Loe raamatut: «Дальний свет. Ринордийский цикл. Книга 3», lehekülg 20
78.
– Пей.
Феликс вручил ей стакан и таблетку и отошёл на полкомнаты, к окну.
Китти посмотрела на то и другое, явно не собираясь употреблять. Вместо этого глухо спросила:
– Зачем ты?
– Что зачем?
– Зачем возишься со мной? Внедорожник вполне увезёт четверых.
– Пей, – процедил Феликс, удерживаясь, чтоб не добавить чего-нибудь.
Китти какое-то время глядела на него исподлобья, затем всё же молча выпила аспирин. Феликс подошёл забрать у неё стакан.
– Ты додумываешь, чего не было, – он вновь отошёл к окну. – Да, я считаю, ты вполне могла рассказать мне раньше, раз уж мы друг другу доверяем. И да, меня это задело. Ничего больше.
– Неужели, – интонаций не прозвучало в её голосе, она только смотрела пристально и неотрывно. – То есть если бы…
– Разумеется, что за вопросы!
Китти не обратила внимания.
– Если бы это было так… допустим, курсе на третьем, мы тогда уже встречались обильно. И вот в одну из встреч я и говорю: знаешь, я как-то забыла, а тут пришлось к слову – я ведь не Башева от рождения, правда забавно? Как – продолжили бы дальше?
– Почему нет, – пробурчал Феликс, пожав плечами.
Китти покачала головой:
– Что-то мне подсказывает, ты бы и тогда нашёл себе подходящую причину, чтобы благородно возмутиться и чтобы я оставалась виноватой и в таком случае, – она перехватила его взгляд. – Нет? Только честно, Феликс. Совсем честно.
Он подумал было, но нет, совсем честно не получалось сейчас даже для себя.
– Давай потом об этом, когда выздоровеешь.
Китти торжествующе и мрачно улыбнулась, будто и так увидела его мысли.
– Ты же всегда меня ненавидел, – она смотрела в дальний угол. – Потому что, наверно, уже тогда чувствовал во мне что-то такое.
– Ты же знаешь, что это не так, – прервал Феликс.
– Ты знаешь, что так. Вспомни… Вспомни, как всё это было, – все наши ссоры и размолвки. Ты всегда знал, кто я на самом деле, и ненавидел меня – как что-то совершенно отличное, неправильное, рушащее всё твоё красивое мировоззрение… Ты потому только и крутился рядом, что твой разум не мог смириться с этим неправильным… не мог понять, как вообще оно существует в мире.
– Хватит нести этот бред! – он неожиданно для себя ударил по подоконнику.
– Угу. Можешь ещё пощёчину влепить. Проходили уже.
Феликс замолчал.
– Китти, единственный раз, – он быстро подошёл, присел к ней на койку. – Нам было по девятнадцать лет.
– Да-да, и я действительно сказала гадость. Могу повторить.
– Ты же сказала, что извинила меня, – он осторожно взял руку Китти. – Я же просил прощения. Я же спросил, чего ты хочешь, если дать мне в морду в ответ тебя не устраивает. Ты ответила, что ничего… Ты знаешь, что я всё готов был сделать – всё что бы ты ни сказала?
Китти молчала и смотрела куда-то в неопределённом направлении.
Феликс подвинулся ближе:
– Хорошо, давай сейчас сделаю, если ты меня не простила. Чего ты хочешь?
Китти молчала.
– Чего ты от меня хочешь?! – сорвался он.
– Ничего. Я ничего не хочу, Феликс. Я вообще ничего не хочу, – она прикрыла глаза. – Дай мне лечь.
Он спешно встал, освобождая ей место, с тревогой проследил, как она устроилась на подушке.
– Ты в порядке?
– Да, просто прилягу. Устала.
Чутко прошелестели листья вишни. Сюда приближались.
