Loe raamatut: «Обращенные: Легенды Эфира», lehekülg 11

Дело №9. Скитание

Ворон тяжело открыл глаза. Уснув в углу, вжимаясь в него всем телом, он с трудом двигал затекшей шеей, поднимал руки, еле различал голоса. Демон внутри дремал уже месяц, почти не просыпаясь, не желая общаться с носителем или видеть новый мир. Поднявшись, Ворон скинул с себя потрепанную кофту и, дойдя до соседней комнаты с камином, увидел очнувшуюся Фиби. Часовщик исхудала, с тела не сходили синяки, пальцы с трудом могли держать что—то тяжелее тонкого пледа. Анже́лика с осторожностью поглаживала светлые волосы, Шун подкидывал брёвна в огонь.

– Эй, где наша затворница?

– Проснулся, старый пёс. Не знаю, она опять пришла поздно и ушла рано.

– Глава винит себя в случившемся. Не удивительно, что её постоянно нет с нами.

– Шун, можешь не нагнетать, спасибо, – протянув Часовщику стакан с водой, Третья помогла Фиби приподняться.

– Как ты, малявка? – присев на деревянный пол, Ворон протянул Фиби руку, позволяя крепко сжать свои пальцы. Было видно, как изменился невинный взгляд, отражаясь еле уловимым Эфиром в зрачке. Каждый день она кричала от боли, просыпалась от новых кошмаров не в силах забиться куда—либо. Психика пострадала куда больше, чем физическая оболочка. Ворон злился, представляя, как этот сумасшедший палач издевается над Часовщиком, пытается сломить дух, подчинить себе.

– Жива и то хорошо, – пытаясь отшутиться, Фиби тяжело закашляла, ощущая металлический привкус во рту.

– Вы все будто специально молчите, не высказываясь о случившемся, – голос Шуна звучал куда тяжелее, чем Ворон помнил. Раньше при их встрече парень молчал, стараясь держаться поодаль от Обращенных.

– Что ты хочешь услышать, мм? Дифирамбы бывшему начальству? Желание найти его и прибить голыми руками? Что?

– Я не прошу говорить о нем, но мне интересно: какие планы у нас? Прятаться и менять место ночлега, когда нас нашли? Бороться с очередной проблемой?

– Кажется, ты произнёс слов больше, чем при любой нашей встрече. Но ответь мне, Шун. Ты и правда не знал, что задумал твой дражайший старший? Не замечал изменений? Ты столько находится рядом с ним будучи правой рукой, но при этом говоришь сейчас, что мы отмалчиваемся?

– Ворон, мои отношения с Гареном никак не касаются того, что произошло в Агентстве, да и в целом. Нет, не знал. Будучи приближенным, я выполнял такие же обязанности, как ты при ней. Мы, дорогой Ворон, ничем не отличаемся.

– Охотно не верится в твой бред про то, что ты был далеко от внутренних дел. Да кроме тебя и Фиби никого не было в Тодо. Его основная масса вечно скиталась по заданиям, хотя и в это мало верится.

– Ваше право, – пожав плечами, юноша подкинул последнее полено и, учтиво поклонившись, вышел из комнаты, оставляя трёх Обращенных наедине со всеми мыслями.

Ворон крепко сжимал пальцами рукоять клинка, сдерживая свой рвущийся остаточный Эфир наружу. Впервые за множество лет смешались оба Эфира, почти полностью лишая Светлых и Тёмных каких—либо сил. Ноющее тело мечтало об расслаблении, каждый шрам чесался, мысли путались, а желудок урчал от голода не только у Ворона, но и у девушек. Избавившись от преследования неделю назад, Обращенные старались не покидать найденный на окраине дом, обходясь волей и Эфиром. Поднявшись, Ворон метался из стороны в сторону, выхватив кинжал с ножен и крутя его в руке. Острие слегка удлинялось, разрезая собой воздух. Стараясь не обращать внимание на тяжелое дыхание Часовщика, мужчина искусывал губы, чувствуя себя бесполезным. Что мог тот, на руках которого чужая кровь, в голосе голоса убитых детей, перед глазами их образы. Там, за дверью этого дома, их ожидает жизнь, к которой маленькая Фиби никак не готова.

