Вернувшись домой, я поняла, что мама ещё не вернулась со своего рандеву.
Снедаемая вполне понятным любопытством, я весь день пыталась разузнать у неё о тайном поклоннике, но она всячески отнекивалась. Тогда я предложила ей бартер: макияж и укладку за секретные сведения. И тут она, что называется, «дрогнула».
Поклонником оказался мамин бывший одноклассник Евгений Николаевич Потапов, Жека, как называла его мама. По словам мамы, ей в пору нежной юности нравились двое, но выбрала она моего отца и разбила тем самым Евгению Николаевичу любящее сердце.
Прошлой осенью, с помощью Прокловой установив себе на телефон приложение «Одноклассники», мама списалась со своими школьными подругами. Через них, видимо, подтянулся и Евгений Николаевич.
Переписывались они всего пару месяцев и тут, как нельзя более кстати, эта встреча выпускников.
Евгений Николаевич – бывший военный, полковник в отставке. Вдовец вот уже пять лет.
На мой вопрос, как он ей показался спустя столько лет, она уклончиво ответила, что, мол, там видно будет. Судя по тому, как у неё горели глаза, «там видно» будет многое!
Я улыбнулась. Как бы я хотела, чтобы у неё в этот раз всё получилось!
С мыслей о мамином счастье мысли сами собой перекинулись на своё собственное и улыбка моя увяла и противно заныло под ложечкой. Чёрт бы побрал этого Фила! Опять возник из неоткуда, по своей привычке подкрался сзади и как пить дать снова исчезнет в никуда.
Только у меня вроде бы всё стабилизировалось, и вот опять полный раздрай. И опять его присутствие пробуждает во мне что-то потаённое, поднимая ил со дна моей души.
Я вздохнула и тут зазвонил телефон. Мишка.
– Алло, привет! – излишне бодро ответила я. – Я как раз только вернулась домой.
В голове мелькнуло: «Зачем я оправдываюсь, как будто меня застукали с поличным?»
– Привет! Как церемония?
– Первое место! – с гордостью ответила я.
– Молодчина! Надо отпраздновать!
– Обязательно!
– Как мама?
– О! Мама – замечательно! Завела себе поклонника и усвистала к нему на свидание!
– Вот это да! Когда она успела только?
– Они знакомы с юности, давний поклонник.
– Ну дай им бог, как говорится. На выходных увидимся?
– Не знаю пока, надо у мамы узнать её планы.
– Ну узнавай, – ответил Мишка чуть погрустневшим голосом.
– Я позвоню. Целую, – почувствовав это мягко добавила я.
Как только я нажала отбой, телефон снова ожил. На сей раз звонила мама.
– Алло, доча? – раздался звонкий мамин голос.
– Да, мам, слушаю тебя!
– Доча, сегодня меня не жди. Я еду в гости к Евгению Николаевичу.
Судя по количеству слов «доча» (кстати, она никогда меня так не называет) и игривому тону, мама тоже была под хмельком и в хорошем настроении.
– Хорошо, что предупредила. А где это?
– В Бердске, – затем, видимо что-то уточнив, она назвала адрес.
– Желаю удачи! – с иронией сказала я.
– Пока! – мама со смехом отключилась.
И я, как настоящая мать подростка, который только что предупредил о своих планах, с успокоенным сердцем пошла спать.
На утро меня вывел из сна всё тот же звонок телефона. Мама. Так рано?
С колотящимся сердцем я схватила трубку.
– Алло, мама?
– Полька, ты что, ещё дрыхнишь? – я услышала ироничный мамин голос.
Что ж ничего плохого по всей видимости не случилось.
– Ну конечно дрыхну! Ведь сейчас всего лишь…– я в возмущении оглянулась на часы. – Десять часов, – сказала я осевшим голосом.
– То-то же.
– Ну как? – осторожно спросила я.
– Полька, я как Ева только не в райском саду, а в заснеженном лесу! Тут в спальне такое большое окно с видом на лес. Кругом только сосны и тишина…
Я в замешательстве тру лоб. В самом деле, я не поспеваю за мамиными метаморфозами. Я ещё не успела привыкнуть к её ногтям, и вот извольте – «Ева». Кстати, а почему Ева? Это намёк на то, что она там не совсем одетая что ли?