Под прикрытием коры и ветвей легко было высматривать, кто пожаловал в сердце леса. На поляну вышла человечица – тонкорукая, не особо высокая, в красном маковом платье. Птицы при её появлении в тревоге сорвались с веток и умчались в чащу. Но она не заметила и, окинув взглядом поляну, уверенно направилась к вишнёвому дереву. Глупая – будто считала, что может что-то изменить в густо-вязком беге его потоков. Она, конечно, не видела, как сходятся за её спиной вековые вязы и как, едва вздымая почву, сползаются к поляне их толстые корни.
Пусть стражи безмолвны и стары – для врагов их злоба по-прежнему смертоносна. Они изничтожат любого, кто покусится на покой этого места.
Человечица остановилась и, будто услышав что-то, оглядела землю у себя под ногами. Правильно… только несколько поздно.
Что ж, она виновата сама.
Из записок Ньеэлии Форузы
Мы шли к морю втроём: Тесска, старик и я. Солнце ещё сияло жарко, но под пальмами уже были холодные тени. Дрожь пробирала, когда мы заходили в них.
Мне представлялась плохой их идея пойти вечером к морю, но я хотела сопровождать сестру и шла за ними на небольшом расстоянии. Старик казался мне нехорошим и немного опасным человеком, хотя я не знала о нём в точности чего-то дурного. Тесска была странно, болезненно привязана к нему, как и многие другие наши девушки. Так привязываются к соку тех листьев, что нельзя жевать, или постепенно он разрушит тебя изнутри.
Уже разливался закат, когда мы вышли к прибою. Море сегодня было неспокойно и бросалось гребешками волн на берег, как будто злилось. Мои спутники ничего не заметили и ушли дальше вдоль полосы пляжа. Я следовала поодаль. Песок, который здесь мелкий и совсем белый, был ещё тёпел. На нём расплывались сумеречные тени.
Неожиданно ветер переменился и ударил резко и холодно со стороны моря. Вместе с ним прилетело несколько маленьких светлых крупинок. Одни падали и исчезали в песке, но другие оставались в воздухе, к ним присоединялись новые. Белая смерть, вспомнила я, мне о ней рассказывала бабушка, которая видела её ещё маленькой девочкой. Я подхватила платок с плеч, покрылась им с головой.
Старик протянул свободную ладонь (второй он удерживал руку Тесски) и поймал несколько крупинок.
– Это столь мило, – сказал он и улыбнулся.
– Нам надо идти домой! – окликнула я их. – Ведь это Белая смерть.
Старик посмотрел на меня снисходительно, сказал:
– Это всего лишь снег.
Тесска обернулась к нему, ко мне и снова к нему. Ей было сложно решиться, но я поняла, что из нас двоих она всё равно пойдёт за ним.
– Как угодно, – в сердцах воскликнула я и пошла обратно к домам.
В эту ночь Белая смерть покрыла всё побережье. Такого не видели здесь уже много десятков лет, и даже старожилы в страхе и волнении качали головами.
Тесску я вытягивала на этот свет ещё две недели. Она была плоха, но молодое и сильное тело справилось, и она вернулась к нам.
Когда же я ненадолго смогла отвлечься и посмотреть, как старик (всё же он был нашим соплеменником и жил среди нас), он уже отошёл.
79.
Комнаты погрузились в молчание. Его нарушал только негромкий шум на кухне – там возилась Сибилла.
Она вскинула голову, увидела в дверях Феликса и улыбнулась неловко и пугливо, будто её застали за чем-то неподобающим.
– Я тут приготовила немножко… – она кивнула на шпроты, обложенные тонкой картофельной соломкой (и откуда она её взяла). Смущённо отвернулась:
– У нас очень мало всего осталось. Ей бы лучше горячее… Я ещё попробую найти что-нибудь.
– Она сказала, что не будет есть.
– Это плохо, – Сибилла нахмурилась. – Ей сейчас надо есть. Ей сейчас очень надо, – она вдруг вскинула взгляд на Феликса. – Но, может быть, ты будешь? Ты ведь и сам давно не ел.
