Секс, деньги, счастье и смерть: В поисках себя

Сексуальность: змея под ковром

В лондонской национальной галерее хранится шедевр Сандро Боттичелли, одного из выдающихся художников эпохи Возрождения, «Венера и Марс». В этой картине можно усмотреть аллегорию взаимоотношений между полами. Венера – это любовь и гармония, а Марс – война и распри. На картине Венера взирает на уснувшего после романтической интерлюдии Марса. Марс переживает посткоитальную «маленькую смерть», а богиня любви властвует над покоренным богом войны. Безоружный Марс погружен в глубокий сон, а озорные сатиры играют его брошенными доспехами.

Эта знаменитая картина иллюстрирует ситуацию «змеи под ковром» – противоречивые сигналы о сексуальном влечении, посылаемые мужчинами и женщинами. Марс, удовлетворив свои физические потребности, хочет только одного – спать, а Венера жаждет большего – может быть, разговора по душам? Боттичелли изобразил на голове Марса осиное гнездо, вероятно, символизирующее возможные серьезные и болезненные конфликты в отношениях. Несмотря на то, что эту картину можно интерпретировать как триумф «всеобъемлющей любви» (в лице Венеры) над жестокостью (Марс), невольно возникает вопрос, как долго продлится этот триумф – и, соответственно, отношения?

Интересно заметить, что, несмотря на частые мысли о сексе, мы стесняемся говорить о нем вслух. Даже самые близкие друзья почти не обсуждают эту тему, разве что какие-то общие моменты. Обратите внимание на то, что сексуальное влечение и сексуальное поведение – вовсе не одно и то же. Сексуальное влечение – это психологическое переживание, которое не всегда выражается в действии, хотя и ассоциируется с физической реакцией, поскольку половое возбуждение появляется само по себе, без нашего ведома.

Знаменитый французский писатель Виктор Гюго писал: «От устрицы до орла, от свиньи до тигра – все животные таятся в людях и каждое в отдельности – в отдельном человеке. А бывает и так, что даже несколько в одном. Животные суть не что иное, как прообразы наших добродетелей и пороков, блуждающие пред нашим взором призраки наших душ. Бог показывает их нам, чтобы заставить нас задуматься»^[7].

Довольно спорное утверждение, и наверняка специалисты по эволюционной психологии и психологии развития обратили бы наше внимание на ряд существенных различий между человеком и животным. Однако не надо забывать, что значительная часть исследований о сексуальном влечении человека основывалась на описании патологического поведения людей и на изучении животных, например, брачного поведения приматов. И хотя ряд исследователей считает, что поведение – слишком важная и сложная проблема, чтобы отдать ее на откуп только психологам, возникает вопрос: можно ли распространять на людей данные, полученные при исследовании животных? Можно ли объяснять человеческую сексуальность, основываясь на знаниях о сексуальности животных? Поведение человека, учитывая его длительный период взросления, гораздо сложнее, чем у животных. С точки зрения неврологии неоспоримым доказательством этого служит высокоразвитая кора больших полушарий у людей, которая играет основную роль в невероятно сложной деятельности мозга, включающей процессы памяти, внимания, восприятия и мышления, а также речь и сознание. Таким образом можно предположить, что сексуальное взаимодействие является частью человеческих взаимоотношений. К тому же нет никаких доказательств того, что животные могут возбуждаться от сексуальных фантазий. Что касается человека разумного, то ему для появления сексуального возбуждения не обязательно присутствие другого индивида. Как говорила актриса Софи Лорен: «Сексуальная привлекательность на 50 процентов состоит из того, что у вас действительно есть, и на 50 процентов из того, что у вас есть по мнению других людей».

Когда мы обсуждаем понятие «сексуальное влечение», то полагаем, что говорим об одном и том же. Однако в действительности существует множество самых разных операциональных определений влечения. С неврологической точки зрения сексуальное желание можно рассматривать как результат действия нейроэндокринных механизмов, переживаемый как спонтанное половое влечение. На мой взгляд, сексуальное влечение – это сильнейшее притяжение между двумя людьми, вожделение, пылкая страсть. Как правило, сексуальное желание проявляется в виде эротических мыслей, ощущений, фантазий или снов, полового влечения к окружающим, в сексуальной активности (в одиночку или с партнером) и повышенной чувствительности половых органов.

Сексолог Вирджиния Джонсон выдвинула идею «цикла полового ответа», то есть чередования физических и эмоциональных изменений при сексуальном возбуждении и участии в действиях по половой стимуляции, включая половое сношение и мастурбацию. Она описала четыре фазы сексуального отклика (возбуждение, плато, оргазм и разрешение).

