он пришел, ой-ей,
И такую речь завёл, ой-ей,
Дай мне силу убивать, что тут скажешь,
Душу я готов отдать, правда-правда…
 
 
Стал он Чёрным Скрипачом, ой-ей,
И судьёй и палачом, ой-ей,
Душегубам суд вершит, что тут скажешь,
Только сам он без души, правда-правда…
 

Скрипнула дверь, пригляделся трактирщик – кого ещё принесло в недобрый час? Подошел путник к стойке – ручьями течет вода с промокшего плаща, черные глаза смотрят устало и тускло.

– Найдется ли ужин и ночлег для странника?

– Всё будет, коли деньжата водятся… Чем заплатишь за кров и стол?

Усмехнулся путник, подбросил монету с профилем молодого короля. Блеснуло потертое золото и пропало в складках одежды.

Кивнул трактирщик: – Садись, ешь, пей, будет тебе ночлег.

Присел путник за стол, снял плащ, кинул мешок на лавку и загляделся на огонь в очаге. Пляшет пламя, хищно хватает дрова, кидает багровые отсветы на лица разбойников. Хмуро глядит главарь на нового человека. Сделал знак – поднялся один лиходей, подошел к незнакомцу.

– Куда путь держишь, друг?

– Куда ветер несёт, куда сердце зовёт…

– Ходишь, значит, выведываешь? А может ты королевский шпион? Откуда твоё золотишко? Может это казённые денежки за кровь наших братьев? Знаешь, что мы с такими делаем???

Схватил за грудки.

– Ну-ка, братва, гляньте, что у него в мешке?

Вмиг схватили мешок жадные руки, нырнули внутрь и вытащили на свет потертый футляр со скрипкой. Недобро блеснули глаза незнакомца.

– Скрипка… скри… скрипка … – шепотом понеслось по губам. Качнулось пламя свечей, скомкалась тишина, только дурак в углу бормочет свою глупую сказку.

Опешил разбойник, отпустил путника, отступил на шаг. Усмехнулся музыкант.

– Чего же ты боишься больше – королевской стражи или бродячего скрипача?

Никто не ответил, только завыл безнадежно пёс во дворе трактира. Поднялся главарь, подобрал меч со стола.

– А ты сыграй нам, добрый человек…

Приложил музыкант скрипочку к плечу, склонил голову и закрыл глаза. Полилась тихая, нежная, светлая мелодия. Замерли разбойники. Играет скрипач и видится им солнечный свет и крепкие руки отца, мамина улыбка и теплый хлеб на столе, деревенские танцы, звонкий девичий смех и пылкие клятвы под белоснежными лепестками. Серебрится лунная дорожка на Валбе и щедро сыпется звездопад над яблоневыми садами. Проникает музыка в самую душу, поднимает из глубины всё давно позабытое.

Но вот изменилась мелодия и изменилось что-то в сердцах слушателей. Зашевелилась тьма по углам трактира, тревожно затих огонь в очаге, спрятался в багровеющем пепле. Отчаяние и страх взвыли в голосе скрипки, бессилие и невозможность вернуться назад, изменить, то, что сделано. Музыка сводит с ума. Уже позабыли разбойники, кто они есть и зачем они здесь… Смерть манит их властной рукой – идите, идите ко мне…

Вот кто-то захрипел, хватаясь за горло, рассеченное острым ножом, рухнул на стол. Кровь заливает тяжелой, тягучей волной золото, кости, объедки. Падают свечи, мелькают ножи, льётся на землю вино, вспыхивает и поднимается новым огнём. Кровь, Пламя и Смерть торжествуют, справляя славную тризну.

***

Рассказывают, что бродит с тех пор по Светлоречью Чёрный Скрипач. Несёт он погибель людям с мертвой душой, злодеям и душегубам. Нет ему покоя, есть лишь надежда, что однажды последний разбойник покинет этот край и вернутся в него добрые песни, девичий смех и звездопад над яблоневыми садами.

Оле Лукойе

 
Здравствуй, Оле! Где твой зонтик разноцветный,
Полный сказочных историй, дивных снов?
В путешествие без всякого билета
Забирай меня с собой без лишних слов.
 
 
Погуляем среди лондонских туманов…
Поохотимся с отважным Виннету,
Или вдаль со знаменитым капитаном
Поплывём на роковую широту.
 
 
Кто же – дева красоты необычайной
Или старец с благородной сединой
Этой ночью нам свои раскроет тайны?
Открывай-ка, Оле, зонтик расписной!
 

Шепчущий Лес

Жила-была на свете девочка по имени Эльза. Был у неё хороший дом и родители добрые и работящие. Всем была хороша Эльза – и пригожа, и весела, но уж больно языкастая да непослушная. Бывало, скажут ей, сделай, мол, так вот и так, а Эльза всё ж таки по своему сделает, да ещё и прекословит. Уж сколько мать с ней ругалась, сколько горшков побила, а всё бестолку.

