Записки уличной торговки

Посвящается памяти моей учительницы литературы и русского языка Галины Михайловны Липовой, культивировавшей в своих учениках зёрна мыслей и поощрявшей таланты.

ДАВАЙТЕ ПОЗНАКОМИМСЯ!

Вы пришли на базар, чтобы что-то купить? Ходите по рядам, тщательно оглядывая прилавки? Мимоходом взглядываете и на продавцов спросить цену, только не запоминаете. Много их! А зря…

Люди здесь работают очень интересные! И они-то уж вас внима-а-ательно изучают! Попробую вам рассказать о них.

Признаться, я с ностальгией вспоминаю наш старый Колхозный рынок пятидесятых-шестидесятых годов, когда в лёгких павильонах гроздьями висели целые туши животных, живую рыбу продавали прямо на куканах, помидоры со своих огородов хозяйки приносили продавать в вёдрах на коромыслах, а у ворот стояли ряды телег с жующими сено лошадьми приехавших сельчан. В неказистых строениях барачного типа располагалось и несколько магазинчиков, в том числе с уценёнными и комиссионными товарами.

Много искалеченных войной людей… На многих лицах следы страшной оспы… Бывало, эта болезнь не только портила кожу, а съедала глаза… Если на человеке была новая телогрейка, ватник, он считался празднично одетым. Ну а уж если мужчина в «москвичке» – это отпад!

Торговля тогда была мало регламентирована, и хоть считалась малоуважаемым занятием, кипела вовсю. Большинство горожан работало на государство, на базар приходили в свой единственный выходной день за покупками, не мысля себя самих за прилавками.

В первые годы «перестройки» те, кто пришёл сюда и стал торговать абы чем, чтобы спасти семью от голода, корчились от стыда, когда их видели знакомые, некоторые даже прятались под прилавок – так сильны были стереотипы «развитого социализма». Но позже именно базар многих спас от нищеты и даже смерти.

Меняются продавцы, правила торговли, отношение к ней и её условия, ведь рынок – живой организм. Ежедневная необходимость зарабатывать деньги у многих продавцов со временем перерастает в потребность весь день находиться среди людей, быть независимыми от работодателя, и большинство из них уже не вернуть в заводской цех, не поставить к станку, учительницу – в класс, инженера – за кульман. Однако базар у большинства не затмевает прочую социальную жизнь – продавцы растят детей, учатся сами, у многих есть любимые занятия.

Когда мы, нынешние продавцы, служили государству, у каждого было по два выходных дня в неделю, а в праздники и по четыре. Работали мы меньше, строго соблюдая Конституцию. Теперь же мы работаем на себя или на «хозяина», выходными для большинства бывают только рыночные санитарные дни – один раз в месяц, и даже в праздники мы продолжаем работать. Некоторые – с большим энтузиазмом! Покупатели реагируют – около таких продавцов чаще открываются кошельки.

Одна из них – Роза Кадырова. РОЗА – и этим всё сказано. Ей бы цветами торговать, а она торгует… картошкой. Кажется, уж на что тяжёлая, грязная работа, но кто вспомнит об этом, глядя на Розу? Всегда принаряженная, жизнерадостная, с обязательным макияжем, она – украшение рынка! Может быть, только немного ярок искусственный румянец, но ведь надо скрыть от покупателей хроническую усталость. Муж Розы Серик всегда рядом, на нём самая трудоёмкая часть работы – попробуй поворочать тяжёлые мешки с утра до вечера!

Вот Николай Васильевич Михайлов. Во время войны ему было десять лет, и мать Татьяна Гавриловна научила его плести из лозы – пригодится! Тогда плели все и всё – кровати, детские люльки, стулья, гнёзда для гусей. Было это под Ульяновском. Потом целина призвала Николая, и наш Ленинский совхоз Советского района был построен не без его участия. Самостоятельно получил образование, впоследствии работал конструктором на заводе имени Куйбышева. Во время перестройки и денег не платили, и с завода не увольняли. Снова взялся за старое ремесло – в самом деле пригодилось! Да и ремесло ли это? Ведь не корзины – загляденье! Часто Николай Васильевич и до рынка не успевает донести уникальное произведение своих рук – хорошую работу всякому видно!

В девятнадцать лет всё нипочём, а работа у Сангины Рахимовой тяжёлая – по двенадцать часов в день, стоя на ногах, связывает она зелень – укроп, петрушку, салат – пучок за пучком. И при этом каждому клиенту – улыбка. Бесплатно, а дорогого стоит!

