Loe raamatut: «Дальний свет. Ринордийский цикл. Книга 3», lehekülg 13
54.
– Божечки, – Дукатов пренебрежительно всплеснул руками. – Они это специально, что ли?
– Не думаю, что специально, – он спешно нахмурился. – Совсем не думаю, что специально… Однако столько совпадений становится слишком нехорошим делом.
Над всеми нависло мрачное молчание. С таким только готовиться к худшим переменам.
– А тот человек точно так сказал – Камфа? – подал голос Вислячик.
– Он сказал – под Камфой, – заметил он, задумчиво поболтал в чае серебряной ложкой. – Вы же понимаете, как расплывчато звучит… Я вот о чём, господа. Если мы их обнаружим – простите, когда мы их обнаружим и если амулет всё-таки у них, – так вот, глину нам надо будет забрать в любом случае, пока не возжелала вмешаться госпожа Мондалева. Это первое, о чём мы должны позаботиться.
Мамлев на секунду вынырнул из планшета (так, впрочем, и не отрывая взгляда):
– Тогда, я так понимаю, накрывать надо быстро и сразу обоих. Искать неизвестно где нет смысла.
– Нуу, слушайте, – он недовольно скривился. – Я думаю, можно обойтись без шантажа там, где можно обойтись…
Мамлев многозначительно прокашлялся и всё же поднял взгляд – холодно удивлённый франтик в белом воротничке.
– Я сказал, надо накрывать обоих, потому что второй обязательно перехватит и амулет, и бумаги, после чего с большой вероятностью скроется в неизвестном направлении, играть же в пятнашки у нас нет никакого времени. А ты что услышал?
Он хлопнул глазами, затем, поняв, растянул вежливую улыбку:
– Ах да, прости, замотался в последние дни.
– По мне, так это всё равно, – вставил Дукатов. – По мне, так тот факт, что людям Мондалевой они могут попасться раньше, куда хуже.
– Это да, это естественно… Тем более ещё один Истрицк нам совершенно не нужен. Шелетов выедет сегодня же.
Он поднялся, собираясь закруглять потихоньку это словословие. Задумался на секунду.
– Ах да, ни у кого нет идей, чем отвлечь, если что, госпожу Мондалеву от сулевской башни и вообще Камфской области, денёчка хотя бы на два-три? – он с растерянной улыбкой развёл руками. – Амулеты кончились.
– Может, чем-нибудь реальным? – так и не поднимаясь со своего места, проговорил Вислячик.
– Мм?
– Реальными проблемами. Ей бы пошло на пользу, да и стране тоже.
– Оно тебе надо? – чуть усмехнулся он, накидывая плащ (всё равно придётся мокнуть насквозь, что ни напяливай). – Я бы скорее вспомнил про кой-какие телефонные разговоры – тоже штука небезынтересная.
Последнюю фразу он больше пробормотал себе под нос. Все вокруг тоже накидывали верхнее и расходились (по старой памяти он предпочитал для собраний эдакие конспиративные квартирки и избегал по возможности помпезных зданий с буфетом и гардеробом). Лишь Вислячик почему-то продолжал сидеть на месте.
Он подождал, пока все вышли, негромко осведомился:
– Что-то не так?
– Это твоя политика? Отвлекать? – Вислячик поднял наконец голову. – Она и так днями в своих галлюцинациях. Она уже давно не здесь, не знает ничего, а если и знает, то не понимает. И – снова отвлекать? Ещё больше?
– Мм… послушай, Серёжа, что не так? – он участливо приблизился. – Если ты про телефонные разговоры… так я пошутил, и вообще это было скорее не о тебе.
Вислячик подскочил, как ужаленный:
– А про тебя же говорили… ещё тогда говорили, что ты просто политический жулик и ничто иное, что, если бы ты пришёл на смену Нонине, ничего бы не изменилось, а местами было бы и похуже, – он прищурился как будто с омерзением и покачал головой. – И угораздило меня с тобой связаться.