Джонсон не включила в свою классификацию сексуальное влечение, поэтому другой исследователь сексуальных проблем, Хелен Каплан, расширила этот цикл, добавив в самое начало фазу полового влечения. Однако, судя по тому, что мы знаем о привязанности и любви, женские половые реакции не всегда соответствуют линейной модели. Это скорее движущийся по кругу, основанный на близости цикл с частичным наложением фаз и с нестрогим порядком.

Однако, как это ни удивительно, чувство влечения чаще возникает после секса, а не до него. Сексуальное возбуждение – не обязательно сознательный процесс, скорее наоборот. Когнитивный элемент, вносимый разумом в чувство желания, может быть вызван другим физическим или подсознательным стимулом. Многочисленные исследования показали, что под воздействием сексуальных образов вся двигательная система человека мгновенно приходит в действие. Фактически наше тело настраивается на секс прежде, чем мозг успевает нарисовать сладострастные образы.

Хотя некоторые сексологи применяют излишне механистический подход, рассматривая сексуальное влечение как внутреннюю мотивационную потребность (стимулирующую биологическую функцию выживания видов), большинство людей придерживается мнения, что все неврологические и биологические механизмы действуют под влиянием психологических факторов. Жажда секса – сложный психобиологический процесс, при котором половое влечение может ослабевать под воздействием таких факторов, как психические или соматические расстройства, болезни, возраст и переживание горя. Уровень гормонов, менструальный цикл, беременность, менопауза и прием лекарственных препаратов также играют значительную роль в его появлении и угасании. Кроме того, на когнитивный компонент сексуального влечения влияет желание быть любимым, чувствовать себя мужественным (или женственной), а также стремление доставить удовольствие партнеру.

Более того, запреты отцов церкви наглядно доказали, что человеческая сексуальность отличается от сексуальности животных еще и тем, что может подавляться табу. С начала времен нас буквально засыпают предписаниями и запретами, связанными с сексом. Но, хотя строгие табу действуют подавляюще, сексуальное влечение находит обходные пути. В человеческой деятельности очень важную роль играет фантазия, и в связанных с сексом запретах присутствует и положительный момент: возбуждение, возникающее от осознания того, что ты нарушаешь табу, только усиливает половое влечение. Заманчивость секса отчасти объясняется и связанным с ним риском. Как заметил однажды кинорежиссер и актер Мел Брукс: «С младенчества меня учили относиться к сексу как к чему-то грязному и запретному, и я думал, что он такой и есть. Но чем он грязнее и запретнее, тем большее возбуждение вызывает». Запретные вещи обладают невероятной притягательной силой. Масса порнографической литературы на тему сексуальных отношений между монахинями и священниками говорит о том, что людей чрезвычайно возбуждает торжество желания над табу. На самом деле – и даже очень часто – сексуальное влечение возникает именно на почве внутренних конфликтов и противоречий.

Роль новизны: «эффект Кулиджа»

Один из важнейших факторов сексуального влечения – это новизна. Ряд исследований выявили особую роль «эффекта Кулиджа» в сексуальном поведении человека. Возможно, вы слышали известный апокриф о том, как Джон Калвин Кулидж, тридцатый президент США, и его жена посетили ферму в Миннесоте. Проходя мимо птичьего двора и заметив, как единственный петух топчет одну из куриц, миссис Кулидж поинтересовалась, сколько раз в день тот выполняет свои супружеские обязанности. «Десятки раз, – ответил сопровождающий, – этот петух поистине отрабатывает свое содержание. Он очень старается». «Скажите об этом президенту», – попросила миссис Кулидж. Когда через некоторое время на птичий двор вошел президент, ему тоже рассказали о подвигах петуха. «Всегда с одной и той же курицей?» – уточнил он. «О, нет, каждый раз с новой». – «Скажите об этом миссис Кулидж».

Если в самом начале отношений сексуальное влечение в значительной мере определяет наше поведение, то с течением времени накал страстей, как правило, ослабевает. Для многих любовь с первого взгляда не является чем-то необычным; чудом мы считаем, когда два человека не отрывают глаз друг от друга на протяжении всей жизни.

Как правило, в начале отношений нам все кажется новым и волнующим. Это период исследования тел друг друга, время бурной страсти, когда сексуальное влечение не угасает ни на секунду. Однако яркий период завоевания заканчивается, и начинаются будни. Как ни странно, но возможность заниматься сексом в любое время приводит к тому, что его становится меньше. Как сказал один комик: «Ваш брак трещит по швам, если жена говорит, что вам надо только одно, а вы не можете вспомнить, что именно».