– Мама, а вы не слишком торопите события? – деликатно спросила я.
– Конечно торопим, ведь мы уже упустили столько времени!
– Слушай, а приглашай тогда своего Евгения Николаевича в гости!
– Смотрины будешь устраивать? Тогда и ты зови своего Мишку.
– Будут двойные смотрины! Приготовишь чебуреки?
– Лепить поможешь? – вопросом на вопрос ответила мама.
– Не вопрос!
По заснеженной улице я шла на встречу с Филом и Пепе «посмотреть фронт работ». Мы жили в так называемом «тихом центре», и чтобы оказаться у их парадной, мне нужно было пройти всего пару кварталов от своей.
Я шла спокойно, но душу мою буквально рвали на части противоречивые чувства, видно левое и правое полушария моего мозга затеяли свой старый как мир спор.
Левое безапелляционно заявляло: «Тебе не нужно туда идти. Ты прекрасно знаешь, чем это может закончиться. Пошли этого Фила куда подальше с его «долг платежом красен» и живи долго и счастливо с Мишкой». А правое ему испуганно отвечало: «А порядочно ли так поступать с человеком, спасшим тебе жизнь? Помочь с ремонтом – это самое малое, что ты можешь теперь для него сделать».
Было ещё кое-что. Фил имел, какую-то магическую, неподвластную логике власть надо мной. Пока я не видела и не слышала его, я напрочь забыла о его магии. Но стоило ему обнять меня тогда в танце, как это чувство, как запертая в клетку птица, встрепенулось и готово было выпорхнуть на свободу.
Тяжело вздохнув, я набрала номер квартиры на домофоне.
Широко улыбаясь, дверь мне открыл Фил.
– Проходи, – говорил он, пропуская меня в квартиру, – раздевайся.
Я подозрительно посмотрела на него, так как последнее слово он сказал значительно тише и с каким-то двойным смыслом. Или мне это почудилось? Возможно я на взводе и потому ищу двойной смысл в его поведении.
Но он лишь невинно улыбался, поэтому я ответила:
– Спасибо.
Помогая мне снять шубу, он приобнял меня сзади и прошептал на ухо, дотронувшись до мочки тёплыми губами:
– Замёрзла?
Я оцепенела и в этот самый момент в прихожей появилась Светлана.
– Пепе, Пола пришла! – как ни в чём не бывало весело возвестил Фил.
Я ошарашенно уставилась на неё, промямлив: «Здравствуйте, Светлана!» – и неуклюже забрала свою шубу из его рук.
Пепе ничего не заметила (или сделала вид). Она лишь отстранённо поприветствовала меня и пригласила проходить, не разуваясь. У меня затряслись поджилки. Неужели она заметила? А может она знает про Убуд? Ох, ну зачем я пришла в этот дом? Вот надо было послушать левое полушарие!
Я нерешительно пошла за ней и тут на всех парах мне на встречу выбежала самая чудесная собака на свете.
Ещё в детстве, посмотрев фильм «Маска», я буквально «заболела» этой собакой. Как я просила маму… Эх, да что там. Таких собак в нашей стране и не было тогда, по крайней мере в нашем городке.
Пёс подбежал, торопливо меня обнюхал, а когда я наклонилась погладить его, подпрыгнул и лизнул в нос, тем самым разрядив неловкую атмосферу.
– Пёс породы Майло, – засунув руки в джинсы, подошёл Фил.
– Нет, – улыбалась я, продолжая тискать собаку за загривок, – это Джек Рассел терьер. Как его зовут?
– До банальности просто. Джек.
– Джек, Джек, – гладя прыгающую у моих ног собаку, радостно повторяла я.
– Не знаю, что вы все в них находите? – почти обиженно заметил Фил. – Ну милый, ну прыгает. Лично мне больше нравятся хаски.
– Не удивительно.
– Почему? – вскинул брови Фил.
– У вас с ними одинаковые глаза.
Светлана чуть заметно улыбнулась.
– Проходите, Полина! – немного более приветливо пригласила она меня в гостиную. – К сожалению мне нужно работать, поэтому я вас покину. Думаю, что Фил сам всё покажет.