– Так, ну об этом после. А вот про «похуже» я тебя, честно признаться, не понимаю.
– Что, ты тоже перешёл на федеральный канал и у тебя всё хорошо? – Вислячик рассмеялся. – Ничего не знаешь ни про пайки, ни про поезда, ни как по центру уголовники ходят со спецами пополам? Когда полный автобус затапливают – это нормально? Когда города сгорают целиком – это нормально? Когда южный округ не отвечает вторую неделю – вообще пустяки? Или твоих драгоценных не коснётся, а дальше хоть земля полыхай? Нет, местечко повыше и потеплее и чтоб ещё всё своим – это понятно, вполне даже понятно, я тоже волонтёром не нанимался. Но продолжать под это швыряться словами «демократия», «законность», «цивилизованное – бляха-муха – общество» – даже со своими, здесь, у нас, с таким видом, будто это что-то для тебя значит, – он прервался, словно выдохшись, снова покачал головой. – Подонок – ты и есть подонок.
Он в некотором недоумении пожал плечами, расправил полы плаща.
– Ну хорошо, допустим. Мне тогда только одно непонятно: что ты здесь в таком случае делаешь? Ещё летом, помнится, ровно поделили… и вроде тебя всё тогда устраивало. Или что, своя доля на совесть давить стала? Так отдай мне и вперёд, оставь это ужасное общество прогнивших людей. Выход у нас свободный, преследовать тебя никто не будет. А если своё местечко оставлять не хочется – то зачем вообще столько слов и столько шума?
Вислячик не ответил и только рассматривал поверхность стола, будто она оставалась единственным, что его интересовало.
– Кстати, ты ещё забываешь, наверно, что я не правитель, только около. А все конкретные претензии, которые ты так живописно выразил, лучше бы адресовать лично госпоже Мондалевой. Тем более ты же высказывался за то, чтоб не отрывать её от реальности, – он ободряюще улыбнулся. – Вот кстати, если ты так и сделаешь, я тебя полностью поддерживаю.
– Почему же сам ей не адресуешь, раз такой умный?
– Потому что, как ты весьма верно заметил, у меня другие приоритеты.
– Подонок, – ещё раз бросил Вислячик и быстро удалился нервным неровным шагом.
Он вздохнул, пробормотал себе «Не собрание, а какое-то сборище истеричек» и постарательнее застегнул плащ.
55.
Через несколько дней они уже оба лежали, каждый на своём месте, время от времени переговариваясь друг с другом. Иногда приходила Сибилла: она рассказывала, как идут дела у Буловой, порой приносила от неё какие-нибудь вкусности, вроде засахаренной вишни. И Китти ела вишню – отправляя по одной в рот, медленно, явно без всякой охоты пережёвывала каждую ягоду.
В этот раз Сибилла уже ушла, стеснительно улыбнувшись на прощание. Лил навязчивый, сонный дождь: слабел, усиливался, вновь слабел, но никак не иссякал полностью. Печку внизу Китти тщательно растопила с утра, но, похоже, все дрова железное брюхо уже сожрало. Впрочем, новое зеркало для авто и кое-какие другие мелочи успели сожрать ещё больше.
Деньги были на исходе.
Феликс проглядел ещё раз бумаги (со своими пометками ручкой и её – карандашными), но даже ему было ясно, что больше ничего нового тут не почерпнёшь. Будь они в Ринордийске – открывался бы простор для деятельности. Но здесь, без всякой связи, без сети старых знакомств, без возможности даже что-то уточнить, – нет, бесполезно. Поэтому он просто лежал теперь, так же глядя в потолок.
– Почему Замёлов вообще спрятал их в шкатулке? Ему-то зачем это могло быть нужно?
– Не знаю. Возможно, он опасался, что компромат найдут. И спрятал там, где точно искать не будут. Исходники же уничтожил.
– Так это у нас, возможно, единственный экземпляр? Страшное дело…
Или:
– А может, он знал, что ты слышишь, и сделал это нарочно? С расчётом на то, что прочтёшь позже?