Привязанность

Актер Стив Мартин понимал это. Он говорил: «Мужчины, не занимайтесь сексом. Сначала будут поцелуи, а потом смотришь – и вы уже с ними (женщинами) разговариваете». Эти слова могли бы стать подписью к картине Боттичелли «Венера и Марс». Одного секса недостаточно: чтобы удовлетворить женщину, мужчина должен сделать нечто большее.

Как я уже говорил, половая жизнь человека гораздо сложнее, чем у животных. Теория привязанности пролила свет на психологическую динамику отношений между полами, по-новому определив роль сексуального поведения в контексте влечения. Считается, что для большинства людей секс – главная составляющая отношений, но на самом деле в большинстве случаев это верно только для начального периода близкого общения. В более зрелой связи секс играет роль далеко не первой скрипки. В то же время секс и привязанность составляют интересную пару. При помощи секса многие пытаются породить необходимое чувство взаимосвязи или создать его видимость. Как однажды заметила знаменитая американская актриса Мэй Уэст: «Секс – это чувства в движении». За годы работы я встретил немало людей, которые вели насыщенную сексуальную жизнь, но мечтали о сложных, длительных взаимоотношениях и более глубоком уровне близости и обязательств. Многие люди занимаются сексом исключительно ради удовлетворения потребности в состоятельности. Как призналась одна женщина: «Сейчас я поняла, что использовала свою вагину как рукопожатие!» Зачастую половой акт можно интерпретировать как своеобразное общение, что подводит нас к вопросу привязанности.

Индийская пословица гласит: «Как тело состоит из разных органов и конечностей, так и все живые существа должны зависеть друг от друга, чтобы выжить». Идея самодостаточности человека – не более чем иллюзия. Абсолютная независимость – чрезмерно упрощенная фантазия или, если быть более точным, заблуждение. Отсутствие общения с себе подобными приводит к физическим и психологическим расстройствам. В условиях полной изоляции мы вырождаемся. Учитывая наше эволюционное развитие и психологическую сущность, образ одинокого ковбоя, скачущего на коне в лучах заходящего солнца, – не столько вольнолюбивая фантазия, сколько иллюстрация психического расстройства. Более того, наша базовая потребность в привязанности способствует становлению нашей личности во взаимодействии с другими людьми. Мы социальные животные. Наша потребность в привязанности делает зависимость от другого индивида неотъемлемой частью человеческой сущности. Мы живем в мире связей и отношений, и в этом все дело.

Английский психолог Джон Боулби разработал теорию привязанности на основе работ по изучению страданий детей, разлученных с родителями. По этой теории главное, что нужно человеку, – это ощущение взаимосвязи с другими людьми. Только оно дает чувство безопасности. Боулби предположил, что привязанность – не что иное, как адаптационная реакция (связанная с младенческой беспомощностью) на отделение от основного опекуна, обеспечивающего поддержку, защиту и заботу.

Боулби отметил, что дети способны преодолевать огромные расстояния ради того, чтобы не разлучаться с родителями или воссоединиться с ними. Он открыл, что, если объект привязанности находится в зоне прямого доступа, ребенок чувствует себя в безопасности, испытывает больший интерес к окружающей среде, играет с другими и легко идет на контакт. Однако когда ребенок сомневается в доступности объекта привязанности, он начинает тревожиться и прилагает всевозможные усилия ради сохранения желаемого уровня физической или психологической близости с ним. Если ребенку это не удается, он впадает в отчаяние и уныние.

Исследования Боулби показали, что сохранение близости необходимо для выживания вида. Потребность в физической близости между матерью (опекуном) и ребенком возникла в ходе эволюции. В опасном и непредсказуемом мире заботливый опекун гарантирует выживание младенца. Это значит, что психологический и поведенческий сценарий человека формируется в раннем возрасте. И хотя Боулби в основном занимался изучением природы взаимоотношений в связке «ребенок – опекун», но при этом он считал, что паттерны (модели) привязанности сохраняются у людей на всю жизнь.

Американский психолог Мэри Эйнсуорт развила теорию Боулби, добавив концепцию «незнакомой ситуации». Она провела небольшой эксперимент, понаблюдав за поведением детей в возрасте от года до полутора в ситуации кратковременной разлуки с матерью. В зависимости от степени надежности привязанности, Эйнсуорт выделила три основных паттерна поведения. Большинство младенцев надежно привязаны к своим матерям. И хотя, оставаясь с незнакомыми людьми, они проявляли заметную обеспокоенность, когда их матери возвращались, они их бурно приветствовали, некоторое время не отходили ни на шаг, а потом продолжали исследовательскую и игровую деятельность. Эти младенцы демонстрировали здоровый паттерн привязанности благодаря отзывчивым матерям, быстро реагирующим на плач и другие сигналы, поступающие от детей.