Откровенно говоря, ему сейчас тоже совершенно не хотелось. Но так не пойдёт, понимал он. Если он просто упадёт рядом с ней в итоге, пользы от этого выйдет мало. Медленно, через силу он начал поглощать ломтики картошки, у которых как будто и не было вкуса.
– Скажи, Сибилла, – она повернулась с живым вопросом в глазах. – Ты ведь что-то там ей предсказывала когда-то? Что-то… ну, что она глупо закончит.
– Да… Но это было давно, и многое могло пойти по-другому. Помнишь, я тебе рассказывала, как всё иногда меняется от человека.
– Да, да, – он нетерпеливо махнул рукой. – И всё-таки, что ты видела про неё? Можешь сказать мне?
Сибилла медленно покачала головой, ничего не отвечая.
– Не имеешь права?
Она несколько раз кивнула.
Затем, видимо, желая как-то его ободрить, добавила с улыбкой:
– Но они вернутся, они точно вернутся.
Он дожевал ещё ломтик, присел рядом на табуретку. Одна ножка была короче, поэтому легко было покачиваться.
– Слушай, а она всегда так всё таила до последнего? Скажи она, мы бы остановились ещё в Шаторском, там-то, между прочим, всего хватало.
(И там ещё не было последней их ссоры, как и этой внезапной правды, подумал он про себя. Может, не было бы и дальше. Хотя нет, наверняка рано или поздно пришло бы к тому – возможно, несколько по-другому).
– Она всегда была очень скрытной, – проговорила Сибилла. – Но, наверно, у нас, в той компании иначе было никак. Она тебе не рассказывала?
– Она вообще мало что мне рассказывала, – пробормотал Феликс. Он вдруг понял, что практически не знает, кто такая Китти. Это накатило всё разом – даже не обидой, а каким-то бессилием размахом в целый мир.
– Ты злишься? – попыталась угадать Сибилла. – Ей нелегко сейчас.
Феликс кивнул – не было никакой охоты что-то говорить. Всё так просто, когда вгоняет в дрёму качающаяся табуретка, мерцает тусклый свет и рядом сидит эта девочка, чем-то похожая на Лаванду. Грустно задумавшись, она продолжала:
– Я хотела вплести ленты ей в волосы… Это особые ленты. Они не то чтобы защищают, но дают немного силы. Но она не разрешила, – Сибилла виновато улыбнулась и опустила взгляд. – Она не выносит, когда прикасаются к её волосам. У неё это тоже с детства.
– Что, правда? – он удивлённо посмотрел на Сибиллу.
Та в изумлении распахнула глаза.
– Она тебе позволяла? – пробормотала она, потом будто спохватилась, что сказала глупость. – Извини.
Она обвела взглядом кухню, снова вернулась к Феликсу.
– Тебе, наверно, поспать нужно? Я посижу с ней.
– Не надо. Я сам, – он резко поднялся. – Если что, я тебя позову.
Ему казалось втайне, что, если он прервётся и не будет сидеть с Китти лично, что-то гарантированно случится именно в этот момент. Будто бы где-то в отдалённых комнатах бродило нечто слепое и бесформенное, и, если оно вдруг подошло бы к её койке, с ним же не справились бы ни Сибилла, ни кто-либо другой – только он. В крайнем случае, если отогнать не удастся, всегда можно сказать: «Эй, тебе ж всё равно кого? Давай я пойду первым, что». (Не то чтобы он собирался так делать. Не то чтобы он думал, будто его спросят).
Но это успокаивало.
В ночи резиденция была тиха, как застывший скомканный лист бумаги.
Китти убедилась, что Софи, как обычно, в своём кабинете, а также, что в коридорах нет никого другого, постороннего, и со стуком вошла.
– К вашим услугам.
Софи стояла в полумраке в дальнем углу. Не зная точно, что она здесь, можно было и не заметить её сразу. Отвлекшись от чем-то столь интересных полок на стене, она повернулась к Китти.
– А, явилась? Сколько нужно звать, чтоб ты была здесь?