– Бумаги очень случайно ко мне попали… Но я бы спросила его, если б была такая возможность.
Или:
– А если он был в курсе, кто ты? А Нонине просто не проинформировал?
– Прямой путь на госизмену. Разве что ему совсем нечего было терять.
– Ну? Решил побыть камикадзе напоследок и заодно подкинуть тебе подарок. Абсурд, конечно, но в порядке бреда…
– Я думала об этом…
Или:
– Как считаешь, почему они отдали нам глину? Это же убийственная вещь, такими не разбрасываются просто так.
– Воображали, что у нас она будет в большей безопасности, может быть. Лаванда когда-то спрашивала меня про уголь… И помнишь, как туда приходили спецотрядовцы?
– Хочешь сказать, приходили всего-то за глиной?
Или:
– А как вообще ею пишут, мне интересно? Глина же не красит. И не сгорает.
– Думаю, размачивают и наносят очень тонким слоем. В огне же неочищенная глина рассыпается.
– Никак сделано из расчёта, что владелец и впрямь «ко всему приспособится».
Или:
– А если её будут искать у нас? Если они знают.
– Значит, спрячем. Или отдадим Буловой.
– А если нас спросят?
– Можно и не отвечать.
– А если… – Феликс замолчал.
– Что?
– Ну… если они знают, что мы знакомы.
Китти помолчала.
– Я считаю, тут каждый за себя. Если кто-то дойдёт до точки, может и сам сказать.
– Вообще да… – Феликс сел и раздражённо взглянул на неё. – Господи, о чём мы говорим!
– Да, действительно, – Китти продолжала смотреть в потолок. – Абсолютно антинаучная ересь.
За окном смеркалось. С места Феликса был виден лежавший на подоконнике, рядом с картой бережно завёрнутый зелёный шарик – будто и всем это казалось таким важным: аккуратно и тщательно хранить амулет, не позволять никому отнять его, а если и передать, то лишь в проверенные и надёжные руки, которые не наделают бед…
– А может, поедем домой?
Снаружи прошумел мотор. Заглох внизу, у дверей.
Они быстро переглянулись. Китти встала.
– Дверь на замке?
Через секунду он вспомнил:
– Сибилла же выходила последней…
Внизу что-то стукнуло несколько раз. Похоже, даже лишней минуты не будет.
Китти переместилась к двери, нашаривая пистолет.
– Стой, – Феликс рванулся наперерез ей. – Я сам.
Он приоткрыл дверь на лестницу, чутко прислушался, что делалось внизу.
Там происходило что-то невнятное, будто топтались на месте. Наконец скрипнуло на входе и громко прозвучало:
– Феликс! Китти! Дверь-то чего не закрываете?
Феликс недоумённо оглянулся на неё, снова воззрился на ступени. Он узнал голос, но его здесь просто не могло быть. Секунда – и, распахнув дверь, он шагнул наружу.
Рамишев и Пурпоров стояли внизу у лестницы. Вода слегка припорошила их, но лица были довольные и радостные.
– Люди, – Феликс, недоверчиво улыбнувшись, мотнул головой, спустился к ним на несколько ступенек. – А вы здесь что делаете?
Пурпоров взмахнул руками:
– Мы мчались за вами из самого Ринордийска. Сибилла сказала, что вы за городом. Ты что, не рад нас видеть?
56.
– Так как вы здесь? – спросил Феликс (Китти после обмена объятиями и словами приветствий оставила их и удалилась наверх).
– Ну вот, ты тогда звонил и сказал, что вы движетесь в Истрицк, – начал Рамишев (Феликс кивнул). – Мы, вообще, сразу не собирались никуда ехать: ты об этом речи не завёл и мы решили, что помешаем скорее.
– А если я послал намёк? – протянул Феликс.
– Нет, – Рамишев переглянулся с Пурпоровым, покачал головой. – Нет, мы раз десять обсудили, что именно ты сказал, и пришли к выводу, что никакого намёка в эту сторону не было.
– А… – их убийственная серьёзность была сейчас даже забавна.