Относительно неуверенную привязанность проявили 40 % участвовавших в исследовании малышей. Они приходили в крайнее волнение, когда мать покидала комнату. Но Эйнсуорт заметила интересную особенность: по возвращении матери они то тянулись к ней, то сердито отталкивали ее. Такое «смятение чувств», по мнению Эйнсуорт, объяснялась непоследовательным и непредсказуемым материнским поведением – от ласки до отталкивания, поэтому малыши не чувствовали себя в безопасности и почти не занимались исследованием окружающего мира.

Третью группу составили дети, демонстрировавшие неуверенный, избегающий стиль поведения. Когда мать покидала комнату, они не проявляли беспокойства и не искали близости с ней по ее возвращении. Но эти младенцы могли просто скрывать свои переживания. Хотя внешне они никак не проявляли своей привязанности, внутренне они пребывали в состоянии психического напряжения. Эйнсуорт заметила, что матери этих детей, как правило, отвергали все их попытки сблизиться.

Со временем связанные с этими тремя паттернами привязанности ожидания превращаются в самосбывающиеся пророчества. Став взрослыми, мы строим отношения с другими людьми на основе усвоенных в младенчестве сценариев взаимоотношений. От них зависит, как мы обрабатываем информацию, как воспринимаем мир, чего ждем от социальных контактов и как ведем себя в ситуациях взаимодействия. Паттерн привязанности переходит с нами во взрослую жизнь, предопределяя наше поведение в любовных связях и влияя на выбор партнера. Степень уверенности человека во взрослых отношениях во многом определяется его взаимоотношениями с опекуном в раннем детстве.

Разумеется, между детской и взрослой привязанностью есть большая разница. Во-первых, детские привязанности несимметричны: взаимоотношения детей со взрослыми нельзя назвать равными, поскольку ребенок больше зависит от старшего. А во-вторых, во взрослых привязанностях почти всегда присутствует сексуальный компонент.

Учитывая детские паттерны привязанности, мы понимаем, почему одни люди абсолютно уверены в своих партнерах и не боятся лишиться их поддержки и присутствия, а другие нет. Первые готовы к взаимозависимости, а вторые испытывают постоянную тревогу, сомневаясь в любви партнера и легко расстраиваясь или приходя в ярость, если им не отвечают взаимностью. Третьи же принимают безразличный вид, предпочитая быть независимыми от других и не желая, чтобы кто-либо зависел от них.

Взаимодействие по типу «мать – дитя» является базовой моделью паттернов, но с точки зрения психологии развития за этими двусторонними отношениями следует классический треугольник детства: мать – отец – ребенок. И то, как строятся взаимоотношения в этом треугольнике – как ребенок относится к одному или другому родителю, – также влияет на его будущие любовные связи. Кроме того, этот треугольник готовит почву для возможных патологических структур взаимоотношений, когда партнеры раз за разом настойчиво выбирают дисфункциональные модели поведения. Особенности взаимоотношений ребенка с родителями служат постоянным источником будущих любовных конфликтов. Как сказал Бернард Шоу: «Если не можете избавиться от скелета в шкафу, заставьте его станцевать». Каждая семья – это отдельная история, и каждая такая история заключает в себе как надежду, так и отчаяние.

При чем тут любовь?

Какое отношение к желанию имеет любовь? Понятия желания, секса и любви часто смешиваются, поскольку люди используют их как синонимы. Для многих секс и любовь – одно и то же. Но как я уже говорил выше, несмотря на то, что секс соединяет людей, для длительных взаимоотношений одного только физического притяжения недостаточно. Хотя секс подразумевает физическую близость, у него нет той эмоциональной глубины, которая характерна для любви. Любовь – это единение двух элементов влечения: привязанности и сексуального желания.