– Всего лишь раз, Ваше Величество, так как, придя по собственному усмотрению, я наверняка помешаю вам.
Софи медленно оторвалась от стены, пошатываясь, подобралась к столу. Небрежно махнула рукой в сторону:
– Пепельница упала.
Китти проследила за её взглядом.
– Одну минуту.
– Хотя ладно, брось, – тут же прервала Софи и, цепляясь за спинку стула, забралась в его глубину меж подлокотников.
– Это совсем быстро, Ваше Величество…
– Сядь, – отрезала Софи.
Китти присела на стул напротив.
Софи некоторое время выжидательно смотрела на неё, склонившись в сторону и облокотясь одной рукой. Волосы свисали спутанной тёмной гривой.
– А ответила почти сразу, – сигарету она в этот раз не курила, а мяла в пальцах. – Ожидала, что я позвоню?
– Я всегда держу в голове возможность того, что вы позвоните, – ровно ответила Китти.
– Прямо всегда? В такое время, как сейчас, порядочные люди давно спят и ничего не держат в голове.
– Я ещё не успела заснуть, когда вы позвонили, Ваше Величество.
Софи замолчала. Долго и пристально вглядывалась на этот раз, прежде чем усмехнуться.
– Что ж так? Тоже думаешь о врагах государства? Или – всё же о чём-то другом?
Кто мог спалить сейчас их с Феликсом возле убежища, быстро прикинула она. Кто-то проследил за авто, поставили новую камеру? Нет, вроде бы ничего не должно было быть…
– Я уверена, что для этого есть куда более компетентные люди, – не моргнув глазом сказала она.
– Компетентные люди… Бред полнейший. У меня нет компетентных людей, запомни это, пожалуйста, – ни одного человека. Замёлов вон тоже… считал себя умным. Туда же, крыса. Вот и теперь тоже смотрю, – Софи задумчиво притянула к себе список «врагов», который вдвоём с Кедровым составляла до того весь день, – не забыла ли снова кого-нибудь. Иногда бывает, совсем не думаешь на человека, а он…
Она замолчала, застыв над списком, но Китти видела, что она не читает. Если всё-таки кто-то отследил машину – рано или поздно с этим можно было попасться… Софи подняла голову и улыбнулась (в сочетании с запавшими глазами в тёмных кругах это выглядело несколько жутковато).
– Кстати. Ты знаешь, что есть второй список? Мой личный.
– Нет, мне это неизвестно, – Китти покачала головой.
– Он немного отличается от этого, и некоторые фамилии там другие. Его я составляла в одиночку. Знаешь, есть вещи, в которые посторонних лучше не посвящать, – Софи приоткрыла ящик стола со своей стороны, что-то нашла там. – Хочешь взглянуть?
– Как вам угодно, Ваше Величество.
– Что, неужели даже неинтересно?
– Мне думается, что, если некие государственные дела, по вашему мнению, меня не касаются, мне бы не следовало специально интересоваться ими.
Софи прищурилась.
– Ты действительно думаешь, что не касаются? Это большой список. Ты уверена, что там нет никого из твоих друзей или близких знакомых?
– У меня не так много друзей, Ваше Величество, – Китти для вида замялась. – По правде говоря, в Ринордийске мне никто не вспоминается навскидку.
– Ну а ты сама? – Софи чуть нагнулась вперёд. – Ты так уверена, что тебя в нём нет?
Китти удивлённо хлопнула ресницами:
– Конечно, нет.
Софи вновь откинулась назад и прекратила улыбаться.
– А ты хорошо блефуешь, – проговорила она после паузы. – Полезное умение. Меня иногда выручало.
Она вытащила из ящика револьвер и положила на стол перед собой.
– Мы ещё сопляками были, гуляли, нашли одно местечко. Нам оно понравилось. Тут пришли местные гопники и сказали, что это их территория и чтоб мы убирались. Меня это, конечно, не устроило. Я взяла револьвер – да, вот этот – и объяснила, что либо они проваливают, либо я открываю огонь. В общем, всё на удивление быстро разрешилось, и место осталось за нами. А знаешь, что самое интересное?