Замерев возле проема, Ворон почти столкнулся с запыхавшейся Ликой, в руках которой открытый рюкзак, до верха заполненный едой. Пройдя мимо, Лика села перед Фиби, тепло улыбаясь и, раскладывая принесённый паёк, нашла пару ампул со шприцом. Ворон заметил, как дернулась Фиби, когда Лика ловко открыла ампулы, набирая из них неприятно пахнущее лекарство. Анже́лика крепко сжала Часовщика, но та дернулась. Тихое шипение и угрозы в сторону бывшей Главы, расслабление по всему телу, а затем пелена перед глазами. Фиби заснула на руках Третьей, утыкаясь лбом в её руку. Анже́лика с облегчением выдохнула, стараясь как можно нежнее уложить Часовщика обратно на застеленный пол. Кивнув и захватив батончик, Лика направилась к выходу, но, теплая мужская рука остановила перед выходом, вынуждая тяжело выдохнуть.

вырвавшись из захвата, Телекинетик вышла на улицу, забираясь на чердак по лестнице, удобно устраиваясь среди промокшего сена и кучи тряпья. Разрывая обертку, Лика откусила небольшой кусок шоколада, рассматривая Ворона, поднявшегося за ней следом. Они оба молчали. За долгое время порознь их встреча оказалась внезапной. И теперь, когда, казалось бы, они временно спасены, Лика постоянно сбегала от разговора, а Ворон уходил в себя, продолжая вспоминать зачищенный город. Опустив руку, Лика ощутила тепло Ворона и, стараясь отодвинуться, была остановлена цепкой хваткой. Голос Ворона звучал тихо:

– Не так быстро, моя госпожа.

– Поймал, и, дальше что?

– Куда вечно уходишь? Откуда такой пир и что ты вколола Фиби?

– Да, – коротко ответив, Лика откинула голову, ощущая, как злился Ворон. – Что?

– Издеваешься, женщина? Столько месяцев не виделись адекватно, а доводить до тряски так и не разучилась. Надеялся, твой братец выбьет эту дурь из твоей головы.

– Уж прости, что не поддавалась на сладкие речи Мороя. Думаешь, надо было перейти на их сторону?

– Да что ж ты за вредная женщина? Я тебе про одно, ты, как обычно, про десятое. Так сложно хоть раз ответить на мои вопросы?

– Ты стал таким нудным. У демона научился, пока меня рядом не было?

– Хотела идти? – откинув от себя руку Лики, Ворон отодвинулся, – проваливай. Держать и допытывать не буду.

Тяжело простонав, Лика легла, прикрывая глаза рукой. Ей не чего было сказать тому, чью жизнь испортила. Перед глазами у девушки всплывал болезненный образ Фиби, истерзанный Ворон в Обители. Громкие крики Анже́лики до сих пор пробуждают дремлющую ярость, но сейчас, когда жизни бывших подчиненных висят на волоске, Лика без сил. Внутренняя борьба загасила огонь, дремлющий из—за Инари, зачем—то стараясь жалеть себя.

– Даже не смей, госпожа моя, говорить, что ты готова сдаться. Не смей, слышишь? Если я только услышу, что ты жалеешь себя – прикончу.

– Серёж, – голос Лики дрогнул, когда перед глазами блеснуло остриё, а тяжесть тела вдавила в мокрое сено. – Я не хотела.

– Заткнись, – смотря в синие, довольно испуганные глаза, Ворон сдерживался, чтобы не сорваться на крик. – Ты не имеешь права жалеть себя в этой ситуации.

– Не знаю, ничего не знаю, – закусив губу, Лика прикрыла глаза. – Столько смертей, не хочу ещё больше.

– Думаешь, что только тебе тяжело? Кошмары и агония только в тебе? Ошибаешься, моя дорогая. Это твой брат разрушил Агентство, пытался выбить тебя. Играл с Анже́ликой, мучал Фиби.

– Я обязана была вмешаться.

– Так имей мужество признать поражение и идти дальше. Мне ли учить тебя, а? – вонзив кинжал рядом с лицом Лики, Ворон склонился ниже. – Жалей других, но не смей убивать себя. Для этого существую я.

– Ты изменился, – Ворон прижался лбом в плечо Лики, тяжело выдыхая в раненное плечо.

– Было бы странно, останься я прежним. Прекрати пропадать уже, ты им куда нужнее, чем такой скряга как я.