Великое множество людей написали о любви великое множество книг. Описывая непреодолимую, побуждающую силу любви, поэт Роберт Фрост писал: «Любовь – это непреодолимое желание быть непреодолимо желанным». Любовь часто сравнивают с помешательством. Когда мы влюблены, наши переживания затмевают все остальное. Как говорил французский математик и философ Блез Паскаль, «у сердца есть доводы, неведомые разуму». Другой философ, Фрэнсис Бэкон, сказал еще более прямолинейно: «Любить и быть мудрым – невозможно». Любовь заставляет совершать безумные поступки, немыслимые в обычном состоянии. Порой она изменяет нас до неузнаваемости. Она «кидает нас в объятья незнакомца»; она «ослепляет и оглушает»; и, наконец, она «превращает нас в дураков». Любовь выбивает нас из привычной колеи, и, как предостерегал древнеримский поэт Овидий, «она для бесстрашных сердцем». Критик и публицист Генри Менкен рассматривал любовь более цинично, называя ее «триумфом воображения над разумом». А американского кинорежиссера и актера Вуди Аллена занимала взаимосвязь любви и секса: «Любовь дает на все ответ, но пока ты ждешь этого ответа, секс поднимает довольно интересные вопросы». Его фильмы апеллируют к нашему стремлению по-быстрому затащить кого-то в постель, пока мы размышляем над тем, готовы ли к безумной любви. Совсем иное подразумевали под любовью отцы церкви. Они говорили о любви в жизни после смерти, а любовь «здесь и сейчас» порицали. Они не могли отличить сластолюбца от человека, томящегося от любви, в чем нет ничего удивительного, если принять во внимание церковный обет безбрачия.

Сластолюбец неразборчив в связях, в то время как влюбленный стремится к конкретному человеку. Если в любви люди могут сомневаться, то относительно секса все ясно – он либо есть, либо его нет. Некоторые считают, что мы просто пытаемся обуздать такой мощный и агрессивный стимул, как секс, называя его любовью. Циники говорят, что таким образом мы облекаем свои биологические потребности в красивую форму. Это отличный способ маскировки желания «быстрой любви» и потребительского подхода к отношениям, практикуемого слишком часто и слишком многими мужчинами, а также вполне действенный способ удержать партнера.

Когда мы влюблены, секс становится одним (и самым интимным!) из способов общения с партнером и выражения наших чувств. Секс – это язык тела, которым мы говорим о нежности и любви, обиде и негодовании, превосходстве и зависимости более конкретно, чем делаем это вслух, используя неизбежно абстрактные понятия и неудачные фразы. Когда мы влюблены, секс – нечто большее, чем целенаправленный способ получения удовольствия. Это путь к установлению прочных взаимосвязей.

Исследования подтверждают, что половая близость у людей редко является только физической. Сексуальная связь в первую очередь помогает нам познавать тела друг друга, но одновременно мы познаем и наши души. Некоторые женщины идут на секс по совершенно «несексуальным» причинам: они готовы исполнить любое желание мужчины ради того, чтобы удержать его, получить власть над ним. Однако эти женщины не понимают того, что эмоциональная привязанность делает их уязвимыми. Секс не обязательно порождает ответную эмоциональную привязанность со стороны мужчины. Хотя некоторые женщины полагают, что секс – самый надежный способ привязать к себе другого человека, это глубокое заблуждение. Как заметила знаменитая актриса Шэрон Стоун: «Женщины часто имитируют оргазм, а мужчины еще чаще имитируют отношения». Вуди Аллен же, которого можно считать специалистом в этом вопросе, выразился так: «Секс без любви – бессмысленный опыт, но среди других бессмысленных опытов – наиболее приятный».

Потребность во взаимопознании часто мешает разделить секс и любовь. Известный французский писатель Франсуа де Ларошфуко говорил: «Трудно дать определение любви; о ней можно лишь сказать, что для души – это жажда властвовать, для ума – внутреннее сродство, а для тела – скрытое и утонченное желание обладать, после многих околичностей, тем, что любишь». Если не брать в расчет сексуальную страсть, то психологический аспект любви для обоих полов является чрезвычайно сильной эмоцией власти, доминирования или обладания. Это особое состояние ума, в котором слово «мое» приобретает исключительное значение.

Любовь порождает чувство близости, заботы и истинного признания другого человека. Но как я уже говорил выше, привязывающие модели поведения помогают нам осознать суть страстной любви – поиска того, кто соединится с нами, вселив в нас чувство безопасности. Мы влюбляемся, когда формируются узы привязанности. Сохраняя установленную связь, мы продолжаем любить. Используя собственный набор эмоций, мы сигнализируем о потребности в отдалении и потребности в комфорте. Разумеется, все люди переживают любовь по-разному. Для одних любовь призрачна и постоянно нуждается в эмоциональной поддержке, для других становится своеобразной эмоциональной игрой, для третьих – следствием желания о ком-то заботиться. А циник, наподобие Сомерсета Моэма, будет придерживаться строго функционального подхода: «Любовь – всего лишь грязный трюк, который проделывают с нами исключительно для продолжения рода человеческого».