– И что же?
Софи понизила голос:
– Он не был заряжен. У меня ещё не водилось патронов в то время, – она усмехнулась чему-то давно прошедшему. – Макс тогда ещё всё норовил влезть и оттереть меня, типа давайте решим по-хорошему … Пацифист хренов.
– Вы имеете в виду Максима Быстрицына? – уточнила Китти.
– Его самого. Которого судили за госизмену во время Южной войны. Знаешь, – Софи задумчиво прищурилась, – он мне нравился. Не то чтоб сильно, но чем-то, немного. У него были такие забавные чёрные кудряшки, всё время хотелось их подёргать, – она раскрыла глаза и посмотрела на Китти в упор. – Я его пристрелила. Лично. Глупая ещё была, не сдерживала такие порывы. Надо было по-другому… Мерзкое чувство: когда знаешь вот, что кто-то под полным твоим контролем – и всё равно при этом не твой. Видишь, он вон там сейчас, в углу?
Софи показала на дальний угол, где сгустились тени. Китти проследила за её жестом, невозмутимо покачала головой.
– Боюсь, что не вижу, Ваше Величество.
– Правильно, потому что его там нет. Там только крысы.
Она кивнула в тот же угол небрежно и без какого-либо нарочитого выражения. Китти посмотрела.
– Убежали, – пояснила Софи. – Щель надо заделать.
– Прикажете это сделать сейчас? – автоматически отозвалась Китти.
– Зачем? – Софи откинулась к подлокотнику и покрутила сигарету вокруг пальца. – Ты же их не видела.
– Я действительно не видела крыс, Ваше Величество, но если их видели вы, то, вполне возможно, они вернутся сюда позже…
– А может, они мне почудились. Не закрадывалась такая мысль? Если так, то у тебя должны быть железные нервы. В одной комнате, наедине с помешанным, ещё из револьвера пулять начнёт, – она кивнула на своё оружие. – Сейчас-то он заряжен.
Китти продолжала смотреть несколько непонятливо и с вопросом.
– Хотя да, что это я, – Софи приподнялась . – Ты ведь не этого боишься.
С неожиданной грациозностью – теперь её ничуть не пошатывало – она обогнула стол и стул, на котором сидела Китти, исчезла где-то за спиной у неё, вне зоны видимости.
– Я давно заметила, – протянул оттуда её голос. – Никаких шарфиков, никаких цепочек на шее… И пуговица на узком воротнике всегда расстёгнута, – она остановилась за самой спинкой стула. – Я угадала?
Китти поборола навязчивое желание обернуться. Вбитое с детства правило: не показывать, если больно или страшно, не провоцировать.
– Возможно, что так, Ваше Величество, – ответила она спокойно, – но мне кажется, у вас нет особого резона это делать.
– Нет? – Софи появилась слева, посмотрела в глаза Китти, но несколько секунд – и взгляд равнодушно отстранился и затуманился. – Пожалуй, что нет.
Она прошествовала к столу, закинула револьвер обратно в ящик.
– Ты угадала, нет никакого второго списка. С первым бы разобраться. Но уж в этот раз разберусь, пусть будут уверены.
Опираясь о попавшие под руку предметы, она отошла в прежний свой угол, зябко и недовольно поправила на плечах крысиный плащ.
– Ладно, иди. Я устала.
Китти поднялась.
– Может быть, чаю или кофе?
– Я сама. Иди.
Свет проходил неярко сквозь небольшое окно, ложился на старые пыльные поверхности, и воздух здесь был сероватым.
– Это последняя? – Китти рассматривала таблетку.
– С чего ты взяла?
– Два по десять. И ещё шесть оставалось у нас. Я считала.
– Глупости. Всего ещё предостаточно.
Феликс помог ей запить – она уже не садилась в постели, а только чуть приподнималась на подушке.
– А скоро уже приедут наши и привезут много хорошего. Так что ты очень быстро поправишься.