– Вот так, а потом вся эта шумиха с Истрицком. То есть понимаешь, никаких официальных новостей не было, вообще нигде не промелькнуло, только непроверенное и через частных лиц… Мы, конечно, начали звонить. У вас что, телефоны сели?
– Отключили, – сказал Феликс (вдаваться в подробности ему почему-то не хотелось).
– Аа, а у нас уже сели. Ну так вот, тогда мы посовещались и решили-таки рвануть в этот Истрицк.
– И как там сейчас? – всё же спросил Феликс, отводя взгляд.
– Пепелище, – Рамишев покачал головой. – На юге сохранились кое-какие постройки и немного на севере, там даже, кажется, остались какие-то люди. А так вообще всё выгорело подчистую.
– Ясно, – кивнул он.
– Ну так вот, – продолжил Рамишев, – а там… мы туда добрались за три дня на его внедорожнике, – он кивнул на Пурпорова, – а там уже нам попался этот человек. Странный такой, будто из ниоткуда появился. И как специально для нас.
– Кто? – насторожился Феликс.
– Этот… как же, – Пурпоров несколько раз щёлкнул пальцами. – По фамилии такой из начала того века… Редисов, вот. Яков Редисов. С такими рыжими вихрами.
– Бобров, наверно?
Пурпоров качнул головой:
– Нет. Яков Редисов. Точно, Редисов.
– Ясно… – снова проговорил Феликс, на этот раз с ухмылкой. А даже почти поверил…
– И он, – снова взял слово Рамишев, – он рассказал, что вы уехали с Таисией Буловой, а Булова вроде как живёт в Каталёве. Значит, и вас если где имеет смысл искать, то там.
– Так, стоп, откуда он знает про Булову? – Феликс нахмурился. Что-то он ничего не слышал раньше о таком странном знакомстве.
– Да вроде как общался с ней… Когда она сидела в Истрицке. Она же, говорит, интеллигентка, надо было ей отдельное помещение обеспечить, чтоб наш дурдом вокруг не плясал.
– Так и сказал?
Те оба закивали.
– Слушайте, что вы ему наболтали, что он вам всё это выложил?
– Да и не пришлось болтать особо…
– Бутылку поставили?
– Н-нет, – запнулся Рамишев. Пурпоров удивлённо поднял брови:
– Разве он из таких? Не похож.
– Нет, мы просто узнали, что он из местной ночлежки, и спросили, не было ли приезжих в городе. Он вас сразу вспомнил и описал подробно. А тут мы уже нашли Булову, и Сибилла сказала нам, где вы… Что-то не так?
– Думаю, – Феликс оторвал взгляд от стены и попытался сделать его менее мрачным. – Думаю, не расписал ли он всё это, кроме вас, кому-то ещё. Кстати, а он не упоминал какой-нибудь…
«Какой-нибудь амулет», – хотел он сказать, но что-то остановило.
– Какие-нибудь… свои догадки, может быть. Прогнозы.
– Вроде нет… – Рамишев снова с сомнением взглянул на Пурпорова, но тут же просиял. – А, разве что он догадался, кто ты, и вообще, считай, твой фанат. Читал журнал Видерицкого и так ещё… Ах да, кстати!
– Ага, забыли, – подхватил Пурпоров и вытащил из кармана белый запечатанный конверт. – Это тебе от Видерицкого.
– Что это? – мгновенно подобрался Феликс.
– Посмотри – увидишь. Мы объяснили в общих словах ситуацию, когда отъезжали в Истрицк, и он просил тебе передать.
– Ну вот просто отлично, да, – бросил он злобно, опираясь спиной о косяк притворённой двери.
Китти внимательно и молча смотрела на него, не вставая с кушетки.
– А мы-то думали, кто нас сдал в Истрицке, – он патетически взмахнул руками. – Теперь всё понятно. Не удивлюсь, если и тот телефон, который мы не опознали, тоже его.
– Может быть, – откликнулась Китти. – Но не факт.