– Ну, час в твоей компании пойдет им на пользу, – перебирая грязные волосы меж пальцев, Лика чувствовала, как Ворон дергается, стараясь сильнее вжаться в свою хозяйку. – Всё хорошо, – стараясь успокоить, Лика обняла Ворона, не обращая внимание на тяжесть его тела. Ворон вздрагивал, пытаясь спрятаться в плечо хозяйки.

Каждый раз, когда она была так близко, Ворон непроизвольно ощущал себя в безопасности, нужным хоть кому—то. Всегда хотелось съязвить, заставить эту несносную женщину злиться и улыбаться, заполняя собой внутреннюю пустоту. И, ощущая это, Лика подыгрывала, нарочито парируя выпадам Ворона, подхватывая любое изменение в настроении. Своеобразная игра с каждым годом приводила к полному доверию, тотальному желанию отдать жизнь в чужие руки на хранение, позволяя распоряжаться ей, как вздумается. Именно так поступила и Лика, когда была маленькой девочкой, в чьих руках оказался крошечный Эфир, несущий в себе воспоминания мальчика. Отец Лики сдался, хотя сейчас Лика и понимала, что шла по заготовленному пути, она не жалела о содеянном, имея рядом с собой нечто большее, чем «жалкий» демон. Защитник, лучший друг.

– Я рядом, мой дорогой, – поглаживая спину и шепча, Лика слегка улыбнулась, чувствуя, как остатки футболки на плече помаленьку мокнут.

– Узнаю, что рассказала кому—то.

– Да—да, убьешь, помню, – Ворон лег рядом, спешно стирая выступившие слезы.

– Какие у нас планы, моя великая госпожа?

– Сейчас приглашение на свидание уже не такое скверное, да?

– Женщина, ты нашла что вспомнить?

– Шучу, прекрати кричать уже.

– Дошутишься, Лик, – вырвав кинжал из пола и спрятав его, Ворон повернул голову в сторону Лики, встречаясь взглядом. – Ты специально уходишь от ответа, да?

– А мы начали понимать друг друга с полуслова. И десяти лет не прошло.

– Прошло. Хватит, Лик, говори давай.

– Как только узнаю, что тебе нужно, – запнувшись и сев, Лика напряглась. Ворон, быстро поднявшись, слез с чердака, вдалеке слыша тяжелые шаги минимум двадцати Ренегатов.

Открыв дверь, мужчина подхватил на руки спящую Фиби и, без объяснений, кивнул Обращенным на дверь, стараясь двигаться как можно осторожнее. Они успели выйти прежде, чем синее пламя охватило старый дом, унося любое воспоминание об их нахождении здесь, истрачивая накопленную силу. Осев на колени, Лика стерла с носа выступившую кровь и, подняв голову, заметила протянутую руку Шуна. Нехотя приняв помощь, Телекинетик поднялась, стараясь нагнать убежавших в город, слыша за спиной крики. Город встретил их ещё большей разрухой, расклеенными плакатами «Оптимум – ваше спасение». Огибая открытую часть, Анже́лика вела за собой, теряясь в очередном тупике.

Бешено бьющееся сердце, сбившееся дыхание и голоса позади. Мельтеша из стороны в сторону, Анже́лика вздрогнула, ощущая боль. Ворон с силой сжал плечо Третьей, стараясь её отрезвить. Выругавшись, Ворон слегка растормошил Фиби, вынуждая ту через силу открыть глаза.

– Эй, мелкая, давай помогай, – усадив Часовщика на спину, Ворон протянул рваную кофту Третьей. – Чего стоишь, рви. Да не спи же ты, черт тебя дери.

Подхватив и разорвав ткань, Лика с Шуном зафиксировали Фиби на спине Ворона, позволяя тому освободить немного руки. Кивая, мужчина указал на небольшой проулок, находящийся в квартале от них. Выйдя вперед, Лика кивнула, беря инициативу в свои руки. Пара синих огоньков с усилием образовалась в руке Телекинетика, подсвечивая любой Эфир вокруг них. Обращенные шли вперед, огибая искорёженные трупы, кучи стекол и частей разрушенных домой. Слегка вытянув руку, Лика приказала остановиться и вжаться в стену, почти не закрывающую их от патруля. Двое Ренегатов шли вперед, крепко держа в руках автоматы. На плечах прошедших мимо них мужчин, Лика заметила известный символ—клеймо в виде стрелы. Выглянув, Телекинетик кивнула, пропуская Обращенных вперед в нужный проулок, завершая собой живую цепь.