– Угу, – Китти невнятно кивнула, глядя в потолок.
Феликсу совершенно не нравился её вид (пару дней назад было лучше). Но они же и впрямь скоро вернутся, а значит, дело не так критично. Словно чтоб проверить, что прав, он подошёл к окну посмотреть наружу: не едет ли там, вдалеке желтоватый внедорожник…
– А ты знал, – тихо проговорила со своего места Китти, – что Кирилл Эрлин тоже умер от пневмонии? Кто ж думал, что на южных островах бывает метель…
Феликс резко повернулся:
– У тебя нет пневмонии. Это всего лишь простуда.
– Да. Всего лишь, – Китти смотрела куда-то в ей одной видную даль. – Вот так это бывает, когда ты только человек. Строишь какие-то планы, воображаешь о себе что-то, пытаешься к чему-то стремиться… А потом просто лежишь и умираешь от простуды. Действительно, как глупо. Сибилла была права.
– Давай ты лучше поспишь, – Феликс подошёл ближе к койке. – Когда ты не спишь, у тебя возникают дурацкие идеи.
– Пожалуй, так, – Китти прикрыла глаза. – Идеи – вообще очень дурацкая штука.
– От кого я это слышу, – Феликс через силу усмехнулся, но она, похоже, уже задремала, и его слова до неё не долетели.
Он отошёл, покрутил в руке пустой блистер. Таблетка и вправду была последней.
Феликс вдруг понял со всей отчётливостью, что, если они не приедут в ближайшие часы, он понятия не имеет, как дальше. Чем сбивать ей температуру, когда она проснётся?
Она спала тихо и не шевелилась. Иногда Феликс подходил к ней – всякий раз убедиться, что перемен нет, – потом опять ходил из угла в угол, из комнаты в комнату, чтобы отогнать сонливость. Это, пожалуй, изматывало больше, чем если б что-нибудь пришлось делать: тишина, застывшее лицо-маска, стоячий пыльный воздух, уже обращавшийся из серого в сумерки, что давили ещё сильнее. То бесформенное зависло беззвучно где-то неподалёку. Оно сделалось настолько привычно теперь, что почти перестало нагонять тревогу – скорее усталость.
Он даже подумал, не позвать ли всё же Сибиллу – буквально на час-другой. Вряд ли что-то произойдёт за такой короткий срок: она же всё равно спит сейчас…
Китти тихо застонала и перекатилась набок под одеялом.
– Китти? – он быстро подошёл, присел на край койки. – Что случилось?
– Но я его правда не знаю, Ваше Величество, – внятно проговорила она, не открывая глаз. – Мы просто учились вместе.
– Китти, просыпайся, – Феликс легонько, затем сильнее потряс её за плечо. – Просыпайся, просыпайся.
Она не проснулась, но замолчала и дышала теперь ровно. Феликс аккуратно слез, посмотрел ещё некоторое время, но Китти лежала спокойно. Он собирался было отойти обратно, когда она снова заговорила:
– Это из-за меня так получилось с Лавандой. Если бы я тогда забрала её с собой из Ниргенда, всё, наверно, было бы совсем по-другому. А может, и не было бы. Никто теперь не скажет.
– Это ты сейчас в сознании говоришь? Или спишь?
– Я не сплю, – Китти открыла глаза. – Я что-то говорила?
– Ничего, ничего, – поспешно пробормотал Феликс. – Всё хорошо.
Она затихла и вела себя некоторое время спокойно, потом снова:
– Я пыталась предупредить Улю, что у Софи на него планы. Создала пустой аккаунт и написала с него в Ленте, в личку, потом сразу удалилась. Я попробовала намекнуть, что его убьют до утра, но он ничего не понял.
– Уля был дурак, – откликнулся Феликс. – Не нужно о нём, правда.
Китти не ответила. Через какое-то время попробовала поднять голову:
– Сибилла… Где Сибилла?
– Позвать её?
– Нет, не надо, – она снова положила голову на подушку. – Просто передай ей, что про пожар она угадала. Она сказала, что летально он закончится не для меня.