– Лепёшка, горячая лепёшка! Покупайте лепёшка! – с утра до вечера кричит Гайрат Бердиев. Он ещё плохо говорит по-русски, приехал из Самарканда, здесь вместе с сестрой и зятем работает второй год. На наших глазах мальчик превращается в юношу.

И некоторым из местных молодых людей желания трудиться не занимать. Давно ли грузчиками были только опустившиеся пожилые дядьки? Теперь это в прошлом. Сейчас грузчики – молодые ребята, многие из которых учатся. Эта работа для них временная – способ поддержать родителей и заплатить за учёбу. Два брата – Володя и Игорь Сахан – учатся в колледжах. Парни стараются вовсю – где с помощью тележки, где просто на руках перемещают грузы.

– Володя, ты скоро освободишься? – окликает его одна из продавцовщиц.

– Через десять минут подойду, устроит? – Володя толкает тяжёлую телегу, по лицу его катится пот, а глаза весёлые, усталости – ни на грамм. И правда – через десять минут он снова здесь. Его брат Игорь учится в железнодорожном колледже, а Володя – будущий автомеханик. На днях у него защита диплома, тема сложная, всё надо успеть.

– Володя, родители, наверное, гордятся вами? – спрашиваю я.

– Хоть кто бы гордился! – отвечает тот без ложной скромности.

А вот цветочницы – Надежда Валентиновна Чижик, Марья Филипповна Сединкина, Нина Фёдоровна Воронина… Я заметила: кто много работает на земле и имеет дело с красотой, живёт долго! Цветы их не хуже привозных. Женщинам по многу лет, но они ещё в строю!

Тамара Петровна Логинова… Она имеет большой трудовой стаж и одновременно – ветеран рынка, почти тридцать лет торгует специями и пищевыми добавками.

Бывший учитель, а теперь продавец у магазина «Океан» Виктор Гнедков не мог допустить, чтобы книги Пушкина и Лермонтова выбрасывали на помойку, как это нередко теперь делается. Он спасает классику, а классика спасает его. Да вы его хорошо знаете! Наверняка вам приходилось к нему обращаться за редкой книжкой! И поговорить с ним есть о чём!

Всегда приятно видеть Елену Анатольевну Ковалёву – симпатичную молодую женщину, хоть она администратор и собирает налоги на рынке «Короны». Только здесь старикам на самом деле предоставляются бесплатные места для торговли.

Одни, торгуя десятилетиями, вроде меня, не переросли категорию уличных торговцев – не хватило ума и трудолюбия. Другие, обнаружив в себе талант и упорство, переросли в серьёзных бизнесменов, обзавелись магазинами – таковы, например, Надежда Гудкова, Елена Дашкевич и Александр Жигульский.

С каждым днём базар всё глубже входит в жизнь каждого продавца, занимает всё большее место. Так продолжается годами, пока вдруг человек не ощущает, что, кроме суеты на рынке, по сути, ничего не осталось. А дети, оказывается, уже выросли и, увы, иногда совсем не такими, какими бы хотелось их видеть. А как быть, если после продолжительного рабочего дня то на солнце, то на морозе, сил хватает только на то, чтобы совершить самые необходимые действия по дому да узнать новости по телевизору?

Растёт, хорошеет город, хорошеет и Колхозный рынок, ровесник города. Он всё на том же месте, в тех же пределах, ограниченный улицами. Вширь расти ему некуда, и он растёт вверх. Появилось и много других базаров и базарчиков. Вы придёте сюда непременно за мясом, фруктами, картошкой, цветами, семенами. Здесь вы увидитесь со старыми знакомыми и приобретёте новых, узнаете последние городские новости. А ещё обязательно встретитесь с продавцами. Это не те продавцы-профессионалы, которых раньше никак не удавалось убедить быть вежливыми с покупателями. Эти – не профессионалы, но они сделают всё возможное, чтобы вы нашли необходимое и остались довольны!

Продавцы… Они внимательно наблюдают за вами. Присмотритесь и вы к ним!

АРТИСТКА

Каков есть, такова и честь.

(Русск. пог.)

Всю жизнь я стараюсь не выделяться из общей массы, но ничего не получается. Что бы я ни сделала, люди, глядя на меня, качают головами: «Артистка!».

– Ты откуда идёшь? – спрашивают соседки-старушки, сидящие на лавочке у подъезда.

– Ходила в проруби купаться.

– Артистка! Всегда что-нибудь отмочишь!.. – качают они головами.