– Я ещё всё думал в прежние годы, почему наш журнальчик не накрывают, высшие силы на нашей стороне, что ли… – Феликс вздохнул. – Какой же я идиот.
– Подожди, даже если это он, он едва ли знает про Каталёв. Только про Истрицк.
– Да не в этом дело, как ты не понимаешь!
Последнюю фразу услышали, наверно, даже внизу.
Феликс помолчал немного, заговорил снова:
– Нет, и вы посмотрите! Задобрить меня решил. Деньги присылает зачем-то… Или считает, что я их возьму?
– Я бы рекомендовала тебе взять, – спокойно сказала Китти. – Нам бы сейчас было нелишне.
– И ничего не значит, что он сдал нас? Ничего не значит, что горел Истрицк? Знаешь, как это называется? Это называется политическая проституция.
Китти чуть поморщилась:
– Н-нет, так называется несколько другое.
– Без разницы. Пусть подавится ими.
– Феликс, – она пристально смотрела ему в глаза. – От того, что ты их сейчас не возьмёшь, там уже ничего не изменится. А еда, бензин и прочие полезные фишки нам ещё нужны.
– Бери сама, если хочешь! – Феликс швырнул ей конверт и вылетел на лестницу.
Китти посидела без движения около минуты, затем подняла конверт, вытащила деньги, пересчитала их и положила к себе. Конверт же начала тщательно и методично складывать пополам.
Рамишев остановил его возле самых дверей.
– Феликс, ты куда? – вид у него был растерянный и чего-то ради немного испуганный.
– Не трогай меня! – Феликс отдёрнул руку. Рамишев поспешно отступил, но смотрел всё так же растерянно.
– Но послушай, там же ливень и уже почти ночь. Куда ты собираешься идти сейчас?
– А что такое, Витик? – Феликс с ехидной улыбкой обернулся на него. – Хочешь сказать, если я сейчас не вернусь, для кого-то что-то изменится?
– Феликс, ну что ты такое говоришь…
– Какое кому дело, куда я!
Он толкнул дверь и вышел в потёмки.
Китти сложила конверт в маленький аккуратный квадратик, когда в комнату протиснулся Рамишев (Пурпоров остался стоять в дверях).
– Китти? – Рамишев неуверенно склонился к ней. – Что тут у вас произошло? Куда он пошёл?
Она ещё раз для надёжности продавила одну из сторон квадрата.
– Кажется, я не его личный надсмотрщик, чтоб ты меня спрашивал. Я не знаю, куда он пошёл.
– И всё-таки? – он присел рядом с кушеткой на корточки. – Китти, серьёзно, ты лучше его знаешь. Куда он мог скорее пойти сейчас?
Китти помолчала, раздумывая.
– Скорее всего, никуда в особенности. В случайно выбранном направлении.
– Это плохо, – Рамишев тревожно оглянулся на Пурпорова. Тот, по-прежнему стоя в дверях, кивнул:
– Как искать будем – сначала в сторону леса или города?
– Давай я к лесу, ты – к городу.
– Нет, наоборот…
– Оставьте его в покое, – громко прервала Китти. – Хочет пробежаться по окрестностям – пусть пробежится. Разве что заблудится немного на обратном пути.
Рамишев встал, присел с ней рядом на край кушетки.
– Китти, что всё-таки случилось? Из-за чего вот это всё?
– Мы даже ничего понять не успели, – подхватил Пурпоров.
– Что случилось… – задумчиво повторила Китти.
57.
Он думал, пройдёт куда больше, будет идти всю ночь без конечного пункта, без направления – сквозь темноту, в поля, вдоль пустых трасс. Когда же чуть заметно забрезжит рассвет, он дойдёт туда, куда, наверно, теперь и хотелось: какое-нибудь хранимое в тайне от мира, давно позабытое всеми пристанище – последний и настоящий дом для тех, кто был изгнан обществом и самим временем. Если же нет – а более чем вероятно, что нет, – просто наткнётся на тех, кто положит конец путешествию. Серьёзно, раз все уже сдали всех, то и этих должно здесь быть предостаточно.