– Про пожар? – Феликс опять присел рядом.
– Я не рассказывала тебе про палисадник? Не рассказывала… За всем другим как-то забылось.
– А, ты про тот пожар у резиденции? – вспомнил Феликс.
– Я как раз подъехала, когда там всё полыхало, мне надо было поставить машину в гараж. Так что да, я его видела.
– Кого – его? – переспросил Феликс.
Но Китти уже снова заснула.
Она то затихала, то опять начинала говорить, называя всё новые и новые имена, и вновь затихала. Лучше бы она молчала, думал иногда Феликс: это начинало слишком напоминать генеральную исповедь. Но тут же понимал, что нет, лучше уж пусть говорит – всё лучше, чем эта безмолвная маска вместо лица. Несколько раз он одёргивал себя от того, чтоб растормошить, разбудить её. Не выдержав, ушёл на кухню: там сейчас была Сибилла.
Остановившись в шаге, Феликс вцепился в неё взглядом:
– Она же выздоровеет? – вполголоса, чтоб было неслышно за дверью. – Сибилла?
Та молчала и смотрела в другую сторону.
– Ты ведь знаешь на самом деле, – прошептал Феликс. – Почему нельзя узнать мне? Только это, ничего больше.
– Я не могу.
– Скажи мне, да или нет! – он рванулся к ней. – Я не требую никаких тайн, только да или нет!
– Я не могу тебе сказать, – твёрдо и как будто даже немного озлобленно повторила Сибилла.
Феликс сообразил, что хватает её за плечи (и даже, кажется, успел встряхнуть пару раз).
– Извини, – он тут же отпустил её, отступил в сторону. – Извини, это всё нервы… Хорошо, не надо про неё! Расскажи что-нибудь, что можешь. Может быть, вообще не про нас, не про наше время – просто что-нибудь. Всё равно что.
Сибилла задумалась, сначала в минутной тревоге, потом лицо её просияло, будто она нашла что-то подходящее.
– Однажды, – заговорила она тихо, – моя прапрабабушка предсказывала будущее одному хорошему человеку. Он приехал в Ринордийск из другого места, чтобы строить там метро, – Сибилла неуверенно прервалась. – Помнишь, так хотели сделать?
Феликс, не глядя на неё, быстро кивнул.
– Бабушка предсказала, что его расстреляют, если он останется в Ринордийске, и сказала, что ему надо уехать. И он уехал, – Сибилла старательно улыбнулась. – Он вернулся домой, и у него всё было хорошо. Он стал талантливым и опытным инженером и создал много полезных вещей. У него было двое детей и много внуков, они все его очень любили. Он прожил долгую и счастливую жизнь… всё, что могло быть плохого, просто прошло мимо.
– Да? – Феликс напряжённо обернулся к ней. Сибилла закивала.
– Ну хоть у кого-то всё хорошо, – он тихо рассмеялся, пряча взгляд.
Сибилла приблизилась, сочувственно тронула его за руку. От её прикосновения он отдёрнулся так, будто оно грозило гибелью, чем-то ещё похуже. Он сам точно не знал почему.
Сибилла посмотрела непонимающе и вопросительно покачала головой:
– Извини…
Феликс отвернулся:
– Ладно. Пойду.
Оставшись одна в приёмной, Китти рассудила, что до утра не так много, и занялась упорядочиванием бумаг. Это было понятным и монотонным делом и помогло бы успокоиться.
В этот раз, поняла она, Софи всерьёз. Это не очередной список имён на память – она будет расчищать территорию. Начнёт, скорее всего, со сходок. Дальше – концентрическими кругами.
Она, разумеется, передала часть имён Феликсу несколько часов назад, но что сделает Феликс? Что вообще кто-либо из них сделает, если уж совсем честно?
«А ты же могла, между прочим, – заметил знакомый ехидный голос. – Если не позволили обстоятельства дотянуться до револьвера, то чего стоило немного подтолкнуть расшатанную психику и получить… да хотя бы уголь-амулет? Ты ведь умеешь это, если постараешься».