За сим она удалилась.
– Ну что, показывайте, Филипп! – я уже успела взять себя в руки и решила придерживаться профессионального тона.
Он ухмыльнулся уголком рта и с видом заправского экскурсовода стал водить меня по своим владениям. Джек с интересом сопровождал нас.
– Квартира и вся обстановка достались мне от деда, ну я уже об этом упоминал. После смерти бабушки он большую часть времени жил на ведомственной даче. Словом, уюта он тут не наводил. Мы тоже.
Дом, в котором находилась квартира, представлял собой классический образец дома в стиле сталинский ампир. Квартиры в этих домах в народе величают «сталинками». Она была велика по площади, с высокими потолками и окнами и со вполне удачной планировкой.
Но сама обстановка гостиной оставляла двойственное чувство. С одной стороны в интерьере присутствовала монументальная мебель той эпохи из красного дерева (а в спальне меня особенно поразил спальный гарнитур из карельской берёзы), с ней отлично гармонировали светильники и тяжёлые шторы на окнах, на потолке сохранилась настоящая лепнина.
С другой, диссонанс в эту классическую и по сути историческую обстановку вносили две вещи: стойка из ДСП под бук и стоявшее рядом с массивным антикварным диваном современное велюровое кресло синего цвета на хромированных ножках. Этакий привет из нулевых.
На стойке вперемежку стояли фотографии в рамках, лежали диски, пульты, какие-то разномастные сувениры, покрытый пылью DVD-проигрыватель, а на самой верхней полке красовался огромный телевизор.
Все стены квартиры украшали прекрасные картины хозяйки дома. Но уюта в квартире действительно не чувствовалось, да и ремонт, сдаётся мне, в квартире тоже не делали давно.
– Что конкретно вы хотите поменять? – я решила перейти к цели своего визита.
– Ничего кардинально менять мы не хотим. Так, – он неопределённо махнул в воздухе рукой, – немного освежить гостиную. Кое-где штукатурка осыпается уже. В одном месте даже дранка видна. Ещё есть мысль присоединить к ней кабинет.
– Там я заметила библиотеку. Вы планируете её оставить?
– Даже не знаю, – он в задумчивости сморщил лоб, – там сплошь Ленин и Маркс с Энгельсом. Зачем это старьё?
– Ну а ваши книги по истории искусств? Им тоже нужно место.
– Они все в мастерской.
– В мастерской? – я очень удивилась, так как никакой мастерской мне не показывали.
– В мастерской Пепе, – он отвёл взгляд и торопливо добавил: – Но там мы ничего менять не будем.
– Что ж понятно. По поводу осыпающейся штукатурки. Если её обдирать и штукатурить заново, а потом красить, будет очень много мусора и пыли.
– А как же тогда быть? Мы бы хотели продолжать жить в квартире.
– Тогда могу предложить компромиссный вариант – закрыть старые стены гипсокартоном, потом его отшпатлевать и покрасить. Правда всё равно будет этап шкурения, но пыли всё равно будет значительно меньше, чем при первом варианте.
– Давайте так и сделаем.
– На полу прекрасный паркет. Его нужно только обновить – отциклевать и заново покрыть лаком. Большой вопрос по цвету стен. Но это наверное лучше обсуждать со Светланой?
– Это почему? – удивился Фил.
– Стены, как в музее, должны быть правильным цветовым фоном для картин. Так что этот вопрос должна решать Светлана.
– Ну пусть решает, – Фил поджал губы.
– Давайте подведём итог. Необходимо обновить стены, присоединить кабинет. Ещё я рекомендую избавиться от этого кресла и стойки под телевизором и заменить их подходящей по стилю мебелью.
– Ну кресло – допустим. А стойку чем можно заменить?
– Комодом. Нужно отобрать две – три фотографии, облачить их в антикварные рамки и поставить на комод сверху. Всё, что вы посчитаете нужным оставить,– я повела рукой в сторону разномастного хлама на стойке, – можно с успехом разместить на полках внутри. В том числе и DVD-проигрыватель. На задней стенке комода имеются специальные отверстия для проводов. А телевизор можно поставить на комод или повесить на стену.
– Может его вообще упразднить? Мы его и не смотрим уже давно. У каждого свой ноутбук.