Не так сложно оказалось даже игнорировать дождь, пусть он и хлестал холодным душем. После нескольких минут Феликс, наоборот, приспособился радоваться ему: чем хуже, тем лучше, в конце концов. Но вот идти в потёмках по настоящему бездорожью… Да, тут он немного не рассчитал.
Уже просто двигаться здесь было куда трудней, чем по городу, где он мог безустанно шагать из края в край десятками улиц. Дойдя через размокшие поля до кромки дальнего леса (ну сколько, квартал-два по городским меркам), Феликс привалился к ближайшему стволу.
Только сейчас он понял, что совершенно вымотался.
Отдышавшись слегка, он на чистом упрямстве прошёл ещё немного вглубь леса, но через две минуты был принуждён остановиться. Ещё несколько шагов – и он просто упадёт, а падать в сырые полусгнившие листья было противно.
Он постоял на месте, чтоб хоть чуть-чуть перевести дыхание, затем развернулся и медленно, понуро побрёл обратно.
Насквозь вымокший, с единственным желанием – забиться в какой-нибудь угол и вырубиться там без сновидений, он добрался до порога. В такой час, конечно, все уже спят. Что к лучшему: меньше всего ему сейчас нужны были свидетели.
Чуть выше по лестнице стоял Леон Пурпоров.
– Вернулся? – он спокойно кивнул Феликсу. – Молодец. Пойдём.
Наверно, это следовало опротестовать, но сил не хватало ни на протест, ни на то, чтоб поинтересоваться, куда, собственно, «пойдём». Поэтому, когда Пурпоров жестом позвал в кухонную пристройку, Феликс просто поплёлся следом.
Они с Китти не пользовались этим помещением, и обычно тут было пусто и холодно. Теперь же откуда-то разливался жар, а на одиночной конфорке, включённой Пурпоровым, что-то тихо ворчало, и синеватый огонь лизал металлическое днище.
Феликс бухнулся на табурет у стола, опустил голову на руки. Закрывать глаза как-то уже не было смысла.
– Во-первых, вот, пей, – Пурпоров поставил перед ним чашку с чем-то чёрным и дымящимся.
– Что это?
– Кофе с коньяком. Тебе надо отогреться.
– Да не хочу я, – Феликс отвернулся от стола.
– Ну да, я понимаю, что ты хочешь заболеть и чтоб за тобой все ухаживали. Но это сейчас будет совершенно некстати.
Феликс подволок к себе чашку, нехотя сделал несколько глотков. Физически и правда теперь было чуть лучше, но менее мерзко от этого не становилось.
– А во-вторых, послушай меня теперь, – Пурпоров наклонился, заглядывая ему в глаза. – Всё, ты успокоился? Или с тобой ещё нельзя говорить?
– Да, – Феликс отодвинул чашку. – Да, успокоился.
– Тогда слушай. Это не Видерицкий сдал вас в Истрицке. По одной простой причине: он не знал, что вы там.
Феликс недоверчиво смотрел на него.
– Потому что, когда дошла эта история с Истрицком, мы выждали неделю с лишним, прежде чем куда-то ехать и что-то говорить Видерицкому. Если даже он и заподозрил что-то или увидел какую-то связь, вас там на тот момент давно не было.
– Неделю, – повторил Феликс. – Даже так?
– Более того, мы вообще не говорили ему про Истрицк – разве что он знал из каких-то других источников, но не будешь же ты всерьёз доказывать на пустом месте, что так и было. Мы назвали Каштору. Это к югу, совсем в другой стороне.
– Вы поменяли город? – Феликс вскинул изумлённый взгляд. – Даже для Видерицкого?
Пурпоров примирительно кивнул:
– Я, конечно, понимаю, что, по сравнению с тобой, мы люди второго сорта. Но не надо так уж нас недооценивать, да?
Феликс смущённо спрятал взгляд:
– Этого я не говорил.
– Ты пей, пей.