Останавливало одно: Софи могла притворяться. В таком случае она, конечно, распознала бы малейшую попытку манипуляции. Китти бы рискнула, касайся дело только её самой, но оно касалось не только её.
Но если не манипуляция, не создание действительных помех… Что тогда? Отвлечь? Чем?
Идея с письмом поначалу показалась бесспорно бредовой, но уже через час Китти знала в достаточных подробностях, что должно содержаться в послании, чтобы переключить на него Софи, и примерно обрисовала в уме картину, как провернуть это дело технически.
Ещё вопрос – где написать. Дома безопаснее, но и менее выполнимо (должна же она спать хотя бы два-три часа в сутки, чтоб продолжать функционировать нормально). На работе, урывками в перерывах между заданиями – конечно, опасно, но вполне реалистично. Надо только быть очень осторожной…
Уже утром, на минуту выйдя из приёмной, Китти столкнулась взглядом с Андреем Кедровым. Он, разумеется, понял, что Китти была тут задолго до него, возможно, всю ночь, и, хотя обычно он первоклассно скрывал свою неприязнь, в этот раз она отчётливо высвечивалась на его лице. Китти даже захотелось сказать: «Господин Кедров, мы ни о чём не говорили и не строили против вас планов, у Софи очередная бессонница и, похоже, галлюцинации. Вам действительно так хочется лично разбираться с её галлюцинациями?»
Вместо этого она мило улыбнулась, проходя мимо него.
– Доброе утро, господин Кедров.
После нескольких часов бессмысленного хождения Феликс всё же придремал в старом кресле с плюшевой обивкой. Хоть оно было продавлено почти насквозь, в нём так мягко и уютно сиделось, что глаза закрылись сами собой.
Туда – невольно понесло туда, где всё было хорошо и просто, вопреки всем последним событиям, даже как-то независимо от них. Вот Ринордийск, вот его белые высотки, сверкающие на солнце окнами, электростанция, у которой они все собрались зачем-то. Вот Гречаев, Пряжнин, Рамишев с Пурпоровым и вся их компания, – люди, а давайте взберёмся наверх, надо же нам всё-таки установить этот долбанный флаг. Вот и Лаванда со своим смешным браслетом из перьев. Эй, сестрёнка, ну хватит дуться, в самом деле. Да, бывали у нас размолвки, как у всех людей, обитающих под одной крышей. Но согласись, это были хорошие деньки. А компромат… связи с Нонине… может, фиг с этим? Давайте как будто показалось – жили же без этого раньше…
И тут Китти начала кашлять.
Она заходилась кашлем, как будто её душил кто-то. Феликса вмиг подкинуло из кресла.
– Китти! – он бросился к ней через комнату – Китти!
Он припал к ней, схватил за руки, понимая на краю сознания, что это бесполезно и не поможет. Что с ней делать – она же задыхается? Что вообще можно сделать, если человек задыхается, а рядом никого и ничего? Так бывало прежде, при Нонине, когда он мог почти не думать о Китти неделями и только иногда, глубокой ночью нападала вдруг единственная мысль: что, если её вычислили сразу после Главной линии, что, если её уже нет или она сейчас в подвалах резиденции? И в этом не было ничего самоотверженно-гордого, только слепая чёрная паника, как будто кто-то крушит мир молотком.
– Китти… – повторил он.
– Открой окно, пожалуйста, – наконец смогла произнести она в перерыве между кашлем.
– Там мороз. Тебе нельзя.
– Откуда столько дыма…
– Дыма? – она перестала реагировать. – Так, подожди.
Феликс метнулся к окну, дёрнул несколько раз форточку; когда она не поддалась, выломал вместе с обледеневшей створкой, впустив в комнату режущий свежий воздух и россыпь снежинок. Отдёрнул вторую створку.
– Так лучше? – он повернулся к Китти. Та вдохнула, закрыла глаза:
– Спасибо, Феликс.