Как-то послала её мать в соседнюю деревню, отнести родной тёте гостинцев к празднику. Да строго-настрого наказала возвращаться засветло и ни в коем случае не заходить после заката в Шепчущий Лес. Вела через него короткая дорога, а в обход – дальняя, но никто из сельчан прямым путем и днём не ходил. Говорили, что рыщут там по ночам волки да вурдалаки, а русалки расчесывают под луной свои серебристые косы.

Вот идёт Эльза вокруг леса дальней дорогой и удивляется – лес как лес, деревья, кусты, птицы щебечут, бабочки порхают – что ж в нем страшного? Да ничего! Отнесла девочка подарки тёте, да заигралась с подружками, а когда спохватилась – уж вечер наступил. Побежала она скорее домой.

Добралась до леса и говорит себе: «Солнце ещё не зашло, а тропинка-то – вот она! Я быстренько пробегу, никто и не заметит!» И побежала во весь дух.

Бежит и примечает, как всё притихло кругом. И кажется ей, будто лес её поймать хочет. То ветка за платье уцепится, то корешок какой из земли выскочит. Страшно Эльзе, бежит она, плачет, торопится, пока тропинку видать. А тут и ночь пришла. Посмотрела девочка вперед – не видать дороги, посмотрела назад – одни гнилушки в темноте мерцают. Пошла наугад, а ветки цепляются, царапаются, просыпаются голоса ночные, непонятные. Вдруг невдалеке огонёк забрезжил.

Вышла девочка на полянку, посередине домик стоит старый, покосившийся, из трубы дымок вьётся. Постучалась Эльза в дверь. Отворила ей старуха да прошамкала: «Чего тебе надо, девочка?» А у самой-то глаза, как уголья горят, космы седые, длинные, изо рта желтый клык торчит.

Испугалась девочка, говорит еле слышно: «Заблудилась я, бабушка, как бы мне дорогу домой найти?» А старуха ей отвечает: «Провожу я тебя, дай только клюку возьму. Испей пока водицы, устала поди…» И подает плошку махонькую. Обрадовалась Эльза, что скоро дома будет, да и выпила. А это было зелье колдовское. Захохотала старуха: «Никогда ты из леса не выйдешь, будешь теперь мне служить!» И поняла Эльза, что попалась она в лапы ведьме.

С той поры так и жила она в лесном домике. Пол подметала да обед варила, а в ответ получала корку сухую да затрещину побольнее. Первое время, когда ведьма уходила из дома, пробовала Эльза убежать, да что проку; куда не пойдешь – всё одно к поляне вернёшься.

Однажды послала её ведьма наловить кроликов, захотелось старухе свежего мяса да крови живой. Весь день ходила девочка, поймала одного глупыша, да и отпустила его, бедного. Воротилась ни с чем. Рассердилась ведьма, как закричит страшным голосом: «Так я тебя съем!» Схватила острый нож, отрезала Эльзе ногу и бросила в котёл, а вместо ноги деревяшку приставила. Напоила девочку тёмным зельем, тяжелым, беспамятным.

Очнулась Эльза, а деревяшка уже к ней приросла. Поплакала, конечно, да делать нечего, всё ж таки нога, хоть и деревянная. Только стала Эльза с тех пор замечать, что жизнь в ней угасает. Больше не пела она песенок, не смеялась и не радовалась солнышку. Кожа её становилась всё грубее, а речь медленнее. Полюбила Эльза бродить по лесу, и ведьмины тычки да насмешки уже не ранили её сердце. Бывало встанет она в чаще, дождик по щекам каплями пробежит, ветер высушит, деревья-друзья листочками её приласкают.

Раз улетела ведьма на шабаш и пошла Эльза куда глаза глядят. Забрела в чащу, да вдруг заметила, как блестит что-то в мягкой траве. Присмотрелась, а это застежка её, мамин подарок, видно, отлетела от платья, когда девочка по лесу бежала. Упала Эльза наземь, да заплакала горючими слезами.

Много ли, мало времени прошло, неведомо, только чудится ей в шелесте листьев: «Слушай, Эльза, слушай… Заколдовала тебя ведьма, скоро уже прорастёшь ты деревом. Одно только средство есть от этой беды – ведьмина кровь. Может быть, ты и нам поможешь, все мы когда-то были людьми и стали Лесом…»

Очнулась девочка – лежит она на траве и в кулаке застежку сжимает. Вернулась Эльза в дом на поляне, а старуха после шабаша на лавке храпит. Взяла Эльза нож острый и перерезала ведьме горло. Хлынула кровь, полилась ей на руки, тёмная, горячая. Собрала Эльза всю кровь в котёл, смотрит, а нога-то у неё вновь человеческая, нет больше деревяшки!

Пошла девочка с котлом по лесу. То здесь, то там помажет дерево – и появляется вместо него живой человек. Мужчины и женщины, дети малые да старики и старухи, многих расколдовала Эльза, пока кровь ведьмина не кончилась. А потом вернулись они все вместе в деревню!

То-то было радости, счастливых слёз да крепких объятий! И никогда в той деревне люди больше не горевали, ибо знали, что такое настоящая беда и всегда находили друг для друга слова любви и утешения.