Раздался выстрел. Обращенные вжались в огромную часть крыши дома, мешавшую пройти оставшееся расстояние до старого дома Ворона. Металлочерепица откололась, с грохотом падая на землю, приоткрыв обзор на одну из главных площадей города. Множество людей с автоматами стояли вокруг железной стены, самостоятельно установленной кем—то. Вдоль неё выстроились Обращенные, Эфир которых испарялся с каждой секундой, забирая с собой любую возможность сопротивляться. Парализованные тела, прикованные общей цепью, повалились прежде, чем детский Эфир покинул тело носителя. Удар был без предупреждения. Дульные вспышки горели ярко в надвигающейся на город ночи. Гильзы устилали собой ноги Ренегатов, а кровь Обращенных мерно стекала по стене, вырывая громкие вскрики тех, кто вставал на место умерших. Лика встала позади Ворона, вжимаясь в Фиби и закрывая той уши, стараясь уткнуть её лицом во влажную мужскую шею. Шун и Анже́лика молча стояли, не в силах помочь умирающим, они лишь взглядом провожали их на прилюдную смертную казнь.

Весь Эфир из падающих тел Обращенных скапливался в одном месте, пока Ренегат не подошел с прозрачным кубом, впитавшим во внутрь всю необузданную мощь. Громкий командный голос раздался внезапно, приказывая вывести новую партию Обращенных. Группа детей не старше трех лет со слезами на глазах вышли вперед, готовясь принять свою судьбу. Ворон дернулся, но тут же был остановлен Ликой, взгляд, которой сменился на ярко синий, пылающий внутри неё яростным Эфиром.

– Прочь, – скомандовав, Лика пошла вперед, умоляя демона дать часть силы.

Анже́лика с Шуном ринулись вбок, стараясь как можно быстрее покинуть это место и больше не видеть кровь собратьев, не слышать их отчаянные крики. Не узнать, что произойдет с их обидчиками. Ворон нехотя послушался, медленно двигаясь лицом к происходящему, не позволяя жару синего пламени задеть перепуганную Фиби. Ренегаты кричали, когда в очередной раз их тело разрезало тонкое лезвие одного из кинжалов. Пули летели в сторону Лики, но сгорали перед лицом, кровь стекала с рук и ног, вырывая громкий смех. Нахмурившись и повернувшись к последнему выжившему, Лика шла в его сторону хромая. Эфир утекал из тела, наполняя валяющийся куб. Дуло автомата, направленного в грудь, было отстранено резким выпадом, выбивающим орудие из цепких рук. Ворон остановил Лику прежде, чем та без сил пала на землю.

– Достаточно. Они уже поплатились.

– Тварь, ты заплатишь за это, – мужчина не успел договорить. Ворон тяжело ударил его по голове и, сжимая руку Лики, повёл её прочь отсюда.

– Давай, упертая, уходим.

Кивнув, Лика замерла на секунду. Щелчок пальцев и трупы Обращенных загорелись, их кровь испарилась и ничего, кроме кандалов и мертвых человеческих тел не напоминало о казни, унесшей за собой множество жизней.

****

Тишину прервал тихий звук. Ворон впервые ударил Лику по щеке, желая выбить всю дурь. Девушка не дернулась, лишь жестом указала двум Обращенным не дергаться, спокойно смотря в черные глаза. Шун с Анже́ликой осели, нутром ощущая напряжение. Сожженный дом рушился от любого прикосновения, но сейчас, когда ситуация вышла из—под контроля, им необходим перерыв. Увиденное всплывало в сознании каждого, бушующий Эфир образовывал схлопывающиеся воронки.

– Ты хоть понимаешь, что наделала?

– Мне всё равно.

– Ладно я, ты о них подумала? Что если нас поймают прямо сейчас? Верно, отправят туда же и изрешетят за считанные секунды.

– Заткнись уже, – раздался гром и город накрыл проливной дождь. Укутав Фиби, Обращенные двинулись вслед за Вороном, стараясь не попадаться патрульным, в чьих силах было лишить Эфира и жизни. Ворон дышал тяжело, но каждый раз проверяя Часовщика, ускорялся, забегая за очередной угол, возвращаясь обратно и дожидаясь, когда Ренегаты покинут свой пост, позволяя продвинуться вперед.

