Клудж. Книги. Люди. Путешествия

Разговоры о том, что "плохой" - как в "Оливере Твисте" и "Незнайке на Луне" - капитализм кончился и остался только "хороший", когда каждому пролетарию полагается айфон и отпуск в Анталии, никогда не казались мне убедительными. Может, в Лондоне или Москве, где крупная буржуазия в состоянии коррумпировать рабочий класс, и полагается - однако ж в Индии, Эфиопии и Йемене мне не приходилось ползать с лупой по улицам, чтобы увидеть много голодных и злых людей без каких-либо признаков айфона; Ленин для них в качестве иконы явно был бы полезнее, чем Стив Джобс. Разумеется, все они живут где-то далеко, "не в нашем районе", - ну так не трудно сообразить (тут и в Йемен ездить необязательно), что именно благодаря тому, что те люди работают, жители Москвы и Лондона могут вести образ жизни, свойственный "креативному классу". И эксплуатация есть, и классовые противоречия есть, и пролетариат есть - просто он отодвинут на глобальную периферию. В таких обстоятельствах, как заметил недавно литературовед Терри Иглтон, утверждать, будто марксизм закончился, равнозначно заявлению, что профессия пожарного устарела, поскольку поджигатели сделались более изобретательными и оснащенными, чем раньше.

[Д. Быков]: Куда бы вы ни приехали, вас встретит одно и то же. Не потому, что там плохо, а потому, что вы такой. Это такой закон. Мир никогда не будет гостеприимен к людям, которым плохо в России. Кому плохо в России, тому плохо везде.

Если вам нужно стопроцентное доказательство того, что религией современного человека - не декларативно, а неосознанно - является наука, то на Галапагосах вы его получите. Острова, сильно уступающие многим другим (какие-нибудь Маркизские или Подветренные, не говоря уже о Капри и Гавайях, уж точно будут поживописнее Галапагосов), представляются нам достаточно ценными, чтобы пилить ради них на край света, прежде всего потому, что Дарвин объявил их уникальными "с научной точки зрения". Что конкретно это значит, многие представляют весьма смутно, однако все, кого сюда занесло, знают, что Галапагосы неким образом связаны с осенившей Дарвина идеей эволюции. Мы инвестируем деньги и усилия в нечто je ne sais quoi - в некую атмосферу, способствовавшую зарождению Великой Идеи. В Грецию едут за античностью, в Прованс - за деликатесами, на Галапагосы - "смотреть эволюцию".

Клудж - на программистском жаргоне - программа, которая теоретически не должна работать, но почему-то работает.

Ирония в том, что японцам слишком хорошо удалось экспортировать свою "японскость"; до такой степени хорошо, что при встрече с оригиналом - в принципе, действительно экзотическим - загадочным он не кажется. Япония - страна постоянного дежавю. Она похожа на ближайшую якиторию - не хуже, но и не лучше. Все известно заранее.

Ну, почти все.

Давно прошли времена, когда можно было выдать за открытие тот факт, что Бонд - такая же пропаганда (британского империализма), как силуэты фараонов на пилонах египетских храмов и мозаики с Лениным - на советских домах культуры, причем, парадоксальным образом, степень убедительности этой пропаганды может соперничать лишь со степенью ее абсурдности, потому что никакой Британии-над-которой-никогда-не-заходит-солнце не существовало уже в момент премьеры "Доктора Но", и никакие баснословные суммы, потраченные на съемки, не в состоянии скрыть тот факт, что Бондиана - последние судороги Британской империи.

И если раньше ситуация вызывала отвращение лишь у писателей, органически не выносивших мелкобуржуазность в любом её проявлении (известные имена - Лимонов, Пелевин, Проханов), то теперь время с его официальной потребительской идеологией стало озадачивать большинство; резко почувствовалось, что "героическая эпоха" - когда что-то еще в самом деле можно было изменить - упущена окончательно; возник дефицит проекта, утопии - какой бы то ни было.

...если в девяностые "стилисты высшего эшелона" составляли несомненную элиту литературы, своего рода олимп, то теперь это скорее клуб чудаков-аристократов; даже не литературное "направление".

Несколько лет назад произошло событие, которое вызвало в Самаре всплеск эсхатологических настроений и было воспринято так, будто город одновременно отключили от энергоснабжения, воды и системы SWIFT. Weather girls, ведущие прогнозов погоды, перестали упоминать город в соответствующих разделах новостей на федеральных каналах. Кому нужны сейчас телепрогнозы погоды? Э нет: самарцы, даже самые легкомысленные, знают, что их город в войну был "второй Москвой" и, СЛУЧИСЬ ЧЕГО, мог бы снова претендовать на этот статус.

Несмотря на трудности с публикациями, в некотором смысле в девяностые быть писателем было легче: конфликт в обществе очевиден (старое против нового), а смута (хаос, война, перманентный переходный период, нечто, конца чего надо просто дождаться) всегда была высококалорийным подножным литературным кормом.