Я недоумеваю – и что я отмочила, кроме себя? Мало ли у нас моржей?

– Ты куда? – в другой раз.

– Поеду навещу подругу матери в Рабочем посёлке да своих учителей поздравлю с Восьмым марта. Представляете: учеников уже половины нет, а учителя – живые!

– Да сколько же им? – спрашивают.

– Всем – за девяносто! Некоторые и воевали… Вы только подумайте – пули на войне так не убивают, как водка!

Эту тему скучающие бабки развивать не хотят, хотя всегда не прочь поговорить.

Потому что давно простились со своими мужьями-пьяницами и негодными сыновьями, и вот теперь в одиночку коптят небо.

– Ну иди, артистка! – неохотно отпускают они меня. И опять ни за что ни про что я – артистка. Мне обидно.

– Здравствуйте, «молодёжь»! – говорю им в другой раз. – Как вы ещё с ума не сошли от безделья?

– А с чего ты взяла, что не сошли? Давно уже… – быстро нашлась Антонина Захаровна.

– Сама-то куда? – жадно выспрашивает Ольга Николаевна, надеясь чем-нибудь поживиться. Я для них лакомая добыча! Только я со старушками и останавливаюсь поговорить, остальные, поздоровавшись, пулей летят дальше, торопятся пройти быстрее мимо вечного поста старушечьего караула. Мне реже других удаётся увильнуть от расспросов.

Собралась в кои-то веки в театр, иду мимо лавочки с пожилыми женщинами, жадно провожающими глазами всех прохожих с надеждой найти повод для обсуждения:

– Ты куда это нарядилась? – спрашивают меня.

– Да… в центр поехала… – пытаюсь я оставить их происки пустыми, увильнуть от ответа.

– Так поздно уже! – глаза старушек загорелись, жизнь снова наполнялась смыслом.

– Я… в театр… на спектакль… – приходится выдать «секрет».

– Артистка! Тебе бы самой там выступать! Иди уже, раз делать тебе нечего, а то опоздаешь! – хихикают они. Убегаю и чувствую – теперь мои кости будут полчаса перемалывать…

Ничего не понимаю! Стараюсь быть, как все, но не получается. Что-то во мне клоунское есть. Хочется самой людей задеть чем-нибудь, развлечь, рассмешить, в результате всё потом оборачивается против меня же.

Ну сами посудите, такой случай. Положили меня на операцию во вторую городскую больницу, дали наркоз, я отключилась. Когда привели в чувство и я вошла в сознание, вижу напротив себя своего врача-хирурга Нину Ивановну и как-то многовато народа в операционной. Чувствую – что-то не то!

Слишком много внимания к моей скромной персоне! И что же первое слышу? Ненавистное: «Нуты и артистка!» – говорит мне хирург Нина Ивановна. Да что такое? Будут меня когда— нибудь уважать? Я ни-и-чего не понимаю. Во-первых, как она узнала, что я – «артистка», ведь мы с ней почти не разговаривали. И, во-вторых, вообще непонятно – что происходит? Я смотрю, смотрю ей в глаза, проворачиваю быстро-быстро в голове всякие варианты, и вдруг меня осеняет:

– Что, не было опухоли?

– Не было! Всё у тебя хорошо! Вот, вызвали хирурга с другого этажа, чтобы отрезал аппендикс! Раз уж вскрыли…

Ни фига себе! Разрезали весь живот поперёк, а предполагаемой опухоли, миомы, не нашли! Я, значит, всяких лекарств накупила тысяч на десять тенге к операции, а при аппендиците могла бы в две тысячи уложиться… Да к операции по удалению «червеобразного отростка» и показаний не было… И всё происходит 26 декабря… Представляете? Скоро Новый год! Это что же – и не выпить? Буду в больнице праздник встречать? Муж точно теперь загуляет в весёлой компании! (Как в воду смотрела – на пять дней из виду пропал!)

– А как же УЗИ? – спрашиваю. – Я в двух разных больницах делала на всякий случай, чтобы исключить ошибку!

– А мы УЗИ только на семьдесят процентов доверяем! – потом, помолчав, строго: – Вы что же, чем-то недовольны?..

И я должна быть довольна? Лежу перед ними распростёртая, беззащитная… Мозги ещё в тумане после наркоза. Сейчас воткнут снова трубку в горло и вырежут всё к чертям собачьим! Нет, всё-таки приятно сознавать, что все органы на месте, как природа задумала!

– Нет-нет, что вы! Спасибо, Нина Ивановна!..