– В этом случае над комодом можно разместить зеркало или картину.
– Лучше зеркало, с картинами уже и так перебор.
– Хорошо. Тогда на сегодня я откланиваюсь, позже перезвоню и согласую время со Светланой для обсуждения цвета стен. Провожать меня не надо, – говорила я, направляясь в прихожую, где, опережая Фила и предупреждая с его стороны непристойные поползновения, проворно схватила и быстро надела свою шубку, – всего доброго, до связи!
Я выпорхнула из подъезда невероятно довольная собой. Оба полушария наконец договорились и я с удовлетворённой улыбкой вспоминала разочарованную физиономию Фила, когда он закрывал за мной дверь.
Взглянув на часы, я с шага перешла на рысь. На сегодняшний день у нас намечены «двойные смотрины». Мама уже с утра крутит фарш, ведь «гвоздём» программы будут её знаменитые чебуреки. Да и Мишка обещал прийти пораньше. При мысли о Мишке приятно забилось сердце, а настроение ещё больше приподнялось, так что я припустила галопом.
– А давайте выпьем за любовь! – с полуулыбкой сказала мама и, обведя взглядом всех присутствующих, подняла свой бокал. – Кто-то сказал, любовь – самый главный подарок в жизни, а деньги и слава – так, утешительные призы.
– За вечную весну! – добавила я, когда наши бокалы с нежным звоном соприкоснулись. – За то, что любви все возрасты покорны!
Евгений Николаевич скромно улыбнулся и посмотрел на маму с немым восхищением. По тому как она «купалась» в лучах этого восхищения и по её счастливому ответному взгляду я поняла: это любовь.
Она буквально расцвела за последнее время. В движениях появилась неторопливость и женское очарование, а в чертах лица какая-то умиротворённость. Складка между бровей разгладилась, а на вечно поджатых губах всё чаще играла улыбка. Просто удивительно воочию видеть живительную силу любви.
Евгений Николаевич оказался классическим военным в отставке: сдержанным, подтянутым, со специфическим чувством юмора. Он напоминал мне мужа Татьяны Сергевны.
Шёл уже второй час наших «двойных смотрин». Все отдали дань восхитительным маминым чебурекам, таким хрустящим снаружи и сочным внутри. Мы сделали их двух видов: с мясной и сырной начинкой.
Поскольку они были главным блюдом, то всю тематику застолья мы с мамой решили сделать грузинской. Чебуреки мы запивали дивным Ркацители, который в свою очередь закусывали овечьим сыром и зеленью. Всё это великолепие я купила на рынке накануне.
Оказалось, что Евгений Николаевич служил в своё время в Северной Осетии и «приправил» наше застолье интересными историями. А ещё он научил нас правильно поедать чебурек.
– Нужно поставить его на тарелку вертикально, чтобы весь сок, стекая вниз, пропитал начинку и не растекался потом по тарелке.
А вот из-за самой начинки разгорелся нешуточный спор. Мама считала, что начинка должна быть исключительно из фарша, в то время как мужчины единым фронтом (они на удивление быстро нашли общий язык ) и со знанием дела доказывали ей, что начинка должна быть из рубленого мяса, и фарш должен составлять лишь малую её часть.
– Фарш, как цемент, скрепляет кусочки мяса и в них сохраняется сок – говорил Евгений Николаевич, отпивая глоток вина, – и кстати, белое вино к чебурекам – «самый сенокос».
– А я слышал, что чебуреки лучше всего запивать простым чаем. Чай хорошо расщепляет жир и чебуреки лучше усваиваются, – принял участие в гастрономической дискуссии Мишка. Он подобно Евгению Николаевичу, поначалу больше помалкивал, а когда освоился, тоже рассказал пару своих баек.
Их знакомство с мамой прошло на удивление гладко. Я абсолютно не волновалась по поводу Мишки. Он просто не может не понравиться. Больше я волновалась по поводу того, как поведёт себя мама. Однако она встретила его вполне дружелюбно и быстро приспособила лепить чебуреки.
Потом спорили о том, чем же всё-таки лучше запивать чебуреки, но я уже не вникала и в своих мыслях я унеслась далеко.