Одежда промокла насквозь, а город всё никак не заканчивался, Ренегатов с каждым разом становилось больше, пока мужчина не вспомнил об маяке, нутро которого служило убежищем в детстве. Полностью сменив направление, Ворон вёл Обращенных вдоль морского берега. Песок неприятно сыпался в порванную обувь, ледяные волны омывали по колено, а маяк виднелся только вдали.

Изнеможённые Обращенные закрыли за собой металлическую дверь, с трудом осаживаясь на прохладную поверхность. Покинутый дом бывшего смотрителя не был как—то обустроен. Лишь увешан плотными шторами да рыболовными сетями. Ворон осматривался, передав в руки Шуна промокшую Фиби. Пробираясь сквозь плотные тканевые дебри, Ворон нашел пару масляных ламп, протягивая те Лике. Кивнув, Лика с трудом подожгла их, расставляя на полу. Фиби раздели, укутывая в сдернутую штору. Вода с Обращенных капала, но в приоритете тот, кто испугался и пострадал больше всех.

Дрожа и всхлипывая, Часовщик пыталась уснуть, но всякий раз, когда высокие волны бились о скалы, вскрикивала. Её неугомонный Эфир оставлял за собой след, образовывая разрывающиеся пустоты. Подойдя к Третьей, Лика шепнула ей на ухо что-то. И, покидая маяк, разрубила первую воронку, возникшую почти перед входом. Ворон вышел следом, подставляя лицо под ледяной дождь.

– Стыдно стало? Решила разобраться с последствиями?

– Что ты хочешь от меня? Да, не сдержалась. Да, виновата. Доволен? Ты оказался прав, но и я не могу сдерживаться, когда вижу смерти невинных ни в чем Обращенных.

– Мы бы исправили всё, а теперь вынуждены будем скитаться постоянно. Этого ты хотела добиться?

– Уходи.

– Нет, ты дослушаешь хочешь того или нет, плевать я хотел. Ты заявляешься и говоришь, как страшно рассчитывать на силу наших демонов, а сама чуть ли не являешь Инари чужим.

– Да? А кто постоянно ходит со своим демоном наружу, а? – вплотную приблизившись, Ворон выхватил из рук Лики клинки. – Что, правды испугался? Вечно эти черные глаза, холодный взгляд. Давно ты сам смотрел на мир, а?

– Увиливаешь, чертова лиса, – раздался гром, молния ударила куда—то в море, в ночи освещая Ворона, прижавшегося губами к губам Лики. Спрятав клинки в её ножны, Ворон крепко обнял удивленную Лику.

Поддавшись секундному порыву, Лика расслабилась, обхватывая Ворона за шею. Её Эфир наполнялся и приходил в покой, внутренний демон Ворона трепетал от первой победы. Лика ушла в раскате грома, не оборачиваясь назад и теряясь среди высоких волн, унесших собой синие искры пламени.

Дело №. 10. Квейреш

Анже́лика стирала выступающий пот с Часовщика. С каждым днем, проведенным в старом маяке, Фиби становилось лишь хуже. Её тело содрогалось в конвульсиях всякий раз, когда Эфир стремился исцелить носителя. Фиби кричала, выбивалась из крепких рук Ворона, плакала от голосов в голове и своих снов, навеянных силой Часовщика. Лика не возвращалась, Ворон нервничал, исследуя каждую дыру в металле, когда агония сходила на нет. Припасы кончались вместе с медикаментами, температура тела Фиби достигала критических цифр. Обращенные теряли надежду, отрешенно смотря куда—то, лишь бы не Фиби.

– Не верится, что нет никаких шансов.

– Я думаю, Шун, думаю. Ворон, ты должен знать об её планах?

Ворон отрицательно кивнул, опираясь подбородком об сомкнутые руки.

– Мне не чего сказать тебе, железная леди.

– Черт, – Анже́лика подорвалась с места. Руки крепко сжимали сухие от жара тряпки, глаза пылали, провоцируя дремлющий Эфир, тяжело восстанавливающийся из—за пиковых дней.

– Кажется, Гарен, когда—то говорил о мужчине, род которого шел из древнего Вавилона. Предки того жили на святых землях, усеянных лечебными травами. Думаю, он всё еще может быть жив, хотя и не уверен, что Гарен оставил бы такой ценный экземпляр в живых.

– Черт с этим. Сейчас любая помощь и информация ценнее, чем наше сидение тут. Третья, останься с мелкой.