Конечно, «спасибо», ведь их диагноз был ошибкой, они её признали, а могли бы удалить и трубы, и матку, и яичники! И всё было бы, словно в порядке вещей. А кто докажет? Это же – врачи… Хирурги!.. Хоть что отхерачат за милую душу! Они же, блин, все энтузиасты, эти хирурги! Меня увозят, а Нина Ивановна вслед качает головой:

– Артистка!..

«Так это вы – артисты! Распахали мне живот!» – тихо бормочу я по дороге в палату с опаской, чтоб меня не услышали. И несколько часов потом лежу на кровати счастливая, под кайфом после наркоза, летаю в облаках… Так вот что такое наркотики! В самом деле – приятно! И гадаю – как же Нина Ивановна поняла, что я «артистка»? Потом вспоминаю: сразу, как дали наркоз, я такой говорливой стала! И полезли из меня все семейные секреты. Как муж мне изменял и как я в долгу не оставалась! Ну и хохота было в операционной! Под него я окончательно и отключилась. Развеселила всех. Действительно, артистка. Ну никак не воспринимают меня всерьёз, и все! Как будто я вообще «ку-ку»!

А тут как-то на днях знакомую встречаю, Надю. Русская, замуж она вышла за казаха. Хороший человек Булат, но все трое деток – вылитые «булатики», ни один на беленькую Надю не похож! Узнав, что моя тридцати летняя дочь наконец-то вышла замуж за англичанина, вместо поздравления заявила:

– Ну ты всегда что-нибудь отмочишь! Артистка! Русских вам не хватило, что ли?

Скажите, ведь несправедливо? Я постеснялась задать ей тот же вопрос. По крайней мере, глядя на мою внучку, никто даже и не предположит, что её отец другой национальности… Тем более – другой расы.

Короче, поняв, что я в самом деле артистка и мне от этого никуда не деться, сшила себе богатый русский народный костюм, нарумянила щёки, и теперь так и «зажигаю» на рынке, торгуя матрёшками и всякой «хохломой».

– Какая вы красивая! Как неживая! – Пподходят две девушки, комментируют с восхищением мою внешность, мою экспозицию товаров и покупают себе шкатулки с хохломской росписью под украшения.

– Артисты приехали! – говорят какие-то деревенские простодушные пареньки, останавливаясь у моего прилавка. Болыне-то ряженых, кроме меня, на базаре нет, интересно! Глазеют, а потом приобретают узорные чётки.

– Это выставка или продаётся? – оторопел какой-то пожилой мужик.

– Цирк приехал! – радостно верещат дети, и просят родителей купить им деревянные свистки в форме птичек.

– Чудо в перьях! Людям делать нечего! – шипят с неодобрением проходящие старухи. Но потом покупают у меня расписные ложки.

– Старые времена возвращаются? – недоумевает задумчиво какой-то подслеповатый старичок и начинает вертеть в руках курительную трубку. Хотел когда-то такую, да не довелось встретить. А теперь хоть и не курит, всё-таки приобретает – во исполнение мечты.

– Ужас, ужас! – с расчетом, чтобы я услышала, комментируют зрелище две тётки. Почему старые женщины почти всегда злые? Так осенние мухи вдруг начинают кусаться.

– Красота! – говорят мужчины и стараются что-нибудь купить.

– Ой, можно с вами сфотографироваться? – спрашивает пара, приехавшая из Германии, и я узнаю в них супругов Антона и Эльзу Битнер – когда-то работали на одном заводе. Теперь они иностранцы, а я уличная торговка. И люди убеждаются, что уехали на новое место жительства не зря. Помню, как они мучительно сомневались – ехать ли – и как больно было им покидать Родину.

Теперь они, западные пенсионеры, путешествуют по всему миру по нескольку раз в год, были и в Париже, и в Лондоне, и в Риме, а я вот, бывшая их соотечественница, на жизнь вынуждена продолжать зарабатывать. Я тоже кое-где бывала, но не как туристка, а как челночница. Охотно фотографируюсь с Антоном Николаевичем и Эльзой, подходят сфоткаться и другие.

– Артистка с погорелого театра! – завистливо изрекают соседки-торговки, видя, как быстро у меня расходится товар. И на следующую ярмарку я тоже вижу их в самодельных костюмах, каких-то старых тряпках – кто во что горазд…

Но куда им до меня! Ведь они – любительницы в самодеятельном спектакле, а я – профессионал!

Артистка с многолетним стажем!