Я вспоминала мокрый пляж, склонённое надо мной лицо Фила, его сегодняшнее нежное дыхание на своей шее, его шёпот, бросивший меня в жар. И внезапное появление Светланы, заставивший замереть моё сердце. В этом было что-то неуловимо богемное, запретное, а потому непостижимо притягательное.
Господи, ну что со мной не так?! Напротив меня сидит мужчина, о котором можно только мечтать, а я думаю о другом!
– А ты как считаешь? – как во сне я услышала Мишкин голос.
Очнувшись, я перевела на него взгляд. Он настороженно смотрел на меня.
– Ты где сегодня витаешь? – спросила мама. – Думаешь о новом проекте?
– У тебя новый проект? – удивился Мишка.
– Да так, не полноценный проект. Просто попросили немного помочь.
Чувствуя, что ступаю на зыбкую почву, я решила перевести разговор на другое:
– Представляешь, – сказала я, обращаясь к маме, – у них такой очаровательный джек по имени Джек.
– А-а, – с понимающей улыбкой протянула мама, – «мечта всей жизни»?
– Да! Какой же он милый! Позитивчик на коротких ножках!
– Так ты до сих пор о нём мечтаешь что ли? – мама в удивлении уставилась на меня.
– Да, – просто сказала я, опустив глаза, – сегодня я была просто счастлива, когда играла с ним и очень захотела себе такого же.
Сказав это, я осознала, что это правда. Я и сейчас хочу такого пёсика. Такого очаровательного, шустрого, неугомонного.
Мама лишь покачала в ответ головой и только Мишка, тепло улыбаясь, с пониманием смотрел на меня.
– Голубушка, те текстуры картин, что ты мне прислала, ни к чёрту не годятся, – капризным голоском с места в карьер сообщил позвонивший с утра пораньше Данко.
– И тебе доброе утро!
– Угу. Там мазки рельефные наверное? – как ни в чём не бывало продолжал он. – Да и цветопередача везде разная.
Меня всегда удивляло, насколько такой ветреный человек, как Данко, скрупулёзно относится к своей работе. После того как мы со Светланой обсудили развеску картин в сочетании с цветом стен, я подрядила его сделать визуализации интерьера, чтобы наглядно оценить этот момент.
– Ну про рельефность мазков я точно не могу тебе сказать.
– Я посмотрел интернете, там есть не всё. Это что, частная коллекция какого-нибудь богатея, почитателя таланта Светланы Голубки?
– Ну, – стараясь подольше сохранить интригу, я не ответила на его последний вопрос, – приходи и сфотографируй всё сам.
Мы договорились встретиться сегодня и вот Данко опаздывал уже на полчаса. Что ж, вполне в его духе. Светлана прождала его со мной минут десять, но после, сославшись на то, что ей нужно работать, удалилась в мастерскую. Фила к моей великой радости не было дома, так что пока роль хозяина выполнял Джек. Я захватила ему угощение – сушёное лёгкое – чем окончательно расположила пса к себе. Он сразу же притащил резиновое кольцо, порядком изжёванное, и предложил поиграть.
Тут мой телефон возвестил о новом сообщении. От Данко.
«Какой номер квартиры?» Я ответила и тут же раздался звонок домофона.
– Я пойду открою, – крикнула я и поспешила в прихожую.
Данко зашёл, и с порога в своей самой излюбленной манере возвестил:
– Я там в пробке застрял, как фекалия в жо… Какая-то фря бросила машину в правом ряду. Называется, где заглохла, там и припарковалась. В результате образовался целый запор…
Он осёкся, увидев вдруг что-то у меня за спиной. Глаза его расширились, взгляд изменился. Я оглянулась.
Облокотившись плечом о косяк двери и скрестив руки на груди за всей этой сценой с лёгкой снисходительной улыбкой наблюдала пришедшая из мастерской Светлана.
Данко несомненно узнал свой кумир. Лицо его пошло красными пятнами, сам он стал какой-то скованный и робкий.
– Знакомьтесь, Светлана, это Данко. Мы с ним работаем вместе. Данко ваш давний поклонник.
Всё с той же улыбкой на губах она подошла к Данко и протянула ему руку. Тот бережно взял её и неожиданно поднёс к губам.