Ворон затянул ножны на поясе, почесал уставшие глаза и кивнул Шуну, готовому выдвигаться. Анже́лика не проронила ни слова, крепко сжимая руку Фиби, тело которой вновь дергалось, а Эфир скапливался вокруг, стараясь пробиться сквозь плотную кожу. Старый потрепанный талисман почти рассыпался на глазах, а сил Ворона не хватало на открытие врат. Шун улыбнулся, слегка надавливая на мужскую протянутую руку. Пальцы потянулись к подсумку, закрепленному на руке Заклинателя. Старая мелованная бумага коснулась двери, заставляя ту засиять, отворяя проход в святые земли.

****

Яркое солнце неприятно светило в лицо, песок забивался в обувь сквозь дыры, а тело неприятно ныло от нахлынувшего Эфира, острыми иглами впиваясь в шрамы. Ворон упал на колени, стискивая зубы, стараясь не кричать от мощного потока и цикла чужого дня, приносящего дискомфорт чувствительным глазам. Шун скрестил руки, оглядываясь по сторонам. Древний Квейреш был построен из обожженного кирпича. Вымощенные плиты на земле не редко украшались письменами, непонятными для Обращенных. Шун шел вперед, осматривая ценнейшие постройки, изучая историю в рисунках, пока Ворон, приходящий в себя, не ощутил волнение демона, пробудившегося из долгой спячки.

Нахмурившись, демон крепко сжал прутья клетки, смотря глазами сосуда. Взглядом улавливая знакомые очертания, демон вёл Ворона на длинную улицу, левая рука непроизвольно вытянулась, указывая куда—то вперед.

– Это святая дорога праздничных шествий. Впереди стоял храм бога Мардука.

– Древняя развалина, – ударив по своей руке, Ворон нагнал Шуна. Присев, юноша сжал в руке зеленое растение, листья которого отдаленно напоминали папоротник.

– На них вода, – поглаживая по шершавому листу, Шун потянулся свободной рукой к подсумку, выуживая пару талисманов. Защитные чары отличались от тех, что раньше выдавались во время миссий. Ярко зеленый Эфир пропитывал собой тело, облачая Заклинателя в сияющий доспех, скрывающий его лицо под плотной тканевой маской. Боевое одеяние смотрелось со стороны простым, полностью копирующим телосложение Шуна, но, каждое трение металла заглушалось волновыми потоками. Эфир сиял.

Кивнув и выудив кинжал, Ворон перехватил его удобнее, медленно ступая по горячему песку в сторону дома, подле которого струей стекала вода. Старый кирпич украшали узоры животных, сад заполнен зеленью, а дверь приоткрыта, позволяя Заклинателю заглянуть. Невысокий старец лежал на животе, утыкаясь лбом в свою руку. Небольшая лужа крови образовывалась под телом, из которого медленно ускользал Эфир, заполняя собой известный им куб. Оставшись у входа, Шун указал на старика, готовясь в любой момент отразить атаку. Ворон подбежал быстро, приподнимая худое тело, удобнее его перехватывая. Глаза старика всё еще горели алым, его пальцы крепко сжимали оторванные куски какой— то массы, из груди и живота сочилась кровь, пачкая пончо с вышивкой двух демонов.

– Опоздали, – осторожно укладывая тело и закрывая алые глаза, Ворон вытащил глиняный осколок, оглядываясь в поисках продолжения. – Знали за чем сюда идти. Гарен подсказал?

– Уходим, делать здесь больше не чего.

– Этот старик что—то знал. Может, тайну о наших демонах или что хуже.

– И? Что предлагаешь?

Ворон скинул свертки с кирпичного стола, пачкая их в крови, переворачивая деревянный стул. Из каждого угла летела ткань и песок, неприятно попадая в рот, со скрипом застревая на зубах. Ворон ругался про себя, нутром чувствуя нарастающее волнение демона, направленное куда—то вперед.

– Знаешь куда идти? Не молчи, Тварь, говори.

– Ворон?

– Заткнись.

Вонзив кинжал в левую руку, Ворон сдержал громкий крик, вынуждая демона явиться. Захваченная часть с силой ударила по лицу, растирая деготь по обноскам. Демон тяжело дышал. Сердце бешено билось, а руки судорожно сжимались, перед глазами всплывали картинки: синий храм, усеянный пальмами, взывал к святым жрицам, сливая в их уста горький яд. Массивные врата медленно открывались, выпуская во свет нечто древнее, оголодавшее. Желая насытиться, существо кровожадно впилось своими клыками в их глотки, досуха осушая отравленные тела.