– Счастлив познакомиться, мадам, – пробормотал он, ещё больше краснея.
– Взаимно, – ответила Светлана. – Проходите пожалуйста.
Данко долго возился со своими башмаками, пытаясь снять их, при этом теряя равновесие и всё время падая.
– Данко, сейчас же прекращайте этот стриптиз! У нас не принято разуваться.
– Но как же …
Светлана молча прошествовала в Гостиную. В её походке вдруг появилось что-то царственное, как это всегда бывает, когда женщина чувствует свою власть над мужчиной.
Данко зачарованно смотрел, как вслед её движениям «вздохнули шелка» её туники. А потом повернулся ко мне.
– Ты почему мне не сказала, кто заказчик? – яростно прошипел он, – выставила меня полным дураком.
Я понимающе улыбнулась.
– Проходи и расслабься, – ответила я вполголоса. – Скажи я тебе от этом раньше, смог бы ты спокойно спать? Как пить дать извёл бы меня расспросами.
– Выпить я не предлагаю, поскольку вы, как я понимаю, за рулём, – из глубины квартиры сказала Светлана, – тогда может быть чаю?
– Да, спасибо, – суетливо не своим голосом ответил Данко, покраснел ещё больше и прошёл наконец в гостиную.
– Картины здесь, в гостиной, в коридоре и часть в спальне.– напоив нас чаем, Светлана показывала фронт работ – Ну что ж, мне нужно работать.
– Это займёт немного времени, – ответила я, на что Светлана кивнула и затем удалилась.
Час спустя, когда мы уже заканчивали, она вышла из мастерской, задумчиво смотря перед собой и на ходу вытирая руки, которые у неё были в каком-то красно-коричневом веществе.
Данко бросил работу и уставился на неё, как кролик на удава.
– Грунт? – спросила я, указывая на её руки.
Она, возвращаясь в реальность, в непонимании уставилась на свои руки.
– Ах, это, – улыбнулась, наконец она, – да, грунт.
– Вы используете красно-коричневый грунт? Не серый?
Светлана внимательно посмотрела на меня.
– А почему вас это собственно интересует?
По моему растерянному взгляду она, видимо, поняла, что была излишне груба, поэтому добавила:
– Да, из трёх типов грунта, что использовали голландцы, я предпочитаю именно красно-коричневый.
– Понятно.
– А откуда у дизайнера такие глубокие познания в голландской технике живописи?
– Ну что вы, – засмеялась я, – какие там «глубокие»! Просто, учась в академии, я стажировалась во Франции. И там, в ателье живописи…
– Ателье? – вопросительно вскинула бровь Светлана.
– Ну да, они там так называли факультативные занятия. Так вот, в ателье живописи нам это рассказывали.
– Что ж, так и есть. Но на самом деле они писали на трёх типах грунта. На сером, красно-коричневом и на двухслойном грунте, собственно, комбинации из первых двух.
– Как интересно, – вставил Данко,– а зачем они это делали? Не проще ли рисовать на простом белом холсте?
Светлана ответила не сразу. Она закурила, зажав сигарету между двумя длинными пальцами, которые хоть и были перемазаны, но выдавали тонкую артистическую натуру своей обладательницы. Наконец, выпустив облако дыма, он задумчиво ответила:
– По мне, это сама суть голландской живописи. В природе всё быстро меняется: и свет, и цвет, а в картине всё статично. Художники же там стремились наиболее точно отображать действительность. Так вот, создавая несколько слоёв в картине из грунта, подмалёвка и красок, они и пытались передать изменчивый природный свет.
– Это как? – спросил Данко.
– Например на коричневый грунт кладут серый подмалёвок, получается зеленоватый полутон. Ну это конечно, если очень упрощённо.
– Вы знаете, а я кажется понял, – воскликнул Данко, – так делают визажисты. Розовые прыщи нейтрализуют зелёным цветом, а пигментные пятна – розовым. А потом – слой тонального крема. И ничего не видно!
Мы молча уставились на него.
– А зачем? – не поняла Светлана.
– Иначе через тональник всё просвечивает, – с компетентным видом ответил Данко.
– Ну да, ну да, – прочищая горло, ответила Светлана.
– А ты откуда это знаешь? – спросила я его.