Ворон дернулся, ощущая тепло на плече. Беспокоясь, Шун тряс мужчину, стараясь вывести из некого транса, но острые перья пробивались сквозь защиту, вынуждая одёргивать руку. Черный взгляд менялся на серый, вспышки памяти демона пеленой, появившиеся перед глазами, рассеялись в дымке. Без лишних слов мужчина выбежал из дому, устремляясь к холмам. Высокие неровные валуны заполняли собой множества километров, темнота в их тенях сгущалась, наполняясь тяжелым Эфиром, совершенно незнакомым Обращённым, ступившим на проклятую землю Эфир наступал, сбивая с ног Ворона, ударялся о доспехи Шуна, противясь любому продвижению вперед. Обращенные чувствовали дрожь с каждым проделанным шагом, пока перед ними не явились врата.

Синева обожженного кирпича блистала в тени, изображения Ворона и Инари сверкали алым, когда Ворон приблизился, кладя свою руку на ледяной камень. Ощущая отделение демона, Ворон отпрянул. Пустота и скорбь, желание отпереть того, чей голос тихо доносился до чуткого слуха, воспевая пришествие Владыки.

– Мой маленький Владыка, – женский голос мелодично повторял эту фразу, взывая к демоническому нутру Ворона. Слезы стекали по щекам, Ворон упал пред вратами на колени, склоняя голову.

– Мама, – голос демона вырвался неожиданно для Шуна. Отпрыгнув, юноша приготовился к атаке, но, ощущая чужое приближение, развернулся, тяжело выдыхая сквозь маску. Ворон тихо подвывал песне, душой устремляясь к названной Матери, желая слиться с ней в одно целое, пока тяжелый удар по голове не привел в чувства.

– Какого черта пугаешь? У нас гости.

Черные робы на плотных тела развеивались на появившемся ветру. Лица спрятаны под масками, в руках автоматы, на поясах небольшие кубы—поглотители, точно такие же, как использовались на площади во время казни. Высокий мужчина вышел вперед, продолжая держать Обращенных на мушке. Его слова еле—еле различались под маской:

– Спасибо за находку. Сами бы долго искали это место.

– Кто ты?

– Не советую дергаться, птенчик, – куб вскружил над песком, улавливая и концертируя в себе весь Эфир. Ворон ощутил слабость, держа свою руку на рукоять.

– Старик – твоих рук дела, Ренегат?

– А ты не глупый, как о тебе говорили, – открыв лицо, мужчина ухмыльнулся, демонстрируя острые клыки вместо зубов.

– Убиваешь себе подобных, ничтожество?

Ворон дернулся, с трудом уходя от выстрела. Молча наблюдая, Шун старался мерно вдыхать витающий Эфир, пропитывая им своё одеяние. Смеясь, Ренегат продолжал выстреливать в песок, пока нечто, явившееся перед его лицом, не вырвало оружие, выхватывая из цепкого захвата. Из носа Шуна пошла кровь, алые взгляд тускнел, недостаток Эфира сказывался резким переутомлением. Доспехи сверкали, отражая от носителя шквал пуль, пока Ворон, уходя вбок, спокойно наблюдал набираясь сил.

Зеленое зарево заполонило собой округу, вбирая в себя силу врат. Мощные разряды молний ударяли о песок, образуя фульгурит¹². Воронки становились больше, не позволяя Ренегатам спокойно стоять на земле. Автоматы сменились на штык-ножи, Ренегаты двинулись на Обращенного, старясь напасть на него всем скопом. Эфирный металл с легкостью отражал любую атаку, позволяя Шуну двигаться легко, лавируя среди мелькающего оружия. В руке появился новый талисман и, вжав его в руку, Заклинатель тяжело прошипел, пульсацией создавая под Ренегатами карстовую воронку, уносящую жизни. Тела падали вниз, стараясь уцепиться за рыхлый песок, громко кричали Ренегаты проклятья, пока Шун, накопив силу, не заставил молнию ударить в кратер, поднимая в воздух запах мертвой плоти. Трое выживших с ухмылками смотрели на собратьев, испуская из себя пары дурно пахнущего Эфира. Зажав нос рукой, Ворон поравнялся с Шуном, отводя ногу назад. Раскат грома настиг Каср, когда клинки столкнулись друг с другом искрами. Плотоядные растения разрастались под ногами, вынуждая Ворона тратить больше Эфира. Вороньи крылья разрезали воздух, позволяя поднять не только себя, но и Шуна, целящегося в корень Раффлезии. Лианы устремлялись вверх, цепляясь за потертые ботинки Заклинателя, утягивая того вниз.