– А у меня вообще широкий круг интересов! – он горделиво задрал вверх свой пухлый подбородочек.
– А вот у меня рисование никогда не было сильной стороной, – продолжая тему, проговорила я. – Я и на факультатив-то этот пошла, чтобы развить в себе способности. Но видимо развивать было особо нечего.
– Надо же…я думала, что дизайнеры по умолчанию хорошо рисуют.
– Всеобщее заблуждение. Дизайнер должен хорошо чувствовать стиль, помещение, с которым работает. Но прежде всего, работа дизайнера – это работа с заказчиком.
– Психология, – улыбнувшись сказала Светлана.
– Она самая. Все хотят «красиво», зачастую имея весьма туманное представление о том, что же именно они хотят. Поэтому я сначала я пытаюсь понять, чего хотят мои заказчики и уже потом их желания «примеряю» на их интерьере. И уже в последнюю очередь рисую.
– Рисую я! – вставил Данко.
– Ну конечно ты, дорогой, кто ж ещё!
– А как же отделочные материалы? Обои, ткани. Их тоже вы подбираете?
– Да, конечно. Но все дизайнеры работают по-своему. В идеале на стадии создания концепции интерьера, нужно сделать так называемый мудборд. Собрать воедино все текстуры, фактуры, цвета, используемые в интерьере.
– А в реальности?
– В реальности я, например, его не делаю. Все текстуры я подбираю на этапе визуализации. Опытный дизайнер и так чувствует, что с чем будет сочетаться. К тому же мой опыт показывает, что полностью воплотить мудборд в жизнь редко удаётся.
– Почему?
– Причин для этого много, – я начала загибать пальцы: – Пока идёт ремонт, а это минимум полгода, ткани, обои, даже керамогранит могут снять с производства. У клиентов может измениться финансовая ситуация и они уже не смогут заказать обои из мудборда.
– А как же быть?
– Подбирать аналог. Этим я занимаюсь на этапе авторского надзора.
– А я думала, всё просто! Пришёл в большой магазин и всё сразу купил.
– Такую ситуацию я бы назвала идеальной. В самом деле, можно купить всё сразу по готовности дизайн-проекта и хранить на складе, подвозя и по мере надобности. Но на практике так редко бывает.
– Почему?
– Чаще это вопрос финансов, да и отсутствия собственно такого склада. Когда идёт перепланировка, черновая отделка, купленные чистовые отделочные материалы попросту негде хранить. Вот увидите, сколько места займёт в вашей квартире только гипсокартон и шпатлёвка!
– Правда?!
Глаза Светланы в изумлении расширились. Она растерянно оглянулась по сторонам, прикидывая, видимо, куда она всё будет складировать. Данко в умилении уставился на неё.
– Поэтому всё покупается постепенно. В течение полугода, а то и года, пока идёт ремонт. А за это время многое может измениться. Вот здесь очень важен авторский надзор. Нужно чётко следовать утверждённому дизайн-проекту и зорко следить за заказчиком, чтобы он ему следовал. Тогда на выходе он получит то, что изначально видел на визуализации.
– А то начинают некоторые поступать по своей прихоти или слушать советы «бывалых» и получается как в басне «Слон живописец», – блеснув эрудицией, перебил меня Данко.
– Да и как бы широк не был ассортимент в магазине, – продолжала я, – чаще всего нужно что-то заказывать. Например, диван заказываешь по небольшому кусочку ткани и представляешь, как будет выглядеть диван целиком в этой ткани. А поскольку он является очень важным элементом интерьера, ошибка может дорого стоить. Во всех смыслах.
– Солидные производители сейчас делают на своих сайтах конфигураторы, – весомо заметил Данко, – там можно сразу наложить различные текстуры на диван или стол.
– Как интересно и как всё непросто оказывается! – воскликнула Светлана.
Я улыбнулась.
– Как видите, работа дизайнера это совсем не про рисование, – потом, обращаясь к Данко спросила: – Ты закончил?
– Да, да, – спохватился он.
– Что ж Светлана, тогда на этом пока всё. Когда Данко сделает визуализации, я пришлю их вам с Филиппом на согласование.
На сим мы откланялись.
Tasuta katkend on lõppenud.