Тяжело ударившись спиной, Шун постарался подняться, попадаясь в оковы выростов, удлинившихся на диске. Впиваясь в ноги сквозь защиту, Раффлезии высасывали из Шуна жизненную энергию. Доспехи испарялись вместе с Эфиром, пока лианы притягивали тело к цветку. Расширяясь в объемах, Раффлезия готовилась заглотить Обращенного, но взвыла, когда острое дегтярное лезвие пронзило его стебли и корни, разрывая связь с призываталем—Обращенным. Вкладывая остатки Эфира в последний удар, Ворона откинули Ренегаты в сторону врат, Эфир которых заполнил пульсирующий куб. Ударившись головой, Ворон отключился от реальности, падая далеко во внутрь себя, туда, где давно поселился наглый демон. Сидя в углу и взмахивая дрожащими крыльями, демон старался не поднимать взгляд на носителя, выдирая очередное перо из своих рук. Дойдя до печати Ворон вытянул руку, обжигаясь о древние иероглифы, синим пламенем витавшие в воздухе, нагревая пространство. Он слышал скрежет металла, громкие крики Обращенных и удары молнии.

– Что, заставляешь юнца делать за тебя всю грязную работу?

– Закрой рот, – присев, Ворон поднял голову, глубоко вдыхая спертый запах. – Давно не чувствовал себя таким слабым.

– Я тоже, – тихо отозвался демон, кидая острое перо в решетку. – Проваливай мальчишка.

– Ничем не отличаешься от этой женщины, – ухмыльнувшись, Ворон поднялся, отстраняясь прежде, чем острые когти разодрали руку. Демон взревел, проклиная носителя, обещая лишь мучительной смерти.

****

Очнувшись Ворон вздрогнул. Дикая слабость и холод пронизывали его сквозь порванную одежду, наспех зашитую пару дней назад. Шун сидел возле костра, стирая с лица остатки запекшейся крови. Его личный Эфир восполнялся из рядом лежащего куба, отделенная рука ренегата крепко сжимала неизвестный им артефакт. Вдалеке слышался гром, виднелись молнии, ночное небо усеяно миллиардами звезд. Ворону захотелось остаться здесь навечно. Вдали от смертей, крови и вони, там, где с каждым днем испарялась надежда на лучшее. Немыслимые технологии, суть которых – впитывать в себя Эфир – устрашали.

– Долго собираешься лежать там?

– Всю жизнь, можно?

– Обязательно, – алый взгляд вспыхнул с новым ударом молнии, Шун с трудом тёр глаза. – Знаешь, кто это был?

– Да откуда? Такое чувство, что я – на слуху у всякого отребья.

– Отребье носит это, – кинув нашивку с клеймом в сторону Ворона, Шун потянулся, спокойно ложась на ледяной песок. Вскинув бровь, Ворон кивнул, узнавая знакомые очертания стрелы.

– У той Сирены было такое же на шее. Служила им, стало быть. У этих предателей тоже?

– Да, у всех троих. Жаль, что такие сильные Обращенные отвернулись от своих братьев и сестёр, спокойно смотря за их казнью.

– Способ выжить – адаптация к любой ситуации. Вводный курс при вступлении в Агентство.

– Не помню их в Тодо. Вообще ничего уже не помню.

Поднявшись, Ворон заметил, как блестят талисманы в руках Заклинателя, пропитываясь его Эфиром. Зеленый отблеск пронизывал их рисунками и печатями, кровь оставляла отпечаток носителя – заклиная служить лишь ему. Впервые видя работу Заклинателя, Ворон с интересом наблюдал, как менялся узор на довольно знакомый. Тот, который видел в клетке демона.

– Подчинение?

– Что? А, это? Да, откуда знаешь?

– Видел на клетке своего искусителя.

– Лика научилась этому у Гарена. Ловко манипулировать Эфиром для запечатывания любой силы и существа. Нужно пропускать текущий Эфир строго по граням, пропитывая медленно и осторожно каждый очерченный символ. Здесь их два: символ облака и земли. То, из чего состоит моя броня. У каждого в Агентстве был свой личный талисман—защитник.